19
В Манси дело было вот какое – Какашка должен был меня сделать.
Майк сказал мне об этом по дороге. В общем, у него было какое-то «преимущество» передо мной, так что он должен был обязательно победить, а я, так как это был мой первый выход на ринг, должен был проиграть. майк сказал, что я должен знать об этом с самого начала и не слишком расстраиваться.
– Это смешно, – говорила Дженни, – чтобы человек назвался «Какашкой»!
– Так оно, наверно, и есть на деле, – сказал Дэн, стараясь ее немного отвлечь от грустных мыслей.
– Запомни, Форрест, – продолжал Майк, – это все показуха. Не расходись, Все должны остаться целы и невредимы. Какашка должен победить.
Ну, когда мы прибыли в Манси, там уже собралась большая толпа, чтобы поглазеть на реслинг. Одна схватка уже шла – Растение боролся с парнем, называвшим себя Животное.
Этот Животное был волосатым, как обезьяна, и на лице у него была черная маска. Первым делом этот тип сорвал с Растения его шлем в виде арбуза, и зашвырнул этот шлем на трибуны. Потом он схватил Растение за шею и трахнул его головой о стойку ринга. Потом он укусил его за руку. Мне стало даже немного жаль старину Растение – только тот сам был парень не промах. Например, он сорвал несколько листьев со своей раковины и начал втирать их в глаза Животному.
Тот заревел и начал метаться по рингу, протирая глаза, а Растение подкрался сзади и пнул его ногой по заднице. Потом он бросил Животное на канаты ринга, и обмотал его ими так, что тот не мог пошевельнуться, и начал колотить. Толпа просто визжала. орала «Растение!» и кидалась в них бумажными стаканчиками и тарелками. Растение приветственно поднял палец вверх. Мне даже стало занятно, чем же все это кончится, но Майк сказал, что нам пора идти в раздевалку и одевать костюм, чтобы бороться с Какашкой.
Только я надел свои памперсы и колпак, как кто-то постучал в дверь и спрашивает:
– ...чок здесь?
– Здесь, – ответил Дэн.
– Твой выход, давай! – говорит этот парень, и мы двинулись наверх.
Какашка уже ждал нас на ринге. Пока я шел по проходу, а Дэн катился за мной, он бегал по рингу кругами и корчил всякие гримасы, и черт меня побери, если в этом костюме он не был в самом деле похож на какашку! Ладно, забрался я на ринг, судья сводит нас вместе и говорит:
– Ладно, парни, я хочу видеть честную борьбу – без выкалывания глаз, ударов ниже пояса, царапанья и кусания, и прочего дерьма.
– Ага, – отвечаю я, а Какашка просто ест меня взглядом.
Ударил колокол, и мы стали кружить друг вокруг друга, наконец, он попытался достать меня ногой, но промахнулся, а я схватил его и бросил на канаты. И тут я понял, что он смазал себя какой-то слизью, из-за которой его было трудно удержать. Только я хочу схватить его за талию, как он вывернулся, как угорь, хочу схватить за руку, и тут он выворачивается, и только ухмыляется, глядя на меня.
Потом он разбегается, и явно метит мне головой в живот. Ну, я немного отошел, а он пролетел через канаты и шлепнулся в первом ряду. Все стали вопить и орать на него, но ничего, он снова выбрался на ринг, захватив с собой складной стул. С этим стулом он принялся гоняться за мной по рингу, а так как у меня не было ничего, чтобы защититься от стула, то я стал от него убегать. Но этот Какашка таки треснул меня стулом по спине, и должен вам сказать, это было довольно больно.
Тогда я попытался отобрать у него этот стул, но он треснул им меня по башке, а потом загнал в угол. Бежать было уже некуда. Тут он треснул меня по скуле, а когда я прикрыл ее, треснул по другой.
Дэн пристроился рядом с канатами и орал судье, чтобы тот забрал у Какашки стул, но бестолку. Какашка трахнул меня по голове стулом раза три-четыре, и я упал. Он вскочил на меня и принялся таскать за волосы, и бить головой об пол, а потом схватил за руку и принялся ломать мне пальцы. Я посмотрел на Дэна и спросил:
– Какого дьявола?!
А Дэн попытался пролезть через канаты, но Майк ухватил его за воротник и не дал пролезть. И тут внезапно ударил гонг, и я снова оказался в своем углу.
– Послушай, – говорю я Майку, – эта скотина пыталась меня убить, он бил меня стулом по голове. Мне придется с ним что-нибудь сделать.
– Тебе придется просто ПРОИГРАТЬ, – говорит мне Майк. – Он не собирается тебя калечить – просто работает на публику.
– Не очень-то это ПРИЯТНО, – говорю я.
– Просто продержись еще несколько минут, пусть он тебя положит на обе лопатки. Главное, ты помни, что за это поражение ты получишь пятьсот баксов
– за поражение, а не за победу.
– Но если он снова трахнет меня этим стулом, то я не знаю, что сделаю,
– говорю я ему. Я посмотрел в публику и заметил там Дженни. Она явно была огорчена. Я начал думать. что это и в самом деле было не самое лучшее решение.
Ладно, раздался гонг и я пошел на ринг. На этот раз Какашка попытался ухватить меня за волосы, но я увернулся и швырнул его на канаты, а потом ухватил за талию и поднял над собой, но он выскользнул из рук и шлепнулся на пол, и начал стонать и потирать задницу. Тут его секундант подскочил и дал ему какую-то штуку, напоминающую фомку с резиновым наконечником, и он принялся лупить меня по голове этой штукой. Ну, я выхватил ее у него и переломил о колено, а потом принялся гоняться за ним. Тут я увидел как Майк яростно мотает головой, и позволил Какашке сделать мне захват руки и завернуть ее за спину.
Этот сукин сын чуть не сломал мне руку! Потом повалил меня на пол и принялся лупить по голове локтем. Я видел, что Майк улыбается и одобрительно кивает головой. Потом Какашка начал бить меня по ребрам и по животу, а потом снова схватил кресло и начал бить меня по голове, загнал у угол и тут я ничего уже не мог ему сделать.
Я просто улегся там, а он уселся мне на голову, и судья досчитал до трех, и все кончилось. Какашка поднялся, посмотрел на меня и плюнул мне в лицо. Это было так противно, и я не знал, что теперь делать, поэтому просто заплакал.
Какашка торжествующе отплясывал на ринге, а Дэн подкатился ко мне и принялся вытирать мне лицо полотенцем, а потом появилась Дженни, и начала меня обнимать и тоже заплакала, а толпа бесновалась и швыряла на ринг всякое барахло
– Хватит, давай убираться отсюда, – сказал Дэн, и я поднялся на ноги. Какашка показал мне язык и корчил гримасы.
– Правильно тебя назвали, – сказала ему Дженни, когда мы уходили с ринга. – Ты и в самом деле настоящее дерьмо!
Впрочем, она могла сказать то же самое и обо мне.Никогда в жизни я еще не переживал
подобного унижения!
По дороге в Индианаполис мы все трое угрюмо молчали.
– Форрест, ты сегодня был в ударе, – сказал, наконец, Майк. – особенно, когда заплакал в конце. Публика это просто обожает!
– Это было всерьез. – заметил Дэн.
– Да ладно, – откликнулся Майк. – Все равно кто-то должен был проиграть. И вот что я тебе скажу – в следующий раз Форрест обязательно выиграет. Ну, что ты на это скажешь?
– Следующего раза не будет, – сказала Дженни.
– Но ведь он сегодня неплохо заработал? – спросил Майк.
– Пятьсот долларов за то, что его смешали с дерьмом – ничего хорошего,
– сказала Дженни.
– Но это же был его дебют! Вот что, в следующий раз цена будет уже шестьсот долларов.
– А как насчет тысячи двухсот? – спросил Дэн.
– Девятьсот, – ответил Майк.
– А почему бы ему не выходить в плавках? – спросила Дженни.
– Потому, что публике это нравится, – ответил Майк. – Это наиболее привлекательная часть его образа.
– Ну, а ты как бы себя чувствовал, если бы тебе пришлось надеть что-то подобное? – спрашивает его тогда Дэн.
– Ну, я же не идиот, – ответил Майк.
– Заткни свою пасть! – говорит Дэн.
В общем, Майк сдержал свое слово. Во второй раз я боролся с парнем по имени «Овод». У него был костюм с таким хоботом, как у мужи, и маска с огромными очками. Я швырнул его на ринг и уселся ему на голову, и заработал свои девятьсот баксов. А в публике кто-то заверещал: «Ура ...чку! Ура ...чку!» В общем, все прошло не так уж плохо.
В третий раз я боролся с Феей, и мне даже разрешили трахнуть его по башке его же волшебной палочкой. Ну и после этого было еще много парней, так что мы с Дэном смогли отложить пять тысяч долларов на то, чтобы начать разводить креветок. Но вот что я вам должен сказать: публика меня полюбила. Женщины писали мне письма, а в магазинах начали продавать дурацкие колпаки, как у меня. Выхожу я иногда на ринг. а в публике сидят с сотню человек в таких же колпаках, как у меня, и подбадривают меня. От этого становилось гораздо приятнее на душе, понимаете?
С Дженни у нас тоже сложились очень хорошие отношения, за исключением вопроса о моем участии в реслинге. Каждый вечер, когда она возвращалась с работы, мы готовили ужин, и сидели вместе с Дэном в гостиной, обсуждая наш бизнес по разведению креветок. Мы решили поехать в родные места Баббы и арендовать часть болота на берегу Мексиканского залива, купить сетку, и небольшую лодку, чтобы кормить с нее креветок, пока они растут. ну и другие вещи. Дэн сказал, что нам нужно будет пристроиться где-то жить, ну и покупать еду и прочее, пока дело не начнет давать прибыль. Он сказал, что пяти тысяч долларов на первый год хватит – а потом мы сможем жить на доходы от креветок.
Проблема заключалась в Дженни. Она сказала, что раз мы уже заработали пять тысяч, почему бы нам не упаковаться и не ехать туда? В общем, это было разумно, только, по правде говоря, я еще не был готов уезжать отсюда.
Понимаете, с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале Оранжевой лиги. у меня не было ощущения, что я делаю что-то важное. Ну разве что, когда я играл в пинг-понг в Китае, да и то только пару недель. А теперь каждую субботу я слышал, как люди хвалят меня. Именно МЕНЯ – идиот я или кто там еще.
Слышали бы вы, как они вопили, когда я сделал большого Жернова, который вышел на ринг, оклеив тело стодолларовыми бумажками. А потом был «Удивительный Эл» ил Амарилло, и я сделал его при помощи бостонского захвата, и получил звание чемпиона Западных штатов. А потом, я боролся Гигантом Джуно, он весил почти двести килограмм, и на нем была леопардовая шкура, а в руке – картонная дубинка.
Но вот однажды вечером приходит Дженни с работы и говорит мне:
– Форрест, нам нужно поговорить.
Мы пошли на улицу, пристроились у небольшого ручья, и она мне говорит:
– Форрест, мне кажется, ты слишком увлекся этим реслингом.
– Что ты имеешь в виду? – удивился я, хотя чувствовал, к чему она ведет.
– Ты знаешь. что мы заработали уже почти десять тысяч долларов, это почти вдвое больше, чем нужно для разведения креветок, по подсчетам Дэна. И я хочу тебя спросить – неужели тебе нравится каждую субботу выходить на ринг и строить из себя дурака?
– Но я вовсе не строю из себя дурака! – возразил я. – Просто я должен радовать моих болельщиков. Ведь я теперь очень популярен! Нельзя же вот так все бросить и уехать.
– Это все чушь, – говорит Дженни. – Кого ты называешь «болельщиками» и что такое эта твоя «популярность»? Те, кто готовы платить за это отвратительное зрелище – просто дебилы. Подумать только, взрослые мужчины выходят на сцену в раковинах и делают вид, что калечат друг друга! Стоит только подумать, как они себя при этом называют – «Растение»! «Какашка»! – и в конце концов, ты, «...чок»!
– Ну и что ту плохого? – спросил я.
– Как ты думаешь, что я должна переживать, когда я знаю, что мой парень, которого я люблю, прославился в качестве «...чка» и каждую субботу выставляет себя на потеху – даже по телевизору!
– Но ведь за это неплохо платят, – говорю я.
– Черт с ними, с деньгами, – говорит Дженни. – мне не нужны эти долбанные деньги!
– Неужели есть такие люди, которым не нужны лишние деньги? – недоуменно спросил я.
– Только не такой ценой, – говорит Дженни. – Я хочу сказать, что пора нам найти себе место, где мы могли бы жить спокойно, а ты мог бы найти хорошую работу – ну, например, этот креветочный бизнес. Мы купили бы маленький домик, с садом и собакой, и даже, может быть, завели бы детей. Лично мне хватило той славы, которую я получила в «Треснувших яйцах», и ничего хорошего из этого, кстати, не вышло. Я не стала счастливой. Мне уже почти тридцать пять лет, и мне уже хочется спокойной жизни….
– Ладно, – говорю я, – мне кажется, что все-таки МНЕ принадлежит последнее слово – продолжать мне что-то делать, или не продолжать. Я же не собираюсь заниматься этим всю жизнь – просто сейчас оказалось самое подходящее время.
– Ладно, а я тоже не собираюсь болтаться тут и ждать, пока тебе надоест, – сказал Дженни. Только я тогда не поверил, что она это всерьез.
20
После этого я провел еще пару матчей, и само собой, оба выиграл. И вот звонит как Майк мне и Дэну из своего офиса, и говорит:
– Парни, на этой неделе нужно будет встретиться с Профессором.
– Кто это еще такой? – спрашивает Дэн.
– Он из Калифорнии, – говорит Майк, – там считается очень крутым. Тоже метит на звание Чемпиона Запада.
– Я готов, – говорю я.
– Но вот какое дело. парни, – говорит Майк. – На этот раз ты, Форрест, должен будешь поддаться.
– Поддаться? – говорю я.
– Поддаться, – отвечает Майк. – Понимаешь, ты уже давно выигрываешь. месяц за месяцем. Неужели неясно, что пора бы и проиграть, чтобы поддержать немного популярность?
– С чего это?
– Очень просто. Публика любит несчастненьких. А когда побеждаешь после поражения, ты смотришься гораздо лучше.
– Мне это дело не нравится, – говорю я.
– Сколько ты платишь? – говорит Дэн.
– Два куска.
– Мне это не нравится, – говорю я.
– Два куска – это куча денег, – говорит Дэн.
– И все-таки мне это не нравится, – говорю я.
Но мне пришлось согласиться.
В последнее время Дженни вела себя как-то странно. Но я решил, что все дело в нервах. А потом она приходит домой и говорит:
– Форрест, я на пределе. Пожалуйста, не ходи туда и не борись.
– Но я должен, – говорю я. – К тому же, все равно мне придется поддаться.
– Поддаться? – спрашивает она. Я объяснил ей идею майка, а она отвечает:
– Какая гадость, Форрест, это просто ужасно!
– Это мой мир, – отвечаю я ей – вроде это соответствовало моменту.
Ладно, через день-другой приходит Дэн домой и отзывает меня для разговора.
– Форрест, мне кажется, я нашел решение всех наших проблем.
Что же он такое нашел, спрашиваю я его.
– Мне кажется, – говорит Дэн, – пора нам сматывать удочки и кончать с этим делом. Я знаю, что Дженни это все не по вкусу, и если мы уж решили начать разводить креветок, то пора этим заняться. Кроме того, я придумал, как нам сделать кучу денег на этом.
– То есть? – спросил я.
– Я тут в городе потолковал с одним парнем… букмекером. Он говорит, что прошел слух, что ты собираешься поддаться Профессору.
– Ну и? – говорю я.
– А что, если ты победишь?
– Как это?
– Начистишь ему физию.
– Тогда будут проблемы с Майком, – говорю я.
– И хрен с ним, – говорит Дэн. – Слушай, дело тут вот какое. Предположим, мы поставим наши десять тысяч на победу? Один к двум? Ты чистишь ему физию и мы получаем двадцать кусков.
– Но у меня будут проблемы, – говорю я.
– Мы получим двадцать кусков и свалим из города, – говорит Дэн. – Представляешь, что мы сможем сделать с двадцатью кусками? Мы не только купим этот креветочный бизнес, но и самим еще останется. Мне тоже кажется, что пора завязывать с этим реслингом.
Вот, думаю я, а Дэн ведь все-таки мой секундант, и думает как Дженни. Двадцать кусков – это действительно совсем неплохо.
– Ну, что ты думаешь? – говорит Дэн.
– Ладно, – говорю я, – идет!
Настал день драки с Профессором. Майк подъехал к нашему дому. и засигналили, поторапливая нас. Я спросил Дженни, готова ли она.
– Я не пойду, – отвечает она, – по телевизору посмотрю.
– Но ты должна поехать, – говорю я, и прошу Дэна объяснить ей, зачем это нужно именно сегодня.
Дэн объяснил ей, каков наш план. и что кто-то должен отвезти нас в Индианаполис после того, как я сделаю этого Профессора.
– Мы же не в состоянии вести машину, – говорит он, – а нам нужно будет убраться оттуда как можно скорее, вернуться сюда, забрать двадцать кусков у букмекера, и слинять из города.
– Нет, я не желаю иметь ничего общего с вашими делами, – говорит Дженни.
– Но ведь двадцать кусков! – говорю я.
– К тому же это просто нечестно, по отношению к Майку – отвечает она.
– Ну, уж что касается нечестности, то он только этим и существует, – говорит Дэн. – Он заранее планирует, кому поддаться, кого победить.
– Я не иду, – сказала Дженни, а Майк снова сигналит, и тогда Дэн говорит:
– Ладно, мы пошли. Мы заедем за тобой, когда все кончится, так или иначе.
– Вам, ребята, должно быть стыдно, – говорит нам Дженни.
– Ну, когда речь идет о двадцати штуках, нечего строить из себя чистюлю, – бросил Дэн.
В общем, мы отъехали.
По дороге в Форт Уэйн я большей частью молчал, потому что меня немного напрягало то, как мы собирались поступить со стариной Майком. Все-таки он хорошо ко мне относился, хотя с другой стороны, как объяснил мне Дэн, Майк неплохо на мне наварился, так что получится у каждого своя игра.
Когда мы приехали, первый матч уже начался – Фея делал отбивную котлету из Гиганта Джуно. Потом должна была состояться командная встреча между женщинами. Мы прошли в раздевалку, и я переоделся в памперсы и колпак. Дэн попросил кого-то позвонить в такси, чтобы прислали машину, и чтобы эта машина стояла у входа с включенным мотором, так что мы смогли бы стазу сбежать.
Вот в мою дверь постучали – пора выходить. Мы с Профессором были героями дня.
Когда я вышел на ринг, Профессор был уже там. Оказалось, это маленький такой худой парень с бородкой и в очках, на нем была черная мантия и квадратная шапочка. Действительно, черт его раздери, вылитый профессор! Я твердо решил показать ему, где раки зимуют.
Ну ладно, взбираюсь на ринг, а комментатор объявляет: «Леди и джентльмены!» Публика завопила, а он продолжает: «Мы рады представить вам нашу главную пару – основных претендентов на титул чемпиона Профессиональной североамерианской ассоциации реслинга – Профессор против ...чка!»
Публика снова завопила, и даже нельзя было понять – то ли они рады, то ли злятся. Да это неважно – ударили в гонг и матч начался.
Профессор снял свою мантию, очки и шапку, и принялся кружить вокруг меня, грозя мне при этом пальцем, словно я в чем-то провинился. Я попробовал провести захват, но он все время выскакивал и все грозил мне пальцем. Так шло несколько минут, а потом он ошибся – забежал мне за спину и попытался пнуть ногой, и тут-то я его поймал и швырнул на веревки. Он отскочил от веревок, словно мячик и понесся прямо на меня, а я его схватил и только собирался трахнуть об пол, как он вдруг вывернулся и не успел я оглянуться, как он оказался в своем углу, и вдруг появляется уже с большой линейкой в руках!
Сначала он хлопал ей по ладони, словно готовился меня отстегать. но вместо этого, когда я уже изловчился его схватить, как засветит мне этой линейкой в глаз, словно желая его выковырять! Ну и ощущение, доложу я вам – от боли я света не взвидел, отступил, пошатнулся и рухнул. Тут он наклоняется и что-то сует мне в памперсы – и тут же я понял что именно – муравьев! Бог знает, где он их держал, только они начали так сильно кусать меня, что я просто взвыл от боли.
Дэн мне кричит, чтобы я с ним кончал, но попробуйте это сделать, когда у вас в трусах кишат муравьи! Тут прогремел гонг – конец первого раунда, и я вернулся в угол, и мы начали вместе с Дэном вылавливать муравьев.
– Это грязный трюк, – говорю я.
– Ладно, только побыстрее с ним кончай, – говорит Дэн, – нам не нужны неожиданности.
Во втором раунде Профессор выходит из угла и начинает корчить мне рожи. Только он подошел на близкое расстояние, как я его схватил, поднял над головой и принялся вращать, как пропеллер.
Я прокрутил его раз пятьдесят, чтобы увериться, что у него уже голова закружилась. а потом зашвырнул его как можно дальше в публику. Он приземлился где-то в пятом ряду, прямо на колени пожилой даме, вязавшей свитер, и она принялась колотить его зонтиков.
Проблема была в том, что этот «пропеллер» и на меня тоже подействовал. Вокруг меня все кружилось, но я решил. что это скоро пройдет, а с Профессором дело покончено. Вот тут я ошибался.
Я уже почти очухался от головокружения, как чувствую, что-то меня схватило за лодыжки – гляжу вниз, а это Профессор приполз из зала, и притащил с собой клубок шерсти, позаимствованный у той самой пожилой дамы. И теперь он опутывает мне ноги этой самой шерстью!
Я начал было высвобождаться, а он носится вокруг меня, и обматывает шерстью, как мумию какую. Так что скоро он обмотал меня целиком и я не мог ни рукой ни ногой двинуть. Тут Профессор завязал на мне маленький такой бантик из остатков шерсти, встал передо мной и поклонился – словно фокусник, когда ему удается трюк.
Потом он вдруг прыгнул в свой угол, и притащил оттуда какую-то толстенную книгу – похоже на словарь – и снова поклонился. А потом принялся лупить меня этой книгой по голове. Я просто ничего не мог поделать. После дюжины ударов я просто отключился. И словно сквозь сон я слышал, как публика взревела, а Профессор уселся на меня и принялся щипать – он победил!
Майк и Дэн поднялись на ринг, и принялись распутывать шерсть, которой я был опутан.
– Потрясающе! – говорит Майк, – просто потрясающе! Я и сам бы не смог придумать ничего эффектнее!
– Заткнись, – говорит Дэн. Потом поворачивается ко мне и говорит:
– да, положение лучше не придумаешь – Профессор тебя перехитрил!
Я ничего не ответил. Я чувствовал себя полным ничтожеством. Все рухнуло, и самое главное, что я понял – никогда больше я не выйду на ринг.
Так что спасительное такси нам не понадобилось, и Майк отвез нас с Дэном в Индианаполис. По дороге он не переставая нахваливал меня, и говорил, что теперь я снова могу побеждать, и заработаю кучу денег.
Когда он подъехал к квартире Дженни, он передал Дэну конверт с двумя тысячами долларов – мой гонорар за матч.
– Не бери, – сказал я Дэну.
– Что такое? – удивился Майк.
– Слушай, – говорю я, – мне нужно кое-что тебе объяснить.
И тут вмешался Дэн:
– Он хочет объяснить тебе, что больше не собирается бороться.
– Вы что, ребята. шутите? – поразился Майк.
– Мы не шутим, – отвечает Дэн.
– Ладно, что случилось? – спрашивает Майк. – Форрест, что происходит?
Но прежде я смог что-то ответить, снова вмешался Дэн:
– Сейчас он не будет об этом говорить.
– Ладно, – говорит Майк, – мне кажется, я понял. Вы, парни. выспитесь получше, а утром я позвоню, и мы вернемся к этому разговору, идет?
– Идет, – ответил Дэн, и мы вышли из машины. Когда Майк уехал, я говорю:
– Не надо было тебе брать эти деньги.
– Знаешь, это все, что у нас сейчас осталось, – говорит он. Все остальное пропало – только теперь я это сообразил.
Мы поднялись в свою квартиру, и вот те на! – а Дженни там нет. И вещей ее тоже нет, она оставила только нам несколько чистых простынь и полотенец, тарелок и кастрюль. А в гостиной на столе лежала бумажка. Дэн первый ее обнаружил и прочел мне вслух. Письмо гласило:
Дорогой Форрест!
Я больше не в состоянии это переносить. Я пыталась тебе объяснить, что я чувствую, только тебе было все равно. А то, что вы собираетесь сделать сегодня вечером, особенно отвратительно. это просто нечестно. и я боюсь, что после этого я больше не смогу с тобой жить.
Возможно. это частично моя вина, просто настало время, когда мне захотелось оседлой жизни. Мне хочется обзавестись семьей, домом и ходить по воскресеньям в церковь. Форрест, мы знакомы с первого класса, то есть почти тридцать лет, и я видела, как ты вырос, стал красивым и сильным. И когда я поняла, что я в самом деле тебя люблю – когда ты приехал в Бостон – я решила, что я самая счастливая женщина в мире.
А потом ты стал слишком много курить травы, и ты заигрывал с этими девицами в Принстауне, но даже после этого я продолжала тебя любить и очень обрадовалась, когда ты приехал в Вашингтон, на ту демонстрацию.
Потом тебя запустили в ракете, и ты пропал на четыре года. Мне кажется, что за это время я переменилась – у меня уже не осталось никаких радужных надежд, и мне казалось, что я бы удовольствовалась самой простой жизнью. Где угодно. И вот настало время отправиться на поиски этой жизни.
Форрест, ты тоже изменился. Не думаю, что ты можешь тут что-то изменить, ведь ты всегда был «особенным», но только мы перестали быть близкими людьми.
Сейчас, когда я пишу это письмо, мне так горько, что я плачу. И все-таки мы должны расстаться. Пожалуйста, не пытайся меня искать. Желаю тебе счастья, дорогой мой – прощай.
С любовью – Дженни.
Дэн передал письмо мне, но я выпустил его из рук, и оно упало на пол, а я так и стоял посреди комнаты, словно парализованный. Пожалуй, впервые в жизни я ощутил, каково это – чувствовать себя полным идиотом.