Глава 22

Еще несколько дней после перелета из Европы в родной Сан-Паулу Ниси лежала в постели. Сказалась перемена во времени и слабость после болезни. Родригу не отходил от нее, и если у них так и не было пока медового месяца, то эти несколько дней были медовыми. 
— Я хочу от тебя сына, — прошептал ей Родригу в минуту любовного экстаза, и Ниси едва не расплакалась от счастья, мысленно пообещав подарить ему самого замечательного малыша.
С этого дня, а вернее ночи, она стала мечтать о сыне, который будет куда счастливее их, потому что вырастет в спокойствии и достатке, под опекой заботливых родителей, получит хорошее образование и немалое состояние.
Пауле окончательно отказали от дома, их охраннику было приказано не пропускать ее в особняк ни под каким видом. Сокорру тоже уволили, и Ниси вздохнула с облегчением. Наконец-то она почувствовала, что означает, когда твой дом становится для тебя надежной крепостью. Поправившись, Ниси сразу же отправилась навестить родителей.
Алзира нашла, что дочка очень похорошела за время своего путешествия.
— Скорее, за время, которое отлеживалась дома, — рассмеялась Ниси, вспоминая, как хорошо им было с Родригу.
- А у меня одни неприятности, — вздохнула Алзира. — Трудно стало с отцом уживаться. Никак он о моем прошлом не позабудет. Не дает оно ему покоя, подтачивает, будто червяк дерево. Бывают дни, он и слова мне не говорит.
— Потерпи, мамочка, папа у нас добрый, попереживает и  разговорится, — принялась утешать ее Ниси. — Видишь, чего я только не натерпелась, а все-таки дождалась от Родригу и любви и ласки. А вас с отцом связывает  столько прожитых вместе лет, куда они денутся? Вот увидишь, скоро и он опять станет прежним.
- Хорошо бы так, дочка. Я тоже на это надеюсь. Этой надеждой и живу.
Ниси стала расспрашивать, как дела у Луиса-Карлуса. Сколько они с братом не виделись! Она очень по нему соскучилась.
— Новостей у нас много, — обрадовалась Алзира возможности рассказать о том, что у нее наболело. — Новости всякие, и хорошие, и дурные. Луис-Карлус-то ведь ушел от сеньора Америку, и я очень за него переживала: как он будет жить, чем на жизнь зарабатывать? А ушел он из-за Лижии. По-прежнему влюблен в нее по уши, а она ни тпру, ни ну.
— Она хорошая, — вступилась Ниси за Лижию, вспомнив свой грешок перед ней, — я бы очень хотела, чтобы у нее с братом была настоящая любовь. И брат, и она заслужили счастье.
— Кто с этим спорит? — согласилась Алзира. — Короче, твой брат ушел потому, что решил завести собственное дело, а не быть мальчиком на побегушках в чужой лавочке. И мне кажется, сеньору Америку это понравилось. Во всяком случае, он на Луиса-Карлуса зла не держит из-за того, что тот ушел. В общем, Луис и Жулиу на месте бывшего гаража организовали «Автоцентр», напечатали на компьютере рекламу, приложили расценки услуг, еще какие-то бумажки и разослали по газетам. И что ты думаешь? Заказов — хоть отбавляй! Руки у обоих золотые, моторы знают как свои пять пальцев. Так что вдвоем у них дело пошло куда шустрей.
— А как Жулиу? — поинтересовалась Ниси.
Алзира зорко взглянула на дочь — интересно, как она отнесется к очередной новости? Ведь выросли вместе, может, и чувства какие сохранились? Кто его там знает. Но сказать сказала.
— У Жулиу роман, — перешла она на шепот. — Ты Элену знаешь, племянницу Клотильды? Так вот, он пригласил ее к нам на Новый год. Мы ведь всегда вместе его встречаем, ты знаешь. Ну а потом она у него и осталась. Парня теперь не узнать, не ходит — летает, и в руках все горит. Она мне нравится, положительная девушка, ничего не скажешь.
Ниси часто видела Элену, когда бывала у Клотильды, и симпатизировала ей. А что у Жулиу золотое сердце — это она знала доподлинно, так что, если у них дело пошло на лад, она была этому только рада. До сих пор у нее сохранилось чувство вины перед Жулиу, ей порой казалось, что она ему испортила жизнь. А если он, наконец, нашел себе девушку по душе, так дай им Бог счастья.
- Ты очень меня порадовала, мамочка, — сказала Ниси. - При случае скажи ему, что я очень за него рада.
- Вот и хорошо, — одобрила дочь Алзира, — а я боялась, вдруг ты ревновать начнешь. Мало ли что в жизни бывает.
— Бывает, да не со мной, — засмеялась Ниси.
Рассказала Алзира новости и про Апаресиду. Тереза захотела отправить мать в деревню, подальше от Руя.
— Тереза боится, что он узнает правду. Но Бруну воспротивился, запретил матери трогать старушку. Так что они по-прежнему соседи.
- А о Жозиасе у тебя новостей нет? — шепотом спросила Ниси.
- Нет, дай Бог, чтобы больше никогда и не было, — тоже шепотом ответила Алзира. — А то, как я подумаю, что он вновь появится, так меня в жар бросает и сердце болит….

Паула и Бруну ссорились.
— С этого момента ты мертв не только для отца, прокричала она. — Для меня ты тоже мертвец!
И лицо ее было таким страшным, глаза так горели, что Бруну невольно содрогнулся. Ему показалось, что его сестра по-настоящему сошла с ума. А ему-то хотелось поделиться с ней радостью, сказать, что его трехминутный фильм — съемки на ралли — получил первый приз на конкурсе любительских видеофильмов. А теперь нашлась фирма и предложила ему снять небольшой сюжет для рекламы и обещала заплатить хорошие деньги. Сказать, что он становится на ноги. Что доволен своей жизнью. Хотел и ей предложить подумать о своей. Поискать дело, которым она хотела бы всерьез заняться... Но что толку от его желаний? Паула ничего не слышит. Она больна.
Дорогой Паула рвала и метала. Из-за этого ублюдка она лишится колье и последней возможности взять реванш. Ну что ж, придется посоветоваться с отцом и как-то надавить на этого негодяя!
— Папа! Давай подумаем, — начала она с порога.
— Давай, дочка, — отозвался Новаэс, протягивая ей кожаный футляр.
Паула рассеянно взяла его, открыла и замерла — на черном бархате горело и переливалось колье, то самое, желанное, долгожданное. Она смотрела на него как громом пораженная и молчала.
— Оно великолепно, правда? — наконец спросила Паула.
— Я видал работу и получше, — снисходительно отозвался Руй, — но камни и в самом деле прекрасные.
— Ценность этого колье не в его цене, а в том, что оно для меня означает. Это крах Ниси. Мой удар будет смертельным! — Глаза Паулы горели едва ли не ярче драгоценных камней.
— Вот теперь и подумаем, дочка, как и где должен быть нанесен твой смертельный удар. Это дорогое колье, а то, что оно — фамильная драгоценность, делает его еще дороже, поэтому мы не можем продать его жалкой кучке зрителей. Мы должны осрамить Ниси публично, перед широкой аудиторией. И эта возможность тебе очень скоро представится. Вот увидишь.
— Только не говори маме, что это колье у нас, — попросила Паула.
— Я давно уже ничего не говорю твоей маме, — насмешливо отозвался Руй, и оба понимающе улыбнулись.

Сокорру, которая по-прежнему навещала Тиану, буквально на следующий же день принесла известие, что в доме Медейрусов готовится званый обед в честь Ниси, на котором она будет представлена всему клану, начиная от дядюшки Конраду и кончая провинциальными тетушками.
- На ловца и зверь бежит, — засмеялся Руй, когда Паула сообщила ему об этом, и подмигнул дочери.
- Но мне туда путь закрыт, — нервно проговорила она.
- А ты что-нибудь придумай, устрой небольшой маскарад.  Разве ты не актриса? — подначил ее Новаэс.
- Отличная идея, — тут же загорелась Паула. — Я даже знаю, что мне сыграть. Спасибо, что надоумил, папочка! — И, поцеловав отца, упорхнула.
Рун, оставшись в кабинете один, довольно потер руки. Всем этим делом он занимался не только из любви к дочери. Хотя и из любви тоже. Но здесь были задействованы и деловые интересы. Сейчас, когда его репутация как делового человека и банкира находилась в опасности, он хотел, чтобы пятно легло и на его компаньонов. Эти компаньоны были нужны ему, он был в них заинтересован. Поэтому он хотел, чтобы они стали менее разборчивыми в средствах, почувствовав себя уязвимыми. Хотел, чтобы деловые связи, которые вот-вот могли порваться, были подкреплены семейными узами. Тогда его не так-то легко было бы потопить. «Флотилию топить трудней, чем одинокий корабль, даже пиратский-распиратский», - повторил он свое любимое присловье и от души пожелал дочери удачи.

Ниси все пыталась добиться хоть каких-то известий о Жозиасе. Каждый день она спрашивала Тиану, но та с каждым днем все надрывнее отвечала, что никаких новостей нет.
Тиана нервничала и чувствовала, что она на грани срыва. Она не могла крикнуть Ниси, чтобы та перестала мучить ее, что она сама сходит с ума из-за предательства этого человека, что он стал кошмаром и наваждением ее жизни. Но Ниси была хозяйкой, и Тиана опять и  опять отвечала ей: «Нет, нет и нет!» — и чувствовалось, что она долго не выдержит этой муки.
Желая хоть как-то себя обезопасить, Ниси поехала к матери и попросила погадать ей на картах.
Алзира раскинула карты и долго вглядывалась в них.
— Ох, доченька, — со вздохом начала она, — грозит тебе серьезная беда...
— Родригу меня бросит? — быстро спросила Ниси.
— Похоже, что нет. Он всерьез полюбит тебя, но вроде бы слишком поздно, а пока тебе предстоят многие испытания, так что готовься к ним.
А как к ним готовиться? Вот если бы тут была Клотильда, она бы помогла ей, хоть подсказала что-нибудь. Но Клотильда была далеко, в прекрасном и холодном Париже, о котором Ниси теперь вспоминала с нежностью.
И раз Клотильды не было рядом, она решила посоветоваться с Бруну.
Бруну ее ничем не обрадовал.
— Мне кажется, Паула что-то задумала против тебя, — сказал он. — Она на днях приходила ко мне и требовала пленку с вашим новосельем. Мне кажется, все вертится вокруг колье.
Вот они, вести, что пришли совсем с другой стороны.
— Я и сама так думаю, — со слезами в голосе призналась Ниси.
— А почему бы тебе не сказать все как есть Родригу? Ведь это самый простой, самый лучший, самый беспроигрышный выход?
- Не могу! — зарыдала Ниси. — Не могу признаться, что его обманула. Я так хорошо все придумала! Вышло так красиво, все получились такие добрые, благородные. Он так страдал, что заподозрил меня по навету Паулы. А теперь, значит, надо признать, что она была права?
- Но ведь она, правда, права, — меланхолично заметил Бруну, — и если при всех докажет свою правоту, тебе будет хуже.
— А знаешь, что мне сказал Родригу? — всхлипывая, продолжала настаивать на своем Ниси. — Что он чувствует себя сильнее и лучше оттого, что у него жена, которая не лжет!
— Вот и не лги,— так же меланхолично буркнул Бруну.
Но Ниси только плакала, не в силах набраться мужества и разом покончить с тем, что ее так мучило. Бруно смотрел на нее с сочувствием, жалея, что ей придется испить чашу позора до конца.

Глава 24

Несмотря на мучившие ее страхи и опасения, Ниси с искренней радостью ждала семейного торжества. Ей казалось, что, войдя в клан Медейрусов как его полноправный член, она станет совсем иной, станет настоящей дамой, и Родригу уже не будет вспоминать, что когда-то была у них в доме служанкой. Тем более что и дом тот канул в прошлое, дом, где, вполне возможно, она не всегда вела себя благородно и достойно. Зато теперь, в новом доме, наконец, став по-настоящему женой Родригу, она больше не уронит себя и всегда будет настоящей леди.
Так обещала себе Ниси, помогая Эстеле готовиться к празднику.
В отсутствие Клотильды наставницей Ниси по части хорошего тона стала Эстела, и невестка охотно слушалась и повиновалась золовке. Эстела объяснила Ниси, что ни угощение, ни убранство не должны поражать роскошью.
В меню следует избегать новомодных блюд, заморских деликатесов, экзотических фруктов — словом, всего того, чем обычно поражают воображение гостей из деловых кругов, будущих клиентов или партнеров. Родственники этого не оценят, они сочтут подобные изыски свидетельством легковесного следования моде, упрекнут за транжирство и при случае откажут в кредите. Блюда должны быть традиционными, но тщательно и отменно приготовленными. Во всем должна чувствоваться солидность, основательность. Потому что если столу не будет отдано должного, если на нем не будет дорогих вин, мясных и рыбных перемен, то это расценят как скупость, что тоже не к лицу солидному торговому дому. Поэтому Эстела наняла специально для этого обеда повара — знатока бразильской кухни и нескольких официанток, чтобы прислуживали за обедом.
Затем они с Ниси тщательно проследили за уборкой, украсили комнаты цветами, покурили душистыми свечками. В доме сияло все — полы, зеркала, стекла, полированная мебель.
И так же скромно, достойно, но богато должны выглядеть и мы с тобой, — прибавила Эстела. — Никаких легкомысленных туалетов, скромные закрытые платья,  но роскошные драгоценности.
— Ты, конечно, наденешь твое колье, — прибавил Родригу, прислушивавшийся к их разговору.
— Конечно, надену, — откликнулась Ниси, а про себя тяжело вздохнула.
Все дни перед празднеством она старалась не выходить из дома, потому что только в нем чувствовала себя в безопасности — ведь Пауле вход в него был закрыт. За хозяйственными хлопотами и заботами время пробежало быстро, и вот уже две хозяйки, постарше и помоложе, обе гладко причесанные, в глухих платьях, сияя драгоценностями в ушах и на шее, ласково улыбались входящим гостям.
Старушки в черных платьях обнимали и целовали их, седые сухонькие сеньоры с улыбкой кивали, похлопывая по руке, а иногда и целовали в щечку.
Эстела называла фамилии своих родственников Ниси и шепотом рассказывала, сколько у кого имении, фирм и доходных домов. Тут были и судовладельцы, и помещики, и скромные рантье, живущие на доходы от ценных бумаг.
Ниси заметила, что самые богатые выглядели нарочито скромно, а те, что победнее, наоборот, прифрантились. Теперь она поняла, почему они с Эстелой оделись скромно, они тоже считались и были богатыми.
Приехал и дядюшка Конраду, вальяжный, в отлично сшитом костюме. Он считался среди родни столичной штучкой, принадлежал к журналистской элите, и ему было позволено не следовать законам, а устанавливать их.
И старушки, и старички, и сам сеньор Конраду обласкали Ниси, нашли, что она прехорошенькая, прекрасно воспитана, достойно держится, с чем и поздравили Родригу.
Все шло как нельзя более чинно и благопристойно. Гостей уже начали обносить аперитивами, как вдруг среди официанток Ниси заметила Паулу. Да, сомнений быть не могло, это была Паула, только в парике и почти до неузнаваемости накрашенная.
Сердце Ниси упало. Какой скандал грозит ей среди этого великосветского общества? Какое разоблачение? Она торопливо вышла вслед за официанткой, схватила ее в коридоре за плечо и свистящим шепотом приказала:
— Немедленно убирайся отсюда! Немедленно! Иначе я устрою скандал, а не ты!
— А это ты видела? — насмешливо спросила Паула, доставая из-под фартучка футляр с колье. — Сейчас я при всех передам его Родригу. Скажу, что отец прислал к семейному празднику семейную драгоценность.
О-о, если бы эту драгоценность принес во время обеда посыльный, если бы эти же самые слова он произнес во всеуслышание, и Родригу, вынув колье из футляра, недоуменно уставился на жену, то тогда... тогда Ниси была бы погублена. Ей нечего было бы сказать всем этим видевшим ее впервые людям, которые переводили бы с любопытством глаза с Родригу на нее и с нее на Родригу, ожидая объяснений. Тогда бы она, наверное, разрыдалась, стала бы что-то бормотать, и Родригу не простил бы ей ни лжи, ни скандала... Но сейчас... Паулу погубило тщеславное желание восторжествовать над соперницей. Да, это погубило ее, потому что Ниси мгновенно сдернула у нее с шеи колье, спрятала его за лифчик и зашипела:
- Воронка! Ты украла мое колье! Ты пробралась в спальню, чтобы украсть его!.
Такой быстрой перемены ролей Паула не ожидала — теперь она оказалась в самом невыгодном положении: переодетая, тайком пробравшаяся в дом, где ей запрещено появляться, с настоящим колье в руках — колье, о пропаже которого здесь никто не знает, она и впрямь походила на воровку, и если ее поймают с поличным, то оправдаться ей будет невозможно.
А Ниси, заглянув 6 гостиную, уже ласково звала:
— Родригу! Можно тебя на минуточку?
Паула с ненавистью взглянула на соперницу, которая победила ее и на этот раз. Взглянула и бросилась к выходу. Нет, она не хотела такого публичного скандала. Репутация Новаэсов была бы погублена окончательно.
Ниси, держась за сердце, смотрела ей вслед. Она снова надела колье, проследила, чтобы Паула вышла из дома, и даже послала мальчика, чтобы он проверил, где эта официантка сядет в машину и куда поедет. И только убедившись, что Паула уехала, вернулась в гостиную. Она извинилась перед гостями, сказав, что одной из официанток стало плохо и ей пришлось отправить ее домой, и вечер продолжался дальше — все такой же чинный и размеренный.
Однако Ниси теперь знала, что колье у Паулы, и понимала, что объяснения с Родригу ей не избежать. Тем не менее, пережитый ужас, как оказалось, очень хорошо подготовил ее к разговору. Теперь она была готова к чему угодно, лишь бы навсегда избавиться от позора, которого чудом избежала сегодня, но который, если она и дальше будет молчать, обрушится на нее в любую секунду.
Решившись открыть всю правду Родригу, она повеселела и была весь вечер такой очаровательной, что старички и старушки вновь и вновь хвалили ее и восхищались.
Обед прошел как нельзя лучше. Были одобрены и меню, и повар. За десертом обсуждались городские сплетни. И Ниси со странным, звенящим счастьем в душе думала, что вот-вот, какой-то час или два назад, она могла бы стать героиней самой громкой, самой потрясающей городской сплетни.
После прохладительного гости вышли подышать свежим воздухом в сад. И Ниси вновь с облегчением подумала, что гнетущему ее кошмару очень скоро настанет конец. Что и сад будет снова для нее просто садом, а не опасной ловушкой, откуда она всегда может вернуться ограбленной. И еще она подумала, что фамильное колье, конечно, очень дорогая цена, но оно — цена ее свободы от страшного призрака.
Новый садовник ухаживал за садом лучше лысого крепыша, цветы словно бы в благодарность за заботу стали наряднее и пышнее, и старушки давали друг другу советы, как подрезать розы и что делать, чтобы они достояли в вазах. В старинных богатых семьях женщины очень ценят хозяйственность.
Эти женщины оценили распорядительность Ниси относительно заболевшей служанки. И если говорить честно, то хозяйственность они ценили даже больше денег. Денег у них было достаточно, нужны были молодые, крепкие руки, которые разумно и бережливо распоряжались бы ими. Похоже, что молоденькая жена Родригу была и разумной, и бережливой, и старушки с ласковым одобрением смотрели на нее.
— Ты была выше всех похвал, — сказал Ниси Родригу в спальне, обнимая ее. — Тебе сделал комплимент даже сам дядюшка Конраду!
В устах Родригу это была наивысшая похвала. И тут Ниси вдруг разрыдалась. Она плакала так безудержно, так безутешно, что Родригу растерялся. Он пытался что-то сказать, о чем-то спросить, но понял, что ему неподвластен этот безудержный поток слез.
— Эта официантка... это была Паула... она принесла настоящее колье... — И слово за слово Ниси рассказала ошеломленному Родригу все, что было, и все, что она пережила. — Я не могла сказать тебе правды! Неужели я должна была сказать, что отец у меня преступник и грозит убить мою мать? Ты и так плохо относился ко мне и стал бы относиться еще хуже, — всхлипывала Ниси. — Ты согласен, что у меня не было другого выхода? И тебе не нужна была никакая правда, ты просто хотел от меня избавиться...
Родригу молчал. Он даже не сердился на Ниси, скорее сочувствовал ей, жалел, но ситуация, что ни говори, была крайне нелепая. Фамильное колье теперь находилось в руках Руя Новаэса и Паулы, и его нужно как-то выручать.
— А почему ты не сказала, что отец потребовал с тебя денег? Я бы выплатил ему нужную сумму. — Родригу пытался как-то уладить эту нелепость задним числом, забывая, что ее просто так уже никак не уладишь.
— Тогда бы он навсегда остался около нас. Постоянно тянул бы с меня деньги, и рано или поздно ты возненавидел меня за транжирство и выгнал. Нет, не думай, что я делала что-то специально. Я бы отдала деньги, но у меня их не было. Я же никогда у тебя не просила денег. Никогда. Ты же знаешь.
Да, Родригу знал это и только сейчас оценил бескорыстие Ниси.
— Ты меня прощаешь? — со слезами в голосе спросила Ниси.
— Прощаю, да, — рассеянно ответил Родригу, — только я никак не пойму, как же нам получить колье обратно.
— Этого я тоже не знаю, — жалобно сказала Ниси. — Руй, очевидно, выкупил его у скупщиков краденого. А захотят ли они продать его тебе обратно, я не знаю.
— Да-а, — задумчиво протянул Родригу, — глупейшая, нелепейшая история. Ну, давай ложиться спать. Утро вечера мудренее.
И они легли спать. Родригу уснул довольно скоро, а Ниси не спалось. Казалось, все обошлось для нее как нельзя лучше. Она чувствовала, что Родригу на нее не сердится, он не разозлился, не разорался, как раньше, не собрался ее выгнать или развестись, просто между ними, так недавно ставшими близкими, пролегла какая-то тень отчуждения.
Родригу теперь как будто смирился с тем, что она навсегда останется рядом с ним, но, смирившись, отошел на шаг, потому что она опять что-то сделала не так, как следует, сделала что-то плохо и причинила, ему боль. Про себя Ниси знала, что повинна и в еще одной, гораздо более серьезной боли, и заранее прощала Родригу, если он сочтет ее недостойной себя. Прощала, но не собиралась сдаваться.
«Жизнь идет дальше, — шептала она. — Я же не знала, что это может так страшно кончиться. Я этого не хотела. Совсем не хотела. Но счастье в том, что жизнь идет дальше. Ты просил, чтобы я родила тебе сына, и я рожу его тебе, Родригу. Я, а не обманщица Паула...»

Глава 26

Паула лежала в реанимации. На этот раз Руй позаботился, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно происходящей трагедии. Но, похоже, что именно эта трагедия мало кого волновала.
Лежа в небольшом боксе стерильной белизны, Паула раздумывала о том, что она немногого достигла из того, к  чему стремилась. Ей удалось уничтожить Ниси, но вернуть Родригу она так и не смогла. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда она изображала приступ. Ни разу не появился в больнице, не осведомился о здоровье по телефону, не прислал цветов. Вдобавок она теперь потеряла как бы и то главное, что должно было так или иначе связывать их, — воображаемого ребенка. Так что ей было о чем подумать. Она хотела понять, как же ей действовать дальше.
Отец всегда ей советовал одно: «Стратегия должна быть лисья — злость и хитрость». Злости ей было не занимать, но Родригу злостью не привлечешь. Сейчас ей в первую очередь нужна была информация, где Ниси и чем занят Родригу.
Единственный человек, который мог сообщить ей это, была ее мамаша. Паула позвонила Терезе. Но никто не поднял трубку.

Для Терезы настали трудные дни. Ей грозил судебный процесс, хотя всем вокруг, в том числе и ее обвинителям, было ясно, что она не имеет никакого отношения ни к финансовым, ни ко всем прочим махинациям. Однако юридическим лицом была она, бумаги подписывала тоже она и, значит, должна была отвечать. Тереза нервничала, советовалась с мужем, но он отсылал ее к их семейному адвокату, а тому приказывал искать всевозможные зацепки и отговорки и тянуть, как можно дольше тянуть все процедуры.
Нервы Терезы не выдерживали. Она чувствовала себя жалкой уткой в силках, билась в них и не могла высвободиться. Наконец она решила обратиться к Бруну, сын был единственным, кто понимал ее и мог помочь. Ему одному она доверяла полностью, все остальные только так или иначе использовали ее.
Но советы Бруну не порадовали Терезу — сын пытался убедить ее, что ей пришло время расстаться с Руем Новаэсом. Он недоумевал, как она может считать своим мужем человека, который не только столкнул ее в яму, но и не хочет подать руку помощи, вынуждая расплачиваться за совершенные им самим грехи.
Бруну считал, что уж коль скоро Руй перевел на имя Терезы немалую часть своего состояния, она и должна стать настоящей владелицей, найти себе хорошего юриста, надежного управляющего и вести дела самостоятельно, перестав быть жалким придатком. Из несчастной марионетки она должна была наконец превратиться в человека. А первым шагом на этом пути должно было стать признание матери. Недостойно жить, стыдясь той, кто произвел тебя на свет.
Таково было понимание ситуации Бруну, и он готов был всячески помогать Терезе. Честность и достоинство — таким был его девиз. Собственно, именно этому и учила его Тереза, и на словах она была согласна с сыном, а вот на деле… Руй так запугал ее, что у нее недоставало мужества не только на самостоятельное управление делами, но даже на разговор с ним об этом.
—Я возьму это на себя, пойдем к отцу вместе, - пообещал сын.
И на следующий день Бруну с Терезой появились в банке Новаэса.
Увидев перед собой сына, Руй удивленно вскинулся: этому-то что здесь нужно?
— Я хочу знать, какие компании записаны на имя, — решительно начала разговор Тереза.
— Это еще зачем? — издевательски протянул Руй.
— Мама хочет забрать то, что ей принадлежит по закону, — спокойно пояснил Бруну.
— Сбрендила, что ли, Тереза? А ну говори, кто тебя с этим подослал? Твой бывший любовник Фреду? Ты что, не знаешь, что ты без меня пустое место? — орал разъяренный банкир.
— Мама прекрасно справится со всеми делами, — холодно заявил Бруну. — Но если ты будешь продолжать разговор в таком тоне, то мы пришлем к тебе адвоката. С согласия мамы отныне ее дела веду я, и ты обязан считаться с нами. Когда я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня у бабушки, сеньоры Апаресиды.
— Апаресиды? У старухи негритянки? — переспросил Руй. — Ты хочешь сказать, что она твоя мать, Тереза?
— Да, она моя мать, — ответила Тереза, набравшись мужества.
— Ах ты, сука! Я тебя вытащил из нищеты! Сделал своей женой! А ты всю свою жизнь мне врала? — орал Новаэс. — Значит, выходит, ты дочь негритянки? А этот щенок разевает пасть на чужое добро! А ну убирайтесь отсюда, черное отродье! Чтобы ноги вашей не было в моем доме!
— В дальнейшем мы будем общаться через адвоката, — спокойно сказал Бруну, — терпеть твои оскорбления мы не намерены.
Жена с сыном вышли, а Новаэс некоторое время еще в ярости по кабинету.

Теперь, по-моему, тебе имеет смысл подать на развод, — сказал Бруну матери, когда они сидели за столом на кухне Апаресиды. — После чего ты вступишь во владение имуществом, адвокат посоветует тебе, как ликвидировать дело с детским питанием, и ты почувствуешь себя человеком.
— Наверное, ты прав, сынок, — отвечала Тереза подавленно, — но мне так трудно дается каждый шаг, хоть я и понимаю, что ведет он к свободе. Но я боюсь свободы, сынок. И мне страшно, что будет с Паулой.
Она сидела сгорбившись, словно ожидала удара.
— Нашла чего бояться! — рассмеялся Бруну. — Я, например, счастлив, что у меня такая любящая бабушка.
— Ты снова прав, сынок, — согласилась Тереза, но голос ее звучал печально. — Поживем вместе, посмотрим, что нас ждет впереди.
Они собирались пообедать, когда прибежала Алзира и сказала, что Ниси только что говорила с Эстелой и у Медейрусов все ужасно: Рикарду творит неведомо что!
Под предлогом, что он хочет повидаться с больной Паулой, он прошел к ней в палату и едва не задушил ее. Если бы не охранники, неизвестно, чем бы все кончилось. Мало того, он ничуть не сожалел о своем поступке и заявил, что сделал то, что хотел бы сделать любой член их семьи.
Тереза хоть и знала, что дочь у нее не сахар, но это ее дочь — родная кровиночка. Она страшно перепугалась за Паулу и тут же стала звонить в больницу. И вздохнула с облегчением, узнав, что дочка себя прекрасно чувствует, но хочет узнать все, что можно, о Родригу.
После работы Родригу отправился в магазин Америку, чтобы повидаться с Лижией. Лижия была на месте. Увидев ее чистое спокойное лицо, Родригу искренне обрадовался: с ней он был гарантирован от любых скандалов.
Ясные глаза, чистый лоб — лицо Лижии дышало приветливостью и добротой. Как же он мог пренебречь ее спокойной и чистой привязанностью? Кажется, он даже обидел ее, пригласив подружкой Ниси на их венчание?
Теперь Родригу сожалел и об этом, и о многом другом. Он видел, что глаза Лижии радостно заискрились ему навстречу, но свет их мгновенно потух. Непросто налаживать то, что однажды уже было оборвано...
Родригу церемонно поздоровался с девушкой и спросил:
— Ты сегодня вечером занята?
И Лижия, которая собиралась встретиться, как обычно, с Луисом-Карлусом и хотела сказать об этом Родригу, причинившему ей столько обид и боли, вдруг, сама не ведая почему, ответила:
— Нет, сегодня я не занята.
Америку с удивлением взглянул на внучку. Ему нравился Луис-Карлус, хороший, надежный парень, не чета этому безответственному типу. Он совсем не хотел, чтобы девочка снова мучилась, когда Родригу вновь начнет выкидывать свои фокусы. А что он начнет их выкидывать, Америку не сомневался — он был уже немолод, немало повидал на своем веку и разбирался в людях.
Поэтому и хотел как-то оберечь внучку и образумить ее.
- По-моему, ты все же собиралась куда-то сегодня вечером, — попытался он осторожно напомнить ей о встрече. — Или, может, собиралась позвонить.
- Конечно, позвоню, спасибо, дедушка. — Лижия улыбнулась своей очаровательной открытой улыбкой. — Прости, Родригу. — И она ушла в заднюю комнату к телефону.
Америку некоторое время занимал Родригу разговорами, вглядевшись в него получше, лишний раз убедился в своей правоте: парень явно пил, вон какие круги под глазами! Нет, его внучке нужен другой, попроще и ненадежнее.
Лижия вернулась и, сказав деду, чтобы к ужину ее не ждали, ушла с Родригу. Америку, недовольно покачивая головой, смотрел им вслед.
Родригу пригласил Лижию поужинать в небольшой ресторан по соседству и там за бокалом вина стал просить у нее прощения:
— Я был так несправедлив к тебе. Поверил тогда недоразумению на гонках. Луис-Карлус потом мне все объяснил. Ты единственная из женщин, которая не врет и не лукавит. Мне очень жаль, если я обидел тебя.
Лижия молча слушала. То, что Луис-Карлус сказал Родригу правду, растрогало ее. Она всегда знала, что он честный и порядочный человек, и сейчас лишний раз убедилась в этом. А что касается Родригу, то он по старой памяти еще имел власть над ее таким своенравным и послушным сердцем, но, начав извиняться, словно перебрал и вновь оживил все обиды, напомнил о стольких ее бессонных ночах, что невольно вооружил против себя, укрепил, утвердил ее в принятом решении.
— Хочешь, будем встречаться с тобой? У нас все будет по-новому, — говорил Родригу.
— Это невозможно, — не без грусти ответила Лижия. — Я встречаюсь с Луисом-Карлусом, хотя не люблю его. А ты готов сейчас встречаться с кем угодно. Я бы тебе посоветовала встречаться с психотерапевтом.
Родригу не ожидал от кроткой Лижии такой решительности. Да, видно, обиды глубоко ранят сердце, давая желание ранить в ответ. Он не мог не признать и правоту Лижии — он действительно искал у нее исцеления от ран, которые нанесли ему две другие женщины, и, возможно, не смел просить ее об этом...
Ужинали невесело. Прощаясь, Родригу попросил о новой встрече, но Лижия ответила неопределенно. Дома Родригу узнал о досадном случае с Рикарду и вдруг почувствовал нестерпимую жалость к Пауле — такой хрупкой, такой маленькой среди белизны больницы, настрадавшейся, едва избежавшей смерти...
Он поднял трубку и позвонил Новаэсу.
— Мне бы хотелось принести извинения от всей нашей семьи за случившееся. Действия моего брата отнюдь не отражают наши чувства. Мы все потрясены тем, что он допустил...
— Я тоже потрясен, молодой человек, — произнес Новаэс разбитым голосом, — сегодня я потерял внука... Что касается ваших чувств, юноша, то вы можете завтра же передать их сами Пауле. Моя дочь в очень тяжелом состоянии, но вы способны совершить чудо!..
Слушая разбитый, почти что старческий голос всегда бодрого и напористого Новаэса, Родригу поверил в то, что Паула и он потеряли сына, что во всем виновата Ниси, что Паула может умереть и он даже не сможет проститься с ней, и ему стало нестерпимо жалко и ее, и себя, и особенно своего нерожденного, погибшего ребенка.
Когда он повесил трубку, в груди его клокотало глухое рыдание.

После того как Руй так безобразно наорал на Терезу, он еще и запер двери своего дома, причем запер вполне реально, сменив замки. Тереза убедилась в этом, когда пришла за какими-то своими вещами и поняла, что ни один из ключей не действует. И вот только тогда Тереза поняла, что разрыв ее с мужем произошел, и произошел окончательно. Она никогда не была самостоятельной, самодостаточной женщиной, и открывшаяся перед ней перспектива одиночества крайне угнетала ее. Невольно она винила сына за максимализм, считала, что не надо было уж так торопиться с признаниями.
— Ты не торопилась с ними лет двадцать с лишним и добилась только одного: возможности остаток дней провести за решеткой. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы спасти тебя, — жестко сказал Бруну, уставший оправдываться перед матерью.
Тереза заплакала. Но мало-помалу, вглядываясь в свое такое для нее безнадежное и безрадостное положение, она стала приходить к выводу, что сын прав. Что единственный для нее способ выжить — это узнать, чем она владеет, и стать настоящей владелицей этого имущества. Она знала, что Руй не отдаст ей так легко то, переписал на нее, чтобы скрыть свои махинации. Но другого выхода у нее не было. И лучше было хорошенько подготовиться к бракоразводному процессу, чем позволить себе плыть по течению и дождаться, что ее обвинят в мошеннических операциях по части сбыта детского питания.
Все обдумав, Тереза сказала сыну, что постарается забрать из сейфа те бумаги, которые подписывала. Сказала, что если не может проникнуть к себе домой, то в офис Руя пройдет беспрепятственно, так как ее прекрасно знает охрана. Код сейфа ей тоже известен, так как иногда сама клала туда подписанные документы. Теперь она сожалела, что никогда не интересовалась их содержанием. Впрочем, Руй и не позволял ей читать их. Он подключил жену к своим делам, полагаясь на ее полную покорность. Бруну не только одобрил ее решение, он почувствовал гордость за свою мать, которая наконец-то готова была сбросить унизительную рабскую покорность.
Тереза решила, что ей лучше поторопиться: на днях возвращалась из больницы Паула. Ее маневр, похоже, все-таки удался, так как Родригу, по слухам, потеплел к ней. Терезе хотелось, чтобы дочь взглянула на нее наконец, другими глазами — не как на выгнанную за провинность служанку, перед которой заперли дверь, а как на полноправного члена семьи, который имеет право и на иную жизнь, и на собственное мнение. Ей хотелось, чтобы Паула поняла, что инициатива разрыва с мужем принадлежит ей.

Торопился выяснить отношения с банкиром Новаэсом и Рикарду. Он, любимчик семьи, богатый наследник, баловень женщин, оказался вдруг нищим безработным, которому грозила тюрьма. Отсутствие средств не давало возможности нанять себе даже адвоката. Его загнали в угол и не дали возможности защищаться.
При этом Рикарду нисколько не злился на Вивиану. Наоборот, он высоко оценил присущее ей чувство собственного достоинства. Встретился с ней и попросил прощения. Ему было нестерпимо думать, что он, который относится к ней с таким теплом, навсегда останется в ее глазах врагом и обидчиком.
— Заявления я назад не заберу, — отчужденно заявила Вивиана.
— Я не прошу тебя забирать заявление, — смиренно проговорил Рикарду, — а прошу простить меня. По-человечески простить. Мне очень стыдно, что я так поступил. Поверь, это все потому, что я очень люблю, очень хочу тебя. А в пьяном виде все тормоза летят к черту! Мне казалось, что, как только ты ощутишь пыл моей любви, ты ответишь мне. Я был не прав, прости меня. Поверь, что мой поступок совсем не отсутствие уважения к тебе или цинизм. Мне казалось, что мы станем ближе. Мне бы хотелось быть возле тебя и заботиться о тебе.
Слушая Рикарду, Вивиана верила ему, она имела случай убедиться в его искренности. Тем более что она знала его и по работе в обществе помощи бедным. Но потрясение было так велико, так велик был пережитый ею страх, что ей не хотелось ничего понимать, хотелось только поставить преграду между собой и этим слишком уж импульсивным молодым человеком. В своей жизни она перенесла много обид и никому спускать больше не собиралась.
Она сказала Рикарду, что прощает его, но выразилась так отчужденно и холодно, что никакого облегчения ему не принесло.
Однако главным его врагом оставался Руй, и с ним он и собирался выяснить отношения. Когда акции Рикарду перешли к Новаэсу, он был еще влюблен в Паулу и подспудно надеялся, что рано или поздно женится на ней. Он и тогда не считал нормальным, что его доля перешла в руки Новаэса, но скандалить не хотел. Теперь, лучше узнав и Руя, и Паулу, он испытывал страшное возмущение из-за того, что позволил себя обобрать.
Паула обеспечила себе квартиру, а его будущее — нищета и тюрьма. С него содрали чудовищные проценты, даже не предупредив, не поставив в известность.
Конечно, Руй, как всегда, смошенничал. Но тогда Рикарду ему спустил, теперь он собирался потребовать вернуть ему хотя бы часть присвоенного. Но для того, чтобы разговаривать с Руем на равных, ему нужны были хоть какие-то доказательства его недобросовестности,  и он собирался добыть их. Семь бед — один ответ.
Лихой Рикарду решил отправиться в безопасное время в офис Новаэса и обследовать его кабинет. Он не сомневался, что найдет хоть что-то компрометирующее банкира, а уж тогда он сумеет получить назад хоть какую-то  часть своих денег. Положение Руя сейчас шатко, он не будет заинтересован в дополнительном скандале.
Рикарду был не из тех, кто откладывает свои решения в долгий ящик, да и время его поджимало. Он сел в машину и отправился в офис Новаэса, зная, что примерно в это время может рассчитывать на отсутствие хозяина. Охране он был хорошо известен как компаньон, и его пустили беспрепятственно.
Охранники даже перемигнулись между собой: видно, хозяин собирает негласное совещание — заинтересованные лица прибывают одно за другим: сначала сеньора Тереза, теперь сеньор Рикарду. Вскоре прибыл и сам хозяин.
Уже в приемной перед кабинетом Руй почувствовал что-то неладное. В кабинете явно кто-то находился, и не из его доверенных лиц. Он мигом взял из тайничка пистолет и вошел уже с оружием в руках. В кабинете по-хозяйски орудовал Рикарду, перебирая на его столе стопки бумаг.
Рикарду присвистнул, увидев перед собой хозяина кабинета, но нисколько не оробел. Руй сразу заметил несколько отложенных в сторону документов. «Теперь и этот щенок собирает на меня досье», — подумал он.
— А ты знаешь, что я могу тебя сейчас убить? — спросил он.
— По-моему, ты уже попытался сделать это, но теперь я задумал воскреснуть, — с шутливой дерзостью ответил Рикарду, и рука его потянулась к отложенным бумагам.
— Не смей! — рявкнул Руй и инстинктивно нажал на спуск, Рикарду так же инстинктивно отдернул руку.
Пуля пробила занавеску, которой были задернуты сейчас в кабинете, и оттуда раздался душераздирающий женский крик.
Оба мужчины бросились туда. На полу лежала Тереза, и у нее на платье, расширяясь на глазах, черное пятно.
— Ты убил свою жену! — с ужасом проговорил Рикарду.
— Это ты убил ее, Рикарду Медейрус, — мгновенно с дьявольской усмешкой поправил его Руй и нажал на кнопку, вызывая охрану.
— Ты что, смеешься? — еще попытался как-то отодвинуть обрушившийся на него кошмар Рикарду.
В коридоре уже слышался торопливый топот ног, Руй звонил по телефону, вызывая «скорую помощь». У Рикарду сдали нервы, и он бросился бежать. И попал прямо в  объятия охранников. Удерживая вырывающегося у них на рук юношу, они вопросительно поглядывали на хозяина, а тот торопливо говорил в трубку:
— Немедленно! Истекает кровью! Пулевое ранение!
Повесив трубку, он распорядился:
— Вызывайте полицию! Немедленно! Не выпускайте из рук убийцу.
«Скорая помощь» приехала первой и увезла Терезу в реанимацию. Врач не ручался за ее жизнь.
В дом приехала полиция. Рикарду увезли в полицейский участок, часть полицейских остались снимать показания с хозяина кабинета, делать замеры и составлять протокол.
В кабинете комиссара полиции Рикарду потребовал, чтобы о произошедшем немедленно сообщили членам его семьи.
- Я требую, чтобы мне дали адвоката, — тяжело проговорил он. — Стрелял Руй Новаэс, стрелял в меня, попал в Терезу Новаэс случайно. Ни я, ни он не знали, что она там находится.
- Это мы выясним, не спешите никого обвинять, молодой человек, — успокаивал его комиссар. — Пока на вас два обвинения — в попытке изнасилования и убийстве. Если ваша жертва не выживет, остаток жизни вам придется провести в тюрьме.
Рикарду заскрипел зубами. Несчастья валились на него как из рога изобилия. Одно другого несправедливее.
— Отведите его в камеру, — распорядился комиссар. —  До выяснения всех обстоятельств этого молодого человека опасно держать на свободе, он слишком агрессивен. Родных, вернее, Эстелу, которая была дома, известили о том, что ее брат Рикарду подозревается в убийстве Терезы Новаэс. В ужасе Эстела позвонила Ниси. Ниси не поверила, что Рикарду способен на убийство. Она слишком хорошо его знала: импульсивный, взрывной, он мог полезть в драку, но кого-то убивать? А тем более Терезу? Да у него и пистолета никогда не было. Он любил женщин, а не оружие. Как могла, она успокоила Эстелу и пообещала узнать все, что возможно.
Для начала Ниси поехала в больницу, куда отвезли Терезу. Там ей сказали, что положение раненой крайне серьезно, ей только что сделали операцию и до тех пор, пока известен ее исход, врачи не могут сказать ничего определенного. Вполне возможно, потребуется и еще одна операция. Врачи борются за ее жизнь, но она в опасности. После этого Ниси поехала к Пауле. Та по-прежнему лежала в своем белоснежном боксе в окружении и, на взгляд Ниси, выглядела более чем прекрасно. Ниси не удержалась и отвесила ей оплеуху:
— Пока ты тут прохлаждаешься, интриганка и обманщица, твоя мать истекает в больнице кровью, Рикарду собираются сгноить в тюрьме! Когда-нибудь ты не простишь себе, что позволила ей умереть и погубить Рикарду.
Вбежавшей на крик Паулы медсестре Ниси объяснила ситуацию с Терезой и Рикарду и попросила довести все это до сведения Паулы.
Затем она поехала в полицию. Ей позволили повидаться с Рикарду. Возле него уже сидел удрученный Родригу, он не верил, что брат у него убийца, и тоже но всем винил Новаэса, но положение было настолько серьезным, что нельзя было понять, как выпутываться из беды.
— Терезе только что сделали операцию. Она непременно поправится и засвидетельствует, что ты ни в чем не виноват. Держись! Не раскисай, Рикарду! Выше голову! — топливо говорила Ниси.
Новости были и впрямь ободряющие, и для Рикарду засветился огонек надежды. На секунду у него отлегло от сердца. Ситуация показалась не такой безысходной. Лишь бы только Тереза выжила. Он благодарно взглянул на Ниси.
- Ну, я пошла, — сказала она. — Мне теперь нужно повидать Эстелу. Я тебя еще навещу, Рикарду, — пообещал Родригу и вышел вслед за Ниси. — Зачем ты обнадеживаешь брата? Тереза обречена, — гневно сказал он.
- Если мы отнимем у него надежду, что у него останется? — грустно спросила Ниси. Ей казалось, что общее несчастье может объединить их. Они сейчас так нужны друг другу.
Но Родригу торопился к Пауле: кто, как не она, нуждалась сейчас в опоре, она потеряла ребенка, теряла мать. Ее нужно было поддержать, оказать помощь. Он не оценил забот Ниси, даже не взглянул в ее сторону. В больнице Паула расписала в красках недостойное поведение его жены, и Родригу пришел в ярость. Похоже, он и в самом деле имел дело с бесчувственным монстром, который кровожадно добивает слабых, но зато сочувствует тем, кто одной с ним породы, — убийцам и насильникам.
— А как ты-то себя чувствуешь, девочка? — со вновь проснувшейся нежностью спросил он у Паулы.
— Меня уже приготовили к выписке, — слезливо ответила Паула, — но после того, как твоя жена избила меня, у меня опять началось кровотечение.
— Лежи, береги себя, — ласково говорил Родригу. - Все равно сейчас ты ничем не можешь помочь своей матери, ею занимаются врачи, тебя все равно к ней не пустят. Постарайся поправиться за эти несколько дней. Буду тебя навещать.
Кипя от ярости, он отправился к Ниси — он не мог позволить, чтобы сейчас, в минуту тяжелых испытаний у нее, у этой бесчувственной женщины, оставались какие-то иллюзии относительно их взаимоотношений!
— Я начинаю бракоразводный процесс, — сообщил он. — Будь любезна, когда к тебе придет адвокат, записать и заполнить все необходимые бумаги.
Что могла сказать на это Ниси? Ничего. Она и не сказала.

Глава 29

Скорбная фигура Руя Новаэса, целыми днями сидевшего у палаты своей жены, невольно обращала на себя внимание. За те несколько дней, что Тереза находилась в больнице, он прослыл идеальным мужем. Для тех, кому печально опущенная голова не давала возможности увидеть его лицо.
Руй Новаэс сидел и сторожил как пес тот миг, когда Тереза, наконец, уйдет из жизни. Ее смерть решила бы множество его проблем, и он с нетерпением ждал ухода этой давно не любимой им женщины. Все обвинения, которые вот-вот должны были обрушиться на его голову, могли быть списаны за счет ее полной неопытности в делах и самовольного желания вести их во что бы то ни стало самостоятельно. Все, что он переписал на Терезу, вновь безболезненно вернулось бы к нему. И вдобавок его брак с дочерью негритянки, брак, который был в его глазах унизительным, перестал бы существовать.
И еще она унесла бы с собой в могилу тайну, от чьей руки ее настигла смерть.
Удивительно ли, что Руй ждал ее смерти с таким нетерпением? И поскольку она сулила ему столько выгод, он не чувствовал себя виноватым. Но его безумно раздражал  Бруну, который делал все, чтобы спасти матери жизнь.
В эти страшные дни Бруну превратился в сиделку, он не отходил от постели раненой, следил за давлением, за кислородным аппаратом, прислушивался к дыханию, смачивал одеколоном виски и лоб. Он не верил в то, что его мать, которая только-только начала просыпаться от мучительного, гнетущего рабства, заснет вечным сном.
Перемена, произошедшая в отце, внушала ему подозрения. Он не понимал, с чего это вдруг человек, который всю жизнь унижал и третировал свою жену, который выгнал ее из дому, теперь только и говорит что о своей любви к жене. Настаивает,  что отношения у них были безоблачными. Если бы не эта заведомая ложь, Бруну бы поверил, что опасное положение матери вернуло ей привязанность мужа. Но утверждение отца, что он всегда боготворил мать, наводило на мысль, что владеет им не столько любовь, сколько страх, что его обвинят в убийстве.
Хорошенько поразмыслив, Бруну уже не сомневался, что именно отец выстрелил в мать. Хотя он не сомневался и в том, что выстрел был совершенно случайным. «Ну что ж, когда мама придет в сознание, — думал он, — она все расставит по местам». И он с нетерпением ждал этой минуты.
Однажды ему показалось, что этот счастливый миг наступил — глаза Терезы приоткрылись, губы словно бы прошептали что-то, она даже повела головой,        и Бруну немедленно вызвал врача. Осмотрев Терезу, врач с сожалением покачал головой:
— Боюсь, что ее движения были непроизвольными, - мягко сказал он.
-  Она все еще в критическом состоянии? — спросил Бруну. — Есть надежда, что она выживет?
— Надежда есть всегда, — так же мягко сказал врач. - Мы сделали все, что могли. Я думаю, она будет жить.
Бруну так хотелось верить в это, что он вышел и сказал Рую, что матери лучше. Настороженный, взгляд отца выражал все, что угодно, но только не радость — за это Бруну мог поручиться. Но тут губы его растянулись в счастливую улыбку и он сказал приторно сладким голосом:
— Я счастлив, сынок, просто счастлив. Ты и меня вернул к жизни.
Он тут же вошел к Терезе в палату, но она лежала неподвижно, и он успокоился.
Зато когда у постели Терезы дежурила Апаресида, Тереза действительно открыла глаза, и врач подтвердил, что она пришла в сознание. Счастливая Апаресида побежала звать Бруну, который пошел вздремнуть в боксе по соседству. Руй вошел в палату и увидел ясный, осмысленный взгляд Терезы.
— Ты помнишь все, что произошло? — мгновенно спросил он.
Тереза кивнула.
И тогда Руй отключил подачу кислорода. Вошедший Бруну видел руку отца, которая нажала на кнопку, и он истерически закричал:
— Врача! Врача! Она задыхается!
Врач и сестра мгновенно занялись больной, тут же подключив аппарат, проверив давление. Руй, понурившись, вышел из палаты.
Бруну вышел за ним. Догнав отца, он сказал сквозь зубы:
-  Если ты еще раз войдешь к матери, я тебя убью. Я видел,  как ты нажал на кнопку!
- Глупости какие! — тут же стал защищаться Руй. — Я что, псих ненормальный?
- Ты хуже! — больше Бруну ничего не сказал.
Зато он сообщил о виденном Фреду, а тот Конраду.  Конраду пообещал нанять охранников, которые днем и ночью будут следить за палатой Терезы — как-никак, от этой женщины зависела и жизнь Рикарду.
Паула вышла из больницы и пришла повидаться с матерью.
Тереза была опять без сознания.
Бруну не стал скрывать от Паулы то, что он видел собственными глазами. После чего изложил ей свою собственную версию несчастного выстрела.
— Ты считаешь, что Рикарду невиновен? — спросила Паула.
— Я в этом убежден, — твердо ответил Бруну.
Паула ни в чем не винила отца. Случайность есть случайность. Она и сама со злости могла выстрелить в кого угодно. Другое дело, что потом бы, разумеется, пожалела о сделанном. Но Рикарду ей стало жаль. Все-таки она была влюблена в него, и куда сильнее, чем в Родригу. За Родригу она боролась, чтобы восстановить справедливость, а Рикарду... Словом, она не могла примириться с тем, что он сгниет в тюрьме, отвечая за то, в чем не был виноват. Если бы только она знала это наверняка...
Все последнее время Родригу был очень нежен с ней. Он провожал ее в больницу к матери, и Пауле казалось, что вернулись старые времена. Она все-таки получила то, чего добивалась так долго, и теперь все складывалось так, что она могла это закрепить.
В один из дней, когда Терезе было явно лучше — она уже окончательно пришла в сознание, но пока еще не говорила, — Паула сидела возле нее. Она долго смотрела на мать и, наконец, решилась:
— Мама, я возьму тебя за руку и задам вопрос, ты ответишь «да», сожми руку.
И она взяла руку Терезы.
— Это правда, что в тебя выстрелил отец?
Тереза в ответ сжала руку.
Она поцеловала мать, успокаивая ее, но долго у нее не задержалась — ей предстояло многое обдумать. Паула знала, что отец свидетельствовал в полиции против Рикарду. Он заявил, что Рикарду напал на него, отнял у него пистолет, а когда Тереза побежала, чтобы позвать на помощь, выстрелил в нее.
Если отец будет продолжать настаивать на своей версии, то Родригу, как бы нежно теперь он к ней ни относился, никогда не женится на ней. Он не захочет иметь дело с человеком, который упек его брата в тюрьму. Но если отец возьмет свои показания назад, если он признается, что это был несчастный случай, в котором виноват он, то Родригу оценит благородство его поступка, поймет  это как проявление родственности и ему гораздо легче будет сделать ей предложение.
Таким образом, Паула убьет двух зайцев разом — спасет Рикарду и выйдет замуж за Родригу. Значит, именно в этом направлении предстояло действовать.
Паула не сомневалась, что рано или поздно убедит отца забрать свои показания. До сих пор он ни в чем не мог отказать ей и к тому же хотел ее брака с Родригу не меньше, чем она сама. Поэтому она могла действовать на свой страх и риск. И именно так Паула и поступила. Позвонив Родригу, она назначила ему свидание, сказав, что намерена сообщить ему нечто важное.
Они встретились в небольшом кафе, и, когда сели за столик, Паула, низко склонившись к нему, шепнула:
- Сегодня я получила подтверждение у мамы, что в нее совершенно случайно выстрелил отец.
Родригу так и впился в нее глазами.
- Господи! Да неужели? И ты засвидетельствуешь это в полиции?
Родригу ожидал ответа с колотящимся сердцем — как бы он ни разыгрывал равнодушие, но судьба брата не давала ему покоя. Рикарду находился в тюрьме, в камере, среди настоящих преступников, которые могли сделать с ним все, что угодно. Правда, Родригу позаботился, чтобы за этой камерой дополнительно следили, но все равно он беспокоился за судьбу брата. Ведь это и моральная травма для Рикарду. Не говоря уж, что вообще жизнь может быть сломана раз и навсегда.
— Ради тебя я готова на все! — сказала Паула, преданно глядя ему в глаза. — Ради тебя я пойду даже против своего отца!
Благодарный, растроганный Родригу прижал ее руку к губам. Горе меняет людей. Паула немало пережила горя. Теперь он не сомневался, что они избавят Рикарду от грозящей ему страшной судьбы. Как ни странно, он больше не испытывал ревности к брату и в заботе Паулы о нем видел только ее привязанность к себе. Очевидно, их связал накрепко их общий потерянный ребенок...
Вернувшись домой, Родригу успокоил Эстелу, которая тоже не спала несколько ночей, думая, как бы помочь Рикарду.
— Похоже, дела у Рикарду скоро пойдут на лад. И поможет нам в этом Паула, — сказал он сестре.
Эстела тут же вспомнила, что Родригу звонила Клотильда, хотела встретиться с ним и поговорить.
Он перезвонил ей, поздравил с возвращением. Оказалось, что Клотильда хочет поговорить с ним о Ниси.  Она  его жена, она ему предана. Нельзя так опрометчиво и безоглядно распоряжаться и своей, и ее судьбой. Хоть Ниси и просила Клотильду помочь ей, говорить о беременности запретила. Ей хотелось поменять отношение Родригу к ней самой, безотносительно будущего ребенка. Поэтому Клотильда и говорила только о них двоих.
Но время было выбрано неудачно. Родригу был под впечатлением благородства Паулы. С его плеч впервые за много дней свалился тяжкий груз беспокойства за брата.
Ниси казалась ему чем-то давним, почти несуществующим, так далеко отодвинули ее теперешние заботы и беспокойства.
— Сама судьба распорядилась нами, — сухо сказал Родригу. — Я не вижу оснований, Клотильда, вмешиваться в ее решения. Я уже поручил моему адвокату заняться делом  о разводе и в ближайшее время намерен жениться на той, кого в качестве невесты избрал для меня мой отец, а именно на Пауле Новаэс.
— Вы не знаете еще всех распоряжений судьбы,  — не смогла удержаться Клотильда, чтобы хоть как-то не задеть такого самодовольного и такого недальновидного молодого человека. — Я хорошо знала вашего отца, сейчас он не одобрил вашего поступка. Я очень советую вам не торопиться. И поверьте, для моей просьбы у меня есть весьма серьезные основания.
- И какие же? — полюбопытствовал Родригу.
- В свой час узнаете, — таинственно ответила Клотильда, и, попрощавшись, повесила трубку.
Родригу снисходительно пожал плечами — ох уж эти пожилые дамы! Их время давно прошло, а они по-прежнему делают вид, будто что-то знают и значат. И он тут не забыл о Клотильде, думая о Пауле.