Глава 18
Поднятый по тревоге отряд бойцов под командованием капитана Муньиса скакал туда, где горели ранчо и гибли ни в чем не повинные люди.
По дороге им встретился обоз, везущий раненых бойцов, и среди них Энрике узнал своего друга Хименеса.
- Ты будешь жить! Росаура тебя вылечит! - сказал он Хименесу, но тот слабым голосом пробормотал:
- Мы в раю?
- О чем ты, друг? Мы живы!
- Но разве ты не погиб? - спросил изумленный Хименес. - Я сам слышал это от генерала и сказал сеньоре Марии...
- Боже мой, она тоже об этом узнала! - ужаснулся Энрике.
- Да, бедняжка потеряла сознание, когда услышала про твою гибель.
- Ладно, Хименес, поговорим обо всем потом, - сказал Энрике. - Я должен торопиться. Меня ждет бой.
Поцеловав Хименеса в щеку, он поскакал дальше и вскоре наткнулся на труп Адальберто.
- Какое несчастье! - повторял Энрике, копая могилу для человека, который был его другом. - Адальберто! Как же так?.. Проклятые дикари!..
Приказав солдатам сколотить деревянный крест, он сам вырезал на нем имя и фамилию покойного. Затем, молча постояв у холмика, над которым высился крест, двинул свое войско дальше.
Путь их пролегал через «Эсперансу», и Браулио сразу же узнал капитана Муньиса.
- У нас такая беда! - бросился он к капитану.
- Теперь вы будете защищены, - сказал Энрике.
- Но мертвых уже не воскресить, - вздохнул Браулио. - Хулиана погибла, и сеньор Адальберто!..
- Да, я знаю, - тоже вздохнул Энрике. – Я сам его похоронил.
- Хорошо, хоть я успел спасти госпожу, - продолжил Браулио, и Энрике взволнованно воскликнул:
- Мария здесь?
- Нет, капитан. Я говорю о сеньоре Виктории. Индейцы убили ее ребенка и мужа – сеньора Адальберто.
- Вот, значит, как? - в раздумье произнес Энрике, - Виктория и Адальберто... Отведи меня к ней, Браулио.
- Да, конечно, - засуетился тот, - только вы будьте поосторожней с нею. Она не в себе. Я боюсь за ее рассудок.
Однако войдя в комнату Виктории, они ее там не обнаружили. И во всем - имении не нашли ее.
- Что же с нею теперь будет? - плакал, не стыдясь своих слез, Браулио. - Нельзя было оставлять ее одну!.. Что я скажу сеньоре Асунсьон? Не уберег я молодую госпожу, не уберег!..
Энрике велел солдатам прочесать окрестности, но Виктория уже ушла слишком далеко от имения. Безумие вело ее к тому месту, где она оставила Адальберто. И, увидев свежую могилу, она не сразу поняла, кто здесь захоронен. Долго вглядывалась в буквы, вырезанные на кресте, и не могла сложить их в слова.
Наконец ее сознание чуть-чуть прояснилось, она прочитала надпись на кресте. С плачем бросилась обнимать сырой земляной холмик, причитая над своей несостоявшейся любовью и не видя никакого просвета в будущем.
Обессилев от рыданий, долго еще лежала Виктория рядом с могилой Адальберто, а затем встала в полный рост.
- Прощай, мой дорогой друг, - вымолвила она потрескавшимися губами. - Какой-то добрый человек похоронил тебя здесь. А где мой сын? Где наш маленький Адальберто?.. Господи, почему Ты так жесток со мной? Почему не дал мне хотя бы взглянуть на него в последний раз? Никогда Тебе этого не прощу! Слышишь, никогда!
Послав это страшное проклятие Всевышнему, она вновь побрела по степи - без цели, без дороги, пока не прибилась к пьяным бродягам, которые напоили ее вином и согрели у своего костра.
А затем один из них увел захмелевшую, полубезумную Викторию в придорожную хижину и воспользовался этой нечаянной добычей по своему разумению.
Горько заплакала Асунсьон, приехав с Шанке в «Эсперансу» и узнав, какая беда свалилась на ее любимую племянницу.
- Бедная Виктория! Она была беременна... Вот почему они с Хулианой ушли. Ты теперь все понял, Шанке? Они не хотели мешать нашему счастью. А я!.. Я... Слепая ...! Не почувствовала, как нужна Виктории. Где она теперь?
Прощаясь с безутешной Асунсьон, Энрике клятвенно пообещал ей, что отомстит виновным за содеянное зло.
- А вы знаете, кто во всем этом повинен? - бросила ему в сердцах Асунсьон, и эти ее гневные слова долго еще звучали в ушах Энрике.
Вернувшись в свой форт, Энрике еще успел проститься с Хименесом, который умер у него на руках.
- Прости, я не сумела его спасти, - сказала горестная Росаура.
- Не казни себя, - обнял ее Энрике. - Не ты повинна в том, что гибнут люди, что я потерял сразу двух своих друзей, что молодая женщина, девочка, которую я знал веселой и жизнерадостной, обезумела от горя и бродит где-то по степи... Господи, что же мы все натворили? Когда придет конец этому кровопролитию?!
Для Гонсало наступили весьма ответственные дни. Он ни на шаг не отходил от Марии, боясь упустить момент родов. И когда они, наконец, начались, решительно приступил к осуществлению своего изуверского плана.
Прежде всего, ему надо было выставить из дома тестя - под любым предлогом. И он сказал Мануэлю, что того будто бы вызывает к себе депутат Байгоррия.
- Но не могу же я сейчас оставить Марию, - возразил Мануэль.
- Не волнуйтесь, Доминга уже пошла за доктором, - успокоил его Гонсало. - А Байгоррии я пообещал, что вы приедете к означенному часу.
Обязательный Мануэль не мог подвести зятя и поступил в соответствии с расчетом Гонсало - уехал, доверив дочь ее опасному супругу.
Доминга же не дошла до доктора Падина: по дороге на нее напали бандиты и, ударив тяжелым предметом по голове, оттащили старую няньку в глухое место.
А тем временем в доме Оласаблей появилась повитуха Рамона и, передав Гонсало завернутую в одеяльце дочь Маргариты, занялась роженицей.
Гонсало с нежностью глядел на девочку, говоря ей:
- Клянусь, ты будешь богата и счастлива. Я, твой отец, не пожалею для этого сил. Никого не пощажу, только бы ты, моя доченька, была здорова и жила в роскоши. Потерпи немножко, скоро я представлю тебе твою маму.
Он старался не слушать, как за стеной стонала и кричала Мария, как мучилась она, рожая другого ребенка, отцом которого тоже был Гонсало. Того, другого, ребенка он считал чужим и недостойным жить на белом свете. Головорезы Бенито затаились наготове, ожидая только сигнала от дона Линча.
Марии же, по плану Гонсало, отводилась другая роль: он великодушно даровал ей жизнь - в обмен на то, что она, именно она, вырастит его дочь. Единственную, как он полагал, его дочь.
А между тем в соседней комнате Рамона уже приняла на руки младенца, рожденного Марией. Это была тоже девочка - хорошенькая, похожая на мать, беззащитная.
Но при виде этого, ни в чем не повинного ребеночка, Гонсало остался холоден и жесток. Сердце его не дрогнуло, не подсказало ему, что он отправляет на смерть свою собственную дочь.
Быстро передав Рамоне девочку Маргариты, он сунул ребенка Марии в руки Бенито, дожидавшегося на лестнице.
- Отнеси ее пока в дом к Рамоне.
- А может, сразу... того... - предложил Бенито.
- Ну не здесь же! - вскипел Гонсало. - И вообще, подожди с этим. Дай довести дело до конца.
Почему он сказал так? Почему велел повременить с убийством своей второй дочери?
Если бы Гонсало задал себе этот вопрос тогда, то, наверное, ответил бы, что поступил так из суеверия. Боялся взять на душу еще больший грех, пока Мария не увидела девочку Маргариты и не признала ее своей дочерью. Боялся, что материнское сердце отторгнет чужое дитя, и тогда... Он даже представить боялся эту страшную картину.
Но Мария, когда ей поднесли чужого ребенка, не почувствовала подмены - улыбнулась, прижала девочку к себе и прошептала:
- Доченька моя! Слава Богу...
В этот момент как раз вернулся взволнованный Мануэль, и Гонсало со счастливой улыбкой предъявил ему новорожденную внучку.
Растроганный Мануэль едва устоял на ногах от счастья.
- Я хочу назвать ее Лусией, - слабым голосом вымолвила Мария.
- Что ж, по-моему, прекрасное имя! - согласился Гонсало.
Мануэль был того же мнения. Когда волнения немного улеглись, Мария вспомнила о Доминге:
- Где она? Я хочу ее порадовать.
Встревоженный отсутствием Доминги, Мануэль пошел искать ее по дому и внезапно увидел Консепсьон, которая буквально тащила на себе старую негритянку.
- Боже мой! Что случилось? - испуганно воскликнул Мануэль.
- Я нашла ее тут неподалеку, - пояснила Консепсьон. - Она ползком пыталась добраться до дома.
Гонсало тоже вышел в гостиную и замер, увидев Домингу.
- Что с тобой? - подхватив ее на руки, спросил он.
- На меня напали какие-то бандиты, - с трудом выговаривая слова, ответила она.
- Ты запомнила их лица?
- Нет. Они подкрались сзади.
- Сейчас я помогу тебе, ты ляжешь в постель, - облегченно вздохнув, сказал Гонсало, - а Консепсьон сбегает за врачом. Мы выходим тебя, и ты еще будешь нянчить маленькую Лусию.
- Уже родилась? Девочка? - просияла улыбкой Доминга.
- Да, все в порядке, Мария тоже здорова! - радостно сообщил Мануэль.
- Ну, теперь я уж точно не помру, - весело заявила Доминга.
Гонсало очень нервничал, оттого что никак не мог уйти из дома - то надо было дожидаться приезда врача, потом ждать, пока тот осмотрит Домингу, потом пришлось из вежливости попить с ним чаю. А тут еще и Мануэль долго не мог угомониться - все обсуждал с зятем будущее своей внучки.
Гонсало же при этом не находил себе места: ему вдруг пришло в голову, что Маргарита, очнувшись и не увидев рядом с собой ребенка, может натворить немало бед.
Поэтому он, как только представилась возможность, тайком улизнул из дома и помчался не к Бенито и Рамоне, а прежде всего к Маргарите.
Она действительно уже обнаружила пропажу и, несмотря на то, что была очень слаба, порывалась идти к Гонсало, искать своего ребенка. Сиделке, присматривающей за Маргаритой, с трудом удавалось ее удерживать.
- Слава Богу, вы пришли, - сказала Гонсало сиделка. - Еще чуть- чуть, и я бы с нею не справилась. Откуда в ней только силы взялись!
- Где моя девочка? - истерично закричала Маргарита, увидев Гонсало. - Куда ты ее унес? Что ты с нею сделал?
- Я отвечу, но прежде ты должна успокоиться, - строго произнес Гонсало.
Успокоиться Маргарита не могла: тревога за дочь не покидала ее. И тогда Гонсало, больше не щадя ее, прямо сказал, что девочка умерла.
- Нет, ты врешь! Я не верю тебе! Она жива! - неистово заголосила Маргарита.
- Я только что похоронил нашу дочь, - твердо молвил Гонсало.
- Не верю! Покажи мне могилку. Придем туда сейчас же!
- Этого я тебе не скажу, - безжалостно заявил он. - Мне не нужна женщина, которая каждый день будет ходить на кладбище и рыдать там над могилой.
- Ты и в этом мне отказываешь? - возмутилась Маргарита.
Долго еще Гонсало пришлось уговаривать Маргариту смириться с несчастьем и попытаться жить как прежде.
А тем временем терпение Бенито лопнуло. Не в силах выносить детского плача, он решил больше не ждать Гонсало и задушить девочку.
Когда его тяжелые ручищи обхватили ее горлышко, Рамона тоже не выдержала и, схватив подвернувшийся под руку утюг, оглушила им Бенито.
Затем взяла девочку на руки и понесла ее по темным ночным улицам, надеясь до рассвета уйти подальше от города, в который для нее уже навсегда была заказана дорога.
Но выбравшись за город и оказавшись в чистом поле, она опомнилась: что же ей делать с ребенком, который плакал и мог умереть от голода? Искать для него кормилицу? Но Гонсало Линч наверняка уже дал задание своим бандитам, и те перевернут всю округу, расспрашивая о женщине с грудным ребенком.
Нет, надо срочно избавиться от девочки, решила Рамона. Подбросить бы ее кому-нибудь, да откуда людям взяться ночью посреди степи!
И тут она увидела цирковые повозки, расположившиеся здесь для ночевки.
- Ну, малышка, Бог тебя бережет! - сказала Рамона. - Авось убережет и меня, за то, что не дала тебе умереть. Прости старуху. Теперь твоя судьба - жить с этими циркачами.
Она положила плачущую девочку неподалеку от повозки и быстрым шагом удалилась в степь, скрывшись в ночной мгле.
Хозяин передвижного цирка и сам же главный артист Мигель проснулся от странных звуков, похожих на писк котенка.
Хосефина, его жена, тоже заворочалась во сне, а затем, открыв глаза, спросила мужа:
- Ты слышишь?
- Да. Наверное, котенок. А может... ребенок? - внезапно предположил он.
- Ребенок? Здесь? - усомнилась Хосефина.
- Пойду посмотрю, - встал с постели Мигель.
- Я с тобой! - вскочила Хосефина, уже не сомневавшаяся в том, что слышит плач младенца.
Мигель, осторожно взяв на руки ребенка, вгляделся в него.
- Это девочка! Совсем недавно родилась, посмотри!
Он поднес ребенка к стоявшей чуть поодаль Хосефине, и в этот момент глухая степь озарилась заревом, и прогремел мощный взрыв.
Обернувшись на этот страшный звук, Мигель и Хосефина увидели, как их повозка взлетела в воздух.
- Порох для фейерверка взорвался, - догадался Мигель. - Наверняка на него упал фонарь, а мы и не заметили.
- Это она спасла нас, - сказала потрясенная Хосефина. - Ты понимаешь, что она совершила чудо?
- Да, - сказал Мигель. - Благодаря этой малышке мы остались живы. Давай так и назовем ее: Милагрос, что означает - чудо.
- По-моему, очень красивое имя, - согласилась Хосефина. - И вполне подходящее для циркачки - звучное! Мы ведь вырастим ее настоящей циркачкой, не правда ли?
Так нашла свое пристанище дочь Марии.
А сын Виктории попал в лагерь к индейцам, где молодая чета дала ему имя Катриэль и поклялась воспитать его храбрым воином, настоящим индейцем...