Глава 27

    У автосервиса машины Тамары не было.  Зря  он,  наверно,  перенервничал.
Однако же Астахов любил доводить все до логического финала. Раз уж  приехал,
нужно  пройтись  по  здешним  кабинетам.  Так,  на  всякий  случай.  Николай
Андреевич направился к кабинету Игоря.
    Тамара знала, Тамара чувствовала, что когда-нибудь это должно случиться.
Ну не может год за годом, и даже десятилетие за  десятилетием,  безнаказанно
длиться обман. По теории вероятности, когда-нибудь они с Игорем  обязательно
должны  напороться  на  прозревшего   Астахова.   Но   почему   эта   пошлая
анекдотическая ситуация созрела именно сегодня? В  самый  жаркий  момент  их
любви ей вдруг послышался звук до боли знакомого мотора. И  она  вскинулась,
оттолкнув от себя Игоря:
     - Подожди! Да подожди ты! Кто-то подъехал!.. Бросилась к окну. Да,  так
и есть. Астахов! Черт, ну кто же знал, что он уже из Москвы прилетел?! Он же
раньше всегда предупреждал.
     - Муж!
    Игорь отреагировал быстро.  Удивительно  быстро.  Подозрительно  быстро.
Небось не в первый раз в такой переплет попадает.
     - Вот елки! Так! Сейчас он пойдет к главному входу,  а  я  выпущу  тебя
через черный ход. Вот он, незаметный, за вешалкой. Здесь  же  раньше,  давно
когда-то, магазин был... Так, давай, быстренько собирайся!
    Тамара начала одеваться. А в мозгу крутилась совершенно неподходящая для
данного момента мысль:  "Что-то  уж  больно  он  хладнокровен,  этот  Игорь.
Наверно, когда я уезжаю, часто баб отсюда тайком выпроваживает!"
     - Моя блузка! - крикнула Тамара.
    Где же блузка? Где? Где? Все, некогда искать, уже слышны шаги командора.
Хорошо  хоть  она  сегодня  поверх  блузки  платок   накинула.   И   теперь,
завернувшись в этот самый платок, Тамара нырнула в черный ход.  И  короткими
перебежками добралась до машины. О! Какое счастье, что, когда она  приехала,
все места на стоянке были заняты. Пришлось оставить машинку  неподалеку,  за
кустами бузины.  Тогда  Тамара  даже  понервничала,  а  сейчас  была  просто
счастлива, что так получилось...

    * * *

    В последние секунды перед приходом Астахова  Игорь  успел  подскочить  к
двери и аккуратно, не щелкнув, провернул ключ, чтоб дверь была открыта.
    Как и следовало ожидать, Астахов вошел в контору без стука  (ну  никакой
культуры у людей!).
     - Здравствуйте, Николай Андреевич. С приездом! - довольно-таки  твердым
и спокойным голосом сказал Игорь.
     - Где моя жена?! - с ходу бросил шеф.
     - В данный момент? Не знаю... Ее здесь нет.
     - Я предупреждаю: не ври мне. Я даже чувствую запах ее духов.
     - Николай Андреевич, но вы же видите... в кабинете, кроме нас  с  вами,
никого нет.
    И тут произошло самое удивительное, что только могло произойти.  Астахов
с ходу, с первого взгляда, нашел то, что они  с  Тамарой  так  и  не  смогли
найти. Блузка! Она,  оказывается,  соскользнула  со  спинки  стула  на  пол.
Николай Андреевич не поленился, наклонился, поднял блузку и ткнул ею чуть ли
не в нос Игорю (наверно, чтоб он лучше ощутил запах духов):
     - А это что? Это ведь ее блузка!

    * * *

    Как же Кармелита всех напугала! Никто ведь и подумать не  мог,  что  она
просто упала в обморок. Все подумали, что Миро оплошал и попал в нее.
    А что творилось с Зарецким, когда ему сказали по мобильному:  "Кармелита
на представлении упала...". Он ведь тоже, грешным делом, на промах Миро  все
списал - уже и не думал увидеть свою дочку живой-здоровой. Хорошо хоть  Рычу
приказал стеречь ее на набережной. Прямо как чувствовал...
    Рыч  аккуратно  внес  легонькую  Кармелиту  в  ее  спальню,  оставил  на
попечение Рубины и ушел. Бабушка, конечно, могла бы и еще поболеть. Но когда
с внучкой такие дела творятся, то о своих болячках уже забываешь.
    Рубина усадила Кармелиту на кровать, начала ее раздевать.
     - Ляг, отдохни. И все пройдет...
     - Спасибо, бабушка...
     - Так. Давай, давай, давай, давай, давай. Ну-ка, ну-ка,  ну-ка,  ну-ка.
Снимай все.
    И вдруг  бабушка  почувствовала  какую-то  шершавость  на  гладкой  руке
девушки.
     - А это что такое?
     - Да ничего. Ничего, бабушка.
     - Бинт? У тебя что, кровь брали? Или  анализы  сдавала?  Вот  теперь  я
понимаю, почему ты такая слабенькая. И отчего сознание потеряла. Ой!  Быстро
ложись. Отец идет. Быстро.
    На весь дом грохотал Баро (в этом доме только он  один  имел  право  так
громко ходить).
    Рубина  быстренько  укрыла  Кармелиту  одеялом.  И  выбежала  за   дверь
успокаивать зятя. Зарецкого в комнату она не впустила.
     - Что случилось?! Ранена?! - с тревогой спросил Баро.
     - Тс-с-с. Тихо. Нет, обморок у нее.
     - Пусти меня. Дай я сам посмотрю...
     - Да ты что?! В своем уме?! Девушка  взрослая,  я  раздела  ее.  А  ты,
мужик, смотреть собрался!
     - Это ты из ума выжила. Может, врача нужно, а ты тут стоишь...
     - Врача, говоришь, нужно? - горько сказала Рубина.  -  А  когда-то  ты,
Баро, совсем иначе говорил.
    Зря она это сказала. Самую больную тему  задела.  Лицо  его  исказилось.
Рука сжалась в кулак. Показалось, сейчас ударит один раз - и убьет. Но  нет,
не ударил. Развернулся. И уже уходя, сказал:
     - Смотри, Рубина. Головой за ее жизнь отвечаешь. И чтоб не  получилось,
как с Радой.
    Больно стало старой цыганке. Она бы  заплакала.  Да  не  получится.  Все
слезы уже выплакала. Давно. Одна соль осталась.
    Пошла за Грушей. С той "болезнью", какая сейчас у  Кармелиты,  лекарство
нужно очень простое. И приятное.

    * * *

    Астахов продолжал наступление:
     - Ты что, не слышишь? Я тебя спрашиваю, что здесь  делает  блузка  моей
жены?
     - Николай  Андреевич.  Я  прошу  вас,  прекратите  орать.  Мне   трудно
разговаривать в таком тоне. Тамара Александровна приезжала сюда по работе.
     - Постой. Ты же сказал, что не видел ее!
     - Нет. Я не говорил, что не видел ее, я сказал, что не знаю,  где  она.
Она уехала. Откуда я знаю, куда.
     - И что она здесь делала?
     - Ну, мы решали кое-какие вопросы...
     - Так увлеченно решали, что она оставила здесь свою блузку  -  которую,
очевидно, сняла, потому что ей жарко стало?
     - Николай Андреевич, ну что вы такое говорите... Разные вопросы - и  по
работе, и личные...
     - Вот-вот, про личные - подробнее... Раздался телефонный звонок.
    Игорь пожал плечами, мол, извините, работа есть работа:
     - Одну секунду!
    Трубку схватил с облегчением. Хоть секундная передышка:
     - Да!
    Это была Тамара. Так, нужно трубку поплотнее прижать к уху, чтоб Астахов
не услышал.
     - Алло, Игорь. Это я.
    Астахов плюхнулся в кресло, открыл ящик, начал листать какие-то бумаги.
     - Да, Юрий Михайлович.
     - Понятно. Значит, Астахов еще там? Слушай внимательно. Если он  найдет
блузку или уже ее нашел, скажи, что я оставила ее для твоей  невесты,  чтобы
проверить ее размер. У нас размеры якобы похожи. Но надо  убедиться,  может,
совсем одинаковы. Если так, то я могу покупать вещи и на ее долю. Ясно?
     - Да, Юрий Михайлович, я запомнил все, что вы  сказали.  Именно  так  и
сделаем.  Ваша  машина  будет  готова  к   одиннадцатому   числу,   как   мы
договаривались. И именно с таким тюнингом.
     - Ну, давай. Выкручивайся... И спасибо  за  хороший  тюнинг,  -  Тамара
отключила телефон.
    А Игорь с трудом удержался, чтоб не расхохотаться от ее последней фразы.
Вот за это он ее и любил. Хотя не только за это...
    Игорь положил трубку.
     - Клиент, извините.
    Со злости Астахов перешел на жаргон:
     - Нема  базара.  Я  одиннадцатого  числа  подъеду  пообщаться  с  Юрием
Михайловичем. А пока насчет блузки хотелось бы узнать.
     - Да-да, конечно, Николай Андреевич... Я же как раз и начал говорить  о
личном, когда нас клиент прервал. Дело в том, что я собираюсь жениться...
     - На моей жене?
     - Нет. На другой, столь же достойной  женщине.  Дело  в  том,  что  моя
невеста и ваша жена носят один размер. Тамара Александровна купила  вот  эту
блузку. А потом расстроилась, говорит, ей по цвету не  совсем  подходит.  Но
уже пару раз надела... А вещь  хорошая,  дорогая.  И  моя  решила  взять  за
полцены. Женщины. Вы же знаете, у них свои дела.
    Астахов чуть успокоился. Очень похоже на правду.  Тамарины  покупки  его
порой сводили с ума. Всякая вещь была замечательной лишь  до  того  момента,
как она оказывалась в шкафу. После этого находилось множество изъянов - хоть
выбрасывай! Как же Тамара  должна  быть  рада,  что  нашла  дуреху,  готовую
скупать ее секонд-хэнд!
     - А почему сразу не сказал?
     - Так вы же мне не дали. Влетели... Я и слова сказать не успел.
     - А что ж про невесту раньше молчал?
     - Так я и не молчал. Просто вас  это  не  очень  интересует.  А  Тамара
Александровна ее прекрасно знает.
     - Ладно. Извини, что так налетел. Поздравляю! Свадьба - дело хорошее, -
Астахов пожал Игорю руку и пошел к дверям.
    Но блузку, стервец, забрал с собой.

    * * *

    В принципе  Света  должна  была  бы  совсем  разувериться  в  Антоне,  с
презрением смотреть на него, дрожащего сейчас побитой собачонкой. Но женское
сердце всегда непредсказуемо.
    И вместо этого она почувствовала, как сердце сжимается от какой-то почти
материнской жалости к Антону:
     - Значит, ты говоришь, что это были цыгане, которые напали на  Максима.
И теперь они собираются убить тебя?
     - Конечно. Я в этом не сомневаюсь. Они же теперь уверены, что Максим  -
все... убит. Значит, следующий - я... Ну, прикинь на себя. Приходишь  домой,
а там все открыто настежь и никого нет. Я уверен, что это приходили  цыгане.
Или, скорее всего, они и сейчас там.
     - Подожди,  подожди...  Сейчас  главное  -  успокоиться  и   хорошенько
подумать. Подожди... А когда ты уходил из дома, там кто-нибудь оставался?
     - Да. Мама оставалась...
     - Ну вот, все ясно. Это все твоя мама. Сто процентов! Вышла куда-нибудь
за чем-нибудь на секундочку, оставила дом открытым. У меня так тоже бывает!
     - Света, не знаю, как ты, а мама... Да она тысячу раз все перепроверит,
прежде чем куда-то уходить.
    Света  решительно  подошла  к  телефонному  аппарату,  сняла  трубку   и
протянула ее Антону:
     - Позвони.
     - В милицию? Что я им скажу?
     - Зачем в милицию?! Домой...
     - Ага, эти бандиты поднимут трубку и  скажут:  "Здравствуй,  Антон!  Ты
где? Мы тут уже заждались..."
     - А если это все из-за твоей мамы, она уже вернулась. И возьмет трубку.
Давай!
    Антон взял трубку. А может, и правда все закончится, как в детском  сне.
Сейчас проснешься - и все будет хорошо.
    Открывая дверь, Тамара уже слышала, что зазвонил телефон. Нужно  успеть,
обязательно нужно успеть. Чтобы потом при встрече  с  Астаховым  обязательно
бросить невзначай: "Кстати, и такой-то или такая-то звонил или звонила".
    И уже  подбегая  к  аппарату,  почувствовала:  все,  этот  звонок  будет
последним. Звонящий устал ждать и сейчас положит трубку.
     - Алло!
     - Алло, мама? Ты дома? Я приходил, а дверь открыта...
     - Да, сыночек! Это не я виновата. Это папка нас порадовал. Совсем  там,
в Москве, отвык от дома, замки закрывать разучился. Да ничего не  случилось,
все в порядке, что ты волнуешься? А ты где? У друзей?  Ну  хорошо,  общайся.
Пока!
    Положила трубку. Села, успокоилась. Проанализировала, как  в  детективе,
разговор. Подумала, что, вообще-то, строго говоря, она к настоящему  моменту
еще не могла знать, что Николай приехал. Ну да ничего. Это не страшно.  Вряд
ли Антон с Колей будут это обсуждать. Посмотрела на  часы.  Астахов  приедет
совсем скоро. Надо настроиться на разговор с мужем. Чтоб не стать бывшей.
    Да, и не забыть бы какую-нибудь блузку надеть...
    Антон положил телефонную трубку на рычаг.
     - Ну вот, видишь, это была мама... Дверь закрыть забыла?
     - Ты знаешь, это очень странно. На нее никак не похоже...
     - Ладно, и на старуху бывает проруха...
     - Моя мама не старуха. Света улыбнулась:
     - Это я так, переносно. Мама у  тебя,  конечно,  не  старуха.  Дай  бог
каждой быть такой "нестарухой"!
    И  только  сейчас,  когда   напряжение   спало,   Антон   посмотрел   на
незаконченную картину, стоявшую на Светкином мольберте.
    Что за чудо? Кто это? Что-то такое знакомое.
     - Это - Кармелита. Антон ударил себя по лбу:
     - Да, конечно. Здорово! Красотища!
    Как художнику, такие слова были приятны Свете. Но как  женщине,  немного
обидны. Уж лучше бы он сказал, как говорят все дилетанты: "Похоже!".
     - Нравится тебе, да?
     - Картина? Здорово, лучше, чем в жизни,  получилось,  правда,  -  Антон
наконец-то почувствовал Светино  настроение  и  поспешил  исправиться.  -  А
вообще в жизни мне больше блондинки нравятся... - и заодно уж попробовал  ее
приобнять.
    "Не на ту напал", - подумала Света.
     - Давай только без рук, ладно?
     - Хорошо.
     - Ты знаешь, я сейчас к Максиму в больницу собираюсь. Пойдешь со мной?
     - Конечно. Время разбрасывать камни. И время... извиняться за них.

    * * *

    Сложно описать настроение, царившее в  таборе.  С  одной  стороны,  всем
(кроме Люциты,  конечно)  очень  понравилось  выступление  Кармелиты  до  ее
падения. Было в этом что-то сильное, настоящее. Но само падение  сильно  все
испортило. Неприятно стало, страшно. И на будущее  решили:  жалко,  конечно,
девушку, но раз не может она стоять спокойно под летящими ножами,  то  лучше
ей этим делом и не заниматься...
    Да и за здоровье ее, в конце концов, было тревожно. Бейбут и Миро решили
съездить в слободу, узнать, что там да как.
    А у себя, в Зубчановке, Зарецкий совсем с  катушек  съехал  -  не  давал
покоя Рубине. Все мучил ее одним вопросом:
     - Скажи честно, Рубина, ты от меня что-то скрываешь?
     - О чем ты, я тебе всегда только правду говорю, а ты мне не веришь.
     - Да, не верю.  Потому  что  ты  с  моей  дочерью  постоянно  о  чем-то
секретничаешь.
     - Не узнаю я тебя, Баро... - улыбнулась Рубина устало. - Может, ты свою
дочь ко мне ревнуешь? Нет? Так что зря беспокоишься? Никто не  может  занять
место отца в сердце его дочери.
    Трудно не согласиться, но последнее слово все равно должно  остаться  за
бароном:
     - Смотри, Рубина, если  узнаю,  что  моя  дочь  общается  не  только  с
подругой, - спрошу и с нее, и с тебя.
    А  тут  и  гости  из  табора  приехали.  Первым   делом,   раньше,   чем
"здравствуйте", спросили:
     - Как себя чувствует наша артистка?
     - Кармелите уже лучше, - по-отцовски важно  ответил  Баро,  будто  сам,
своими руками, ее лечил. - Она спит.
     - Слава Богу! - воскликнул Бейбут. - Нам очень жаль, что так вышло.
     - Да не оправдывайся, - сказал Баро. - Вашей вины в  этом  нет.  Просто
девочка переволновалась, понимаешь, переволновалась.
     - Рубина, может быть, она уже проснулась? - нетерпеливо спросил Миро.
     - Наберись терпения, подожди до завтра, - притормозила его Рубина.
    И Бейбут тоже подхватил:
     - Да-да, конечно. Пусть отдохнет. Наберись терпения.
     - Хорошо... - вздохнул Миро.
    Тогда и Бейбут сказал то, что должен  был  сказать,  да  все  стеснялся,
боясь обвинений в бездушии:
     - Я вот что хотел спросить, Баро. Только пойми  меня  правильно.  Но  я
должен знать, сможет Кармелита участвовать в  представлении,  или  ее  лучше
заменить?
    Баро гордо расправил плечи и брови:
     - Моя дочь ни от чего не отказывалась. Я поговорю с ней.
    Следователь Бочарников  напоследок  все  же  заглянул  к  Максиму.  Хотя
внутренне уже понимал, что дело это совершенно безнадежное. Точнее,  даже  и
дела никакого нет. Кто ножичком баловался -  неизвестно,  никаких  следов  и
намеков. И сам пострадавший вообще ничего говорить не хочет. Нуда  и  бог  с
ним. Главное, что жив остался. А остальное - его личное  дело.  Хочется  ему
покрывать покушавшегося, пусть покрывает. Еще неизвестно, почему он это
    делает. А может, за этим какая-то его  личная  вина  стоит,  такая,  что
лучше молчать о ней.
    Поговорив с Максимом (для порядка), Бочарников с легким и чистым сердцем
пошел к себе в отдел.
    Не хочет парень открывать дело - ну и не надо.  Баба  с  возу  -  кобыле
легче. А ножик, который на месте преступления  остался,  пусть  в  вещдоках,
заархивированный, пылится.
    А Максим  почувствовал  удивительную  легкость.  Во-первых,  с  милицией
развязался. Во-вторых, с ранением творилось что-то удивительное. В последний
раз  Палыч   принес   ему   какой-то   удивительный   бальзам   собственного
изготовления. Запашок у него, правда,  был  еще  тот  -  настоящее  домашнее
лекарство. Но Максим с Палычем все  же  уговорили  сестричек  при  перевязке
мазать рану этим бальзамом.
    И она стала заживать прямо на глазах.

    Глава 28

    Услышав, что пришел Астахов, Тамара подошла к туалетному столику. Начала
прихорашиваться перед зеркалом. Астахов вошел в комнату.  Женушка  бросилась
навстречу мужу с самой лучезарной улыбкой:
     - Милый! Наконец-то.
    Тамара обняла и расцеловала мужа:
     - Ну, как съездил? Что-то случилось? Астахов стоял холоден как лед.
     - Случилось, - и показал блузку. - Это что?
     - Блузка. Ты что, сам не видишь?
     - Как эта блузка оказалась в конторе автосервиса?
    Тамара громко фыркнула:
     - Оставила. А в чем дело? Я не понимаю.  Что  ты  так  разошелся  из-за
какой-то блузки? Коля, ты что, ревнуешь меня? Это даже приятно...
     - Тамара, я не шут гороховый. И не позволю, чтобы надо мной смеялись.
     - Боже мой! Ну что тут такого? Ну, оставила  я  эту  треклятую  блузку!
Кстати, она очень недорого стоила... Ты что, думаешь, что я тебе  изменяю  с
этим?
     - Только не надо мне рассказывать, что у него есть невеста. Это  я  уже
слышал.
     - Естественно, слышал. Ведь у него действительно есть невеста...
     - И как ее зовут?
    Тамара уже даже открыла рот, чтобы что-то сказать, да так и не  сказала.
А про себя подумала: "Ай-яй-яй, как нехорошо не  знать,  как  зовут  невесту
Игоря!"
     - А... О... Слушай, забыла. Не помню... Он  ее  называл...  Как-то  так
странно... Имя вроде бы и  понятное,  но  немного  необычное.  Слушай,  если
нужно, я могу у него спросить...
     - Неужели ты не понимаешь, что я не верю ни одному твоему слову!
    "Все! - поняла Тамара. - Вот  теперь  точно  пора  плакать.  И  даже  не
заплакать, а зареветь!" И заревела, причем весьма натурально.
     - Почему? Почему? Я ничего не хотела сделать  плохого.  Блузки-заколки.
Обычные бабские дела... Что за мелочные подозрения?
    И, как всегда, она попала в точку. Именно в эту секунду Астахов оказался
не готов к ее плачу. И к тому же, внутренне ему самому  уже  очень  хотелось
покончить с этой пренеприятной историей, поверив в более-менее  убедительную
версию:
     - Так, так, так, давай без слез...
     - Хорошо, и ты... сам вот подумай... - сказала  Тамара,  всхлипывая.  -
Если без блузки... чтожя, по-твоему, домой без одежды приехала? Как  ты  это
представляешь? Через весь город - и без одежды?
     - Честно говоря... Я об этом не подумал... - улыбнулся Астахов.
     - Когда ты уезжал, -  сказала  Тамара,  понемногу  успокаиваясь,  -  ты
обещал, что мы все начнем с начала... И вот такое у нас начало. А почему  ты
у Игоря не спросил, что делала моя блузка в его конторе? А то все  на  меня.
Почему?
     - Я спрашивал... - потупился Астахов.
     - И что?
     - Он сказал... то же самое... А что это за девушка у него?
     - Хорошая, серьезная. Хозяйственная...
     - Да? Слушай. Есть мысль. А давай возьмем горничной к  нам  в  дом.  Ты
знаешь,  как  я  не  люблю  брать  чужих,  со  стороны.  Еще  нарвешься   на
какую-нибудь воровку. А тут...все же невеста Игоря. Давай,  -  мы  же  давно
собирались.
     - Тебе что, не нравится, как я веду хозяйство?
     - Нравится. Но ты же всегда  жаловалась,  как  тебе  тяжело  заниматься
домашней работой. Несмотря на всю импортную технику.
     - Да, но...
     - Все решено. Скажи Игорю, что может присылать ее хоть завтра.
     - Заодно и я на нее посмотрю.
    Астахов вышел из  комнаты,  довольный  своим  редким  умением  принимать
смелые и точные решения.

    * * *

    Кармелита наконец-то проснулась. Рубина нежно погладила ее  по  волосам.
Внучка улыбнулась.
     - Бабушка, бедненькая, ты что, все время надо мной сидела?
     - Нет, внученька, я не только сидела. Я еще и прикорнуть успела.  И  за
лекарством сходила. То есть не сама, а Грушу попросила принести.
    Кармелита привстала в постели:
     - Ну, давай твое лекарство.
     - Вот! - Рубина достала из потайного места бутылку вина, ловко открыла,
налила в стакан, полюбовалась его цветом на свет.  -  Груша  бегала,  тайком
покупала, чтобы Баро не узнал, чем и от чего мы тебя лечим. Кармелита, доча,
выпей.
     - Что это?
     - Кагор. Самый лучший!
     - Не хочу вино, - по-детски закапризничала Кармелита. - Я сейчас  опять
засну.
     - Ты сколько крови сдала? - с притворной строгостью спросила Рубина.
    Кармелита тут же молча принялась за лекарство.
     - То-то, доча. Пей, пей, пей, пей, пей. Это восстановит  твои  силы.  А
потом все мне расскажешь.
    Кармелита допила и недовольно поморщилась, то ли от вина, то ли от  "все
мне расскажешь".
    И тут послышались  шаги  Баро.  Рубина  быстренько  спрятала  бутылку  и
стакан.
    Зарецкий  тихонько  (как  ему  казалось)  подошел  к  двери,   аккуратно
приотворил ее и спросил шепотом:
     - Проснулась?
     - Да! - громко ответила Кармелита.
     - Как себя чувствуешь?
     - Все в порядке.
    Баро подошел к кровати, поцеловал Кармелиту:
     - Ну, и слава Богу. А еще, дочка, даже  неудобно  говорить,  но  Бейбут
спрашивал, - ты в номере с Миро еще сможешь участвовать?
     - Конечно. Скажи, что я буду выступать.
     - Сильная ты, дочка. Вся в меня. Ну, выздоравливай, - и, поцеловав дочь
в висок, Баро вышел из спальни.
    Кармелита  опять  прикорнула.  Ненадолго  -  минут  на  сорок.   А   как
проснулась, лекарь Рубина опять налила вина.
     - Ну бабушка, ну пожалуйста, не надо. Опять вино!
     - Пей, тебе сейчас это необходимо. Это полезно. Опять послышались шаги.
Почти как у Баро, но только чуть потише, поспокойней.
    Да что же такое! Просто проходной двор, а не лекарня.
    Одновременно со стуком приоткрылась дверь, показалась голова Миро:
     - Можно?
     - А, Миро, заходи, - обрадовалась Кармелита. - Извини меня, пожалуйста.
Я тебе номер сорвала...
     - Это что! Это пустяки. Я тут чуть сердце себе не сорвал.  На  какое-то
мгновение мне показалось, что я задел тебя ножом. Это длилось долю  секунды,
но я за это время чуть с ума не сошел. Нуда ладно. Пустяки  это...  Главное,
что ты жива-здорова. Ведь тебе уже лучше?
     - Конечно. Бабушка меня, знаешь, как лечит! Не знаю, что бы я  без  нее
делала.
     - Еще бы, наша Рубина - ого-го...
     - Миро, ей вредно сейчас долго разговаривать. Ты бы лучше в табор ехал,
ей отдохнуть нужно.
     - Хорошо. Выздоравливай, Кармелита. Мы все за тебя переживаем.
    Засыпая, Кармелита подумала, что  по  самочувствию  она  сейчас  догнала
Максима. Кстати, интересно, как он там, в больнице? Вроде Светка  собиралась
к нему зайти.
    А  Света  у   Максима   уже   побывала,   все   выпытала,   полагающиеся
апельсины-бананы оставила.
    На боевом посту у одра больного  ее  сменил  Палыч.  Теперь,  когда  все
опасения остались уже позади, старик был более  строг  со  своим  неразумным
юным другом:
     - Эх, Максимка, Максимка. Не послушал ты меня. Все вы, молодые,  такие,
всё знаете... Скажи спасибо, что еще так все закончилось.
     - Спасибо, Палыч. Только такое ощущение, что ты не любил никогда.
     - Любил. Потому и не хочу, чтобы ты совершал такие же  ошибки,  как  я.
Головой надо думать, а не по зову сердца бежать.
     - Можно подумать, ты когда был влюблен,  думал  головой?  Расскажи  про
свои ошибки, а то все намеками.
     - Чего уж там. Такой же дурной был. Жил каждым днем...  от  встречи  до
встречи...
     - Она красивая была, цыганка твоя?
     - Не то слово - красивая. Прекрасная. Огонь. Но  у  них  своя  жизнь...
свои законы...
     - И мне Кармелита тоже все время говорит про традиции.
     - Ничего у тебя с ней не получится. Ты выкинь ее из головы.
     - Легко сказать. Ты же свою цыганку до сих пор помнишь?
     - Прошлое не забыть. Но мы и не вместе...
     - А мы будем вместе.
     - Какой же ты настырный!
     - Какой есть. Скажи, а вы почему расстались?
     - С родней ее не сошелся. Особенно с братом.
     - И у меня такая же история. Отец ее не хочет, чтобы мы были вместе.
     - Ясное дело. Ты же для него чужак... Чужаком и останешься. Гаджо!
     - Гаджо... - привычно подтвердил Максим.

    * * *

    Жизнь в астаховском офисе оживилась неимоверно. Как же! Барин приехал  -
сейчас во всем разберется.
    Перед всеми важными разговорами Тамара  успела  затащить  Форса  в  свой
кабинет.
     - Леонид Вячеславович, присаживайтесь. А у меня к вам дело.
     - Надеюсь, ха-ха, не уголовное, - выдал традиционную юридическую  шутку
Форс, и уже совершенно серьезным тоном продолжил: - Так чем могу служить?
     - Предложение, может быть, не совсем обычное... Леонид Вячеславович, вы
в городе знаете все и обо всех. Скажите, а нет ли у вас на примете  девушки,
которая сгодилась бы нам в горничные?
     - Тамара Александровна, нужно небольшое уточнение, - напрягся  Форс.  -
Вам необходима просто горничная  или  она  должна  соответствовать  каким-то
особенным требованиям?
     - А вы очень проницательны, Форс. Конечно, мне нужна девушка работящая,
но главное ~ послушная и понимающая, способная поддержать одну, скажем  так,
легенду.
     - Кажется, я понял. Вы знаете, у меня есть на примете одна девушка. Она
в Управск недавно переехала. Ее тут почти не знают. Очень симпатичная.
     - А вот как раз насчет симпатичной - это совершенно необязательно...
     - Как скажете. Будем смотреть.
    История с девушкой показалась  Форсу  перспективной.  Может  закрутиться
неплохая интрижка. Нужно будет поработать в этом направлении.
    А сейчас - в бой. Впереди - отчетный разговор с Астаховым. Рассказывая о
том, что было в отсутствие  Николая  Андреича,  Форс  чувствовал  себя,  как
адвокат  на  суде  присяжных.  Что-то  раздувал,   приукрашивал.   Например,
менеджерскую неопытность Максима, коварство  и  агрессивность  Зарецкого.  А
что-то, напротив, сглаживал.  Скажем,  историю  с  бульдозерным  наездом  на
кладбище. Итог оказался неожиданным. Астахов взорвался:
     - Это кощунство - бульдозером по могилам!
     - Прошу прощения, Николай Андреевич, но вы  же  сами  хотели  застроить
кладбище?
     - Но я же ведь не знал, что эта земля - кладбище. И  к  тому  же  -  не
заброшенное.
     - Николай Андреевич, это лирика. В бизнесе все средства хороши. К  тому
же, что уж особенного случилось?  В  экономике  нет  прошлого.  Есть  только
настоящее и  будущее.  Сейчас  нужно  забыть  о  моральной  стороне  дела  и
планировать дальнейшие действия...
     - Я боюсь, Леонид, что у нас с тобой разные взгляды на ведение бизнеса.
     - Должен ли я понимать это так, что вы  больше  не  нуждаетесь  в  моих
услугах?
     - Там будет видно. А пока попрошу тебя в мои отношения  с  Зарецким  не
вмешиваться.
     - Как знаете, Николай Андреевич. Хороший юрист в наше время  работу  не
ищет. Она его сама находит. К тому же, у меня есть доля в вашем бизнесе. Так
что я не прощаюсь.

    * * *

    А Тамара, довольная тем, как продуктивно поговорила  с  Форсом,  с  ходу
принялась обрабатывать сына:
     - Антоша, пока папа с Форсом разговаривает,  зайди  ко  мне,  -  плотно
притворила дверь и продолжила: - Сынок, а почему ты так нервничаешь?
     - Как это "почему"? Ты можешь себе представить, что  будет,  если  Форс
расскажет отцу, что это была моя идея - громить кладбище бульдозером?
     - Не думаю, сынок... это не в его интересах,
     - Почему?
     - Видишь ли... Не всегда виноват тот, кто что-то натворил. В бизнесе не
меньше, а то и больше виноват тот, кто недосмотрел.
    Антон задумался. Действительно, в маминых словах что-то есть...
     - Даже если Форс скажет, что это была  твоя  идея,  ты  должен  сказать
отцу, что хотел ему помочь. Разве не так?
     - Правильно, так оно и было...  Я  думал,  что  снесу  это  заброшенное
кладбище, и никаких проблем...
     - Вот только говорить это отцу нужно  в  самом  крайнем  случае.  Атак,
вообще-то, отец оставил вместо себя Максима.
     - Но Максим-то здесь ни при чем...
     - При чем! Также, как и Форс! Ответственность за  все,  что  произошло,
пока не было отца,  лежит  на  них.  А  тебе,  уезжая,  Астахов  велел  кофе
разносить. По поводу кофе у кого-то к кому-то какие-то претензии есть? Нету!
     - Но Макс даже не был в курсе того, что я взял этот чертов бульдозер.
     - Тем хуже для него. Значит, он плохо  работает,  если  не  знает,  что
происходит  на  вверенном  ему  производстве...  А  если  знал,  почему   не
остановил? Антоша, я же не говорю, что ты совсем ни в чем не  виноват!  Нет!
Только не надо брать чужую, понимаешь, чужую, ответственность на себя.
     - Да, мама, конечно, - сказал Антон, подтверждая свою малую вину, а еще
больше - ее требование не брать на себя вину чужую - большую.
    И тут секретарша позвала Антона к отцу.
    Астахов был подчеркнуто спокоен и хладнокровен:
     - Проходи, сынок, садись. Я слушаю тебя.
     - Ты это о чем?
     - Не валяй дурака, ты прекрасно знаешь, о чем. Я хочу знать всю  правду
про кладбище. Чья это была идея - послать на кладбище бульдозер?
    Вот елки-палки, мама так хорошо все рассказывала.  А  отец  спросил  обо
всем так грубо, так прямо!.. Чья идея? Как же ответить?
     - Форса... - подсказал отец, - идея?
    Антон задумался - можно, конечно, сказать, что и  Форса.  Ведь  Антон  в
разговоре  с  ним  намекал  на  свой  сюрприз.  И  деньги  дал  тоже  Леонид
Вячеславович. Только с Форсом лучше не связываться. Он со своим  юридическим
иезуитством так все вывернет...
    Антон отрицательно покачал головой.
     - Значит, твоя или Максима. Я хочу знать, чья? Антон  промолчал.  Пауза
затянулась.
     - Твоя или Максима?

    Глава 29

    Сразу от Максима  Света  поехала  к  Кармелите.  А  про  себя  подумала:
"Сегодня я мать Тереза, только по больным разъезжаю". Подружка  кровать  уже
покинула, расхаживала по комнате:
     - Привет! Ну что, была у Максима? Ну как, ему уже лучше?
     - Все хорошо, идет на поправку. Слушай, он знает, что это ты спасла ему
жизнь.
     - Зачем ты ему сказала?
     - Ты чего?! Я молчала. Он сам догадался. Точнее, почувствовал.  Красиво
так сказал: "Я, - говорит, - просто чувствовал, что  она  все  время  где-то
рядом".
     - Что, правда?!
     - Угу. А потом сказал, что хочет тебя видеть.
     - Я не пойду.
     - Ну  здрасьте,  приехали.  Знаешь,  как  он  здорово  сказал!  Я   его
спрашиваю: "Зачем?" А он говорит: "Да так. Просто хотел поблагодарить за то,
что она мне всего-навсего жизнь спасла".
     - Ладно, - сказала Кармелита. - Не знаю, о  чем  вы  там  говорили,  но
ехать надо.
    Собрались быстро, осталось только убедить Рубину, что  внучка  абсолютно
здорова.
    Вдруг Кармелита остановилась. Села кровать. Взгляд застыл.
     - Да что с тобой? - возмутилась подружка.
     - Знаешь, Свет, я совсем запуталась. Миро и Максим. Максим и отец.  Они
ненавидят друг друга... А я... Что мне  делать?  Они  мне  все  так  дороги.
Почему я такая несчастная?
     - Дурочка... - улыбнулась Света. - Ты не несчастная, а самая счастливая
на свете. Знаешь, вот если бы меня так любили! И я так полюбила...
     - То что?
     - Я бы, как в романсе, пошла "хоть на край земли, хоть за  край!".  Что
папа? Папа есть, и никуда он не денется. Позлится, позлится, да  успокоится.
И что Миро, если ты любишь Максима?
     - Ты думаешь?
     - Уверена. Поехали!
     - Поехали.
    Однако у выхода из дома дорогу им преградила Рубина:
     - А вы что же это? Куда-то собрались? Может, рано еще тебе  ездить?  А,
Кармелита?
     - Бабушка... - сказала внучка таинственным шепотом. - Мне очень  нужно,
правда.
     - А как ты себя чувствуешь, дочечка?
     - Хорошо, бабушка.  Благодаря  твоему  лекарству  как  заново  на  свет
родилась.
     - А что же я скажу твоему отцу, если спросит?
     - Я не знаю... Ну, скажи,  что  в  табор  поехала,  или...  Пожалуйста,
придумай что-нибудь, только чтобы он лишний раз не волновался. Ну, придумай.
     - Что, правда очень надо?
    Кармелита кивнула головой и посмотрела на нее с мольбой.
     - Ну, раз надо, так надо. Иди.
     - Спасибо! - крикнули Кармелита и  Света  хором.  А  Рубина  еще  долго
вспоминала недавние Кармелитины слова: "Как заново на свет родилась".
    Эх, внученька, знала бы ты, как ты на свет рождалась!..

    * * *

    Когда Рубина ушла из камеры, оставив Олесе  три  пирожка,  та  подумала:
"Какая славная старушка!" С этой мыслью девушка и уснула на жестких нарах.
    А проснулась совсем с другой. В камере  раздавался  какой-то  громкий  и
жалкий писк. Как будто кто ребеночка обижает,  маленького-маленького.  Олеся
глянула на пол и увидела - о, ужас  -  мыши!  Хотела  по-бабьи  заорать,  но
что-то остановило. Пригляделась - господи, да  они  же  дохнут,  мышата  эти
бедные...
    И весь страх сразу прошел. Олеся спустила  ноги  на  пол.  Все  же  -  с
опаской. А вдруг мыши хитрят. Только прикидываются слабенькими да  больными.
Сейчас как поднимутся, как прыгнут!
    Но нет, нет... мышата лежали, пищали все слабее и лапками уже  почти  не
дергали. Девушка подошла к ним, и  увидев,  что  мышатам  совсем  уж  плохо,
коснулась шерстки на светло-сером крохотном животике. Мышонок как будто ожил
на мгновение, повернул головку, посмотрел на нее  своими  черными  бусинками
и... умер.
    Олесе, всегда панически боявшейся мышей, стало до  слез  жалко  эти  три
сереньких комочка. "Наверно, санэпидстанция травит их сегодня в  тюрьме",  -
подумалось ей. Странно, и отчего  она  их  раньше  так  боялась?  Чистенькая
красивая  шерстка,  глазки  уморительно  трогательные.  Лапочки   маленькие,
аккуратные, как у ребенка. Зачем же  их  травить,  несчастных?  Олеся  взяла
старую газету, завернула мышек туда и положила в углу камеры. Вымыла руки  с
мылом.
    Захотелось как-то отвлечься от неприятных темных  мыслей.  Пирожки,  что
Рубина оставила, - вот лучшее лекарство! Они были в пакетик  завернуты.  Где
же она его оставила? А, вот, у изголовья. Олеся развернула пакет...
    И вот теперь действительно  испугалась!  Пакет  прогрызен.  От  пирожков
остались  только  крошки.  Что  же  получается?  Мыши  съели  ее  пирожки  и
отравились насмерть. А если бы она сама...
    Олеся забилась в угол кровати. Хотелось вжаться в нее, слиться то  ли  с
ней, то ли со стенкой. Как же она здесь беззащитна...
    Надзирательнице она обо всем рассказала. Та сначала не верила, но увидев
дохлых мышей, сильно удивилась и пообещала, что предупредит всех  на  входе,
чтоб с "передатчиками" построже были. Без паспорта - ни-ни, никаких посылок.
    А потом Олеся задумалась. Что же получается: Рубина хотела ее  отравить?
Неужели? Так ведь и цыганка ела из этого пакетика. Хотя,  она  могла  съесть
помеченные  пирожки,  а  отравленные  оставить.  Но  не  слишком  ли   хитро
получается? Тогда выходит, что отравить хотели Рубину. В  таком  случае  она
должна была сильно отравиться, поскольку съела сразу несколько пирожков.
    В общем, ничего не понятно, только страшно очень.
    Олеся совсем потеряла сон и аппетит.
    Поэтому,  когда  дверь  открыла   надзирательница   и   хмуро   сказала:
"Платонова,  к  тебе  посетитель",  она  даже  не  знала,   радоваться   или
огорчаться. Но тут вошел Леонид Форс, и она очень огорчилась.
     - Здравствуйте, Олеся Викторовна, - сказал Форс.
    Олеся, как бы защищаясь, отошла к окну, подальше от юриста:
     - Здравствуйте... Только я не понимаю, что вам от меня нужно?
    Форс присел на свободную койку.
     - Вы знаете, недавно я разбирал свои дела  и  наткнулся  на  документы,
связанные с банкротством фирмы, где вы работали бухгалтером...
     - Показания по этому делу я уже давала.
     - Читал, читал. С превеликим удовольствием. "Ничего не знаю, ничего  не
понимаю, какие деньги?!  Не  брала  я  никаких  денег!"  Очень  убедительно.
Дорогая гражданка Платонова, так себя не защищают. Это  я  вам  как  адвокат
говорю. И по старой дружбе хочу предложить свои услуги.
    Олеся горько улыбнулась:
     - Я все знаю, Леонид Вячеславович. И цену вашей дружбы. И вашу  роль  в
том, что я здесь оказалась...
     - А вы гораздо умнее, чем можно подумать после чтения ваших  показаний.
Ну что ж... Раз между нами не осталось  никаких  недоговоренностей,  давайте
начистоту. Моя вина в том, что вы здесь оказались, минимальна. Вы, к  своему
несчастью, попали под колеса машины, которая не знает пощады  и  жалости.  И
имя этой машины - большой бизнес.
     - Но я же не машина, я человек...
     - Да, дорогая Олеся, я понимаю. И  я  тоже  не  всесилен.  Я  все  лишь
человек, а не... не бульдозер...
    "Тьфу, черт, - сплюнул Форс. - Привязался ко мне этот бульдозер.  Чистый
Фрейд. А еще юрист. Надо получше следить за своей речью".
     - ...это я в том смысле, что не могу все смести  со  своего  пути.  Но!
Ситуация сложилась так, что сейчас я не только хочу, но и могу вам помочь.
    Олеся расплакалась самым бесстыдным образом:
     - Форсик, милый вы мой, пожалуйста, вызволите меня отсюда. Как подумаю,
что вся жизнь пройдет в четырех  стенах...  и  не  день,  не  два,  а  годы,
понимаете, ГОДЫ!!! Так страшно становится...
     - Понимаю.
     - Ничего вы не понимаете! Это невозможно понять. Ведь я же выйду отсюда
старухой, понимаете? Всю жизнь провести вот в такой камере...
     - Олеся, успокойтесь. Поверьте, я вас понимаю, как никто.  Я  ведь  для
того и пришел, чтобы помочь вам... Возьмите платок, утрите слезы.
     - Я вам так благодарна...
     - Ну, пока еще не за что.  А  вот  потом,  когда  вы  все-таки  выйдете
отсюда, могу ли я рассчитывать на вашу ответную услугу?
     - Услугу? - Олеся насторожилась. - Какую?
     - Да не бойтесь вы. Я не собираюсь предлагать вам ничего грязного, боже
упаси. Просто я бы хотел рассчитывать на небольшую помощь с  вашей  стороны.
Вы согласны?
    Олеся недолго колебалась и выдохнула: - Да.
     - Вот и чудненько. Платочек можете оставить себе. У меня еще есть.

    * * *

    Антон молчал, как разведчик на допросе, а отец все наседал:
     - Я тебя последний раз спрашиваю: чья  это  была  идея  -  пригнать  на
кладбище бульдозер?
     - Папа, мы... все вместе решили...
     - Это не ответ. Мы - значит никто.  А  в  каждом  деле  ответственность
всегда персональна. Я хочу знать - кто именно отдал такое распоряжение? Ты?
     - Нет, не я. Это... Это... Мне трудно говорить, но это... Максим...
     - Максим? Странно. Такой метод решения не в его стиле.
     - И тем не менее это именно так. Именно поэтому он сейчас и находится в
больнице.
     - Его что, ранили?
     - Да. Цыгане решили отомстить  ему  за  этот  бульдозер.  Они  каким-то
образом выяснили, что приказ о разрушении кладбища отдал именно Максим.  Вот
и пырнули его.
     - Странно... Это на него не похоже. Неужели Максим не понимал, чем  все
это может закончиться. И в первую очередь для него самого?
     - Папа, а может, он просто не такой дальновидный, как тебе кажется?
     - А может, сынок, просто ты мне чего-то не договариваешь, как обычно?
     - Ну почему ты мне не веришь? Я тебе рассказал все, что знал.
     - Ладно, ладно. Не заводись.  Верю  я  тебе.  Я  тебе  всегда  стараюсь
верить... А ты был у него в больнице?
     - Еще нет.
     - Почему? Сходи, узнай, как он там.
     - Обязательно. Ну, я пошел.
    "Я второй раз предал Максима, - подумал Антон,  выходя  из  кабинета.  -
Похоже, это понемногу входит у меня в привычку..."

    * * *

    Земфира сварила  Баро  кофе.  Всю  душу  в  него  вложила.  Получился  -
ароматный, душистый. Вдыхать запах уже вкусно, не то что  пить.  И  Зарецкий
это оценил. Вдыхая аромат, по-кошачьи глаза закрыл от удовольствия.
     - От твоего кофе трудно отказаться. Так бы вечно его и пил.
     - Вечно не получится. Рубина, слава богу, поправилась. И я со спокойной
душой могу вернуться домой, в табор. Там мой дом...
     - Земфира, ты принесла в мой дом тепло, уют. Останься еще немного.
    "Все мужчины таковы, - подумалось Земфире. - Еще  недавно  говорил:  что
люди подумают? А теперь сам же просит задержаться..."
     - Ты хочешь... чтобы я осталась?
     - Да, поживи еще немного. Помоги мне,  а  то  у  меня  теперь  уже  две
больных...
     - Хорошо... Правда, мне сегодня все равно нужно съездить в табор.
     - Конечно. Только завтра возвращайся, пожалуйста.  Приехала  Земфира  в
табор, и плохо ей там стало.
    Хуже и беспокойней, чем в доме у Зарецкого с двумя
    больными - травленой Рубиной да припадочной Кармелитой.
    Миро и Люцита ходят оба  потерянные,  друг  на  друга  волками  смотрят.
Только Люцита - влюбленной волчицей, а Миро - просто волком. Степан - глупый
парнишка - бегает за Люцитой, все пытается на  глаза  ей  попасться.  А  она
сквозь него смотрит.
    Совсем худо в таборе...

    * * *

    На  этот  раз  Тамара  решила  встретиться  с  Игорем   на   нейтральной
территории - в офисе на стройке, куда оба  якобы  заглянули  по  неотложному
делу. Поплакались, пожалели друг друга.
     - Да,  видела  бы  ты  его  лицо,  когда  он  заметил  твою  блузку!  -
пожаловался Игорь.
     - Представляю. Он мне дома целый допрос  устроил.  А  машина!  Я  ж  ее
всегда у самых дверей оставляю. А тут единственный раз пришлось  в  сторонке
парковаться. И так здорово получилось.
     - А уж как с невестой ты здорово придумала.
     - Ты, наверное, перепугался.
     - Скажешь тоже - "перепугался"... Растерялся немного.  Но  твоя  помощь
была очень кстати. Мифическая суженая спасла положение.
     - Почему же мифическая? Теперь она у тебя есть. Форс недавно  звонил  -
подобрал нам подходящую девушку.
     - Ты что, это серьезно? Насчет невесты? И зачем  ты  посвятила  в  наши
дела Форса? Знаешь, какой он скользкий?
     - Игорь, ты же не ребенок.  Думаешь,  Астахов  забудет  эту  историю  с
женитьбой? Нет. Нам, милый, теперь  придется  поиграть  в  эту  игру.  Между
прочим, Астахов решил взять твою невесту в горничные.
     - Абсурд! Полный! Какая невеста? Какая горничная? Зачем Форс? В крайнем
случае, я бы сам кого-нибудь нашел.
     - А затем, милый, что заниматься  таким  серьезным  делом,  как  подбор
невесты, я тебе не позволю. Я слишком тебя люблю. У Форса всегда  под  рукой
куча людей, обязанных ему свободой. Вот пусть найдет нам  на  полгода  такую
чистенькую куколку, марионетку... А через полгода дадим ей под зад коленом!
    Игорь успокоился, расслабился. И даже слишком:
     - Она хоть ничего? А то я на ком попало жениться не собираюсь!
    Тамара ехидно улыбнулась:
     - Нет, ну кобель! Чистый кобель! Я ему что-то про любовь тут толкую.  А
он: "Она хоть хорошенькая?"
     - Да ладно. Брось ты. Шучу я, шучу. Иди сюда - обниму. В  любом  случае
своя невеста всегда хуже чужой жены!

    * * *

    Вот и добрался Антон до больницы. И  палату  Максимову  нашел.  Осталось
только дверь толкнуть. Но почему-то не хотелось. Стыдно. И ведь, что обидно,
когда с мамой говоришь, вроде все  хорошо  и  правильно  получается.  А  как
наедине  с  собой  останешься...  Или,  еще  хуже,  рядом  с  Максимом  себя
представишь, так все совсем иначе смотрится.
    И тут в конце  коридора  показалась  парочка.  Кто  там?  Ага,  понятно.
Подружки...
    Кармелита и Света подошли к двери.
     - А ты что здесь делаешь? - зло спросила цыганка.
     - Странный вопрос. Пришел проведать друга.
     - Ты ему не друг.
     - Почему это?
     - Потому что друзья в беде не бросают.
     - Ладно, Кармелита. Кто старое помянет - тому глаз вон.
     - А кто забудет - тому оба!
     - Эй, эй! Ребята, - не выдержала, вступила в разговор Света. -  Ну  что
вы затеяли? Здесь  не  место  для  ссоры.  Хватит.  Кармелита,  знаешь  что,
давай-ка ты пойдешь к Максиму, а мы с этим вот молодым человеком прогуляемся
и поговорим. Я ему кое-что объясню. Хорошо?
     - Я никуда не пойду! - заупрямился Антон.
     - Пойдем! - с нажимом сказала Света. Получилось это у нее совсем как  у
Тамары. Наверно, оттого Антон и послушался.
    Пошли в скверик, какие всегда бывают возле больницы.  По  дороге  купили
мороженого.
     - Какая же она все-таки злющая, это твоя  Кармелита,  -  сказал  Антон,
причмокивая пломбиром. - Но красивая...
     - А она тебе все-таки нравится? - подозрительно заметила Света. - Скажи
честно. Ты общаешься со мной только из-за Кармелиты?
     - Чего? Что за ерунда! С чего ты взяла?
     - Ответ уклончивый. Значит, да.
     - При чем здесь Кармелита?
     - А при том, что все парни, которые со мной общаются, гуляют  в  парке,
кормят птичек, пьют чай, едят мороженое, все они при этом говорят о ней.
     - Ты преувеличиваешь...
     - Скажи, что в ней такого особенного?
     - Ну, есть в ней что-то этакое - цыганское. Но ты  лучше.  Блондиночка!
Художница! Активистка!
     - Да ладно тебе. Я заурядная блондинка  и  дрянной  художник.  Я  плохо
рисую, и знаю это.
     - Чего? Кто сказал тебе эту глупость?
     - Антон, я все про себя знаю. Еще с самого  детства  я  знала,  что  не
хватаю звезд с неба.
    Света сама удивилась, чего это вдруг она так разоткровенничалась. Видно,
почувствовала что-то близкое в этом непростом парне.
     - Но знаешь, я всегда стремилась  стать  лучше.  Зачем?  Наверное,  для
того, чтобы понравиться отцу.
     - А что, он тебя не любит? -  спросил  Антон,  вспомнив  о  себе  и  об
Астахове.
     - Нет, он меня очень любит, особенно после того, как мы потеряли  маму.
Раньше он часто приходил в мою комнату и очень расстраивался, если я  что-то
делала недостаточно хорошо. Потом  стал  заходить  все  реже.  Потом  вообще
перестал. Так и живем - в одном доме, а почти чужие. Он целыми днями  где-то
на работе, а я - в мастерской.
     - Света. Уполномочен тебе заявить: все, что ты  мне  сейчас  наговорила
про себя, - полный бред.  Во-первых,  ты  очень  хороший  художник,  у  тебя
действительно  талант  в  живописи,  и  это  видно   невооруженным   глазом.
Кому-кому, а мне можешь поверить! Знаешь какая у отца коллекция!  Как  он  в
живописи разбирается! А я в этом - весь в него!
     - Ладно тебе. Хватит болтать.
     - Нет, я требую слова. А во-вторых... Во-вторых,  мне  с  тобой  просто
очень интересно общаться. Ты замечательный собеседник, ты умна, образованна.
И кроме всего прочего, ты очень красивая девушка. Гораздо симпатичнее  своей
Кармелиты.
     - Ты правда так думаешь?
     - Конечно...

Глава 33

    Оформление документов и выход из тюрьмы прошли  как  во  сне.  Олеся  не
верила, что все это происходит с ней. Форс подвез ее до дома.  Она  вошла  в
свою квартиру. Пахло пылью, одиночеством, запустением. Как она мечтала  там,
в камере, оказаться дома, нырнуть в ванну, вспенить воду, залечь  надолго  с
книжкой, потом поставить хорошую музыку, съесть  что-нибудь  этакое,  выпить
наперсток ликера...
    Отчего же сейчас ей так плохо? Почему нет ничего, кроме усталости? Олеся
положила голову на стол и уснула.
    Но утро вечера мудренее.
    Не хныкать -  приказала  она  себе.  Приняла  контрастный  душ,  сделала
прическу. Подобрала костюм. Долго выбирала (это вам не в тюрьме  в  обносках
ходить!).  Предстояло  идти  в  ресторан,  общаться  с  Форсом  и  с   этими
непонятными людьми, у которых она будет работать.
    ...Стол был накрыт на четверых. Но сидел за ним один Форс. Увидев Олесю,
встал, отодвинул стул, помог сесть, сделал дежурный комплимент:
     - Сударыня, вы прекрасны!
    Сели, начали с ассорти и салатов. У Олеси аппетита совсем не было.
     - Что не ешь? - галантно удивился Форс. -  В  тюрьме  такого  не  дают?
Давай ешь! Все оплачено.
     - Простите, Леонид Вячеславович, но я бы предпочла  закончить  с  нашим
делом побыстрее. Скажите мне, что я должна буду делать?
     - Молодец. Быка - за рога? Одобряю. Далеко пойдешь! Значит так, первое:
ты должна играть роль невесты.
     - Чьей невесты?
     - Одного приятного мужичка. Тебе-то не все равно? Твоего "жениха" зовут
Игорь.
     - Но я не знаю никакого Игоря.
     - Не волнуйся. Вас познакомят.
     - И что, я все-таки должна буду с ним спать?!
     - А что, уже не терпится? - видя, как Олеся зло сверкнула глазами, Форс
смягчился. - Ну-ну, успокойся. Это, как я и говорил, строго по  желанию.  И,
между нами говоря, я  бы  не  советовал!  Так...  Это  что  касается  твоего
"жениха". А теперь, второе и главное: меня интересует  все,  что  связано  с
твоим хозяином.  Кто  приезжает  в  дом  к  Астахову,  с  кем  он  общается,
содержание разговоров и, возможно, писем... И не вздумай мне лгать! Учти - у
меня есть возможность выборочно контролировать тебя. А теперь ешь!
     - Спасибо, не хочется...
     - Ну как знаешь! И не будь такой неженкой. Понимаешь,  ты  в  том  доме
должна стать не просто горничной, а членом семьи! Меня интересует  все,  чем
они  дышат...  О!  Тихо.  Вот  и  твоя  хозяюшка  идет...  Говори  все,  как
договаривались. Да, чуть не забыл. Запомни, не вздумай рассказать им, что ты
была под следствием. Это все испортит! Поняла?
     - Поняла. Я бы сама  с  радостью  об  этом  забыла...  Подошла  Тамара.
Поздоровалась подчеркнуто оживленно:
     - Здравствуйте, здравствуйте...
    Форс опять встал, отодвинул стул, чтобы Тамара села.
     - Добрый   вечер,   Тамара    Александровна.    Присаживайтесь.    Вот,
познакомьтесь: это Олеся.
     - Понятно. Значит, вы и есть наша предполагаемая горничная?
     - Да.
     - А я Тамара  Александровна  Астахова.  Хозяйка  дома,  где  вы  будете
работать, если мы обо всем договоримся, конечно...
     - Я надеюсь, что договоримся.
     - Я уже  рассказал  ей  об  обязанностях,  -  засуетился  Форс.  -  Так
сказать - ввел в курс дела...
     - Спасибо!  Дальше  мы  справимся  сами.  Леонид,  вам,  наверное,   не
интересны наши женские разговоры...
     - Понял. Я тут, кстати, руку измазал. Пойду помою.
    Тамара  подождала,  когда  Форс  отойдет  подальше,   и   обратилась   к
собеседнице:
     - Ну что ж, Олеся, расскажите о себе.
     - Особенно  рассказывать   нечего...   Работала   на   фирме...   Фирма
развалилась... Потеряла работу. Подалась в горничные... В  Управск  приехала
недавно.
     - Скажите,  а  где  вы  работали?  Может  быть,  у  вас  есть  какие-то
рекомендации?
     - Нет. Рекомендаций у меня нет. А работала я в гостинице.
     - В местной?
     - Нет, это было еще до Управска.
     - Вот как? Простите, а почему ушли с прежнего места работы?
     - Сами же знаете, сколько там платят...
     - Значит, вам нужны деньги?
     - Конечно. Они всем нужны.
     - Насколько я понимаю, вас предупредили, что помимо  исполнения  прямых
обязанностей, вы  будете  должны  немного  поактерствовать  -  сыграть  роль
невесты?
     - Да, я согласна...
     - Вас ничего не смущает? Вы готовы быть невестой незнакомого человека?
     - Я привыкла не  задавать  лишних  вопросов...  Мое  дело  -  выполнять
условия хозяев, раз уж я нанимаюсь на работу.
     - Вы во всем такая покладистая? - встревожилась Тамара.
     - Выдумаете... Нет! Меня предупредили, что никаких... отношений с  моим
"жендаом" не подразумевается!
     - Да, голубушка! "Не подразумевается"! Ни с "женихом", ни  с  хозяином!
Кстати, я надеюсь, вы не замужем.
    Олеся кивнула головой.
     - Это хорошо... А вы что, совсем нелюбопытны? Вас даже  не  интересует,
кто ваш "жених", какой выглядит?
     - Мне сказали, что нас познакомят... Тамара увидела Игоря, входящего  в
зал.
     - Да, правильно сказали. А вот, кстати, и он! Представление  не  заняло
много времени. Вскоре и Форс вернулся - наконец-то отмыл руки.
    Так что посидели, в целом, неплохо.
    А на прощанье новая хозяйка еще  раз  удивила  Олесю,  выдав  загадочную
тираду:
     - Вот вам блузка. Она мне не подошла. И будем считать, что я отдала  ее
вам за полцены. Но на самом деле, берите ее бесплатно. И на  работу  сегодня
приходите, пожалуйста, в ней.
    Странная работа. Странные люди...

    * * *

    Кармелита не знала, как начать разговор с отцом. Она знала только одно -
смолчать не сможет. И вот в конце концов собралась с духом и  пошла  к  отцу
выяснять отношения. Начало речи она заготовила давно:
     - Папа, нам надо поговорить. Почему ты так поступаешь с людьми?! Ты  не
Господь Бог!
     - Я знаю... - недоуменно ответил Баро. - Я никогда и не  думал,  что  я
Господь. Успокойся и объясни, что случилось?
     - Как я могу успокоиться?! Папа! Кто покушался на Макса?
     - Покушался? На кого? О чем ты?! И вообще, почему ты со мной говоришь в
таком тоне?
     - Хорошо, извини. Я изменю тон. Но и ты пообещай  мне  говорить  только
правду. Ты ведь объявил Максима своим врагом. И запретил нам встречаться.  А
после того, как я не послушалась тебя, на него напали с ножом. Так?
     - И ты считаешь, что это сделал я?!
     - Не сам лично, но я считаю, что ты кому-то приказал это сделать.
     - Ты считаешь, что это я организовал покушение на этого гаджо?
     - А кому еще он мог помешать?
     - Меня не интересует ни он, ни его дела! Мне бы с тобой разобраться.
     - Пап, ну дай мне слово, что ты не причастен к этому покушению!
     - Тебе недостаточно того, что я говорю? Ты требуешь, чтобы я, Баро, дал
тебе, девчонке, слово?!
     - Да.
     - Правильный отец устроил бы тебе хорошую  трепку...  Но  я,  наверное,
неправильный отец, плохой. И поэтому я даю тебе слово...
     - Так это не ты?
     - Если ты непонятливая, повторяю: я никому не  приказывал  нападать  на
него.
    Кармелита бросилась отцу на шею.
    Как здорово, что ее отец ни в чем не виноват!
     - Пап, ты прости меня, ладно? Ты прости, что я так о тебе...
    Баро устало отмахнулся:
     - Не надо! Я был плохим отцом, но теперь постараюсь исправиться. Отныне
все будет иначе! Ты двадцать четыре часа в  сутки  будешь  сидеть  дома  под
охраной! И одна отсюда - ни ногой.

    * * *

    Настроение у Палыча было смурное. И пить не хотелось,  оставался  только
один способ улучшить  душевное  состояние.  Полез  на  полочку  с  книжками,
оставленную его предшественниками. Прикинул, что  бы  выбрать.  Взял  "Книгу
перемен" с иллюстрациями великого Ци  Бай  Ши.  Полистал,  и  вправду  стало
легче. Захотелось жить и работать. Пошел подбросить уголька. А тут и  Максим
в гости пожаловал.
     - О-о! Кого я вижу! Какие люди!
     - Привет, Палыч! - тяжело вздохнул Максим.
     - Привет, - Палыч обнял Максима по-медвежьи,  тот  привычно  поморщился
отболи.
     - Ой...  Извини.  Совсем  забыл.  Прости,  так  обрадовался...  Ты  уже
выздоровел?
     - Садись, к зеленому чаю как раз! "Путь  мудрости,  усыпанный  чаинками
трех верхних лепестков..."
     - Так-то, Палыч, у тебя - "Путь к мудрости", а у меня полный "абзац"!
     - А что такое?
     - Прав ты был, всюду прав. Все так и вышло, как говорил. Девушки у меня
теперь нет, друга у меня нет. И работы у меня тоже нет... Сплошной разлад...
     - Эх, Максимка. Как говорит И-Цзин в главе "Цзянь": "Разлад сам по себе
является препятствием всякой деятельности". Так что давай разбираться, в чем
причины.
     - Давай! - Максим вытащил бутылку водки. Палыч  посмотрел  на  нее  без
всякого желания и отставил в сторону. Не такое у него сегодня настроение.
     - Это мы всегда успеем! Ты рассказывай! Одна голова - хорошо, а  две  -
лучше! Давай-давай, говори. Что случилось-то?
     - Ой, много чего, Палыч. Ну, например, я сказал Кармелите,  что  напали
на меня люди ее отца!
     - А она?
     - А она обиделась, ушла и сказала, что пока не докажет  мне  обратного,
мы с ней видеться не будем.
     - Молодец, хорошо получилось! А что с работой? И что  с  твоим  большим
другом Антоном?
     - Он меня так лихо подставил, что я работы лишился!
     - М-да-а-а. Диагноз ясен. И оттого, что я его давно поставил, ничуть не
легче.
     - А что бы ты сделал на моем месте?
     - Я бы уехал!
     - Круто...
     - Да не "круто", а нормально. Проблему надо рубить  "с  плеча"!  Уехать
тебе надо, парень! Уехать! Ты молодой, все сможешь начать сначала  на  новом
месте!
     - Я понял тебя. Ты предлагаешь мне убежать? А я трусом, Палыч,  никогда
не был! И быть им не собираюсь!
     - Не убежать, а уехать. Убегают от трусости, Максим.  А  уезжают  -  от
мудрости.
     - На себя намекаешь... И от  чего  ты  в  итоге  убежал...  или  уехал?
Отлюбви? Нет! Я так  не  хочу.  И  скажу  тебе:  я  Кармелиту  оставлять  не
собираюсь!
     - Эх, жизнь... Теперь, пожалуй, и за это дело можно приняться, -  Палыч
безжалостно свернул голову бутылке водки.

    * * *

    Баро сдержал свое слово. И посадил  Кармелиту  прямо-таки  под  домашний
арест. Рыч оставил ворота на второго охранника, а сам безвылазно  дежурил  у
ее спальни. Все бы хорошо, да уж больно ему скучно было. Нет, конечно,  люди
его профессии к долгому ожиданию привычные. Только чаще  это  происходит  на
улице, где хоть что-то случается. То котенок пробежит, то ветерок подует.  А
тут, в четырех стенах, сдуреть можно от скуки.
    В общем, совсем закис Рыч от скуки и даже не  заметил  переглядываний  и
взаимных подмигиваний
    Рубины и Кармелиты, после которых к нему подошла старая гадалка.
     - Ну что, ромалэ, тоскуешь? Давай погадаю?
     - Ну давай, пошли - хоть какое-то развлечение.
     - Ну давай. Пошли. Садись к столу, - Рубина усадила Рыча спиной к двери
спальни Кармелиты.
    Рыч оглянулся, в открытую дверь было видно, как девушка читает книгу.
     - Смотри, Рыч! Король. Это ты.
    Охранник посмотрел на карты с большим интересом. Рубина продолжила  свою
работу.
     - А вот... Э... Посмотри-ка, вокруг  тебя  пустота.  Никого  и  ничего.
Одинокий волк.
     - Да... - глубокомысленно сказал Рыч.
     - А вот эта дама, посмотри-ка -  цыганка,  мать  твоя.  А  вот  это  ее
любовь. Какая сильная любовь к тебе...
    Рыч так увлекся гаданием, что  не  заметил,  как  Кармелита  взяла  свою
сумочку и тихо вышла в дверь.
     - Сильная, говоришь?
     - Да. Сильно она тебя любила. Ох,  как  сильно,  да  только  давно  это
было - померла она.
     - Правду говоришь... - сказал Рыч грустно. - С тех пор  никто  меня  не
любил...
     - Да кто же еще так, по-матерински, полюбит?  Но  есть  ведь  и  другая
любовь, - Рубина снова разбросала карты. Вот, посмотри-ка. Глянь сюда, перед
тобой - две дороги.
     - Где?
     - Ну, вот. Одна светлая, одна черная. И лишь от тебя зависит, по  какой
из них пойти. Но только смотри-ка, вот, дама, мать  то  есть,  указывает  на
светлую!
    А вот эти тебе зла желать будут... Смотри, это валет пик. Обман. Не верь
им, когда время придет...
     - А когда оно придет?
     - Сам почувствуешь, как оно наступит, как выбор делать придется...
    Вошел Баро:
     - Где Кармелита?
    Рыч вздрогнул. Тревожно оглянулся по сторонам.  Заглянул  в  Кармелитину
комнату. Нет девчонки!
     - Только что здесь была...
     - А теперь где?!
    Рыч с ненавистью посмотрел на Рубину:
     - Ах ты ж старая... Заморочила меня совсем! Набрехала! - и  побежал  на
улицу искать Кармелиту.
     - Нет, Рыч, никакой брехни. Все правда, чистая!.. -  крикнула  вдогонку
гадалка.
    Рубина и Баро остались наедине.
     - Собрала карты? - угрюмо сказал Зарецкий.
     - Собрала...
     - Теперь собирай свои остальные вещи! Ты возвращаешься в табор!
     - Хорошо. Давно пора, - цыганка пошла в свою комнату, где отлеживалась.
     - Ты ничего не хочешь мне сказать, Рубина?
     - Прости, Баро, но так надо было.
     - Кому надо?! Девчонке, вбившей себе в голову, что она влюблена? Хватит
потакать ее прихотям!
     - Любовь - не прихоть, Баро. Не хочу, чтоб она повторяла мои ошибки.
     - Я долго терпел, Рубина, но при тебе Кармелита совсем отбилась от рук!
Я этого не допущу! Я тебя предупреждал, чтобы ты не  потакала  ее  выходкам?
Предупреждал. Пеняй на себя! Прощай, Рубина!
     - Баро, Баро... Тебе кажется, что ты всегда поступаешь правильно. Но ты
так и не понял самого главного!
     - Чего же?
     - Что все твои беды - в тебе самом!

    * * *

    Кармелита прибежала в больницу.
     - Вы куда, девушка? - остановил ее врач.
     - Я к Максиму Орлову.
     - Опоздали. Улетел ваш Орлов из больницы.
     - Как? Куда? Он же слабый еще...
     - Я пытался его остановить, а  он  даже  слушать  не  захотел.  Оставил
расписку. Ушел - и все. Если найдете его, передайте, пусть придет к нам  швы
обработать!
    Кармелита прибежала в гостиницу. Ворвалась в номер Максима и...
    Кто это? Это не Максим...
    Палыч тем  временем  прибирал  комнату  друга.  А  Максим  лежал  в  его
котельной, обмазанный бальзамом (вот вам и "обработка швов").
     - Вы кто? Где Максим? - строго спросила Кармелита.
     - Девушка, а для чего вам наш Максим понадобился?
     - Да вот, понадобился. А вы что тут делаете?
     - Палыч я, друг Максима. Вот порядок навожу... А то  ему  трудно  было,
раненый. А ты кто?
     - Кармелита. Где он?
     - А-а... Кармелита, говоришь. Вот ты какая... В  общем-то,  понять  его
можно... - Палыч пристально посмотрел на  Кармелиту,  любуясь  ею,  а  потом
неожиданно резко сказал: - Нету Максима!
     - А вы не знаете, где я могу его найти?
     - Думаю, что нигде. Сегодня он уехал из города.
     - Как уехал?
     - Как, как... Насовсем!
     - Да этого не может быть! Да нет... Вы что-то перепутали,  наверно.  Он
бы мне сказал! Он предупредил бы меня! Нет... Может,  он  мне  хоть  записку
какую оставил?
    На Кармелиту было жалко смотреть. Но Палыч одернул себя. Нет.  Рубить  -
так "с плеча"!
     - Ты это...девонька, не грусти сильно-то! Так оно и тебе  будет  лучше!
Ты ж цыганка - все против вас было! Забудешь! Время лечит!
    Кармелита молча расплакалась и вышла из комнаты.
    А Палыч подумал: жалко ее, конечно. И Максима жалко.  Только  все  равно
уезжать ему надо. Ничего больше не остается!

    Глава 34

    "Я - трус, - размышлял Антон  над  рюмкой  коньяка.  -  Мама  старается,
выстраивает философские парадоксы, говорит, что - герой. А на  самом  деле  я
всего лишь трус!"
    И так он погрузился в свои мысли, что  не  заметил,  как  мама  вошла  в
гостиную:
     - Антон! Опять! Ну зачем ты опять пьешь?
     - Хреново мне, мамочка. Очень хреново...
     - Тебе жалко Максима?
     - Жалко - не жалко... Что за разговор, я  просто  предал  его.  Это  же
из-за меня отец его уволил!
     - Надеюсь, Астахов об этом не знает?
     - Об этом - не об этом... Отец знает только то, что  я  ему  сказал.  А
Макс промолчал. Потому что совестливый. Посмотрел на  меня,  как  на  полное
ничтожество, и промолчал.
     - Вот это ты правильно подметил,  сынок.  Он  на  тебя  всегда  смотрел
сверху вниз, как на полное ничтожество. А ты, по дружбе, всегда  терпел  то,
что он задвигает тебя на второй план...
     - Мама, меня никто не задвигает! Никто! Это тебе приснилось.
     - Не приснилось, сынок. Я же вижу! Вижу! Всегда так было. А сейчас отец
освободился от него. Понимаешь? Освободился.
     - Ты думаешь?
     - Конечно. Ты все сделал правильно.  Мудро!  Убрал  с  дороги  Максима,
теперь отец увидит,  кто  из  вас  действительно  лучший.  Поэтому  не  надо
расстраиваться. Но и пить! Антон, пить не надо!
    Тамара выхватила  бутылку  у  него  из  рук.  И  вся  ее  педагогическая
деятельность тут же пошла насмарку. Антон, уже почти  согласившийся  с  тем,
что он "все сделал правильно", опять захандрил:
     - А знаешь, что я сделаю сейчас? Я пойду к  отцу  и  признаюсь  ему  во
всем. А там пусть он решает, кто что сделал правильно, а кто неправильно.
    Ну, достал! Тамара вспыхнула:
     - Знаешь что, Антон!
    Антону показалось, что мать сейчас выругается.  И  при  этом,  возможно,
выйдет за рамки приличий.
     - ...Делай что хочешь. Иди куда  хочешь.  Хоть  к  отцу!  Ты,  в  конце
концов, уже взрослый!
    И это было самое мудрое, что могла сказать Тамара.
    Антон же молча встал и вышел. Но не к отцу, а к себе в  комнату.  Там  у
негобыла припрятана бутылочка виски. Ма-а-аленькая, но очень симпатичная.
    Астахову тоже было чем заниматься. Он знакомился с новой горничной.
     - Здравствуйте.
     - Здравствуйте! Присаживайтесь. Меня зовут Николай Андреич!
     - А я - Олеся.
     - Значит, вы - невеста Игоря? - Да.
     - Вам приходилось раньше работать горничной?
     - Да, я работала в гостинице, но там очень мало платили.
     - А в частном доме?
     - Нет... Но я буду очень стараться. Поверьте, я справлюсь, если  у  вас
будут какие-то претензии, я готова сразу же получить расчет.
     - Хорошо, так  и  договоримся.  Ну  что  ж...  Можете,  как  говорится,
приступить к своим обязанностям.
     - Спасибо.
     - У вас есть где жить?
     - Да. Небольшая квартирка. Я сюда недавно переехала... :
     - Отлично. Можете ее пока сдать внаем. А жить предлагаю здесь, в  нашем
доме. Предоставим вам  отдельную  комнату.  Если  ваши  отношения  с  Игорем
закончатся свадьбой и браком, к жилищному вопросу вернемся дополнительно.
     - Спасибо.
     - Да, и еще... Раз уж мы об этом заговорили.,. Я хотел бы поговорить  с
вашим женихом, Игорем.
     - А он в приемной.
     - Позовите его.
    Игоря Астахов встретил широкой и вполне искренней улыбкой.
     - Познакомился я с твоей. Ну, что  скажу,  -  одобряю.  И  блузка  эта,
бывшая Тамарина, ей идет. И в общем... хорошая она. Вы давно знакомы?
     - В принципе, да. Но пожениться решили недавно. Вдвоем  как-то  прожить
легче, тем более сейчас.
     - То есть уже можно поздравить...
     - Нет-нет, торопиться не надо. Мы еще должны присмотреться, притереться
друг к другу.
     - Ну что ж, я рад за тебя. Мне кажется, достойный выбор.
     - Еще  раз  спасибо,  Николай  Андреевич.  Когда  Игорь  ушел,  Астахов
вспомнил об Олесе, задумался о своем первом впечатлении о ней  (а  оно,  как
известно,  самое  правильное).  Действительно,  очень   хорошая   девочка...
Застенчивая. Правда, чего-то боится. Не страшно, у каждого есть свои  грехи.
Стыдливая, легко краснеет.
    И,  наконец,  самое  тонкое  наблюдение,   достойное   Шерлока   Холмса.
Художественный вкус хороший - из всех картин, что есть  в  кабинете,  больше
всего засматривалась на самую дорогую - гордость его коллекции.

    * * *

    Максим отлежался  в  котельной,  отлично  выспался.  Мудрое  спокойствие
Палыча, а также И-Ц-зин, несколько рюмок  водки,  приятное  гудение  огня  в
котле - все это вместе утихомирило душевный разлад. И мысль об  отъезде  уже
не казалась  такой  страшной.  Болезненной,  но  не  страшной.  Оказывается,
высокая трагедия - не только Шекспир,  но  и  Макс  Орлов.  И  это,  как  ни
странно, успокаивало.
    "Я уеду, - почти спокойно думал Максим. - Только бы не  расплакаться  на
выезде. Ничего, как-нибудь сдержусь. Как будет тяжело без Кармелиты...  Даже
фотографии ее нет... Вспомнил. Вспомнил! От  кого-то  я  слышал,  что  Света
сейчас рисует ее портрет. Срочно надо бежать к  Светке.  Выпросить  портрет,
выкупить... В крайнем случае - украсть". И улыбнулся, представив заголовки в
управской прессе: "Наклонная дорожка Максима Орлова...".
    Звонок в дверь. Максим стоял, как с креста снятый.
     - Боже мой, Максим... Что с тобой случилось? - спросила Светка.
     - Прости, Свет, что без звонка. Мне поговорить с тобой нужно.
     - Ну, говори... Кофе будешь?
     - Нет, спасибо, я на секунду. Скажи, пожалуйста, а ты портрет Кармелиты
закончила?
     - Почти... - Света кивнула в сторону картины, стоявшей на мольберте.  -
А, собственно, что? Ты для этого пришел?
    Максим не ответил на вопрос, а сразу сказал:
     - Подари мне его.
     - Что? Максик, да  ты  с  ума  сошел!  Во-первых,  он  не  закончен,  а
во-вторых... да...
     - Я понял, я понял, Свет... Давай, ты скажи, сколько он стоит. Я куплю.
Серьезно. Мне плевать.  Пусть  он  даже  не  закончен.  Портрет  нужен  мне,
понимаешь? Скажи, сколько он стоит.
     - Макс! Ты сумасшедший! Портрет не закончен...
     - Понятно, дураку полработы не показывают. Света засмеялась:
     - Ну, примерно так. Не нужно денег. Если тебе так приспичило - я  отдам
его. Но когда закончу. Хорошо?
     - Плохо... Я уезжаю сегодня. Очень  хотелось  бы  взять  его  с  собой.
Понимаешь?
     - Нет. Не понимаю. Ты же вернешься.  Я  его  доделаю,  и  ты  заберешь.
Насколько ты едешь?
     - Навсегда.
     - А-а-а... Ну... Так... Нет, ты знаешь, давай  я  все-таки  сварю  себе
кофе...
    Света ушла на кухню. А Максим сел  напротив  мольберта  и  посмотрел  на
портрет долгим, грустным взглядом. И даже погладил его. Здоровой рукой.
    Света вернулась с кофе. И для себя, и для Максима.
     - Так, а теперь давай  еще  раз.  Только  спокойно  и  по  порядку.  Ты
уезжаешь навсегда?
     - Да.
     - А Кармелита знает об этом? - Нет.
     - Очень красиво. Почему это вдруг ты решил уехать, все бросить,  ничего
ей не сказав? А?
     - Потому что я русский, а она цыганка. И она  не  пойдет  против  своих
традиций. А то ты не знаешь...
     - Нет, Максим, я ничего не знаю. Давай сейчас позвоним Кармелите и  все
узнаем.
     - Света! Кармелите звонить не надо. Оставь телефон! Послушай меня.  Мне
очень тяжело далось это решение. И я не  хочу,  чтобы  Кармелита  узнала  об
этом, пока я в городе. Понимаешь?
     - Боже мой... Что же вы с собой творите-то?..
     - Так что насчет портрета?
     - Забирай.
     - Спасибо.
     - Макс? - Да.
     - Куда ты собираешься ехать?
     - Не знаю, Свет. Россия большая. А я маленький. Найдется мне где-нибудь
местечко.

    * * *

    Ну вот и все. Баро попросил ее оставить  этот  дом.  Не  в  первый  раз.
Рубина собралась очень быстро. Решила уйти тихонько, ни с кем  не  прощаясь.
Слава ж богу, не на тот свет уходит - еще увидится со всеми.  Да  по  дороге
Груша встретилась.
     - Рубиночка, значит, все-таки в табор уходишь?
     - Да, загостилась я у вас, - постаралась улыбнуться Рубина.  Но  улыбка
получилась грустной.
     - Плохо нам без тебя будет. Привыкли мы к тебе, -  на  глазах  у  Груши
появились слезы.
     - Что ты, доченька... Перестань. А то вообще в гости ко  мне  приезжай.
Табор не так далеко. Да и я буду заходить, Баро не запретил мне  встречаться
с внучкой.
     - Обидно получилось. Это он все из-за того, что Кармелита ушла из  дому
без разрешения. Аты ее выгораживала.
    Рубина напряглась:
     - Почему ты так решила?
     - Я подслушала, случайно. Услышала твой разговор с Баро.
    Рубина недовольно покачала головой. Неприятно, что тот баронский выговор
слышали посторонние.
     - Забудь. И никому не говори об этом  разговоре.  А  мне  действительно
лучше быть в таборе.
     - Кармелита знает, почему ты уходишь?
     - Нет, она на конюшню убежала к своей Звездочке. Потом, наверно, верхом
покатается. А как вернется -  узнает.  Скажи  ей  так...  В  общем...  пусть
думает, что это мое решение. Ну ладно, давай  прощаться.  Долгие  проводы  -
лишниеслезы.
    Не стала Рубина пользоваться машиной Зарецко-го (хоть он  и  предлагал).
Гордость не позволила. И попутки тормозить не  стала.  Захотелось  пройтись.
Чай не такая старая, не развалина - дойдет.
    По дороге о жизни уже прожитой, да еще не выжитой, думала. Прошлые  годы
вспоминала, И любовь свою сильную, и грехи Свои тяжкие.
    Пару раз всплакнула.
    Когда шла через лес, чуть  не  заблудилась.  Но  бросила  деду  Лесовику
несколько конфеток, которыми ее  внучка  угостила,  -  тот  и  вывел  ее  на
тропинку к табору.
    А в таборе настроение у всех было приподнятое. Цыганам для счастья много
не нужно. Дай надежду на что-то хорошее - и достаточно.
    Сначала все очень  расстроились  из-за  дождя.  Получается,  уже  второе
выступление сорвалось. Но потом Миро рассказал о заброшенном театре, который
ему Кармелита показала. И все туда съездили, посмотрели.  И  в  одиночку,  и
группами. По-хозяйски осматривали.  Проверяли  акустику  -  пробовали  петь.
Ремонт, конечно, дороговато обойдется, но ведь так хочется...
    Что тут скажешь! Нет такого  бродячего  актера,  который  бы  не  мечтал
выступать в театре. В настоящем, чтоб со сценой, с занавесом, с  оркестровой
ложей. Бейбут так загорелся этой идеей, что не  мог  спокойно  ни  есть,  ни
спать, ни жить. Свозил в театр Зарец-кого. Место тому  понравилось.  И  идея
театральная пришлась по вкусу. Правда, с довеском - он предпочитал  говорить
не "театр", а "развлекательный центр". Но закончил  разговор  многообещающе:
"Бейбут,  мысль  хорошая.  Я  сяду  и  хорошенько  все  просчитаю.  А  потом
посмотрим, в какую сторону все это вырулит".
    В общем, к приходу Рубины табор уже гулял, отмечая хорошую новость.
    Только Люцита грустила. Из-за Миро. И Миро грустил. Из-за Кармелиты.

    * * *

    Как только Максим ушел, Света  бросилась  к  телефону  и  набрала  номер
Кармелиты. Совесть ее при этом была чиста. Да, Максим,  конечно,  просил  не
звонить. Но ведь она-то ничего не обещала.
    "Кармелиточка, миленькая, возьми трубку... Возьми!.."
    Но Кармелита все молчала.
    И вот наконец-то отозвалась. Разгоряченная, энергичная...
     - Алло, Светка, привет! Я со Звездочкой на прогулке была. Телефон  дома
забыла. Ты давно звонишь?
     - Да. Слушай, ты знаешь, что Максим решил уехать? Навсегда?
    Кармелита погрустнела:
     - Да, знаю, мне об этом его друг сказал.  Я  оттого  и  отправилась  на
природу, уж очень мне плохо было...
     - Нет, подруга, нет, он еще не уехал! Он в городе.  Максим  только  что
был у меня.
     - Как - у тебя?
     - Да, если ты не хочешь его потерять, беги сейчас же  к  нему!  Ты  ему
очень нужна. Он тебя любит! Только ты  его  можешь  остановить.  Пожалуйста,
беги к нему.
     - Я ничего не понимаю! Почему же он сам ничего не сказал? И зачем он  к
тебе ходил?
     - Брось тормозить. Максим выпрашивал у меня твой портрет!
     - А где он сейчас?!
     - Портрет? - не без гордости переспросила Света. - У Максима!
     - Да нет, Максим где?!
     - Я думаю, еще в гостинице! Кармелита бросила трубку.
    Так, нужно срочно бежать к Максиму!

    * * *

    Бутылочка виски была сувенирной, а значит, очень маленькой.  Закончилась
быстро, после нее стало только хуже.  Антон  понял,  что  есть  только  один
человек, который сейчас может помочь ему, даст выговориться, выслушает.
    Света!
    Какой там у нее номер?
    Вот, гудки. Хорошо... Голос мягкий, нежный, заботливый:
     - Привет, Антон...
     - Света.  Светланочка...   Только   ты   можешь   помочь.   Мне   нужно
поговорить...
    Света рассмеялась. Но не обидно - по-доброму:
     - Ладно, ладно, жду. У меня сегодня день такой. Скорая помощь  Светланы
Форс принимает на дому..
     - Ага, - продолжил Антон. - Форма доставки - самоприезд!
     - Света, - бодро начал  Антон,  расположившись  в  мастерской.  -  Я  -
подлец! Мне ужасно стыдно!
     - Антон, ну просто какое-то дежа вю. Ты мне уже  говорил  это.  Что  ты
опять натворил? Это ты, наверно, из-за Максима? Думаешь,  он  уезжает  из-за
тебя?
     - Как? Он уезжает?!
     - Да. Максим уезжает. Навсегда. Ты разве не знал? Вы же друзья...
     - Какой я ему друг? Это все из-за меня.
     - Антон, не замыкай все на себя. В мире естьеще и другие  люди.  Максим
уезжает из-за Кармелиты.
     - Да ладно, из-за Кармелиты... Из-за меня. Его мой отец уволил!
     - Ах вот оно что!.. То-то Максим говорил,  что  он  безработный.  Но  я
думала, что он сам уволился, потому что решил уехать. А что произошло?
     - Я смалодушничал. Предал его.
     - Ну, попробуй поговорить с ним. Извинись. Скажи, что не нужно вот  так
вот - все рвать, бросать, уезжать. Все как-то образуется.
     - Это бесполезно. Макс сейчас очень зол на моего отца и на меня.
     - А почему на тебя?
     - Да потому... - Антон хотел сказать всю правду, но так и не смог. - Да
потому что я тоже Астахов! А может, и правильно, что он уезжает. Что ему тут
бросать? Работы нет, живет в гостинице. Вольная птичка.
     - У него здесь Кармелита!
     - О чем ты  говоришь?  У  нее  такой  папаша!  Зверь!  Макса  порезали?
Порезали. Хорошо, что жив остался! И наверняка из-за этой девчонки.
     - Ты правда так думаешь?
     - Конечно. А после истории с кладбищем ему вообще здесь не жить, цыгане
ему этого точно не простят.
     - Но ты ведь тоже замешан в этой истории...
     - Меня они побоятся тронуть, а вот Максу лучше уехать.
     - Я знаю немного Зарецкого. Он, конечно, горячий, вспыльчивый,  но  мне
не кажется, что он способен на такое. Хотя... Может, ты действительно  прав,
что Максу лучше уехать. Вот только Кармелиту жалко.
     - Да что нам других жалеть, Светочка...  Можно  подумать,  у  меня  все
здорово. Или у тебя... Мне кажется, у нас с тобой было  одинаковое  детство.
Нам обоим не хватало родительского тепла.
     - Да, наши отцы очень похожи...
     - Точно! Недаром они партнеры. Твой наверняка тебе твердил:  ты  должна
делать так, думать этак, ты обязана быть самой лучшей...
     - Да! Что, и у тебя было то же самое?! Знаешь, я часто  плакала,  когда
мои подружки могли гулять, а я с утра до ночи сидела с репетиторами...
     - Обидно. Я тебя понимаю. Света мечтательно закрыла глаза.
     - А мне  всегда  так  хотелось,  чтоб  меня  баловали,  чтоб  на  руках
носили...
    Антон подвинулся к ней поближе:
     - Да.  А  вместо  этого...  Вместо  родительской  нежности  -  железная
дисциплина. И так хотелось теплоты...
    Антон обнял Свету, поцеловал. Она ответила на поцелуй.
    Потом вдруг отстранилась, так же, как это было в прошлый раз:
     - Уходи, Антон. Я не верю тебе. Иногда мне  кажется,  что  ты  хороший.
Только одинокий и потерявший себя.  А  потом...  Потом  я  чувствую  в  тебе
какую-то неправду.  Как  будто  ты  сам  перед  собой  играешь:  красуешься,
плачешь, жалеешь себя...
     - Нет же, Света. Нет! Я не хочу притворяться, хочу  быть  самим  собой,
дарить любовь... Что я не так делаю?!
     - Не знаю. Но мне кажется, что все эти разговоры об одиночестве...  Все
только для того, чтобы затащить меня в постель. Может, я  и  смогу  поверить
тебе... Когда-то... Позже. А пока... уходи, пожалуйста.

    Глава 35

    И в таборе  Рубине  не  сиделось.  Не  откликалось  сердце  на  всеобщую
радость. Думала о том и о сем. Вспомнила самый тяжелый момент в своей жизни.
Да так на нем и остановилась. Сердце сжало, как железной рукой, и больше эта
боль не отпускала. Достала денежку и пошла на остановку, ждать маршрутку.  В
Управск ехать надо, разыскать ту самую женщину...
    Найти Тамару в Управске оказалось проще простого.  Все  знали,  где  она
работала раньше и кем стала сейчас.
    И вскоре Рубина уже нажимала кнопку звонка  ас-таховского  дома.  По  ту
сторону  двери  кто-то  захлопотал.  "Интересно,  -  подумалось  ей,  -  как
изменилась та женщина? Раньше была симпатичная, но какая-то... злая".
    Дверь открылась, и Рубина увидела... Олесю.
     - Ты зачем сюда пришла? - шепотом спросила Олеся.
     - Олеся? Вот я  рада.  Рада  тебя  видеть.  Ты  что  же,  теперь  здесь
работаешь?
     - Да.
     - Как же хорошо! Только-только там сидела...
     - Тс-с-с, тихо, - Олеся тревожно вгляделась в глубь дома. -  Рубиночка,
не нужно об этом.
     - Да-да, понимаю...
     - Зачем ты пришла сюда?
     - С хозяйкой твоей поговорить. Ее зовут Тамара?
     - Да. О чем поговорить - обо мне? Ты хочешь ей рассказать, кто я такая,
откуда?
    Рубина  внимательно  всмотрелась  в  Олесю.  Не  к  добру  эта  пугливая
суетливость. Ох, как нечисто, неспокойно на сердце у ее сокамерной подружки:
     - Ты что же, боишься, что хозяйка узнает, что ты была в заключении?
    Олеся прижимает руку Рубины к себе. И сказала, снова шепотом:
     - Я только устроилась на работу, и если хозяева узнают, где я была...
     - Не бойся, дочка, я умею хранить тайны, особенно чужие. И  вот  что...
Тамара совсем не должна знать, что мы с тобой знакомы. Ты все поняла?
     - Да.
     - Ну так дома твоя хозяйка?
     - Дома. Я сейчас позову ее. Подожди в гостиной, Рубина.
     - Ты только успокойся. Не бойся. Ничего я ей не скажу.
    Олеся вошла в гостиную и доложила Тамаре, что к ней пришла цыганка.
    Тамара подскочила на кресле. В голову ударил адреналин.  Цыганка  здесь!
Неужели это ОНА? Жива. И здорова настолько, что сама пришла  к  ней.  Хорошо
хоть Астахов уехал в офис.
     - Кто ты такая и что тебе здесь нужно? - жестко спросила  Тамара,  едва
Рубина вошла в гостиную. - Зачем ты меня преследуешь?!
    Рубина подошла поближе, внимательно всмотрелась в  глаза  собеседницы  и
спокойно, медленно проговорила:
     - Выходит, я правильно подумала. Это ты хотела меня отравить.
     - Оставь меня в покое!
     - О чем говоришь, Тамара? Я не искала с тобой встречи. Сколько лет мы с
тобой не виделись?
     - Восемнадцать.
     - Восемнадцать лет назад я тебе пообещала никогда  не  искать  с  тобой
встречи, ты сама нашла меня... в тюрьме. Ты боишься.
     - Да, я боюсь. Зачем ты пришла?! Ты хочешь разрушить мою жизнь.
     - Тамара, я хочу, чтобы все осталось, как прежде. Никто не должен знать
о том, что мыс тобой сделали. Никто...
     - Я тебе не верю. Ты пришла меня шантажировать. Ты  в  этом  деле  была
сбоку-припеку. А я совершила должностное преступление!
     - Да, ты тогда пошла мне навстречу. И теперь  мы  навсегда  повязаны  с
тобой одной ниточкой.
     - Зачем ты вернулась? Зачем?
     - Тамара, открытие этой тайны для меня тоже  очень  болезненно.  Мне  и
сейчас стыдно за то, что мы с тобой натворили!
     - Не надо меня пугать!
     - Успокойся, женщина! Я не пугаю, я хочу  с  тобой  договориться:  пока
табор в городе, мы с тобой друг друга  не  увидим.  Я  тебе  прощаю  попытку
отравления, я все понимаю. Шантажировать тебя не собираюсь. Всё, и больше не
приближайся ко мне!
     - А девочка? Она жива? Где она?
     - Тебе этого лучше не знать!

    * * *

    Рыч устал бегать за этой девчонкой. Он взрослый мужик,  профессионал.  А
тут сплошные детские  игры,  прятки,  переодевания.  Он  нанимался  работать
охранником, а не нянькой. Надо положить этому конец. Но как?..
    И Рыч придумал, как...
    Надо дать ей возможность  набедокурить,  а  потом  поймать  на  горячем.
Поэтому когда Кармелита в очередной раз начала свои детские хитрости, Рыч не
стал ей мешать.  Дал  спокойно  покинуть  дом.  А  потом  устроил  настоящую
профессиональную  слежку.  Впрочем,  особого  профессионализма  тут   и   не
требовалось.
    Кармелита бежала, как на пожар. За всю дорогу ни разу не оглянулась.
    И вот она прибежала к гостинице. Рыч улыбнулся. Именно этого он и  ждал.
Попалась рыбка на крючок. Так, вошла  в  гостиницу.  Рыч  занял  уже  хорошо
знакомое место  для  наблюдения  за  номером  Максима.  Вот  он,  собирается
куда-то. Вот ома вошла к нему...
    Все! Порядок, нужно срочно звонить Баро.
     - Алло. Баро? - Да, я...
     - Кармелита у Максима. Баро заскрипел зубами.
     - Где это?
     - В гостинице.
     - Все. Жди меня. Я еду!
    Когда Кармелита вошла к нему, Максим уже совсем собрался. Не много же он
добра нажил в Управ-ске! Один чемодан, картина и боль в сердце.
     - Ты хотел сбежать?! - с ходу спросила Кармелита.
    Максим промолчал. В последнее время он очень часто именно так отвечал на
все вопросы.
     - Ты хотел уехать, не предупредив меня. Почему?
     - Я думал... так будет лучше, - наконец-то ответил Максим.
     - А как же я? Ты обо мне подумал? Я хочу быть с тобой, - в глазах у нее
стояли слезы.
     - Я тоже хочу быть с тобой. Веришь? Я хочу быть с тобой!
     - И поэтому убегаешь, - расплакалась Кармелита.
     - А как же все ваши традиции, все  твои  родные,  и,  тем  более,  твой
отец?! У нас нет будущего. Понимаешь? Нету!
     - Как нет будущего?! Вот настоящее, вот - мы с тобой. Будущего не будет
в одном случае, если ты сейчас уйдешь. Мой отец очень любит меня, и если  он
увидит, что я счастлива только с тобой, то он в конце концов примет тебя.
     - Ты действительно хочешь, чтобы я остался?
     - Да. Я... Я сохраню тебя.  Ты  только  не  отступайся.  Верь  в  себя.
Понимаешь? Верь в себя и в меня.
    Кармелита сняла с себя подарок Рубины,  подошла  к  Максиму  и  повесила
цыганский оберег ему на шею:
     - Этот талисман дала мне моя бабушка. Он охранял меня. А  теперь  будет
хранить тебя. И с тобой не произойдет ничего плохого. Веришь мне?
     - Верю...
     - У нас все будет хорошо, я  цыганка,  я  знаю...  Максим  и  Кармелита
посмотрели друг на друга, как никогда еще не смотрели. Потом обнялись  -  не
жадно, не страстно. А очень нежно  и  бережно,  как  будто  боялись  сломать
что-то очень тонкое и хрупкое.
    И поцеловались.
    В этот момент в номер вошли Баро и Рыч.
     - Кармелита!!! - окликнул Баро.

    * * *

    Как-то само собой сложилось, что следующую встречу Форс  назначил  Олесе
там же, где и в прошлый раз, - в ресторане  "Волга".  Почему  именно  здесь?
Честно говоря, он сам не понял. Начал анализировать.
    Устал от работы, от интриг, от всех этих бизнесо-вых склок? Да, наверно.
Хочется совместить приятное с полезным - и дела обсудить, и, не торопясь,  с
симпатичной девушкой посидеть. Пожалуй, самое поразительное,  что  к  Олесе,
как к  женщине,  Форс  при  этом  никаких  чувств  не  испытывал.  Ему  было
достаточно того, что  люди  оценивающе  посматривали  на  их  пару.  "Так...
Импозантный  солидный  мужчина...  И  девушка  с  ним...  Да!  На  уровне...
Соответствует..."
    Потом мысли  переключились  на  Астахова.  Он  совсем  от  рук  отбился.
Перестал слушать советы  юриста  и  своего  лучшего  друга  -  Форса.  Решил
написать какое-то письмо Зарецкому. Наверно, каяться будет. А может, и  нет.
В общем, надо выяснить, что у него на уме. Для этого, в общем-то, и  вызвана
девушка.
    Пока Форс размышлял, пришла Олеся. Он мимоходом посмотрел на часы: .
     - Пунктуальная. Просто настоящая разведчица. Радистка Кэт,  Мата  Хари.
Возьми себе чего-нибудь.
     - Спасибо. У меня мало времени.
     - А заказать...
     - Нет-нет, спасибо. Я правда очень тороплюсь.
     - Тогда - сразу к делу... Я помог тебе, теперь твоя очередь.
    Олеся напряглась:
     - Хорошо, я вас слушаю.
     - Олеся, я сегодня  разговаривал  с  Астаховым.  Миротворец,  блин!  Он
принял в корне неверное, ошибочное решение. Я очень старался исправить  его,
но, увы, не удалось... Мне нужно письмо,  которое  сегодня  должен  написать
Астахов. Так я буду хотя бы знать суть его предложений и буду знать, как нам
защищаться дальше.
     - Какое письмо?
     - Адресовано Зарецкому. Принеси его мне.
     - Да, но... Как же я это сделаю?!
     - Ты работаешь в доме. Придумай что-нибудь!
     - А если я не смогу?
     - Сможешь! Идеальным вариантом было бы, если бы письмо вообще не попало
к Зарецкому.
     - Вы хотите, чтобы я украла?! Но меня же сразу уволят! А то и  под  суд
отдадут...
     - Я  понимаю.  Поэтому  и  говорю:  красть  не  надо...  Красть  вообще
некрасиво. Об этом и в святых книгах сказано: "Не укради!". А  вот  заповеди
"Не ксерокопируй!" в Библии нет. А посему копия этого письма должна  быть  у
меня в любом случае! Обязательно!
     - Скажите, а можно... так... чтобы ни у кого ничего не брать?!  Я  хочу
помочь! Но... не могу!
     - Девочка моя, мы о чем с тобой договорились, когда я  тебя  из  тюрьмы
выпи кивал?! Да, я понимаю - нелегко заниматься непривычным делом  в  первый
раз. А потом, может быть, как-нибудь и привыкнешь...
    Форс задумался. К чему это словоблудие - зачем он красуется перед  своим
невольнонаемным работником. Правду-матку надо резать:
     - И все же лучше, если бы у меня  оказался  оригинал.  Это  зачлось  бы
как... как... двойной срок. Извини за напоминание.

    * * *

    Обстановка была почти романтическая  -  Сашка  пил  пиво  в  кафешке,  в
нескольких сантиметрах от Маргошиной груди. Сашкина любимая  все  переживала
неожиданный финал цыганского представления:
     - Да, жаль, ливень хлынул. Концерт ваш раньше времени закончился.
     - И очень даже хорошо, что раньше времени.
     - Это почему? У тебя такой костюм забавный, медвежонок мой  любимый.  А
если бы ты еще и запел... Я так ждала, когда петь начнешь.
    Сашка понурил голову:
     - Марго, признаюсь тебе, я не пою.
     - Вот те на! Цыган, и не поет!
     - Вот по лошадям я первый! А петь - не пою, слуха нет...
     - Слух у всех есть! - строго сказала Марго. - Ну-ка напой что-нибудь!
     - Что, прямо здесь, что ли?
     - Ачего в долгий ящик откладывать?! Вдругу тебя талант!
     - Ну, неудобно как-то. Здесь же люди.
     - Люди, говоришь...
    Марго задумчиво посмотрела на  Сашку.  Потом  обвела  взглядом  кафешку.
Негусто. В одном углу - два человека и в другом - три. Любовь к Сашке и его,
Сашкина, уверенность в себе стоят того!
    Марго решительно встала и громко сказала:
     - Так, кафе закрыто, -  и,  пока  никто  ничего  не  успел  сказать:  -
Санитарный час! Ближайшее культурное заведение - в тридцати метрах.
    Посетители попытались возмутиться.  Но  эти  хилые  попытки  были  легко
отбиты нежным напором Марго.
     - Завтра приходите! Все будет замечательно. Прошу вас, завтра....  Так,
благодарю. Завтра ждем вас снова. Всего хорошего.
    Марго заперла дверь кафе, подошла к растерянному Сашке, села за столик.
     - Вперед. Давай, расслабься и спой чего-нибудь!
     - Марго, я же тебе сказал, у меня слуха нет!
     - Это не тебе решать! Давай пой! А я оценю.
     - Ладно, но я тебя предупредил...
     - Что у вас там есть? "Очи черные" - это русская песня или цыганская?
     - Это русский цыганский романс.
     - Ну, давай. В знак русско-цыганской дружбы!..
     - Очи черны-я-а-а... - затянул Сашка неуверенно.
     - А громче можешь?
     - Очи страстныя-а-а...
     - А еще громче можешь? Давай!
     - Очи жгучия-а-а... И прекрасныя-а-а... Сашка неуверенно замолчал.
     - Посмотри, какой голос! Видишь?
     - Теперь вижу.
     - Тебе ж любой артист позавидует!
     - Тебе понравилось?
     - Конечно, отлично! Только теперь давай чуть по-другому. От души.  И  в
унисон.
     - В уни... что?
     - В унисон, вместе то есть! Смотри, следи за моей рукой! Вступаем. И...
    И они запели, сначала неуверенно и робко. А потом  Сашка  все  уверенней
вторил красивому мощному голосу Маргоши. И обнявшись, они затянули  с  такой
страстью и искренностью, что сами чуть не прослезились:
    Очи черные, очи страстные, Очи жгучие и прекрасные. Как люблю я вас, как
боюсь я вас, Знать, увидел вас я в недобрый час!..

    * * *

    Увидев отца, Кармелита испугалась по-настоящему.
     - Папа, - совсем по-детски сказала она. - Я сейчас все объясню!
     - Выйди! - коротко бросил Баро.
     - Папа, я...
    Максим не дал ей договорить, встал впереди, ограждая ее.
     - Господин Зарецкий...
     - А ты помолчи! Я с тобой потом поговорю. Кармелита, выйди!
     - Папа, я выйду, но обещай, что ты ничего с ним не сделаешь!
     - Я просто с ним поговорю. По-мужски!
     - Знаю я ваши  мужские  разговоры!  У  него  еще  рана  не  зажила!  Ну
пожалуйста... Папа?!
     - Хорошо. Я обещаю! Я раненых не добиваю. Рыч, уведи  ее  в  машину.  И
ждите меня.
    Кармелита вышла из комнаты (как можно быстрее, чтобы  не  идти  рядом  с
Рычем). Напоследок с тревогой посмотрела на Максима.
    Баро медленно подошел к Максиму, как будто собирался начать драку.
    Макс стоял на месте, сложив руки на груди. Оба яростно смотрели глаза  в
глаза.
     - Я предупреждал тебя, - сказал наконец Баро, - чтобы ты близко к  моей
дочери не подходил. Мне лучше знать, что ей нужно для счастья!
     - А если вы его разрушаете?!
     - Это ты его разрушаешь! Она невеста! Чужая невеста! А ты ее позоришь!
     - Неправда! Я хочу ее сделать счастливой!
     - Я гляжу, ты собрался уезжать. Ну так уезжай. И мне будет легче,  и  в
городе будете спокойней.
     - О чем вы говорите?
     - О погроме, который ты устроил на кладбище!
     - Я вам, господин Зарецкий, уже сказал, что не имею  к  этому  никакого
отношения!
     - Я тебе не верю. Уезжай отсюда, по-хорошему прошу.
     - Вы мне угрожаете, господин Зарецкий?!
     - Я не угрожаю, я - предупреждаю... И  больше  предупреждать  не  буду.
Надеюсь, ты меня понял.
     - А если я не уеду?!
     - Тогда я найду какой-нибудь другой способ избавиться от тебя.
    Макс нервно рассмеялся:
     - Да, я не сомневаюсь. Уж кто-кто, а я хорошо знаю ваши способы!
     - Ты на что намекаешь?
     - Ну, один-то раз вы меня уже пытались убить, господин Зарецкий.
     - Что?!.. Я к этому не имею никакого отношения. И  оправдываться  перед
тобой не собираюсь!
     - Естественно, кто бы сомневался.
    В самый разгар ссоры Баро вдруг поймал  себя  на  мысли,  что  ему  даже
нравится дерзость Максима. Если бы он сейчас сжался, усох, увял  -  струсил,
одним словом, Баро сказал бы себе: "И вот из-за этого я  ругаюсь  с  любимой
дочерью?" А так он, по крайней мере, видел достойного противника.
     - Не хочешь слушать доброго совета - дело твое. Смотри, чтоб  потом  не
пришлось об этом пожалеть!
     - Разберемся. У меня своя голова на плечах есть!
     - Ты бы о Кармелите подумал! Максим! Ты же ей жизнь ломаешь!
     - Неправда. Я хочу, чтобы она была счастлива! И мы  будем  вместе!  Вот
увидите, будем!
     - Много ты на себя берешь, смотри, не надорвись! Чтобы ты к моей дочери
на пушечный выстрел не  подходил!  Надеюсь,  на  этот  раз  ты  меня  хорошо
расслышал.
     - Надеюсь, и вы, господин Зарецкий, хоть что-то расслышали из того, что
я сказал.
    Баро решил, что все сказано. Собрался уходить. Но он не  мог  позволить,
чтобы последнее слово было не за ним:
     - Смотри у меня, болтун!
    Когда Баро вышел, Максим без  сил  плюхнулся  на  кровать.  Почувствовал
слабость, как будто вся кровь, что в нем еще оставалась, вытекла. Невероятно
сильно, просто как-то болезненно захотелось увидеть  Кармелиту.  Распаковал,
хищно раздирая бумагу, картину, ее портрет. В номер без стука вошел Пал  ыч.
Запыхавшись, бросился к Максу:
     - Ты чего на кровати? Жив?!
     - Жив, Палыч. И умирать не собираюсь.
     - Это-то я понимаю. Главное, чтоб тебе не помогли в этом деле. Что  это
за цыган из твоего номера только что вышел? Уж больно грозен! Кто таков?
     - А это отец Кармелиты... - Максим ненароком кивнул в сторону портрета.
     - Хм-м. Ясненько, - хмыкнул Палыч. - Ну, я гляжу, отец ваше общение  не
очень-то одобрил?
     - А ты, Палыч, сам как думаешь?
     - Я свое уже отдумал...
     - А я нет. Не знаю, что мне делать... С Баро мы  еще  большими  врагами
стали. В том, что Кармелиту люблю, я еще больше убедился.  Наверно,  все  же
уезжать нужно. Но Зарецкий  мне  угрожал.  Так  что  даже  не  только  из-за
Кармелиты, а просто назло ему,  чтобы  показать,  что  не  струсил,  хочется
остаться.
     - Остаться? А как жить-то будешь? Работу-то потерял!
     - Ну, Палыч. Руки-ноги есть, работа найдется. Пойду в истопники к тебе!
Ты же знаешь, я никакой работы не боюсь. Заместитель Палыча Максим Орлов, а?
    Но Палыч его уже не  слушал.  Старик  пристально  смотрел  на  талисман,
болтающийся на груди Максима.
     - Э-э, парень, брось трепаться. Ты лучше скажи, что это за штуковина?
     - Амулет цыганский. Кармелита мне его подарила. Сказала,  что  защищать
меня будет.
     - Ерунда это... - грустно сказал Палыч. -  Меня  он  что-то  не  сильно
защитил...
     - А ты тут при чем? - удивился Максим. - Амулет-то мне подарили.
     - Да при том, Максимка, при  том,  -  Палыч  неторопливо  достал  из-за
пазухи маленький мешочек, висевший на шнурке. - Ты вот это видел?
     - Конечно, видел. Еще думал: "Что ж там Палыч такое  носит,  поближе  к
сердцу?" Только спросить стеснялся.
    Максим вскочил с  кровати,  снял  свой  оберег.  Поднес  его  к  амулету
Палыча - они были одинаковы. Абсолютно одинаковы. Кожаные мешочки. А  к  ним
пришиты одинаковые золотые кругляшки.
     - Да, Максимка, близнецы просто. Только с разницей лет в сорок. Стареют
амулеты так же, как и люди.
     - Как это получилось, Палыч, откуда?!
     - Кто сделал твой амулет?
     - Не знаю...
     - Вспомни. Кармелита что-то говорила об этом?!
     - Ну что-то, да... Что-то говорила...
     - Что?! - Максим никогда не видел Палыча таким.
     - Вроде ее бабушка сделала...
     - Как зовут бабушку?
     - Рубина.
     - Рубина?! -  Палыч  схватился  за  сердце,  сел  на  кровать,  покачал
головой, как будто отгоняя наваждение.
     - Да, - продолжил Максим, - Рубина.
     - Вот и пересеклись  наши  дорожки,  -  едва  слышно  сказал  старик  и
повторил, с удовольствием выговаривая каждую букву: - Р-у-б-и-н-а...
     - А откуда ты знаешь бабушку Кармелиты?
     - Так ведь я тебе рассказывал...
     - Что?.. - Максим был потрясен не меньше Палыча. - Так  та  цыганка,  о
которой ты рассказывал, и есть...
     - Да. Да, - сказал Палыч. - Она самая и есть бабушка Кармелиты!
    Максим точно так же, как несколько секунд назад его друг,  схватился  за
сердце и сел на кровать. И так же недоуменно покачал головой:
     - Получается, я сейчас всю твою историю повторяю.  Да-а...  Значит,  ты
тогда человека убил.
     - У меня не было другого выхода... Я  ведь  безоружный  был.  Это  брат
Рубины достал нож. Пришлось спасать... И ее, и себя...
     - Ну, так если это он нож вытащил, значит, ты просто защищался...
     - Ну и что... Мне-то от этого не легче... Я... кровь ее  родного  брата
на мне... Мать Рубины - Ляля - пуще всех тогда злилась. Я бы... я не знаю...
я бы все отдал, только б он живой остался!
     - Палыч, но Рубина-то жива! Тебе нужно с ней встретиться, объяснить  ей
все. Ну, Палыч.
     - Пустое, Максим... пустое. Не надо  никаких  встреч.  Она  мне  и  так
каждую ночь снится! А вживую увидеться... Зачем?.. Только хуже будет.
     - Но ты же ее любишь до сих пор!
     - И что с того?! Сорок лет не виделись - и  не  надо!  Нет,  нет,  нет,
никаких встреч...
     - Зря, Палыч, борись... А может, она тоже о тебе думает?!
     - Может... - сказал старик и вдруг вскинулся и  заговорил  уже  другим,
затвердевшим голосом: - И знать не хочу!... И  тебе  в  сотый  раз  советую,
забудь свою...
     - И что ты мне советуешь?  Что?!  Чтоб  я,  как  ты,  потом  сорок  лет
мучался?.. Нет, я понял. Я поеду и встречусь с бабушкой Кармелиты!
     - ...чок... Зачем?
     - Я ей расскажу про нас с ее внучкой! Я думаю, она поймет. И подскажет.
Поможет мне. То есть нам с Кармелитой.
     - Да ты ее и в глаза не видел!
     - Ну, не видел. Зато из тюрьмы вытаскивал. Она поможет! Я ей... я  этот
амулет покажу. Ну не враг же она своей внучке! Она что-нибудь придумает, она поможет. Как Рубина скажет, так и будет. Скажет уехать, точно уеду!