amore.4bb.ru

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » amore.4bb.ru » Книги по мотивам телесериалов » "Возвращение в эдем" Книга 1


"Возвращение в эдем" Книга 1

Сообщений 1 страница 10 из 26

1

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЭДЕМ

КНИГА 1

Розалин МАЙЛЗ
OCR Альдебаран
    Увы, любовь! Для женщин искони
    Нет ничего прекрасней и опасней:
    На эту карту ставят жизнь они.
    Что страсти обманувшейся несчастней?
    Как горестны ее пустые дни!
    А месть любви - прыжка пантер ужасней!
    Страшна их месть! Но, уверяю вас,
    Они страдают сами, муча нас!

    Байрон "Дон Жуан"

0

2

Глава первая

    Когда рассвет заревом запылал над Эдемом, старик досматривал свой последний сон. Лежа на огромной дубовой кровати, помнившей многих его предков, он увидел во сне победу, к которой стремился всю ночь, и вот теперь удовлетворенно пробормотал что-то, завершая сделку. Для Макса Харпера, ветерана тысячи побед в схватках с природой и ее стихиями, с людьми и машинами, это был достойный способ прощания с суетой жизни. Его дыхание сделалось неглубоким и легким. Лицо смягчилось и разгладилось, став спокойно-безмятежным, каким не было ни разу в жизни.
    Для девушки, которая сидела у его постели, кошмар только лишь начинался. Долгие часы бархатной ночной свежести прошли, принеся за собой нарастающее чувство ужаса, и вот теперь на нее огромной волной накатилась паника.
    - Не уходи, - взмолилась она, - не покидай меня, ну, пожалуйста, не уходи...
    Слезы сначала катились из ее глаз таким обильным потоком, что, казалось, конец ее рыданиям не наступит никогда. Но за бесконечные часы ночного бдения она до дна выплакала свои слезы, и теперь все ее существо сжалось в маленький комок бесконечной боли. Она лихорадочно пыталась найти утешение в едва слышном разговоре с неподвижной фигурой старика, о чем-то спрашивая его, чего-то требуя и безнадежно убеждая его в своей любви:
    - Что же я стану делать без тебя? Без тебя у меня ничего не останется. Ты ведь был для меня всем. Я всегда тянулась к твоей улыбке и твоей руке, а не к улыбке и руке Кэти; твоя холодность меня страшила, а твое отсутствие вселяло в меня ужас; я знала твое лицо лучше, чем свое собственное. Но я совершенно не знала тебя, так не уходи, пока я не смогу хоть немного тебя узнать, не уходи, когда ты мне так нужен...
    Врач посмотрел на часы и молча кивнул сиделке. Она тихо выскользнула из комнаты, чтобы дать сигнал к последнему акту ритуального действа. Со всех концов необъятной австралийской Северной Территории к умирающему магнату слетелись друзья, знакомые и деловые партнеры - кто в лимузине или "лендровере", кто на вертолете или небольшом самолете. Сейчас они собрались в отделанной темными панелями библиотеке огромного особняка, чувствуя волнение, которое всегда охватывает людей при приближении смерти, и неприкаянно столпились под портретом человека, чья жизнь и деятельность когда-то их объединила и чья надвигающаяся кончина теперь снова свела их вместе. Состояние у всех было напряженное, но страха не было: ведь Макс Харпер позаботился об их будущем так же, как он всегда держал под контролем прошлое.
    Возле дома, не обращая внимания на усиливающийся предполуденный пыльный зной, терпеливо дежурила группа аборигенов, собравшихся здесь со всей усадьбы. Йови - дух, предупреждающий о приближении смерти, - уже прошептал свои слова на ухо одному из людей их племени, умеющему слышать его шепот. И вот они собрались здесь, чтобы в заключительные часы жизни старика почтить его последний сон. Сейчас в неподвижном мареве жаркого дня они, не мигая, молча взирали на великолепный старый особняк, на самолеты, два вертолета и многочисленные автомобили, покрытые толстым слоем пыли.
    Все вокруг было окутано тишиной. Нещадно палило горячее солнце. Но даже двое самых молодых парней из этой группы, братья Крис и Сэм, продолжая сидеть в. покорном ожидании, не шелохнулись: они знали, что происходит в доме, и были готовы к неизбежному. Благодаря своей извечной связи со всем живым, они безошибочно угадали момент, когда душа Макса Харпера покинула его бренную плоть и устремилась в бесконечные дали космоса - в дом Отца Всего Сущего, чтобы обрести новое существование по ту сторону смерти.
    В затененной спальне гнетущую тишину нарушало лишь прерывистое дыхание лежавшего в постели крупного старика. Внезапно он глубоко вздохнул, судорожно глотая воздух, и испустил дух. Врач быстро шагнул к "нему и высвободил тяжелую ладонь старика из руки девушки. С профессиональной отрешенностью он пощупал пульс, убедился, что пульса нет, и осторожно положил безжизненную руку старика на постель. Встретившись глазами с девушкой, он медленно кивнул в ответ на испуганней вопрос, который прочел в ее взгляде.
    Девушка шагнула вперед, двигаясь как во сне, и беззвучно опустилась на колени возле кровати. Взяв ладонь мертвеца в свои руки, она поцеловала ее и легко провела ею по своему лицу, на мгновение задержав ее у щеки. При знакомом прикосновении еще теплой грубой мускулистой руки из глаз ее вновь медленно полились горючие слезы. Но лицо ее оставалось неподвижным: теперь уже она больше не могла позволить себе разрыдаться.
    Через какое-то время она поднялась, утирая слезы. Посмотрев на покойного долгим прощальным взглядом, она отправилась к двери и деревянной походкой вышла в прихожую. За окном она увидела собравшихся около дома людей. Одна из аборигенок, сидевших в пыли, вскрикнула и схватилась за голову, затем звучным гортанным голосом завела протяжную песню, которую тотчас же подхватили остальные.
    - Ниннана комбеа, иннара ингуна карканиа... О, Великий Дух, Отец Всего Сущего, дубы вздыхают и рыдают, эвкалипты плачут кровавыми слезами, ибо вечный мрак опустился на одно из твоих созданий...
    Успокоенная звуками пения, она взяла себя в руки и вошла в библиотеку. Ее появление было воспринято находившимися здесь людьми как сигнал, которого они ожидали, и все разговоры тотчас же стихли. Все повернулись к ней. Каждый из этих людей обладал яркой индивидуальностью, которая выделила бы его в любой толпе. Но первым среди равных был Билл Макмастер, управляющий компании "Харпер майнинг" и ее дочерних компаний. Он немедленно отошел и направился к одинокой девичьей фигурке, с несчастным видом стоявшей в дверях. Сочувственно насупив свое морщинистое лицо, он взял ее под руку и, невнятно бормоча слова утешения, подвел к гостям.
    Из глубины комнаты вышла Кэти, домоправительница Эдема, с серебряным подносом, на котором стояли бокалы с пенящимся шампанским. Сейчас не было видно и следа ее обычной веселости. Будучи не в силах смотреть на Стефани, известную ей с пеленок, она ограничилась тем, что молча разнесла гостям шампанское. Сделав глубокий вдох и стараясь держаться как можно спокойнее, девушка обвела взглядом собравшихся, подняла бокал и произнесла тост:
    - За Макса Харпера. За моего отца. Мир праху его.
    Когда все выпили, Билл Макмастер вышел на середину и, повернувшись к огромному портрету Макса, господствовавшему над комнатой и всеми, кто здесь был, поднял свой бокал.
    - За Макса Харпера! - начал он свою речь. - Этот чертов старый тиран был замечательным боссом и отличным парнем. Такие, как он, - исключительная редкость, по одному на миллион. Горное дело он знал до тонкостей. Мы были и остаемся обязаны ему всем, что у нас есть. Все, что мы делали для него, мы будем делать и для тебя, дочка. Мы всегда тебя поддержим. Пока во главе "Харпер майнинг" стоит кто-то из Харперов, наши дела будут в порядке. Давайте-ка, ребята, еще раз поднимем бокалы - теперь за Стефани Харпер. За то, чтобы она оказалась яблочком от этой старой яблони и чтобы компания "Харпер майнинг" продолжала процветать и дальше, теперь уже со Стефани у ее руля.
    - За Стефани Харпер! За Стефани! - пронеслось по комнате. Оцепеневшая от горя Стефани толком не расслышала эти слова, но их смысл пронесся в ее сознании, как рябь по гладкому зеркалу пруда. "Король умер, да здравствует королева. Где? Здесь, в Эдеме, где королем был мой отец?" Она в страхе подняла взгляд на портрет отца, сиявший яркими красками, встретилась глазами с его знаменитым ястребиным взглядом и совершенно растерялась.
    - Нет! - вырвался у нее дикий вопль, приведя в смятение гостей и испугав ее саму.
    - Я не могу! Не могу! Не могу!
    Дрожа всем телом и отталкивая протянутые к ней руки, она отступила назад, развернулась и бросилась прочь из дома. Не видя ничего вокруг себя, шагая словно одержимая, она направилась в конюшню. Аборигены бесстрастно наблюдали за тем, как она верхом на коне яростным галопом пролетела по длинной аллее, выехала из ворот Эдема и скрылась в бескрайних холмистых просторах, поросших низкорослым кустарником. Только там она могла быть самой собой. Только там она могла дать волю своему горю. Все дальше и дальше уносил ее огромный вороной конь, и топот его копыт вторил биению ее бешено колотившегося сердца. Силы и коня, и всадницы были уже на исходе, когда она наконец остановила его посреди пустынного пространства, чтобы бросить упрек широкому равнодушному небу. Опаленный солнцем бурый пейзаж простирался до самого горизонта, из-за чего и взмыленный конь с обезумевшим взглядом, и покрытая пылью девушка с растрепанными волосами казались совсем крошечными. Привстав в стременах и подняв коня на дыбы, она запричитала, задыхаясь от рыданий:
    - Папа, папочка, как же ты мог... Ты ведь так мне нужен... Как же ты мог так поступить со мной, как же ты мог оставить меня совсем одну...

***

    - Стефани! Стефани, где ты?
    Вздрогнув, Стефани очнулась. Она услышала легкие шаги на лестнице, и спустя мгновение в спальню вошла Джилли.
    - Куда ты пропала, Стефани? У меня такое впечатление, что ты была где-то очень далеко.
    - Я действительно была очень далеко: я думала об Эдеме.
    - Об Эдеме? - Джилли оглядела роскошную спальню и заговорила, шутливо изображая манеру речи, типичную для английских дворецких:
    - Мадам, мы имеем честь находиться в особняке Харперов в Сиднее, а не в загородном родовом поместье.
    - Джилли, как замечательно, что ты приехала!
    И чувствуя, что из ее глаз вот-вот могут хлынуть слезы, Стефани порывисто обняла свою подругу.
    Джилли первой освободилась от объятий и, держа Стефани на расстоянии вытянутых рук, посмотрела на нее проницательным взглядом.
    - Похоже, тебя не мешало бы слегка подбодрить, - ласково сказала она. - Что случилось, детка?
    - Ничего, - Стефани зарделась от смущения. - Просто я подумала о...
    Джилли увидела, что подруга смотрит на большущую фотографию Макса в изящной серебряной раме, висящую над прикроватным столиком, и дружелюбно рассмеялась:
    - Стефани Харпер, мне стыдно за тебя! Кто же думает об отце в день собственной свадьбы?
    - Я думаю о нем каждый день, - просто ответила Стефани.
    Это было правдой. Присутствие Макса и его власть над ее жизнью казались сейчас почти настолько же реальными, как и семнадцать лет назад, когда он умер. Джилли кивнула:
    - Он руководил всей твоей жизнью, вот в чем дело. Иногда мне кажется, что он не давал тебе достаточно простора для самостоятельного развития. В тебе ведь скрывается гораздо больше, чем ты когда-либо имела возможность показать, - гораздо больше, подружка! Может быть, теперь как раз ты и получила свои шанс.
    И с озорной ухмылкой Джилли подняла бокал шампанского.
    Наградой ей была ответная улыбка на лице Стефани. "Так-то лучше, - подумала она. - Если бы ты только знала, как тебя красит улыбка! Ты бы тогда улыбалась, не переставая, подобно чеширскому коту". У нее, однако, хватило ума не вызывать у стеснительной Стефани излишней озабоченности ее внешностью и поведением. Ей также было прекрасно известно, о чем следует поговорить со Стефани, чтобы та засияла от радости.
    - Расскажи-ка мне о счастливом избраннике, - сказала она. - Он похож на Макса? Не в этом ли кроется причина такой жуткой притягательности? Наверное, он какой-то особенный, если у вас с ним получился такой бурный роман.
    Стефани оживилась:
    - Это в самом деле так, Джилли. Он просто чудесный. Пожалуй, он немного похож на папу: такой же сильный и решительный. Но он еще и добрый и заботливый, и я так счастлива быть рядом с ним...
    Джилли внимательно посмотрела на нее. Не могло быть никакого сомнения в том, что Стефани сказала ей чистую правду. Она была просто переполнена любовью и счастьем. Ее лицо, которое обычно выражало тревогу и самоуничижение, из-за чего случайно сталкивающимся с ней людям она казалась некрасивой, совершенно преобразилось. Глаза ее сияли, а губы, чаще всего печально сжатые, приоткрылись в улыбке, показывая ровные белые зубы. "Бог ты мой. а ведь ты могла бы быть красавицей!" - подумала потрясенная Джилли.
    В этот момент в ней зашевелился червячок ревности. Чувствуя смущение и неясную тревогу, Джилли заставила себя весело улыбнуться и попыталась сосредоточиться.
    - Если ты сейчас же не закончишь одеваться, то не будешь готова и через неделю! Дай-ка, я тебе помогу.
    И взяв свою подругу под руку, Джилли подвела ее к туалетному столику и усадила перед зеркалом.
    Стефани снова зарделась, на этот раз от удовольствия. Она взяла руку Джилли в свою и тепло ее пожала. Джилли всегда была так добра к ней - еще с тех пор, когда они были совсем малышками. Как же ей повезло, что у нее есть такая замечательная подруга! Внезапно ее осенило:
    - Боже мой, Джилли! Ведь я даже толком не поздоровалась. Как твои дела? Как ты съездила?
    - У нас еще будет время поговорить об этом, а пока лучше расскажи мне о своих делах, - бодро ответила Джилли. Она подошла к кровати и взяла лежавший на ней жакет. Сшитый из плотного синего шелка по модели фирмы "Шанель", он прекрасно гармонировал с цветом глаз Стефани и наверняка выгодно подчеркивал ее фигуру. Она повернулась к туалетному столику и помогла Стефани надеть жакет.
    - Ну, а теперь, Стефани, введи меня в курс дела. Стефани рассмеялась счастливым смехом.
    - Что ты хочешь узнать?
    - Все! - с преувеличенной живостью воскликнула Джилли. - Боже мой, когда я получила твою телеграмму, я чуть не упала в обморок. Стоило мне уехать в отпуск на пару недель, как вдруг - р-р-раз! - можно сказать, не успела отвернуться, как ты влюбилась и уже выходишь замуж.
    - Шесть недель, - поправила ее Стефани. - Я знакома с ним шесть недель.
    - И все-таки ты не можешь не согласиться, что все это произошло очень быстро. Стефани, ты абсолютно уверена, что поступаешь правильно?
    Стефани в ответ радостно воскликнула:
    - Да я ни разу в жизни не была так уверена, как сейчас!
    - А где ты с ним познакомилась?
    - Ясное дело где: на теннисном корте. Джилли иронично усмехнулась:
    - Разумеется, где же еще можно познакомиться с чемпионом по теннису? Нечего мне было и спрашивать...
    - Это был благотворительный матч, - продолжала Стефани с растущим воодушевлением. - Я присутствовала там потому, что компания "Харпер майнинг" была одним из спонсоров. А после матча он попросил меня сыграть с ним, чтобы он мог расслабиться. И - ты не поверишь - он позволил мне выиграть у него! Правда, потрясающе?
    - Похоже, ты пропала, как только его увидела, - сказала Джилли, стараясь удержаться от язвительности. - И почему бы вам просто не сбежать вдвоем куда-нибудь в леса? Тебе ведь не нужна ни я, ни кто другой.
    Стефани с испугом и обидой посмотрела на нее в зеркало, перед которым она тщательно наносила на лицо нейтральную крем-пудру:
    - Джилли, ты мне так нужна сегодня, больше, чем кто-либо другой. Первый раз в жизни со мной происходит что-то хорошее, и я очень хочу, чтобы все прошло как следует. И мне нужна твоя помощь. Правда, очень нужна.
    - Да меня никакими силами нельзя было бы удержать, - принялась убеждать ее Джилли. - Что уж гам говорить о таком пустяке, как эта забастовка сотрудников авиакомпании, которая вдруг началась в самый последний момент. В Нью-Йорке все равно было страшно скучно. Я там оказалась в неудачное время года. Ведь я же отправилась туда просто так, прокатиться, потому что Филипу нужно было туда по делам. Надо было мне быть поумней.
    - А Филип не был против того, чтобы так скоро вернуться домой? - спросила Стефани, осторожно нанося едва заметный слой синей тени на веки.
    Лицо Джилли приобрело ожесточенное выражение, и по нему пробежала тень насмешки:
    - Дорогая, ты же знаешь, Филип никогда не спорит со мной! Он считает это ниже своего достоинства. Так или иначе, он закончил все свои дела. Мы как раз собирались вылететь в Акапулько, чтобы провести там недельку в обществе курортников и попытаться хоть как-то развлечься. Разве может это сравниться со свадьбой года, как окрестили ее газеты!
    Стефани нервно улыбнулась и вновь стала искать поддержки у своей подруги:
    - Да, я читала газеты. Я знаю, что они пишут... - Она на мгновение остановилась и принялась считать газетные обвинения, загибая пальцы, - что Грег женится на мне из-за денег, - этого мы ожидали с самого начала, так что теперь это уже старая история; что он намного моложе меня; что его спортивная карьера закончена и я для него - своего рода пенсионная страховка; что у него ужасная репутация по части женского пола...
    - Что верно, то верно, - тихо сказала Джилли.
    - Но, Джилли, мне это безразлично! - взорвалась Стефани. - Удивительное дело: я ведь всегда так беспокоилась о том, что обо мне подумают другие. Но на этот раз я настолько без ума от него, что мне это совершенно все равно.
    Она снова повернулась к зеркалу и с решительным видом продолжала накладывать макияж, с торопливой горячностью говоря:
    - Джилли, я до сих пор не могу поверить, что мне так повезло. Он в самом деле меня любит. Есть такие ситуации, когда человек просто не может сфальшивить.
    Она остановилась, чтобы промокнуть бумажной салфеткой неяркую розовую губную помаду.
    - И потом, кто я такая, чтобы судить о нем? При двух своих неудачных замужествах я просто не имею права его осуждать. Ты ведь помнишь, что я пережила из-за тех двух разводов. А теперь это не волнует никого, кроме меня. И я уже далеко не девочка: мне ведь уже скоро сорок, а много ли у нас остается впереди в таком возрасте?
    В зеркале Стефани увидела, что Джилли с негодующим видом направилась к столику с винами, чтобы налить себе еще шампанского.
    - Я не имею в виду тебя, - добавила она торопливо. - Ты моложе меня, и потом у тебя есть Филип. И ты всегда была настолько привлекательней, чем я, настолько уверенней в себе, стройнее...
    Стефани запнулась и непроизвольно начала поправлять на себе жакет, как бы стараясь сделать менее заметной свою тяжелую грудь, которой она всегда ужасно стеснялась. Затем, собрав всю свою храбрость, она продолжила:
    - Так или иначе, ты всегда была и всегда будешь красивой. Что же касается меня, я очень сомневаюсь, что принадлежу к числу женщин, которые с возрастом хорошеют. Какова бы ни была причина его женитьбы на мне, я бесконечно ему благодарна, вот и все.
    Глаза Стефани были сейчас затуманены тревогой, а губы печально сжаты в тонкую линию, так хорошо знакомую Джилли. Она подошла к Стефани и нежно обняла ее за внезапно ссутулившиеся плечи. - Эй, ну-ка, перестань, - негромко сказала она. - Куда это вдруг подевался знаменитый харперовский бойцовский дух? До сих пор тебе не везло. Должна же была и к тебе наконец прийти удача.
    На лице Стефани, как солнечный луч после дождя, засияла улыбка.
    - Ты помнишь, как, бывало, мы еще маленькими девочками мечтали выйти замуж за прекрасного принца, когда вырастем? Так вот, Грег для меня и есть такой принц. Правда, мне пришлось подождать, но наконец он появился. И подождать его стоило. - Она с решительным видом повернулась к Джилли. - Он нужен мне больше всего на свете. И мне кажется, я ему тоже небезразлична.
    Джилли серьезно посмотрела на нее, затем понимающе улыбнулась.
    - Что ж, он определенно очень отличается от двух других твоих мужей, - сказала она беспечным ном. - Ты та еще мастерица их выбирать: сперва глийский аристократ, а за ним - американский ученый! Ты хоть понимаешь, Стефани Харпер, что сейчас ты впервые выбрала самого натурального, настоящего, подлинного австралийца? Не скажу, чтобы мне совсем уж не нравился достопочтенный сэр - как его там? Но уж очень он оказался нестойкий. А потом - этот твой заумный янки... Согласись, дорогая, жизнь у тебя была очень полосатой.
    Стефани смущенно нахмурилась и попыталась сосредоточиться на вдевании сережек в уши. Эти серьги с крупными сапфирами в обрамлении бриллиантов были ее любимыми, но сейчас ее стали одолевать сомнения. Подходят ли они по цвету к ее синему костюму? Ей не терпелось спросить об этом Джилли, но та продолжала вовсю разглагольствовать:
    - Знаешь ли, для женщины, которая уже не раз побывала замужем, ты темная лошадка. Давай-ка вспомним. Сначала ты в один момент собралась и уехала в Англию, хотя до этого практически не бывала нигде, кроме Эдема, и потом вернулась оттуда с мужем-англичанином и грудной дочкой. Затем, не успела я в первый раз поругаться с Филом, как ты уже распрощалась с одним и выскочила за другого. А сколько времени продержался отец Денниса?
    - Не надо, Джилли, пожалуйста, перестань, - Стефани с несчастным видом принялась яростно сражаться с застежкой жемчужного ожерелья. - Ведь сейчас для меня начинается новая жизнь.
    Джилли с сожалением оставила такую заманчивую тему, как прошлое Стефани. Поставив свой бокал, она помогла ей застегнуть ожерелье, а затем осторожно расправила элегантно-строгий кружевной воротничок ее блузки.
    - Значит, на третий раз повезло? - Она взглянула на часы. - Когда же он приедет?
    - Да, именно так и есть, Джилли, именно так и есть! - Стефани просияла. - Поверь мне, Грег хороший. Он тебе наверняка понравится, просто очень понравится.

***

    В то время как белый "роллс-ройс" с открытым верхом петлял по извилистым улицам и шоссе, направляясь в сторону сиднейского Дарлинг-Пойнта его родитель кипел от ярости.
    - Какой же болван опаздывает на собственную свадьбу? - в ярости процедил он сквозь зубы.
    - Такой, как ты, Грег, - спокойно ответил его шафер. Перед этим он полтора часа просидел в квартире жениха, ожидая, когда тот наконец соберется, и теперь не видел особых причин стесняться в выражениях.
    - Ты же нарочно решил приехать так, чтобы тебя пришлось подождать, чтобы слегка ее подразнить, правда ведь? Ну, признайся, что я прав. Ты просто не хотел чувствовать себя перед Стефани Харпер этакой домашней собачонкой с бантиком на шее, стоящей перед ней на задних лапках в ожидании, когда соизволят взять тебя в мужья, только лишь потому, что она может всех нас дюжину раз купить и продать.
    - Да заткнись же ты! - зашипел Грег сквозь зубы, стискивая в руках руль "роллс-ройса", на полном ходу приближающегося к опасному повороту. - Я ушам своим не верю: сегодня день моей свадьбы, а мне приходится выслушивать всю эту гадость от молокососа, который и в теннис-то толком играть не умеет...
    - Я выиграл у тебя на той неделе!
    - В первый раз в жизни.
    - Но, может быть, дружище, не в последний... Грег замолчал, погрузившись в тяжкие раздумья.
    Это было правдой, и проигрыш был для него неприятным потрясением. До сих пор он без особых проблем справлялся с Лу Джексоном, который был на пять лет моложе его. Одно дело - проигрывать таким зубрам, как Макинрой. Но юнцу, который еще совсем недавно не умел как следует держать ракетку... Грег едва заметно поежился. Да, ему уже вовсю наступают на пятки. Самое время красиво уйти...
    Ход его мыслей прервал Лу, который, видимо, почувствовал, что говорить жениху в день его свадьбы о своей победе над ним не годится.
    - Тут дело в твоей ноге, а вовсе не во мне, - заметил он небрежно, - Тебе чертовски не повезло с этим твоим коленом, Грег.
    "А может быть, как раз и повезло", - подумал Грег, втайне забавляясь: ведь ему было на что свалить любое поражение, тогда как каждая победа казалась особенно блестящей, когда он, морщась от воображаемой боли, завершающим ударом посылал мяч мимо в пух и прах разбитого противника...
    - Не будем скулить, приятель, - сказал он вслух, изображая великодушие. - Оставим это занятие англичашкам. Это была очевидная и безусловная победа. Ты ведь - восходящая звезда. Иначе зачем бы я стал выбирать тебя своим шафером? К чему нам на свадьбе года уставшие герои прошлых дней, правда? Хватит с нас и тех, что будут там со стороны Стефани: взять хотя бы членов правления "Харпер майнинг"!
    Лу восторженно рассмеялся и шутливо двинул Грега кулаком в плечо. Этот парень просто не может не нравиться: всегда найдет, что сказать, в карман за словом не полезет, когда захочет выдать что-нибудь приятное. Он стал украдкой разглядывать правильный классический профиль Грега, его густые светлые волосы, открывающие лоб, и сильные загорелые руки, крепко держащие руль. "Боже мой, а ведь если бы я был девушкой, я бы точно влюбился в Грега Марсдёна, - решил он. - Ничего удивительного, что все теннисные фанатки с ума по нему посходили. А этой крошке-француженке настолько не терпелось прыгнуть к нему в постель, что она горы свернула, чтобы этого добиться. Говорят, горячая штучка: развлекалась с ним всю ночь и почти весь следующий день. Что же тут удивляться, что вечером он продул ответственный матч... - Лу улыбнулся про себя. - Это даже хорошо, что Грегу удалось хорошенько побеситься. Ведь со Стефани Харпер у него были самые тусклые перспективы по этой части. Ничего не скажешь, женщина она вполне приятная. Но быть партнершей мужику, который запросто мог бы стать чемпионом Олимпийских игр по сексу... Да, Грег, в таких соревнованиях ты меня без труда обставишь".
    Прекрасно зная Сидней, Грег мастерски вел машину на опасно большой скорости, и таким образом ему удалось частично наверстать упущенное время. Проезжая последнюю пару миль, он заметно повеселел и еще прибавил скорости, когда его огромный автомобиль выехал на обсаженную деревьями аллею, идущую в сторону особняка Харперов. Выстроенный на превосходном участке с видом на сиднейский порт, особняк олицетворял триумф Макса Харпера, его могущество и величие. Он построил этот белый дом, когда его "Харпер майнинг" и ее дочерние предприятия начали завоевывать пространство к востоку от Северной Территории и ему потребовалось все больше времени проводить в деловой столице Австралии.
    Теперь же величественный особняк на берегу моря стал одной из главных частных резиденций в Сиднее. Окруженный большими деревьями, тень от которых была спасением в полуденную жару, и ухоженными газонами, простирающимися до самого моря, со вкусом обставленный внутри, он был воплощением роскошной жизни. Грег представил себе яркий, залитый солнцем сад, просторные веранды и прохладные комнаты, бокал шампанского и уважительный прием, который ожидал его там. Вот это - жизнь! Вот на что он имел право, и еще на многое другое. И все это теперь было его. Настроение у него сразу поднялось.
    Однако, когда Грег завернул за угол, подъезжая к особняку, его хорошее настроение мгновенно улетучилось. Перед воротами среди припаркованных "мерседесов" и "феррари", на которых прибыли гости, на тротуаре и даже на дороге толпились многочисленные репортеры и прочие представители прессы. Тут были все труженики пера, которых он знал по теннисным турнирам, да еще компания хищниц из иллюстрированных журналов. Кроме того, здесь были люди, которых он прежде никогда не встречал - очевидно, сотрудники агентств новостей и зарубежных изданий, - и, конечно же, стайка гибких загорелых фанаток, собравшихся, чтобы проводить своего кумира, а среди них...
    - Мать твою раз-этак! - Уж не та ли француженка там, сзади, в красном платье? Грег покрылся холодным потом и почувствовал новый прилив ярости.
    - Спокойно, Грег. - Ошарашенный свирепым ругательством, Л у предостерегающе посмотрел на него. - Вспомни австралийский совет насчет того, с чего надо начинать заигрывание: первым делом нужно взять себя в руки. На прессу плевать не стоит.
    Грег через силу выслушал этот совет и молча кивнул. За оставшийся отрезок пути он полностью овладел собой, и, когда они вплотную подъехали к встречавшей их толпе, на лице его сияла приятная, непринужденная улыбка. "Роллс-ройс" плавно остановился перед живым барьером, загородившим ворота, и тотчас же на Грега спикировали газетные стервятники.
    - Вот и он! - завопила какая-то репортерша, с магнитофоном наготове пробиваясь сквозь давку на передний край толпы. - Грег, какие чувства вызывает у вас женитьба на самой богатой женщине Австралии?
    Грег наградил ее ослепительной улыбкой.
    - Самые чудесные! - ответил он, растягивая слова.
    - Мы уж было подумали, Грег, что вы не успеете приехать вовремя.
    - По дороге были сплошные пробки. Да еще пришлось подождать, пока соберется мой шафер.
    - А почему прессу не пускают на свадьбу? - недовольно спросил рассерженный репортер одного из международных агентств новостей. Грег обезоруживающе пожал плечами:
    - Что поделаешь! Я понимаю, ребята, что вы разочарованы. Но дело в том, что Стефани хотела, чтобы присутствовали только родные и близкие. Она, в отличие от меня, не привыкла к прессе. И потом, она все-таки выходит замуж за меня, а не за моих болельщиков. - Он улыбнулся с извиняющимся видом. "Их надо умасливать, - подумал он. - Это так легко, когда знаешь, как к этому подойти".
    Вокруг сверкающего белого "роллс-ройса" с надписью "ТЕННИС", вместо цифр на номерном знаке, суетился фотограф.
    - Симпатичная машинка, - восторженно сказал он. - Свадебный подарок от невесты?
    - Да, - холодно ответил Грег. - Точно.
    Краешком глаза он заметил, что одна из журнальных стервятниц протискивается к дверце машины. Впервые за все время он пожалел, что из-за открытой крыши автомобиля он был беззащитен перед теми, кто его окружил, и подумал, как хорошо было бы поднять стекло перед самым ее носом. А она уже была тут как тут.
    - Мои читатели во всем мире хотят знать, - требовательным тоном сказала журналистка, - каков будет ваш ответ тем, кто говорит, что вы женитесь на Стефани из-за ее денег.
    Этот вопрос уже был не нов, и Грег расправился с ним не моргнув глазом:
    - Это нас не волнует. Пусть говорят, что хотят. Главное, чтобы Стефани была счастлива со мной.
    - Значит, это - в самом деле брак по любви?
    - Совершенно верно. И я могу каждому посоветовать то же самое.
    "Блестящий ответ, Грег, - восхищенно подумал Лу. - Умеет же он быть очаровательным, когда захочет! Ну, теперь не так уж много осталось выдержать".
    - А как же с твоей карьерой, Грег? - Это был голос одного из ведущих теннисных журналистов, который следил за успехами Грега с тех самых пор, когда тот еще был невесть откуда взявшимся худым долговязым подростком, изумительным образом сочетавшим в себе силу, грацию и безудержное желание победить любой ценой. - Означает ли это, что теннис для тебя закончился?
    Грег обиженно посмотрел на него:
    - Ни в коем случае, приятель, ни в коем случае.
    - Но ты должен признать, что весь прошлый год у тебя были проблемы с поддержанием формы. Откровенно говоря, она была не на должной высоте, правда ведь?
    Может быть, ты несколько перебрал по части красивой жизни, а, Грег? Ты понимаешь, о чем я?
    Лежавшие на руле руки Грега зачесались от желания хорошенько врезать этому хитрюге журналисту по зубам. Он с трудом заставил себя сохранить хладнокровие и переборол сильнейшее желание оглянуться на теннисных фанаток, чтобы посмотреть, действительно ли среди них была эта французская штучка. Он лениво улыбнулся:
    - Ты же знаешь, приятель, что нельзя верить всему, что пишут в газетах.
    - А как насчет твоего возвращения?

     Грег широко раскрыл глаза с притворным удивлением:
    - А я никуда не уходил!
    - Значит, на следующий год тебе снова предстоит международное теннисное турне? Может быть, снова Уимблдон?
    - Это зависит от Стефани, - ответил Грег. - Все зависит от того, захочется ли ей вообще куда-нибудь ехать. Теперь она для меня на первом месте.
    - Грег, это ваш первый брак? - Это снова была репортерша с магнитофоном. Грег быстро окинул ее оценивающим взглядом.
    - Да, - сказал он решительно, - и я провороню брачную церемонию, если буду и дальше торчать тут с вами, ребята. Мне пора. Счастливо.
    Он включил сцепление, но, когда машина тронулась с места, не удержался от соблазна пофлиртовать с молодой репортершей, записывавшей каждое его слово на свой магнитофон.
    - А ничего у вас фигурка, - сказал он ей с ухмылкой. - Обращайтесь с ней аккуратно. Ведите себя хорошо.
    И довольный тем, что она покраснела от его слов, он помчался по длинной извилистой аллее к дому.

***

    Возле дома вовсю хлопотал тринадцатилетний мальчуган с дорогой кинокамерой в руках, снимая прибытие гостей, которые вот уже целый час неиссякаемым потоком вливались на территорию особняка. За его кипучей деятельностью, исполненной скорее энтузиазма, нежели умения, наблюдала Джилли, которая стояла сейчас на балконе перед спальней. Постояв еще немного, она вернулась в спальню, где Стефани уже закончила приготовления и теперь поправляла свои густые каштановые волосы. "Он, однако, опаздывает, - подумала Джилли. - Наверное, Стефани беспокоится".
    - А как дети? - спросила она Стефани. - Как они относятся ко всему этому?
    Стефани встревоженно нахмурилась.
    - С Деннисом в этом смысле все в порядке, - сказала она задумчиво. - Он в восторге от мысли, что его новый папа - чемпион Уимблдона. Грег купил ему в подарок великолепную кинокамеру - да, Джилли, вот такой он забавный, - так что Деннис сегодня целиком в своей стихии: для него это - сплошное удовольствие.
    - А Сара? - продолжала спрашивать Джилли, чувствуя невысказанную тревогу. Стефани вздохнула:
    - Она сейчас переживает трудное время. Должно быть, в пятнадцать лет тяжело узнать, что твоя мама отчаянно влюбилась. - Стефани чуть заметно покраснела от смущения:
    - Да еще в человека моложе себя.
    Джилли вопросительно подняла брови.
    - Я не думаю, что она простила мне разницу в возрасте между мной и Грегом.
    - Не так уж она велика, эта разница, - успокаивающе сказала Джилли. - По нынешним временам вообще ничего.
    - Но в глазах пятнадцатилетней девушки она кажется просто огромной. И потом я сама хороша. Я же совершенно голову потеряла, когда с ним познакомилась. Я настолько увлеклась Грегом, что напрочь забыла о школьном концерте, на котором должна была выступать Сара, а ведь там у нее был ответственный сольный номер. И я уже сто лет не играла с ней на фортепиано и не слушала, как она занимается. И вот результат: она жутко ревнует, злится на него и ненавидит меня.
    Стефани спрятала лицо в ладонях, и Джилли физически ощутила, какую боль та сейчас испытывает. Она немедленно принялась руководить своей подругой.
    - Детка, ты смажешь грим, если будешь продолжать в том же духе. Отбрось дурные мысли. Все образуется. Ты подцепила одного из самых подходящих холостяков в южном полушарии за все время с тех пор, как захомутали принца Чарльза, так что перестань волноваться. Наслаждайся жизнью! В конце концов, ты ведь выходишь замуж не ради их удовольствий, правда? Ты делаешь это ради себя самой, Стефани Харпер, вот и порадуйся хоть раз в жизни!
    Глубоко вздохнув, Стефани подняла голову, расправила плечи и встала, с улыбкой повернувшись к Джилли:
    - Ты права. Это все - глупости. Я буду в полном порядке, когда приедет Грег. Я знаю, что он немного задерживается. Но он меня не подведет.
    - Вот и молодчина!
    Джилли подошла к своей подруге, взяла ее за руку и подвела к широченному, во всю стену зеркалу на другом конце спальни. Здесь они остановились, молча разглядывая свое отражение. Высокая застенчивая Стефани, порой боязливая и неловкая, обладала при этом грацией жеребенка, которая скрадывала ее возраст, а благодаря ее девчоночьей манере жестикулировать ей скорее можно было дать двадцать, чем сорок лет. Одетая в элегантный костюм неяркого синего цвета, из-за чего глаза ее сделались похожими на колокольчики весной, она сейчас выглядела красивее, чем когда-либо прежде.
    "Если бы только она довела все это до конца, - подумала Джилли с растущим раздражением. - Она же не дальтоник, могла бы разглядеть, что эти серьги с сапфирами здесь не годятся; у них неподходящий оттенок синего. И хоть она и высокая, ей не мешало бы отказаться от туфель на низком каблуке - сегодня-то уж просто обязательно. И почему бы ей не сделать настоящую прическу, вместо этих дурацких пришпиленных локонов, которые так ей не идут... Господи, мне бы ее деньги..."
    Внезапно Джилли поймала на себе взгляд Стефани в зеркале. Ее подруга смотрела на нее с приветливой, ласковой улыбкой:
    - Ты выглядишь чудесно, Джилли! Как ты красиво одета! Это с Пятой авеню?
    Джилли тотчас же почувствовала угрызение совести. "И почему я такая стерва, - жалостливо подумала она. - Что-то со мной не так?" Вслух же она торопливо сказала:
    - Ты тоже выглядишь чудесно. Просто замечательно.
    - Честно?
    - Честно.
    Со странной гримасой Стефани, которую эти слова явно не убедили, отвернулась и с размаху села на кровать.
    - Джилли, тут дело не только в детях, но и во мне тоже. Я так боюсь, что не сумею удержать его, не сумею сохранить его любовь. Ведь он "звезда", а я такая заурядная: он чемпион по теннису, а я такая неспортивная, я даже не умею плавать...
    - А ты заставь его сесть на коня, моя дорогая, - дала ей мудрый совет Джилли. - Он тогда быстро без штанов останется.
    Она сделала многозначительную паузу и игриво посмотрела на Стефани:
    - Что, насколько я понимаю, как раз и является главной задачей.
    Стефани жарко вспыхнула, однако, было совершенно очевидно, что такой поворот беседы не был ей неприятен. Она улыбнулась так, что на щеках ее появились ямочки, опустила взгляд, затем вскочила и бросилась в соседнюю со спальней гардеробную. Вернувшись оттуда с большой красивой коробкой, она открыла ее. В коробке под тонкой серебристой бумагой лежал комплект белья из черного атласа, весь в ленточках и кружевах. Джилли изумленно склонилась над коробкой, чтобы как следует рассмотреть ее содержимое. Каждый предмет выглядел затейливо и изящно, и на каждом была этикетка очень известной французской фирмы.
    Посмеиваясь и раскрасневшись от удовольствия, Стефани вытащила из коробки пеньюар и приложила его к себе. Ткань его была настолько тонкой и прозрачной, что дух захватывало, а вырез на груди был соблазнительно глубоким. Она с девичьим ликованием провальсировала по комнате, громко распевая:
    - О, Джилли, о, Джилли, я та-а-ак его люблю!..
    - Это он тебе подарил?
    - Ага, - утвердительно хихикнула Стефани. - Никогда в жизни еще я не носила ничего подобного. Даже при одной мысли об этом я чувствую себя такой сексуальной!
    Джилли кивнула и, потрогав гладкий чувственный атлас, глубоко внутри ощутила легкий прилив возбуждения.
    - Он, должно быть, ох какой парень. А вы, однако, очень скорая на руку, мисс Харпер. Быстро у тебя получилось установить с ним, как бы это сказать... близкие отношения, правда? И что же ты такое сделала, чтобы заслужить эту дань восхищения?
    Стефани снова зарделась, но уклоняться от ответа на этот вопрос не стала.
    - Ничего, - сказала она вызывающе.
    - Ничего? Ты хочешь сказать, что вы не...
    - Вот именно, - сказала Стефани твердо, хотя щеки ее пылали. - Я хочу сказать, что между нами ничего не было. Отчасти потому, что у нас не так уж было много времени, когда мы могли побыть вдвоем, будучи уверены, что за нами не охотится пресса. Отчасти потому, что, если мне предлагают: "Давай пойдем к тебе или ко мне", - мне не подходит ни то, ни другое, а для развлечений на заднем сиденье машины я вообще не гожусь, даже если это лимузин компании "Харпер майнинг". Но главным образом потому, что после двух прошлых браков у меня все должно быть как следует, Джилли, просто обязательно, и так оно и будет. Я ведь уже не глупенькая девочка, я - женщина, и, кажется, я нашла мужчину для той женщины, что существует во мне.
    Стефани замолчала, и женщины посмотрели друг на друга без малейшего притворства. Джилли прекрасно понимала, что хочет сказать подруга. Стефани являла собой пример широко распространенного парадокса - женщина, которая уже не раз побывала замужем, но в которой так и не проснулась чувственность. Воспитывалась она в уединении Эдема, вдали от какого бы то ни было общества, и единственным мужчиной, которого она знала, был ее отец. Но ему, горному магнату, приходилось постоянно разъезжать по всему свету, то и дело оставляя ее в полном одиночестве. Она жаждала любви, но рядом с такой сильной личностью, какой был ее отец, все прочие казались слабыми и ничтожными. Ничего удивительного, что она влюбилась в первого же мужчину, который проявил хоть какой-то интерес к ней, - в избалованного отпрыска захудалого дворянского британского рода, с которым она познакомилась во время поездки в Лондон. Их интимная жизнь оказалась сплошной катастрофой. Весь прошлый опыт ее мужа, да и весь его интерес, был связан исключительно с мальчиками, чем и объяснялась его попытка склонить совершенно сбитую с толку Стефани к определенным маневрам, смысл которых, к счастью для ее душевного равновесия, остался для нее совершенно непонятным.
    Тем не менее, в равной мере благодаря своей невинности и своему неведению, Стефани сколько могла продолжала хорошо относиться к своему рослому, привлекательному и учтивому лордику. Их брак продолжался до тех пор, пока у них не появилась дочь. Разочаровавшись в способности Стефани произвести на свет непременного сына и наследника и поняв, что старик Макс вовсе не собирался тратить свое состояние на нужды хиреющего дворянского рода, родня ее мужа окончательно разочаровалась в неотесанной австралийке. Что же касается Стефани, для нее жизнь в серой и грязной Англии стала невыносимой. Душа ее истосковалась по чистому и свежему воздуху дома, по безлюдным просторам Австралии и, в первую очередь, по Эдему. В результате их недолгий союз был безболезненно расторгнут и Стефани с целым багажом знаний и опыта - правда, не из интимной сферы - вернулась домой.
    К сожалению, ей не потребовалось много времени, чтобы еще раз выскочить замуж, и снова ее брак оказался мезальянсом, ибо она была слишком неискушенной, чтобы последовать совету Джилли, как следует осмотреться и не бросаться с ходу в омут очередного замужества. Не прошло и трех месяцев, как она вышла замуж за американского ученого, принимавшего участие в международной программе ООН по изучению минеральных ресурсов и на время работы в рамках этой программы прикомандированного к компании "Харпер майнинг". Надежный, добрый и немолодой, он был копией Макса, только без властности, энергичности и резкости покойного отца Стефани, и **** для него был не важнее ванны, которую он принимал примерно раз в месяц, приезжая из далекой экспедиции, где малейшие следы полезных ископаемых занимали его мысли куда больше, чем собственная молодая жена. Джилли про себя считала его отвратительным и не могла понять, как Стефани может позволить ему прикоснуться к себе. Однако, поскольку муж, как когда-то и отец, постоянно отсутствовал, эта проблема вставала перед Стефани не слишком часто. Однажды по рассеянности профессор подарил ей сына, с которым у нее в свое время ничего не получилось в Англии. Но когда программа исследований была исчерпана, ученый муж преспокойно вернулся в США, оставив жену, которая, хотя и стала старше, но, как она сама призналась Джилли, едва ли хоть немного мудрее.
    С тех пор Стефани жила тихой, спокойной жизнью, занимаясь исключительно детьми и делами компании "Харпер майнинг". Казалось, мужчины ее совершенно не интересовали, чего никак не могла понять Джилли, которая на протяжении последних десяти лет не раз искала для себя утешения на стороне. Сейчас, на четвертом десятке, сексуальный аппетит Джилли был как никогда сильным и настойчивым, опыт чрезвычайно широким, а восторги, которые она испытывала, захватывающими. Неужели и Стефани наконец услышала музыку этого великого древнего танца? Решилась ли она тоже присоединиться к нему, пока еще не поздно? Джилли с откровенным изумлением смотрела сейчас на свою подругу, которую в школе когда-то все называли не иначе как Ледышкой. Ответ на свой немой вопрос она увидела в бесстрашном прямом взгляде Стефани, в ее гордо поднятой голове и в приветливой улыбке, которая играла на ее губах.
    - Что ж, вот и замечательно, детка, - тихо проговорила она. - Добро пожаловать во взрослую компанию.
    - А еще, Джилли, пожелай мне удачи, - порывисто сказала Стефани. - Она мне ох как понадобится. Грег... одним словом, он меня порядком обошел на старте.
    - Судя по виду этого белья, он вполне готов стать твоим тренером, - озорно рассмеялась Джилли. - Стефани, на твоем месте я была бы повнимательнее. По-моему, он пытается о чем-то тебе намекнуть.
    - Скорей бы вечер, - беспечно воскликнула Стефани. - Ну, где же он?
    В этот момент послышался без труда узнаваемый рокот двигателя подъезжавшего ко входу "роллс-ройса".
    - Легок на помине, - сказала Джилли. - Ну вот, жених прибыл.

0

3

Глава вторая

    В прохладном выбеленном холле особняка Харперов прибытия жениха ждал Билл Макмастер - ждал с терпением человека, которому приходилось ждать и более важных событий. Но вообще-то ждать он не привык, и ожидание было ему явно не по вкусу. Сегодня Билл, управляющий компании "Харпер майнинг", который после смерти Макса заменял Стефани отца, дежурил здесь и в той, и в другой ипостаси. Он приехал в особняк одним из первых, желая лично проследить за тем, чтобы ответственный день в жизни Стефани прошел гладко. Но чего уж он никак не ожидал, так это опоздания жениха. Его морщинистое обветренное лицо - наследие давно прошедших лет, проведенных вместе с Максом в безлюдных районах Австралии, - выглядело вполне приветливо, когда он разговаривал с прибывшими на свадьбу гостями и коллегами. Но про себя он произнес уже не одно забористое ругательство в собственный адрес за то, что не додумался послать за пропавшим женихом лимузин компании "Харпер майнинг" с парочкой ребят покрепче, чтобы они вовремя доставили его сюда.
    До сих пор все шло как по маслу. Когда Билл приехал в особняк, подготовка к свадебному завтраку, к приему гостей и подарков, расстановка обслуживающего персонала, как из числа постоянной прислуги, так и дополнительно нанятого на сегодняшний день, шла как часы под бдительным оком Мейти, с незапамятных времен возглавлявшего прислугу в доме Харперов По одному преданию, Макс выкрал его с яхты некоего титулованного семейства, однажды зашедшей в сиднейскую гавань, по другому - он когда-то был дворецким у какого-то высокопоставленного европейца. Так или иначе, по происхождению он не был австралийцем. Его настоящее имя было прочно забыто еще в те времена, когда Макс привел его в дом, нарек его Мейти и предоставил ему полную свободу действий с тем, чтобы тот достойным образом организовал жизнь в огромном особняке. Макс, как обычно, не ошибся в оценке. Мейти сыграл свою роль в создании легенды о Харпере и сам стал ее краеугольным камнем.
    - Доброе утро, Мейти. - Билл с неподдельной сердечностью пожал руку старику. Вид его с широченным серебристым галстуком на шее и большущей гвоздикой в петлице был на грани комического. Но его осанка была, как всегда, прямой, а величественные манеры и орлиный взор спасали его от перехода через эту грань.
    - О, мистер Макмастер! Доброе утро, сэр. Как вы поживаете? Как дела там?
    Мейти всегда так говорил об усадьбе Харперов в Эдеме, где никогда не бывал и не испытывал ни малейшего желания когда-либо побывать. Билл улыбнулся:
    - Замечательно, спасибо, Мейти. По крайней мере там все было замечательно, когда я был там в последний раз. Сегодня большой день.
    - О да, сэр, истинно так. Мы следовали всем вашим указаниям сэр, и всем указаниям мисс Стефани. С вашегo позволения я хотел бы сообщить вам о некоторых дополнениях, которые я осмелился сделать сам. Я на вся кий случай заказал вдвое больше шампанского, чем считала необходимым заказать фирма, которая обслуживает сегодняшний банкет, - нам ведь ни к чему скупиться! - и перенес место проведения свадебной церемонии в глубь сада, чтобы в полдень, когда солнце будет н зените, новобрачные и гости оставались в тени. Что же касается всех прочих приготовлений, надеюсь, что их состояние вас вполне удовлетворит.
    Как и все, что вы делаете, Мейти. Ведь вы же - просто чудо, самое настоящее чудо.
    - Благодарю вас, сэр. У нас уже давно не было ничего подобного, не правда ли? Необходимо поддержать традиции семейства Харперов на должной высоте. Извините, сэр, я должен идти...
    Старик поспешил по своим делам, а Билл вспомнил последнее торжественное событие в жизни семейства Харперов. Нет, не две прошлые свадьбы Стефани: первая вообще состоялась за пределами досягаемости - в Англии, а вторая быстро и незаметно прошла в Алис-Спрингс, где в то время занимался своими исследованиями жених. Он вспомнил похороны Макса, когда вся Северная Территория собралась на грандиозные поминки, которые продолжались несколько дней.
    С тех пор прошло уже семнадцать лет, но Билл и сейчас помнил смерть Макса так, как будто она произошла вчера. Он помнил долгие часы ожидания в отделанной панелями библиотеке в Эдеме и тихие разговоры с единственной целью - скоротать время. Помнил он, как Стефани появилась в дверях, подобно привидению, как она решительным, но дрожащим голосом произнесла тост в честь своего отца и как затем ее нервы сдали и она с криком выбежала из дома, села на коня и стремительно ускакала прочь. Часы шли за часами, а она все не возвращалась. Джим Галли, начальник местной полиции, который был в числе присутствовавших, начал волноваться и решил отправить за ней группу поиска. Он поговорил с аборигенами и узнал от них, что конь Стефани - вовсе не ручной мерин, на каких обычно катаются юные леди, а едва объезженный огромный своенравный жеребец. Если он сбросил ее где-то в нехоженных дебрях, почти не было надежды найти ее в живых.
    Однако Кэти, домоправительница Эдема, с иронией отнеслась к опасениям Галли и насмешливо их отвергла:
    - Чтобы Кинг сбросил Эффи? Вы их не знаете так, как я. Эффи - единственная из всех людей, кто может оседлать эту бестию. Она сама его объездила, когда он еще был совсем юным жеребчиком. Он и сейчас еще совсем молодой, и никаких других наездников в жизни не знал. С ней он совсем ручной, хотя из вас запросто дух бы вышиб, - добавила она, бросив презрительный взгляд на изнемогавшего от жары толстяка Галли.
    Пока тянулся этот невыносимо долгий день, Билл и сам не раз пережил приступы страха. Но он слишком давно знал Кэти и знал, что она растила Стефани, или Эффи, как она настойчиво продолжала ее называть, с самого ее рождения, когда ужасно затянувшиеся и трагически закончившиеся роды отняли у Макса ту единственную за всю его жизнь, кого он по-настоящему любил. Нежеланного младенца поручили заботам Кэти, которая обрушила на нее всю жадную нежность истосковавшейся по любви старой девы. Кэти знала Стефани, как никто на свете. Биллу оставалось лишь надеяться, что она права.
    И она действительно оказалась права. Когда на Эдем с ужасающей тропической внезапностью опустились сумерки, Стефани вошла в дом с таким спокойным видом, как будто она только что выходила из комнаты за носовым платком. В дальнейшем она ни разу и словом не обмолвилась о том, что заставило ее тогда с криком убежать прочь, а Билл никогда ее об этом не спрашивал. Она вошла в библиотеку с высоко поднятой головой - плоть от плоти дочь своего отца. Билл не был эмоциональным человеком ни тогда, ни позже. Но он был готов расплакаться от облегчения - не только потому, что Стефани вернулась целая и невредимая, но и от сознания того, что во главе "Харпер майнинг" снова будет стоять Харпер. Стефани. Мини-Макс.
    Разумеется, далеко не все у них шло достаточно гладко. Стефани была неопытной девочкой, зеленой и пугливой. Ведь хотя Макс и предполагал, что она придет ему на смену, но он никак к этому не подготовился. Так что пришлось юной Стефани покорпеть над книгами, цифрами, балансами и отчетами о прибылях и убытках, пока она не валилась с ног с серым от усталости лицом и с глазами, широко распахнутыми от осознания чудовищных масштабов дела, за которое она взялась. Но рядом с ней всегда был терпеливый и сильный Билл. И теперь, вспоминая успехи своей подопечной и то, как сторицей она возместила часы, дни, недели и месяцы его трудов, он тихо сиял от гордости. Как оказалось, она тысячекратно унаследовала деловое чутье своего отца.
    Было у Стефани и нечто большее - шестое чувство, что Биллу поначалу было очень трудно признать и еще труднее объяснить. Она обладала каким-то сверхъестественным инстинктом, который предупреждал ее о предстоящем падении акций на фондовой бирже или о ненадежной сделке. Когда же Билл пытался выяснить у нее, каким образом она об этом узнавала, она лишь говорила: "Чувствовала", - но откуда это бралось, сказать не могла. Билл называл это "женской интуицией", но про себя он объяснял это тем, что она выросла в Эдеме. Именно там посреди широких просторов Стефани познала искусство быть в полном одиночестве, а это - единственное состояние, когда можно услышать тихий голос, шепотом открывающий человеку тайны жизни. Там же она много времени проводила с аборигенами, близко подружилась с ними и переняла от них мистическую связь с природой и всем живым. Поэтому у нее были свои, особенные отношения с животными, и она была единым целым со всем окружающим миром и воздухом, которым дышала. Кое-какими из этих способностей она пользовалась и в условиях городской жизни, хотя не слишком проницательному человеку могла показаться не просто заурядной, но и неуклюжей, некрасивой, неотесанной и робкой.
    У нее было лишь одно "слепое пятно". Билл тяжело вздохнул, вспомнив о нем, ибо оно было ее главной слабостью. Стефани совершенно не разбиралась в мужчинах. Он содрогнулся, вспомнив ее первые два неудачных замужества, и провел пальцем за воротничком, подумав о том, сколько неприятностей каждое из них могло принести. Компании "Харпер майнинг" удалось в обоих случаях чрезвычайно легко выпутаться из ситуации. Родственники молодого английского аристократа были настолько счастливы отделаться от нее и настолько до неприличия рады, что она не стала судиться с ним из-за алиментов, что им и в голову не пришло требовать от нее какой-либо компенсации. Профессор же при всех его недостатках был ученым до мозга костей, начиная от очков в роговой оправе и кончая высушенными кончиками пальцев. Он с презрением относился ко всему мирскому, особенно - к богатству, и пришел в ужас, когда узнал, что женился на владелице самого большого личного состояния в Австралии. Но и тот и другой, подумал Билл, будь они чуть-чуть посметливее, могли бы потребовать от "Харпер майнинг" любую сумму в качестве отступного.
    А не может ли такое произойти теперь? Билл был до глубины души потрясен известием о скоротечном романе Стефани и ее решении вновь выйти замуж. У него моментально возникли подозрения на этот счет. В достаточной мере обладая житейской мудростью, он видел в Стефани женщину, приближающуюся к сорокалетнему рубежу, неискушенную в интимных делах, отягощенную некоторой долей лишнего веса и ужасно неуверенную в себе, когда речь шла о любых отношениях с мужчинами кроме чисто деловых. Что же искал в ней этот бездельник? Он по секрету поделился своей тревогой с женой Риной - по-матерински заботливой и чуткой женщиной, мнению которой он полностью доверял.
    - Не исключено, что ты неверно о нем судишь, дорогой, - принялась убеждать его Рина. - Дай ему шанс. Ты же знаешь, какая она любящая, сильная, честная и верная женщина. А ты уверен, что он не видит этого в ней?
    Билл не был в этом уверен. Но у него было дурное предчувствие... Такое неприятное покалывание в пальцах...
    Сейчас же, услышав, что к дому подъезжает "роллс-ройс", он почувствовал облегчение и вместе с тем раздражение. Мейти бросился к двери, чтобы поприветствовать человека, своего нового хозяина, и проводить его в то место в саду, где жениха и невесту ждал священник, которому предстояло совершить брачную церемонию. Билл прошел через широкий холл к лестнице, у основания которой, охраняя свою хозяйку, лежал Кайзер, верная овчарка Стефани.
    - Здорово, приятель, - сказал Билл. - Кажется, Стефани спускается сюда?
    Кайзер коротко тявкнул в ответ, насторожил уши и вскочил на ноги, услышав шаги наверху. Стефани и Джилли вместе спускались по лестнице навстречу Биллу.
    - Стефани, дорогая моя, какая ты красивая. Ну просто картинка.
    - Спасибо, Билл. - На этот раз Стефани не почувствовала неловкости, услышав комплимент в свой адрес.
    - Джилли, ты тоже загляденье. С возвращением тебя. Как съездила?
    - Спасибо, отлично.
    Стефани взяла Билла под руку и отвела его на другой конец комнаты подальше от ушей Джилли.
    - Билл, ты привез мне бумаги на подпись?
    - Да, привез. - Билл немного помолчал, не решаясь сразу продолжать. - Но должен сказать тебе, что у членов правления это особого восторга не вызвало.
    - Я и не ждала, что они будут в восторге. - В такие моменты Стефани бывала твердой и непреклонной, проявляя настоящий харперовский характер. - Надеюсь, что тебе все же удалось протолкнуть это дело.
    - Конечно. Ты же всегда можешь рассчитывать на меня, Стефани... - Он снова заколебался. Стефани хладнокровно продолжила разговор с ним:
    - Так что ты считаешь, Билл? Что у тебя на уме? Ты думаешь, я совсем ...?
    Они остановились под портретом Макса - копией с того, что висел в Эдеме, делая его присутствие там почти реальностью. Билл поежился, спиной почувствовав на себе его ястребиный взгляд, и ответил с печальной улыбкой:
    - Никогда не встречал дураков в семействе Харперов. Ты могла бы управлять компанией "Харпер майнинг" и всеми прочими компаниями совершенно самостоятельно, если бы захотела. Ты постигла все, чему я тебя учил, и потом, у тебя же огромные врожденные способности; нужно только, чтобы ты в них сама поверила. А в моей помощи ты не нуждаешься.
    - Вот и не правда, еще как нуждаюсь! - горячо возразила Стефани. - Ты же знаешь, я никак не смогла бы обходиться без тебя все эти годы.
    Она смущенно улыбнулась:
    - Все-таки мне нужен мужчина, на которого я могла бы опереться.
    - Что ж, возможно, ты права. Но, мне думается, было бы разумнее, если бы ты...гм...если бы ты выделила деньги для своего мужа из своих личных средств, не примешивая сюда компанию. Правление настроено резко против того, чтобы вводить его в состав компании.
    - Ох, Билл, - тяжело вздохнула Стефани. - Неужели ты не понимаешь? Как, по-твоему, может чувствовать себя человек, живущий на средства жены? Моих денег вполне достаточно, чтобы заставить кого угодно отказаться от женитьбы на мне.
    "Только не его, - подумал Билл, - если я хоть немного в чем-то смыслю. Стефани, Стефани, какая же ты мягкая, доверчивая и наивная!"
    - В прошлом у меня из-за этого было столько трудностей, - продолжала Стефани. - Я не собираюсь больше повторять ту же самую ошибку. Я хочу, чтобы мой муж с самого начала был от меня не зависим в финансовом отношении, чтобы у него были свои собственные средства, свой собственный доход. И я не хочу, чтобы это выглядело, как подачка!
    Билл без труда разглядел признаки надвигающейся грозы в опасном блеске ее глаз и во властном повороте ее головы.
    - Не волнуйся, с этим не будет проблем, - успокоил он ее. - Начиная с этого момента Грег зачислен к нам в компанию.
    Стефани смягчилась:
    - Спасибо.
    - Стефани, для меня главное, чтобы ты была счастлива. Если тебе понадобится помощь, только скажи.
    - Я знаю.
    Билл наклонился, чтобы поцеловать ее. В этот момент она произнесла нечто такое, что он буквально остолбенел:
    - И еще, Билл. Я уже размышляла об этом и не думаю, что это будет каким-то излишеством. Я хочу, чтобы Грег вошел в состав правления " Харпер майнинг". Причем, мы должны поручить ему какие-то реальные обязанности, а не просто передать пачку акций вместе с кучей ничего не значащих званий. Надеюсь, ты об этом позаботишься?
    Билл уставился на нее, пытаясь справиться с потрясением и нарастающим гневом. Стефани в ответ посмотрела на него пристальным взглядом. До Билла вдруг дошло, что перед ним дочь Макса, которая только что предъявила ему ультиматум. Что же касается его мнения, его об этом не спрашивали и не считали нужным спросить. Он выдавил из себя полуулыбку, кивнул и нежно поцеловал ее в щеку.
    - Предоставь это дело мне. Удачи тебе, моя милая, и всего самого лучшего. - Он выпрямился и огляделся вокруг. По ту сторону вылизанного холла он увидел столовую, где накрытые белыми скатертями столы ломились от еды и выпивки в ожидании банкета, который должен был начаться сразу после брачной церемонии. Сам же холл был завален большими и маленькими подарками в праздничной обертке. С другой стороны, за гостиной, располагался красивый сад, где жених и гости ожидали появления невесты. К Биллу и Стефани подошла Джилли с двумя букетами: одним - очень большим, для невесты и другим, поменьше, для себя. Воздух наполнился пьянящим ароматом цветов.
    Сцена была полностью готова к началу представления. У Билла появилось беспомощное ощущение того, что события вышли из-под власти простых смертных и развивались теперь своим неизбежным, предопределенным самой судьбой ходом. Он покорился воле обстоятельств.
    - А теперь, моя милая, - сказал он, взяв Стефани под руку, - пойдем отдавать тебя замуж!
    В саду неподвижно стоял теплый летний воздух. Незадолго до этого прошел дождь, самый настоящий тропический ливень, когда казалось, что брачную церемонию, возможно, придется перенести из сада в дом, где все будут вынуждены тесниться. Однако дождь кончился так же быстро, как и начался, умыв и освежив газоны и яркие цветущие деревья. Полдень - время, назначенное для церемонии, - прошел, но солнце все еще было высоко в небе. Оттуда, из зенита, оно посылало вниз на гостей беспощадный зной, но те, укрытые в тени деревьев, наслаждались теплом.
    В центре этого зеленого храма перед простым импровизированным алтарем стоял Грег со своим шафером. Справа от него вдали виднелась гавань, к которой от сада спускались газоны, тянувшиеся до самой кромки воды. По гавани там и сям весело бегали яхты, и еще множество яхт стояло на якоре у берега. Еще дальше была видна огромная сверкающая арка Харбор-бриджа и город, который расстилался по обе стороны моста. "Какой роскошный вид!" - довольно подумал Грег. Он любил Сидней, и, хотя он объездил весь мир, играя в теннисных турнирах, он нигде не встречал города, который понравился бы ему больше. Он посмотрел вдаль на сверкающие воды гавани, и холодная ярость, постоянно сопровождающая его с самого детства, стихла. В этот момент душа Грега Марсдена была как никогда близка к состоянию умиротворения.
    Маленький священник, стоявший рядом с шафером, с любопытством посмотрел на Грега. В его многолетней практике заключения брачных союзов было немало случаев, когда опаздывала невеста, но женихи не опаздывали никогда. Он с христианским смирением перенес задержку, будучи уверен, что все образуется, и так оно и вышло. Жених уже был здесь, а невеста и сопровождающие ее лица с минуты на минуту должны были появиться из дома и прошествовать по бархатно-гладким газонам к тому месту, где их под деревьями ждали жених и гости. Хотел бы он точно так же быть уверен и в том, что этот надменный красавец, с непринужденной грацией прогуливающийся перед ним, душой и сердцем готов к браку. "Боже милостивый, - молча молил он Господа, - помоги ему, будь с ним сегодня, наставь его на путь истинный". Снова открыв глаза, священник внимательно всмотрелся в лицо Грега. Тот явно ушел в свои мысли. Священник воспрянул духом. Никогда не знаешь, когда на тебя может снизойти благодать Божия. Ему был известен не один случай, когда мужчины приходили к пониманию своего морального долга и ответственности, налагаемой на них супружеством, уже стоя перед алтарем. Может быть, как раз сейчас Господь возвращал одну из заблудших овец в свою овчарню?
    Грег в это время думал о Венеции. "Венеция - единственное место, которое может сравниться с Сиднеем в том смысле, что и там, и тут неотъемлемой частью города, доступной для всех горожан, является вода. Но в Венеции каналы воняют и забиты всякой дрянью. И все же, - думал он, - это самое подходящее место для медового месяца. Вот туда нам и нужно отправиться. А еще в Париж, а оттуда, может быть, в Прованс или на реку Дордонь..." По правильным чертам его лица пробежала хмурая тень. Он предполагал, что они со Стефани проведут медовый месяц в Европе, но Стефани непроизвольно разрушила эти планы во время одного из их первых разговоров о том, как они организуют свою свадьбу.
    - У меня есть для тебя одна замечательная вещь - Эдем, - радостно сказала она ему. - Как только у нас будет возможность уехать после свадьбы, мы можем отправиться туда и пробыть там вдвоем столько времени, сколько пожелаем. О, Грег, это будет истинное блаженство!
    Эдем? Грег на мгновение ощутил настоящую панику. Эта дыра на краю земли, отрезанная oт всего, что составляет жизнь городского человека: от развлечений, шумных улиц, ярких огней и приятной музыки? Он, однако, переборол это ощущение. "Ничего, - сказал он сам себе, - времени хватит на все. Я уже бывал в Европе и еще побываю". Он умел ездить верхом, причем чем лошадь сноровистее, тем лучше, и неплохо владел ружьем: эти навыки остались у него с тех времен, которые он вычеркнул из жизни в тот момент, когда взял в руки теннисную ракетку и отправился в Сидней. Формально он был сейчас сиротой: "В Австралии легко стать сиротой", - подумал он с усмешкой. На свадьбе с его стороны не будет никого: уж об этом-то он позаботился. Он был человеком из ниоткуда. Таков был его тщательно созданный имидж, который его вполне устраивал. Отступать от него он не станет. Но он решил, что ничего страшного не произойдет, если он проведет месяц в Эдеме и таким образом на время вернется к той, прежней жизни. А Стефани будет счастлива.
    Стефани. Грег снова нахмурился. Он не просто собирался ублажать ее. Он действительно хотел сделать ее счастливой и намеревался заняться этим с самого начала. Грег был в достаточной степени мужчиной, чтобы
считать само собой разумеющимся тот факт, что ее счастье возможно лишь в том случае, если будет счастлив он сам. Поскольку же они оба посвятят все свои усилия единственному человеку - ему самому, он не видел для себя никаких проблем в ближайшем будущем. Стефани уже тысячу раз недвусмысленно дала ему понять, что, беря ее в жены, он делает ей одолжение. И несмотря на все ее деньги, в душе он был уверен, что так оно и есть. Она была не из тех, победой над кем можно хвалиться. Она была неловкой, простодушной и так отчаянно неуверенной в себе, что временами действовала ему на нервы тем, что как бы извинялась за само свое существование. Грега, которому нравились женщины по-кошачьи независимые, решительные и дерзкие, это угнетало.
    Мысли его перескочили к той француженке, свидание с которой он устроил для себя втайне от всех своих приятелей, чтобы таким образом отметить расставание с холостяцкой жизнью. Когда его после мальчишника привезли домой, она ждала его в спальне. Он вспомнил ее вызывающе-соблазнительный взгляд, острые белые зубки, очертания ее тела в лунном свете и вновь представил себе, как он спускает с ее плеч крошечное платьице, открывая ее нежные груди с тяжелыми темными сосками, и ощутил ее кожу, ее губы, ее язык - боже мой, какой чудесный язык! - Воспоминания эти вызвали в нем приятное легкое возбуждение. - Что ж, Стефани не из таких. Но в ней есть страсть, бездна чувств, она обладает чертовски привлекательным телом и готова учиться науке любви. - Грег усмехнулся. Он с нетерпением ждал момента, когда наконец можно будет приступить к ее обучению. Он решил, что будет отдавать этому занятию столько сил, что равных ему не найдется даже среди самых пылких мужей. От этой мысли настроение его окончательно исправилось. Все будет просто замечательно.
    Из дома донеслась изящная, серьезная и печальная ария Баха в исполнении струнного квартета. Внимание всех собравшихся сосредоточилось на дверях, выходивших из гостиной в сад. Оттуда появилась немногочисленная свадебная процессия, во главе которой, опираясь на руку Билла Макмастера, шла Стефани. За ней шла Джилли, подруга невесты, а рядом с Джилли - Сара, пятнадцатилетняя дочь Стефани от первого брака. За ними следовал Деннис, сын Стефани, которого уговорили отложить его драгоценную кинокамеру на время брачного обряда. Рядом с Деннисом шествовал Мейти, без которого не могла обойтись никакая церемония в доме Харперов. Процессию замыкал величественно вышагивавший пес Кайзер.
    В этот момент, торжественно ступая по саду в сторону Грега, Стефани была красива, как никогда в жизни. Глаза ее лучились светом, видеть который было счастьем. Ее душа пела, вторя прекрасной музыке, и птицей парила над вершинами деревьев. В голове ее бесконечно повторялась одна и та же мысль: Грег, Грег, Грег... Вот он ждет ее, улыбается ей. Внезапно ей подумалось со светлой грустью: "Как бы я хотела умереть сейчас, в это мгновение, ибо я достигла вершины земного блаженства..."
    Священник встретил Стефани восторженной улыбкой. Он любил свадьбы с их сочетанием человеческого счастья и божественной благодати. Невеста трепетала от радости, а жених смог предаться долгим и приятным размышлениям по поводу сегодняшнего торжественного события. Все было так, как, в представлении священника, и должно было быть. Можно начинать церемонию.
    - Возлюбленные братья и сестры, мы собрались здесь, чтобы в присутствии Господа нашего и перед лицом нашего собрания соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака и просить для них Божьего благословения и Божьей милости...
    Джилли, стоявшая рядом со Стефани, опустила голову, чтобы скрыть за широкими полями шляпы свое пылающее лицо. Всего лишь несколько мгновений назад она шагала по саду вслед за Стефани, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг, как вдруг ее словно током ударило при виде стоявшего перед алтарем мужчины. Высокий, худощавый и сильный, с выгоревшими на солнце светлыми волосами, полными огня серыми глазами и великолепными классическими чертами лица, он был самым красивым мужчиной из всех, что когда-либо встречала Джилли. Но это еще не все. Под этой внешней оболочкой скрывалось великолепное животное, дикое и необузданное. От него исходило ощущение опасности, которое не могла не почувствовать Джилли. Само его присутствие подействовало на нее, как внезапный удар под ложечку, так, что у нее перехватило дыхание. Горячая кровь поднялась к ее лицу и хлынула по венам. Ее тело затрепетало, и, к своему ужасу, она почувствовала, как самый центр ее существа становится податливым и влажным. Ее лицо вспыхнуло. Она опустила голову и попыталась сделать вид, что молится. Но даже в этот момент ее не покидало ощущение, что она пропала. В этом человеке было какое-то безумие, которое взывало к безумию, скрывавшемуся в глубине ее самой, и она знала, что откликается на этот зов. Ну почему же должно было так случиться, что он - муж Стефани?
    Стоявшая рядом с Джилли Сара вела безнадежную борьбу с раздиравшими ее чувствами. Горестно опустив глаза, дочь Стефани была сейчас столь же несчастна, сколь ее мать счастлива. В свои пятнадцать лет Сара была в достаточной мере женщиной, чтобы ненавидеть стоявшую перед алтарем пару чистой и праведной ненавистью, и в достаточной степени ребенком, чтобы разреветься и в слезах убежать прочь. "Как же она могла, ну как же она могла, - спрашивала себя девочка с бессильной яростью, - как же она могла, и с кем - с ним! Когда он не улыбается, глаза у него становятся холодными, как у змеи. Он настолько моложе ее. И он такой мерзкий, такой противный!" Ее брат Деннис, который стоял позади нее, с чуткостью, поразительной для тринадцатилетнего подростка, почувствовал, как напряжены ее плечи и шея. Он дотянулся до руки Сары и с братской нежностью пожал ее. Сара яростным движением вырвала свою ладонь из его руки, и плечи ее еще сильнее окаменели. Тем временем, пребывая в блаженном неведении о бушующих за ее спиной страстях, Стефани Харпер стала миссис Грег Марсден.
    Потом заиграла музыка, подали шампанское и начался свадебный пир. Джилли, не теряя времени, отправилась на поиски своего мужа Филипа, надеясь, что его присутствие подействует на нее успокаивающе. Она обнаружила его в столовой, где он помогал Деннису и Саре управиться с кушаньями, которыми был уставлен огромный стол.
    - Ну, Деннис, - сказал он дружелюбно, накладывая холодную курятину со специями на тарелку мальчика, - что ты думаешь о новом муже своей матери?
    - Да я его почти не знаю, - ответил Деннис. - Я его до сих пор видел всего лишь пару раз.
    - По-моему, то же самое можно сказать и обо всех остальных, правда? - присоединилась к беседе Джилли, стараясь говорить непринужденно, не в то же время желая увести разговор подальше от этой опасной темы. - Ребятки, надеюсь, вам без особых проблем удалось пропустить сегодня занятия?
    Дети Стефани учились в двух самых старых и самых лучших школах в Сиднее, в которых они также и жили, когда Стефани уезжала куда-нибудь по делам.
    - Да проблем вообще никаких не было, тетя Джилли, - презрительным тоном сказала Сара. - Мама всегда освобождает нас от занятий, когда ей захочется, так что, видимо, мы должны радоваться тому, что сегодня вместо занятий мы присутствуем на одной из ее свадеб!
    - Сара! - Филип был шокирован. Сара же, не говоря больше ни слова, отправилась прочь из столовой.
    - Нам регулярно дают отгулы за хорошее поведение, - пошутил Деннис, пытаясь снять неловкость, вызванную уходом его сестры, а затем, торопливо извинившись, бросился за ней с криком:
    - Сара! Сара! Подожди меня!
    - Бедные дети, - сочувственно сказал Филип. - Для Стефани это, может быть, и роман десятилетия, но для них в этом нет ничего хорошего. И все же, я думаю, когда молодожены вернутся после медового месяца, все образуется.
    Джилли не ответила. Филип озабоченно взглянул на нее:
    - Ты что-то уж очень притихла. Проголодалась, наверное? Ну, конечно, проголодалась. Давай-ка, я положу тебе чего-нибудь. А хочешь выпить? Вон там весь бар заставлен шампанским. Сейчас я принесу тебе бокал.
    - Не суетись, Фил. - Нервы Джилли были, как натянутые струны. - Я скоро приду в себя. Это просто результат перелета через столько часовых поясов.
    - Хм, - Филип с сомнением принял это объяснение, но предпочел ничего об этом не говорить. Высокий, стройный и элегантный в своем прекрасно сшитом темном костюме, Филип по-прежнему был привлекательным мужчиной, хотя возраст его приближался к шестидесяти годам. Однако многолетний брак с женщиной на много моложе его, которая постепенно его разлюбила и к которой он, как и раньше, испытывал глубокое чувство, научил Филипа осторожности. Он вопросительно посмотрел на жену и попробовал зайти с другой стороны:
    - Какой замечательный получился праздник! Можно сказать, свадьба вышла очень удачной.
    - Ха! А чего ты ожидал? Ты же не станешь отрицать, что у Стефани была большая практика на этот счет.
    Джилли принялась неистово шарить в сумочке, пытаясь достать сигарету. Филип взял ее зажигалку, чтобы дать ей прикурить.
    - Дорогая, мне в твоем голосе послышалась стервозная нотка.
    - Прости. Я просто устала. - Джилли благодарно провела рукой по его щеке.
    - Мы не будем особенно задерживаться.
    - Да. - Наступила пауза. Джилли изо всех сил старалась не думать о...
    - Что ты думаешь об этом Греге Марсдене? - спросил Филип.
    Джилли глубоко затянулась сигаретой и задумалась, прежде чем ответить:
    - О нем-то? Да я ему не доверила бы даже кошелек с мелочью.

***

    Деннис наконец отыскал Сару на краю усадьбы Харперов у самой кромки воды. Здесь росло огромное дерево, ветви которого спускались почти до самой земли, образуя естественное укрытие: тут-то и спряталась Сара. Он неуклюже попытался утешить ее:
    - Эй, Сара, гляди веселей! Это не конец света. У тебя еще есть я!
    Сара окинула его испепеляющим взглядом и продолжала молчать. Деннис сделал еще одну попытку:
    - Главное, что мама счастлива. Она имеет на это право.
    - Ага. - Сара продолжала разглядывать горизонт. - Только почему именно с ним?
    - А почему бы и нет? - Денниса ее вопрос явно озадачил. - Он же ничего, в порядке.
    - Да он купил же тебя! - Сара спустила всех собак на своего злополучного младшего брата. - Этой чертовой кинокамерой. Он купил тебя с потрохами.
    - Ничего подобного. Ну, может быть, чуть-чуть. Но что ты конкретно имеешь против него?
    - Не знаю. Я только знаю... - Сара пыталась разобраться в своих мыслях, которые явно выходили за пределы ее опыта и ее словарного запаса. - Я только знаю, что в нем есть что-то такое...

***

    "Все-таки в нем есть что-то такое", - решил про себя Билл. Он не мог не признать, что Грег сегодня держался молодцом. Он изящно извинился перед всеми за свое опоздание, был безупречно вежлив с дамами и в меру грубоват с мужчинами, преданно ухаживал за Стефани и улыбался всем и вся.
    - Я же говорила тебе: дай ему шанс, - сказала Биллу Рина с довольным видом, и Билл, смягченный льющейся через край радостью Стефани, прекрасным днем и превосходным охлажденным шампанским, подтвердил, что он просто счастлив оттого, что не стал торопиться с окончательным суждением по поводу Грега. Гости разбредались по саду, гуляя среди цветущих деревьев, рядом с которыми женщины в своих ярких платьях сами казались цветками. Под лучами предвечернего солнца гардении и красный жасмин источали тяжелый, густой аромат. Приближалось время отъезда новобрачных. Оставив Рину, Билл пошел через газон к глубокому причалу возле кромки воды, где была пришвартована яхта Стефани, готовая увезти молодоженов в свадебное путешествие.
    - Билл! - окликнул его шагавший следом за ним Грег. - Ну, что вы думаете? Хорошо все прошло, правда?
    - Просто очень хорошо. Я слышал от Стефани, что вы с ней решили не устраивать свадебное путешествие в Европу, а вместо этого вылететь в Эдем.
    - Да, только не сразу. Мы подумали, что лучше будет сначала как следует отдохнуть на яхте. Прошлый месяц был таким утомительным из-за всяких дел по организации свадьбы, да еще от прессы пришлось прятаться... - Грег печально усмехнулся. - Ну а потом мы отправимся в Эдем, любимый уголок Стефани, где я смогу познакомиться с радостями простой жизни.
    В голове Билла тотчас же возникло доброе намерение:
    - Что ж, в этом случае, может быть, вы как-нибудь до отъезда заскочите ко мне в контору?
    Грег моментально насторожился:
    - Конечно, с удовольствием. Зайду в любое удобное для вас время.
    - Ну вот и отлично. Скажем, в один из ближайших дней в одиннадцать тридцать. Звякните моей секретарше. А потом мы могли бы сходить пообедать. Познакомлю вас с компанией "Харпер майнинг": вам ведь придется бывать там чаще, чем на пустынных просторах Эдема. Да и друг с другом познакомимся поближе.
    - Буду рад с вами встретиться, Билл. Нам с вами в самом деле надо получше познакомиться. Спасибо за приглашение.
    Они пожали друг другу руки.
    - Значит, до скорой встречи, - сказал Билл, кивнул и отправился дальше.
    Грег изобразил сдержанную мужественную улыбку, но внутри он был готов плясать от радости. "Ну вот, малыш, снова получилось, - поздравил он себя. - Это так легко, если все делать без излишней спешки..."
    Улыбаясь про себя, Грег повернулся и пошел вверх по каменным ступеням, ведущим к дому. В это время из столовой на террасу наверху лестницы вышла женщина. Опершись на резную балюстраду, она запрокинула голову и глубоко вздохнула, как будто старалась предотвратить подступающий обморок. Она тотчас же привлекла внимание Грега, который непроизвольно окинул ее оценивающим взглядом: хорошая фигура, красивая грудь, лет этак тридцать пять, но он из-за этого не стал бы выгонять ее из постели... Вдруг, почувствовав на себе его взгляд, женщина посмотрела вниз. Ее глаза! Боже, какие у нее были глаза: кошачьи, светлые, почти желтые, и, когда они посмотрели на него дерзко-вызывающим взглядом, зрачки их сузились почти до черных щелочек. Грег почувствовал внезапный прилив возбуждения. В следующую же секунду женщина повернулась и буквально бегом скрылась в доме. Кто это?.. Что это?.. Грег начал медленно подниматься по ступеням, чувствуя, как в нем дрожит каждый нерв.
    Филип серьезно встревожился, когда увидел, как Джилли, которая только что вышла на террасу подышать свежим воздухом, вдруг влетела обратно так, как будто за ней по пятам гналась нечистая сила. Он быстро пошел за ней, но не успел догнать: она заперлась в ванной комнате наверху и не желала выходить оттуда, несмотря на его увещевания.
    - Со мной все в порядке, Филип, - сказала она ему. - Это - просто жара. Я хочу подержать запястья и лоб под холодной водой и через минуту снова спущусь вниз. Ступай в сад. Я сейчас туда к тебе выйду.
    Ему ничего не оставалось делать, как удовольствоваться этим.
    Сидя в ванной комнате, Джилли продолжала вслушиваться в удаляющиеся шаги Филипа, пока они совсем не стихли. Затем она медленно, с усилием подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Она с трудом узнала себя в женщине, смотревшей на нее безумным взглядом, раскрасневшейся и задыхающейся. Джилли знала, что встречи с ним ей не удастся избежать. Но в тот момент она была совершенно не готова столкнуться с ним вот так, лицом к лицу. К ней вновь пришло ощущение его физического присутствия. Она почувствовала, что ее соски пылают как в огне, и стала обеими руками гладить грудь, наблюдая за собой в зеркало. Но ей были нужны не эти беленькие ручки с накрашенными розовыми ноготками, а сильные золотисто-бронзовые руки этого... Она снова почувствовала, как пульсирует и наливается предательской влагой средоточие ее женского начала. Джилли в отчаянии сползла на пол. Ее нежные пальцы нашли очаг ее неистового желания, и уже через несколько мгновений ее охватило неизъяснимое блаженство, которое продолжало накатываться на нее волна за волной, и все это время она снова и снова чуть слышно шептала одно и то же имя.
    Филип, уныло бродивший по саду, наткнулся на Стефани с Деннисом. Деннис с гордостью демонстрировал ей свою кинокамеру, а в другой руке небрежно держал бокал с шампанским.
    - Филип! - позвала его Стефани. - Ты не снимешь меня вместе с моим взрослым сыном?
    - С удовольствием, - откликнулся Филип. - А как насчет Сары? Может быть, снять вас втроем?
    Стефани ответила с гримасой:
    - Кажется, я нынче не пользуюсь особой популярностью у своей дочери. Мне придется поискать способ помириться с ней, когда я вернусь.
    - Не волнуйся, она это переживет, - преданно сказал ей Деннис.
    - Надеюсь. А как ты?
    - Я - в полном порядке. Ладно, дядя Фил, давай снимай.
    Филип начал снимать, приговаривая:
    - А ну-ка, улыбнитесь, сейчас вылетит птичка. Стефани рассмеялась, обняла Денниса, привлекла его к себе и растрепала ему волосы.
    - Я люблю тебя, - сказала она.
    Деннис посмотрел на нее сияющим взглядом. Камера продолжала стрекотать.
    - Ну, скажи что-нибудь, Денни, а то мы оба стоим тут, как пара манекенов в витрине!
    Деннис с критическим взглядом знатока поднял бокал с шампанским:
    - Хороший нынче год, правда?
    - И ты будешь пить это шампанское? Я-то думала, что ты просто рисуешься. Что скажет директор школы, если я отправлю тебя туда под хмельком?
    - Да ему на это наплевать, - беззаботно ответил Деннис. - У нас и так все ребята попивают.
    Стефани звонко расхохоталась и чмокнула Денниса в растрепанную голову.
    - Получилось что надо, - сказал Филип.
    - Спасибо, Фил, достаточно.
    Когда Филип передавал камеру Стефани, он с радостью увидел, что к их маленькой группке приближается Джилли. Она выглядела сейчас гораздо лучше - отдохнувшей, успокоившейся и повеселевшей. Ласково улыбаясь, она подошла к Стефани:
    - Привет, подружка! Как поживаете, миссис Марсден? Как идут дела?
    - Чудесно, Джилли. Я так счастлива! У меня такое ощущение, будто двух других браков просто не было!
    Услышав эти слова, Деннис оцепенел, раздираемый болью и обидой. Даже не взглянув на Стефани, он деревянной походкой направился в сторону дома. Джилли сжала руку Стефани.
    - Он не знает, что ты это не всерьез сказала.
    - В том-то и беда, что всерьез. - Стефани пристально посмотрела на Джилли своими большими честными глазами. Затем она бросила взгляд через плечо Джилли, и лицо ее прояснилось:
    - Ничего, все будет хорошо. Посмотри, кто к нам идет.
    По газону неспешно шествовал Грег, внимательно разглядывая всех женщин, попадавшихся ему на пути. Пройдя весь дом в поисках таинственной дамы с безумными светлыми глазами, он вдруг вспомнил, что уже давно отошел от Стефани, и решил, что пора ему снова побыть рядом с ней, изображая преданного мужа. "Не надо волноваться, - сказал он себе, - я ее все равно найду". Когда он разглядел Стефани, то увидел, что она разговаривает с какой-то бабешкой в большущей шляпе. Он дал себе слово, что после сегодняшнего дня ни за что не будет демонстрировать вежливость такому множеству незнакомых людей. А сейчас, приготовив любезную улыбку, он двинулся вперед.
    - Дорогой! - Стефани была вне себя от радости. - Ты еще официально не познакомился с Филипом Стюартом.
    - Рад познакомиться, Филип, - сказал Грег, пожимая ему руку.
    - А это ... это - моя дорогая Джилли.
    Грег повернулся, и вежливая улыбка маской застыла на его лице: он увидел прямо перед собой кошачьи глаза женщины с террасы, не мигая смотревшие на него.
    - Привет, Грег. Поздравляю.
    - Спасибо.
    Совершенно не замечая потоков электричества, перетекающих в обе стороны прямо перед ее глазами, Стефани продолжала радостно щебетать:
    - Вы оба мне особенно дороги. Не считая моих детей, вы - те, кого я люблю больше всех на свете. Я так хотела вас познакомить. Я хочу, чтобы вы стали друзьями. Вы ведь подружитесь, правда? Ради меня!
    Ирония положения подействовала на них удручающе. Джилли хотелось закричать. Она не решалась взглянуть на Грега, хотя чувствовала, что он с нее глаз не сводит.
    - А ну-ка, Джилли, Грег, встаньте рядышком. Я хочу вас снять. - Стефани отступила на несколько шагов и принялась наводить кинокамеру на резкость.
    - Стефани, я же только что с самолета, я буквально разваливаюсь на части от усталости.
    - Дорогая, ты выглядишь прекрасно, как всегда, - восторженно сказала ей Стефани.
    - Я этого не чувствую.
    - Ты выглядишь чудесно, Джилли, просто чудесно. Джилли почувствовала приближение Грега, однако изо всех сил старалась задержать свое внимание на Стефани.
    - Встаньте еще поближе друг к другу, - попросила их Стефани.
    Грег привычным движением обнял Джилли за талию и привлек ее к себе. Это первое прикосновение, первое соединение их тел, стоящих рядом в душистом саду, она запомнила на всю жизнь. Ее пронзило желание настолько сильное и острое, что ее затрясло как в лихорадке. От крепкого аромата цветущих деревьев у нее закружилась голова. До нее донеслись восторженные слова Стефани: "Ой, ведь это же потянет на Оскара!" - но до ее сознания сейчас доходило только ощущение руки на ее талии, ощущение горячего бедра с ее бедром, ощущение близости этого мужчины. Она посмотрела на него и увидела в его глазах, что он все понял.
    - Скажите что-нибудь, Джилли, - сказал Грег.
    - Сейчас вылетит птичка, - едва слышно произнесла Джилли.

***

    Наконец наступила ночь. Счастливая пара удалилась на роскошную шестидесятифутовую яхту, пришвартованную у их личного причала на границе владений Харперов, чтобы начать медовый месяц. Гости на прощание собрались вместе, чтобы торжественно проводить новобрачных, а затем разъехаться по домам. В своем доме на Хантерс-Хилл Джилли решительно отвергла робкие и вежливые заигрывания Филипа, заявив, что она слишком устала, чтобы заниматься любовью, а затем пролежала всю ночь без сна, терзаясь от сознания того, что Стефани возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа. Тем временем в главной каюте яхты Стефани тоже лежала с открытыми глазами, оцепенелая, измученная и бесконечно одинокая. "Прости меня, прости меня, прости меня, - стучало у нее в голове. Она посмотрела на спящего Грега, лежавшего рядом с ней в темноте, - Ну почему же у меня ничего толком не получается? Ведь я так его люблю!" - "Не беспокойся, - сказал он перед тем, как заснуть, - я же тебя люблю, и у нас с тобой уйма времени". Но Стефани, чувствуя безграничное от-чаяние из-за своей неудачи, сомневалась, что время сможет хоть что-нибудь изменить.

0

4

Глава третья

    В пятницу, когда уже кончалось утро и начинался день, Филип вышел из своей конторы в нижней части Маккуори-стрит и, свернув направо, начал подниматься на холм. Позади нега лежала Кольцевая набережная со старыми паромными причалами, вдающимися в Сиднейскую бухту, и Беннелонг-пойнт с пышным каменным цветком Оперного театра на самом его краю. Хотя обычно Филип любил внимательно вглядеться в окружающий пейзаж, сегодня он ничего не замечал вокруг себя. Прошедшая неделя была очень тяжелой. После того как в прошлые выходные они побывали на свадьбе, Джилли всю неделю была такой взвинченной, что он начал за нее всерьез беспокоиться. Он вовсе не возражал против того, что им пришлось раньше времени закончить поездку в Америку и вернуться в Австралию, чтобы успеть отпраздновать вместе со Стефани великий день в ее жизни. Он к этому времени уже закончил свои дела, а Джилли нечем было занять себя после неудачных рейдов по магазинам "Мейси" и "Блумингдейл", где она не нашла для себя ничего подходящего из тех вещей, которые обычно составляли для нее главное развлечение в Нью-Йорке, и она была вполне готова к отъезду. Волнующее известие о предстоящем замужестве Стефани и перспектива еще раз выступить в роли подружки невесты послужили достаточным предлогом для массированного набега на магазины, так что, когда они вылетали домой, Джилли загрузила в самолет новый обширный гардероб, в том числе такую огромную шляпу, что для нее потребовалась отдельная багажная ячейка. В тот момент она была полна радостным ожиданием волнующего события, которое коренным образом должно было изменить жизнь ее лучшей подруги.
    Что-то неладное приключилось с Джилли на свадьбе, решил Филип. Поддавшись внезапному порыву, он свернул налево, перешел через Маккуори-стрит и направился в Королевский ботанический сад, простиравшийся по всему мысу от Сиднейской бухты до Маккуори-пойнта. У него еще оставалось время до делового обеда на Элизабет-стрит, так что он мог позволить себе не спеша разобраться в причинах своего беспокойства. Он исключил какой бы то ни было досадный инцидент, скандал или сцену в качестве причины недомогания Джилли - не потому, что это было невозможно, поскольку она была способна взорваться, если ее что-нибудь раздражало, а потому, что он почти весь день не выпускал ее из поля зрения. Он в точности знал, с кем она говорила и кто говорил с ней, причем ее главным образом поздравляли с возвращением домой и осыпали комплиментами по поводу ее наряда. Джилли и в самом деле как всегда имела успех, поскольку, будучи привлекательной женщиной в расцвете лет, она умела одеваться так, чтобы подать себя в наиболее выигрышном виде.
    Но ведь что-то все-таки произошло, печально думал Филип, шагая по саду и совершенно не замечая вокруг себя буйно цветущих роз и олеандра. С того самого дня Джилли вела себя очень странно, то впадая в депрессию, то в мрачном безрассудстве посылая все к чертям. Он знал, что по ночам она лежала без сна, а по утрам подолгу валялась в постели и что на этой неделе не ходила на свои обычные физкультурные занятия и отказалась от традиционной встречи с подругами за чашкой кофе. Она стала гораздо больше курить и почти ничего не ела. Несомненно, произошло нечто такое, что нарушило ее душевное равновесие.
    Филип подошел к границе сада и остановился, вглядываясь в бухту. Там, впереди, лежало Тасманово море, за которым простирались неумолимые просторы Тихого океана. Он повернулся и пошел по Аллее королевы Елизаветы вдоль береговой линии бухты, стараясь привести свои мысли в порядок. Единственное, что изменилось и что оказалось совершенно неожиданным на свадьбе Стефани, это сама Стефани. Филип не удержался от вывода о том, что именно перемена в жизни Стефани и была тем событием, которое Джилли оказалось так тяжело перенести.
    Филип уже давно знал, что, как это всегда бывает в отношениях между лучшими подругами, в отношениях между Джилли и Стефани существовала заметная доля зависти - по крайней мере, со стороны Джилли. Эта зависть возникла в самом начале их дружбы, задолго до того, как он познакомился с Джилли; причем, даже повзрослев, Джилли так и не смогла от нее избавиться. Стефани безусловно была тут ни при чем, настолько искренней, доброй и сердечной она была по отношению к Джилли. Но Джилли не могла простить Стефани того, что та владела состоянием Харперов, хотя Бог свидетель, с отчаянием подумал Филип, мы сами имеем более чем достаточно. Филип был состоятельным сорокалетним холостяком, когда Джилли вышла за него замуж, и с тех пор он весьма преуспел как адвокат. Сейчас его дела шли еще лучше. Для его фирмы открывались большие возможности в Соединенных Штатах. Даже при всей расточительности Джилли у них всегда было достаточно денег для того, чтобы обеспечить роскошную жизнь для такой бездетной пары, как они.
    "Бездетной", - Мысль эта ударила его как хлыстом, и тень застарелой боли пробежала по его лицу. Он уже давно примирился с тем, что из-за неизлечимого гормонального расстройства Джилли не могла иметь детей. Но она-то с этим не примирилась. Про себя Филип сомневался, что Джилли смогла бы стать хорошей матерью: она вряд ли была создана для такой самоотверженной роли. Сам он до женитьбы счастливо прожил сорок лет, не задумываясь о детях, и, если не считать редких и случайных приступов сожаления, никак не ощущал их отсутствия в своей жизни. Для Джилли, однако, известие о ее бесплодии было большим ударом, от которого она так и не сумела оправиться. В отличие от нее у Стефани уже были дочь и сын, а теперь, снова выйдя замуж, она вполне могла задуматься о дальнейшем увеличении семьи. Ей еще не было сорока лет, так что при соответствующем медицинском контроле она могла бы родить еще не одного ребенка, если бы захотела. Не этими ли тайными мыслями она поделилась с Джилли, когда та была у нее наверху? Не по этой ли причине Джилли так расстроилась?
    А может быть, все гораздо проще, подумал Филип, подходя к самому краю мыса и поворачивая назад.
    Джилли - яркая женщина с кошачьей мордочкой, широко поставленными глазами, густыми волосами медового цвета и гладким округлым телом, покрытым золотистым загаром. Ее привлекательность в глазах мужчин для нее очень важна (сердце Филипа болезненно сжалось: он вспомнил несколько недавних случаев, когда ему пришлось закрыть глаза на происходящее, чтобы хоть такой ценой сохранить жалкие остатки ее любви к нему). Тем не менее в день свадьбы, несмотря на красивый наряд Джилли, Стефани ее явно затмила. В этот день Стефани благодаря не только со вкусом подобранному костюму лавандово-синего цвета, но и состоянию радостного подъема выглядела не просто привлекательной и милой, а по-настоящему красивой. Из-за столь разительной перемены в ее внешности тот факт, что ей удалось пленить мужчину, который был не только теннисной "звездой", но и - даже в представлении Филипа - редким красавцем, не казался чем-то из ряда вон выходящим. Может быть, Джилли испытывала зависть от того, что Стефани, пусть даже в день собственной свадьбы, оставила ее далеко позади? Может быть, она воспринимала превращение своей подруги из гадкого утенка в прекрасного лебедя как личное несчастье?
    "Бедненькая моя, - подумал Филип во внезапном приливе сострадания, - как же мне помочь тебе пережить это?" Это было так характерно для Филипа: он всегда в первую очередь думал о Джилли и только потом - о себе. Удовлетворение всех ее потребностей было для него важнее всего на свете. Нельзя сказать, что он не замечал ее недостатков, но он не мог сердиться на нее из-за них; напротив, они трогали его сердце. Ее слабость требовала от него покровительства, а вспышки раздражительности - терпения. Он видел ее насквозь, но то, что он видел, не могло убить его любовь к ней. В самом начале их отношений он взял на себя заботу о жалкой девчонке, какой тогда была Джилли, и с тех пор он еще ни разу не находил достаточных причин отказываться от этой заботы.
    С этими мыслями Филип развернулся и решительно зашагал вдоль границы Ботанического сада и затем - через парк в сторону площади Сент-Джеймс и Элизабет-стрит. "Если все дели в этом, - подумал он, - я смогу ей помочь. - Он подумал о том, какие развлечения он мог бы для нее устроить. - Может быть, поездка на Восточное побережье Америки, раз уж визит в Нью-Йорк оказался на этот раз неудачным? Или экзотический отдых в Папуа? Бали? - Из-за того, что все это время он был занят исключительно мыслями о Джилли, он как-то не обратил особого внимания на то, что новобрачные, Марсдены, уже вернулись из путешествия на яхте. Сейчас же он вспомнил, что на эти выходные у Марсденов намечен день тенниса. Джилли так любит теннис, и ей наверняка понравится идея провести целый день за игрой, едой, питьем, шутками и смехом. - Да, - подумал он, - день тенниса, это то, что надо. Это поможет Джилли вылезти из своей скорлупки, и если ее проблема в том, чтобы приспособиться к изменившемуся положению Стефани и ее возможным перспективам на ближайшее будущее, то чем скорее она начнет к этому привыкать, тем лучше". И с мыслью о том, что он, насколько мог, разобрался в известных ему фактах, Филип поспешил на свой деловой обед.
    В то время как Филип Стюарт со своими тревожными думами бродил по Королевскому ботаническому саду, Грег Марсден, который находился сейчас в штаб-квартире компании "Харпер майнинг" на другой стороне Маккуори-стрит, был необычайно доволен собой и жизнью. Он еще до свадьбы знал, что Стефани собиралась выделить кругленькую сумму для обеспечения его финансовой независимости и поддержания его чувства собственного достоинства. И лишь после свадьбы он узнал, что она наградила его полновесными функциями и серьезной ролью, назначив его одним из директоров компании. "Ты будешь членом правления, дорогой, - сказала она ему. - Пора нам здесь освежить кровь". Грег был вне себя от радости. Теперь не надо лебезить перед этим чертовым старичьем. Он со злостью вспомнил столь неловкие для него встречи с финансовым директором "Харпер майнинг" еще перед свадьбой и явное неодобрение, с которым тот отнесся к необходимости выделить средства на содержание Грега. Теперь-то им придется считаться с ним как со своим: он ведь теперь не будет больше для них чужаком.
    По этой причине Грег пришел на встречу с Биллом Макмастером в прекрасном расположении духа и в полной боевой готовности. Он приехал заблаговременно, без особых трудностей поставил за углом свой "роллс-ройс" и поднялся на самый верх массивного здания "Харпер майнинг" - туда, где находился мозг компании. Сейчас он сидел в ожидании Билла в просторной приемной перед кабинетом управляющего и одобрительно осматривался вокруг. Для Грега было очень важно, чтобы его окружала дорогая элегантная обстановка. Поэтому, в отличие от множества других посетителей, он заметил и оценил голубовато-серый толстый ковер, великолепно оттенявший роскошные мягкие кресла кораллового цвета, а также бледно-коралловые шелковые обои на стенах и массивные ореховые столы и двери, украшенные тонкой золотой отделкой. Он старательно избегал взглядов в сторону весьма впечатляющей секретарши, охранявшей доступ в кабинет Билла, сказав себе, что сейчас не время завязывать случайные знакомства, хотя он знал, что она смотрит на него и при малейшей благосклонности с его стороны готова завязать с ним беседу. Вместо этого, он стал сосредоточенно вчитываться в газету "Файнэншел таймс": ему ведь как-никак предстояло стать крупным бизнесменом.
    - А, Грег! Вот и вы. Входите, входите. - Билл Мак-мастер был не из тех начальников, которые звонят секретарше, чтобы та пригласила посетителя в кабинет; своих посетителей он предпочитал приветствовать лично.
    - Как поживаете, Грег?
    - Спасибо, отлично. А вы?
    - Просто замечательно. - Билл провел Грега в свою святая святых и как всегда с удовольствием понаблюдал за его реакцией, которая была столь же восторженной, как и реакция любого, кто впервые пересекал порог его кабинета.
    Из орлиного гнезда компании "Харпер майнинг" на сороковом этаже ее небоскреба
открывался один из самых красивых видов в Австралии. Отсюда был виден весь Сиднейский порт с мостом Харбор и Оперным театром. Справа во влажном воздухе вяло трепетали флаг Соединенного Королевства и флаг Австралии над зданием Ассоциации животноводов и производителей зерна штата Новый Южный Уэльс.
    Далеко внизу по Кахиллскому шоссе туда-сюда бегали крошечные машинки, а через бухту медленно двигался одинокий буксир.
    Сверкающее отражение утреннего света в покрытой легкой рябью воде вполне соответствовало настроению Билла.
    - Ну, как вам вид? - с легким смешком спросил он Грега, который не мог оторвать глаз от этой панорамы.
    - Потрясающе!
    - Это самая привлекательная сторона работы управляющего. Этот угловой кабинет положен ему, то есть мне, по должности. Не знаю, что я буду делать без этого вида, когда уйду на пенсию.
    - Придется нам согласиться, чтобы вы взяли мост с собой, только и всего. - Грег старался говорить в тон Биллу, чтобы их только зарождающиеся деловые отношения с самого начала были добрыми.
    - Что, эту старую вешалку? Нет уж, пусть лучше остается на своем месте. Хотя мне его будет недоставать.
    - А кто говорит о пенсии? Я считаю, что "Харпер майнинг" еще многие годы будет нуждаться в вашем руководстве.
    - Ну конечно. Присаживайтесь, Грег.
    Билл подошел к серванту орехового дерева и открыл дверцу, за которой оказался встроенный холодильник.
    - Не желаете чего-нибудь выпить?
    - Пива, если можно. Спасибо.
    Они помолчали несколько мгновений, смакуя холодное пиво, затем Билл перешел к делу:
    - Давайте немного поговорим о вас, Грег, и подумаем, чем вам заняться в компании, поскольку вы теперь - член семьи. Вы когда-нибудь занимались... - Билл хотел сказать "настоящей работой", но вместо этого закончил вопрос словами:
    - ... чем-нибудь кроме тенниса?
    - Да нет, по крайней мере - с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, - сказал Грег с мальчишеской ухмылкой. - Но ведь нынче теннис - тоже бизнес, и заниматься им приходится как бизнесом. Недостаток его в том, что весь твой капитал, все активы сосредоточены в одном теле, и из-за какого-нибудь сухожилия, из-за одной связки или другого слабого места можно запросто обанкротиться.
    - Но вам, наверное, удалось заработать кое-какие деньги, - попробовал позондировать почву Билл.
    - Да, конечно. Только, скажем, призовой фонд Уимблдонского турнира - семечки, а жить на одну только славу не получается. То же самое и с чемпионатом Франции. Лучше всего американцы, хотя и у них не получишь того, что можно было бы назвать настоящими деньгами.
    Билл еще довольно долго сидел и молча слушал, пока Грег развивал эту тему. Стало очевидно, что суммы, которые он получал в виде призов или поощрительных выплат от разного рода спонсоров, едва ли можно было считать "семечками". Полученные Грегом деньги были достаточно "настоящими", чтобы он мог позволить себе вести роскошную жизнь, культивируя в себе изысканные вкусы. Биллу, который неплохо разбирался в винах и знал, что австралийские ни в чем не уступали зарубежным, а то и превосходили их, было достаточно послушать разглагольствования Грега об иностранных винах, чтобы понять, куда подевались его весьма внушительные доходы. А ведь они бесследно исчезли, судя по всему, даже не прибавив ему опыта.
    И все-таки, размышлял Билл, он достаточно молод, чтобы многому научиться, если подобрать для него подходящую нишу. Сейчас он был активом для компании благодаря своему имени: ее отделу по связям с общественностью не терпелось выпустить пресс-релиз под заголовком "ЧЕМПИОН УИМБЛДОНА ВОШЕЛ В СОСТАВ "ХАРПЕР МАЙНИНГ" и обеспечить присутствие Грега на всяких благотворительных и прочих общественных мероприятиях, которые были важной частью деятельности компании. Он, разумеется, будет там гвоздем программы и сослужит хорошую службу престижу компании. Но такое может продлиться совсем недолго. Для него нужно найти что-то более солидное, чем роль "звезды". В конце концов прошел уже не один год после его неожиданной победы в Уимблдоне.
    - Грег, у вас есть какие-нибудь идеи насчет того, чем вы могли бы у нас заниматься? - спросил его наконец Билл. - У нас ведь столько возможностей: самые разнообразные горнодобывающие предприятия, связанная с ними финансовая деятельность, да еще множество дочерних компаний. Что бы вы хотели для себя выбрать?
    - Это уж лучше вы мне скажите, Билл.
    Затем за неторопливым обедом они подробно обсудили историю, масштабы и перспективы всех аспектов деятельности компании в разных частях света. Был, уже пятый час, когда Грег, отягощенный разнообразными сведениями о возможных сферах приложения его талантов, наконец покинул здание компании. Подходя к своей машине и затем осторожно выруливая ее, чтобы присоединиться к потоку движения на Питт-стрит, он пребывал в чудеснейшем настроении. Бизнес? Да он был уверен, что нет ничего такого, с чем он бы не справился.
    То же самое он мог сказать и о своих домашних неурядицах: ничего страшного, нет причин для беспокойства. Правда, хвалиться тоже нечем. Он невесело усмехнулся, вспомнив, как неудачно прошла его первая брачная ночь со Стефани, когда ее напряженное состояние, неопытность и неистовое желание угодить ему привели к тому, что все попытки получить самому и доставить ей удовольствие оказались безуспешными. Затем у нее начались месячные (по ее словам, раньше времени), и она совсем упала духом от смущения и разочарования. "Я женат уже неделю и до сих пор еще толком не переспал с собственной женой, - думал он безрадостно. - Семейная жизнь совсем не такая, какой ее представляют: тут у меня просто кошмарное разочарование. И все же мои дела в этом смысле тоже обязательно пойдут на лад. Главное - не надо торопиться, не стоит бросаться к сетке. А в выходные предстоит прекрасное развлечение - день тенниса, который решила устроить Стефани, и у меня будет возможность поближе познакомиться с Джилли". При мысли о Джилли Грег почувствовал уже знакомый прилив любопытства, смешанного с возбуждением. Однако он был теперь женат и старался не забыть об этом. Поэтому по дороге домой он зашел в цветочную лавку и купил роскошный букет из белых и розовых гвоздик, а дома уделил все свое внимание трогательно благодарной ему за это Стефани.
    Несмотря на жгучий полуденный зной, теннисная партия была в полном разгаре. Грег играл вместе с Джилли в парном матче против Резерфордов - соседей Стефани по Дарлинг-пойнту, Стефани с Филипом сидели в сторонке, а у их ног дремал Кайзер. Теннисный корт возле особняка Харперов был очень удачно расположен и окружен со всех сторон кипарисами, которые прекрасно защищали летящий мяч от ветра. Поблизости находился огромный плавательный бассейн, в котором и игроки и зрители могли остыть, когда неподвижный горячий воздух становился для них невыносимым. Сейчас, однако, игроки были полны энергии. Вялыми были только двое зрителей. Стефани собралась с силами и начала разговор:
    - Фил, а каково прожить с одним и тем же человеком шестнадцать лет?
    - Это имеет и хорошие и плохие стороны, - осторожно ответил Филип. - Так или иначе, я могу сказать, что с Джилли не соскучишься. Конечно, все, возможно, могло бы быть иначе, если бы она могла иметь детей. Между прочим, как дела у твоих ребятишек?
    - Замечательно. Пока у нас с Грегом не кончится медовый месяц, они поживут у себя в школах. Я просто очень хотела провести эти первые несколько недель со своим мужем. А что касается Джилли, я помню, как тяжело она поначалу это переживала. Только, Фил, она уже давно на этот счет ничего не говорила.
    - Может быть, и не говорила. Но вот забыть об этом она так и не смогла. Это до сих пор не дает ей покоя, и она частенько уходит в себя. Должен сказать, я очень за нее беспокоюсь. В последнее время у нее то и дело меняется настроение.
    Стефани внимательно посмотрела на свою подругу. Джилли вовсю бегала по корту, гоняясь за каждым мячом, весело хохотала и, судя по всему, получала огромное удовольствие от игры.
    - Кажется, сейчас все в порядке, - сказала она наконец. - Похоже, ей все это очень нравится. Я рада, что они с Грегом подружились. По правде говоря, я немного побаивалась, что он может ей не понравиться.
    - Напрасно побаивалась, - сухо сказал Филип. Внимательным взглядом заброшенного мужа он заметил, как долго и тщательно Джилли готовилась к визиту и какой веселой и оживленной она была, когда они приехали в гости. Он знал, что это было не из-за него, и сомневался, чтобы это было из-за Стефани. С другой стороны, он не мог сказать, чтобы поведение Грега как-то выходило за рамки обычной вежливости. Когда же игра закончилась и Резерфорды, уходя с корта, заслонили собой вторую пару игроков, ни Филип, ни Стефани не видели, как Грег притянул к себе партнершу, чтобы поцелуем поздравить ее с победой. Но, как только их губы прикоснулись друг к другу, поцелуй стал чересчур страстным и жадным для обычного дружеского поздравления. Джилли отпрянула от него, боясь, что их могут увидеть.
    - Мои поздравления, дорогая партнерша, - как ни в чем не бывало сказал Грег. - Вы играли просто потрясающе.
    - Я вас тоже поздравляю, - прошептала она потрясенно. - Это было так замечательно... играть рядом с настоящим профессионалом... Боюсь только, что у меня не получилось быть достойной партнершей. Я давно не играла.
    - Вижу, что мне придется дать вам несколько уроков, Джилли. Поработать с вами в качестве личного тренера.
    Намек был слишком явным и вызывающим, чтобы его не заметить. Джилли внутренне напряглась, готовая поддаться искушению. Хотя она и не смотрела на него, она видела его загорелую руку, покрытую золотистыми волосками, которая сейчас лежала на сетке, и чувствовала запах его тела рядом с собой. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы перебороть внезапное желание прикоснуться к нему и самой почувствовать прикосновение. Она не задумываясь приняла решение.
    - Отлично, - сказала она ровным голосом. - А вы дорого стоите?
    - Очень. - Он самодовольно ухмыльнулся. - Но и качество обеспечиваю высокое. Вот увидите.
    С хозяйским видом он небрежно приобнял ее за плечи и вывел с корта.
    - Привет, дорогая, - обратился он к Стефани. - Что ты думаешь о динамичном дуэте Марсден - Стюарт?
    Стефани увидела идущих в ее сторону Грега и Джилли, и настроение ее сразу поднялось. Как чудесно, что Грегу все это нравится. Когда ей впервые пришла в голову мысль устроить день тенниса, она не знала, как к этому отнесется Грег: может быть, перспектива поиграть с кучкой любителей вызовет у него только досаду. В конце концов она решила рискнуть, потому что боялась, как бы Грег не заскучал, не зная, чем заняться. Она понятия не имела, чем бы его развлечь, и совершенно не была уверена, что ему с ней интересно. Особенно после того, что произошло в их первую брачную ночь...     Стефани почувствовала, как запылали ее щеки и шея, и поняла, что покраснела. Чтобы скрыть смущение, она наклонилась к Кайзеру и стала его гладить. "До чего же это унизительно, - подумала она, - мне уже почти сорок, а я знаю меньше, чем иные двадцатилетние. И как же могло получиться, что она толком не сумела ответить на ласки Грега, которого она так любит? Может быть, даже слишком". Она сердито покраснела, вспомнив свои торопливые поцелуи и неловкие неумелые движения, которые, очевидно, не доставили Грегу никакой радости. Стефани была слишком честной, чтобы обманываться на свой счет или быть к себе снисходительной. С той самой ночи она постоянно твердила про себя одну и ту же фразу: "Я никуда не гожусь", причем к ее душевным страданиям добавлялись физические мучения, вызванные месячными, которые из-за жаркой погоды проходили особенно тяжело.
    Единственное, что утешало, это то, как замечательно вел себя Грег. Терпеливый и доброжелательный, он походил скорее на мужа с десяти - или двадцатилетним стажем, чем на человека, который женился всего несколько дней назад. Он утешал и успокаивал ее, не раздумывая согласился с ее желанием прервать путешествие на яхте и вернуться под надежную сень особняка, с готовностью отправился на деловую встречу в штаб-квартире "Харпер майнинг" - когда-то туда отправлялся ее отец - и вернулся домой с цветами, о чем Макс ни разу в жизни даже не подумал. Стефани посмотрела на Грега, непринужденно болтавшего с Джилли и Резерфордами, и сердце ее переполнилось любовью. "Я с лихвой возмещу тебе все, что ты пока не смог получить от меня, мой дорогой, - решила она с неистовой горячностью. - Уроки любви - вот что мне нужно. Я обязательно научусь у тебя и для тебя. Для меня так важно, чтобы у нас все получилось. Все у нас с тобой будет хорошо". Грег встретился с ней взглядом и нежно ей улыбнулся. К ней тотчас же вернулось настроение.
    - Приглашаю всех в дом принять душ и выпить чего-нибудь холодненького, - весело обратилась она к гостям и Грегу, - а затем мы всерьез займемся едой и питьем.
    Ближе к вечеру хозяева и гости, лежа в шезлонгах на террасе за домом, наблюдали за тем, как оранжево-красный огненный шар опускался над портом. В доме негромко звучала музыка: на проигрывателе стояла пластинка с "Маленькой ночной серенадой", и Стефани время от времени мурлыкала отрывки из нее. Она была в восторге от того, как прошел нынешний день. Джилли была в ударе: не уступали ей и Эстелла и Редж Резерфорды: они так и сыпали шутками и анекдотами. Один лишь Филип весь день молчал, но он ведь вообще не отличался разговорчивостью. Сейчас молчали все, и в конце концов тишину нарушил Грег.
    - Кому еще налить? - Он поднялся и пошел в сторону дверей, ведущих в гостиную, где сразу за ними стоял столик, уставленный разнообразными напитками.
    - Да, пожалуйста. И мне тоже, - с готовностью откликнулись на его предложение Эстелла и Редж.
    - А вам, Филип? - "Грег чудесный хозяин, внимательный и заботливый", - радостно подумала Стефани. Он, казалось, прочитал ее мысли, потому что как раз в этот момент он повернулся к ней с этой своей особенной улыбкой.
    - А тебе, дорогая?
    - Спасибо, мне просто минеральной воды. Грег зашел в гостиную, чтобы наполнить бокалы.
    - Какой замечательный нынче день, - весело сказала Эстелла. - Вы знаете, я ведь никогда не занималась теннисом профессионально.
    - Должен заметить тебе, дорогуша, - сказал Редж с присущим ему неуклюжим юмором, - что сегодняшний день в этом смысле не был исключением.
    - Да брось ты, Редж, - рассмеялась Стефани, - не будь таким вредным. Эстелла играла превосходно: она дралась, как львица.
    - Верно, верно! - поддержал Грег из гостиной.
    - Во всяком случае, я старалась. - Эстеллу не обидели слова мужа. - Ты же знаешь, что я имею в виду: у меня ведь не каждый день появляется возможность поиграть с бывшим чемпионом.
    Озадаченная внезапно наступившей напряженной тишиной, Эстелла резко поднялась.
    - А что такого я сказала? - спросила она в смятении. - Ой, я же не хотела сказать "с бывшим", черт, а что же я хотела сказать? Ну, помогите же мне кто-нибудь выбраться из этого дурацкого положения! - запричитала она сорвавшимся на крик голосом.
    Желающих прийти ей на помощь, однако, не нашлось. Из-за двери вышел Грег с бокалом для Эстеллы. На его губах была любезная улыбка, но глаза его не улыбались.
    - Прошу вас, Эстелла. Вы хотите сказать, что прошло уже три года со времени моей победы в Уимблдоне?
    - Простите, Грег, - пробормотала Эстелла.
    - Ничего страшного. - Он снова вошел в дом.
    - Я помогу вам, Грег! - крикнула ему Джилли и одним рывком поднялась с шезлонга. "Что за корова бестолковая эта Эстелла!" - Она почувствовала необходимость поддержать Грега после этого неумышленного оскорбления и, инстинктивно откликнувшись на эту необходимость, отправилась через всю террасу к дверям гостиной.
    - Грег никакой не бывший, - сказала Стефани чересчур громким голосом. - Он пока еще не собирается уходить из спорта. Правда, дорогой?
    - Ни за что, - откликнулся Грег из гостиной. - Я не могу себе этого позволить. Мне ведь нужно содержать жену и семью.
    В ответ зазвучал дружный смех, который снял всякое напряжение от оплошности Эстеллы.
    Джилли вошла в затененную гостиную. Увидев ее, Грег вопросительно поднял брови и молча про себя улыбнулся. Будучи по натуре хищником и охотником, он тем не менее мог похвалиться, что за всю свою жизнь не соблазнил ни одной женщины против ее воли. Они всегда должны были приходить к нему сами. Что касается Джилли, он с самого начала знал, что она к нему придет. Он продолжал наливать виски для Реджа, наслаждаясь чувством собственного превосходства и ощущением победы, которое возникло у него при появлении Джилли.
    Джилли стояла перед ним, всеми фибрами души желая, чтобы он увлекся ею. Грег почувствовал ее аромат, свежий запах ее волос и увидел очертания ее тела сквозь тонкое открытое платье. Он задумчиво протянул к ней руку и слегка провел кончиками пальцев по ее груди. При его прикосновении ее соски, которые уже были твердыми, стремительно выпрямились. Он мгновенно почувствовал возбуждение. Она шумно вздохнула и начала слегка задыхаться.
    - Стефани! - послышался высокий, с носовым призвуком голос Эстеллы. Джилли и Грег переглянулись, не решаясь даже шелохнуться: так велико было охватившее их напряжение. - А у тебя не появляется чувство ревности, когда ты думаешь о толпах женщин, которые приходят на матчи не ради того, чтобы посмотреть на его игру, а чтобы побегать за ним?
    - Конечно, появляется!
    - Стефани, ты - честная женщина! - одобрительно заметил Редж. - У тебя совсем нет секретов, правда?
    - Честная женщина - такая редкость в наше время. Джилли отчетливо расслышала из гостиной тонкий сарказм в словах Филипа и поняла, что они предназначались ей. Но она была не в состоянии преодолеть исходившую от Грега пламенную силу притяжения: все ее тело ожило и стало пульсировать от волнения. Она не помнила, чтобы ей когда-нибудь раньше приходилось испытывать подобное состояние. Грег одной рукой небрежно взял бутылку с минеральной водой, открыл ее и, громко звякнув ею о стакан, начал наполнять его. Одновременно другой рукой он сдвинул лямку платья с плеча Джилли и приспустил лиф, приоткрыв ее грудь. Ее дыхание стало прерывистым, а обычно светлые глаза потемнели. Она подняла руки, чтобы совсем спустить лиф. Опасный момент. Грег почувствовал резкий прилив желания. Все волоски на его руках и теле поднялись дыбом. Он быстро вернул на место лямку платья Джилли, отвернулся и сосредоточил внимание на обыденных вещах: этим способом отгонять от себя похотливые мысли и таким образом избегать неловких положений он пользовался с юных лет. Затем, не взглянув на Джилли, он взял стаканы с напитками для Реджа и Стефани и снова вышел на террасу. Спустя мгновение за ним последовала Джилли, и, если Филип и заметил опасный блеск в глазах своей жены, он, разумеется, ни словом об этом не обмолвился.
    - Итак, значит, завтра вы летите в Эдем?
    День отдыха и развлечений подошел к концу. Прошло около часа с тех пор, как Резерфорды отправились домой, и Филип уже некоторое время делал безуспешные попытки увезти Джилли. Однако Джилли упорно не обращала внимания на все его усилия, а сейчас принялась развивать начатый разговор:
    - А сколько времени, ребята, вы собираетесь там пробыть?
    - Месяц, - сияя, сказала Стефани. - Совсем одни в безлюдной глуши. Разумеется, там будет Кэти, Крис с Сэмом и прочее население усадьбы, но фактически там будем мы, дикие собаки динго и сплошные бескрайние просторы.
    - Грег, вы обязательно полюбите Эдем, - радостно сказала Джилли.
    - Я очень хочу, чтобы он полюбил Эдем так, как я его люблю, - продолжала Стефани. - Это единственное место, где я всегда была счастлива.
    - Дорогая, у меня есть блестящая идея! - Грегу, который почувствовал себя загнанным в угол, пришла в голову дикая, безумная мысль. Ясно себе представляя, насколько опасно ее высказывать, он все же решился на этот рискованный шаг:
    - Что, если Филип и Джилли приедут к нам в Эдем?
    Стефани пристально посмотрела на него, не в силах скрыть шок и обиду. Грег немедленно начал отступление:
    - Ну, скажем, хотя бы на последнюю пару недель?
    - Филипа здесь не будет, - безразличным голосом сказала Джилли. - Ему скоро предстоит опять уехать в Нью-Йорк.
    - Ну а как насчет Джилли? Она могла бы прилететь к нам и одна. Тебе это было бы приятно: это избавило бы тебя от необходимости постоянно видеть перед собой одну только мою физиономию.
    Грег обратил все свое обаяние на то, чтобы убедить Стефани пригласить Джилли в Эдем. Джилли почувствовала, что у нее уходит почва из-под ног. Да нужно ли это ей самой?
    - Ой, не глупите! - воскликнула она. - В конце концов это же ваш медовый месяц.
    Стефани слабо улыбнулась. Грег взял ее руку в свои и поднес ее к губам.
    - Наша совместная жизнь, - сказал он тихим искренним голосом, - будет одним сплошным медовым месяцем. Правда, дорогая?
    - Ловлю тебя на слове, - нервно сказала Стефани.
    - Просто я хочу, чтобы в этой поездке с тобой были двое людей, которых ты любишь больше всего на свете, и вообще чтобы ты была счастлива.
    Стефани обругала себя за то, что она ведет себя так эгоистично и глупо. Грег просто заботится о ней. Она попыталась мысленно вернуться в прошлое:
    - Господи, а ведь мы с Джилли не были вместе в Эдеме уже...
    - Черт знает сколько лет, - резко сказала Джилли, не зная, как ей поступить.
    - А что ты скажешь, Филип?
    - Пусть решает Джилли. - Филип был глубоко опечален, видя, что никак не может повлиять на ход событий. - Боюсь, что должен вас покинуть: мне уже давно пора укладываться спать. Джилли, если ты хочешь еще немного задержаться, поезжай на такси.
    - Конечно, Джилли еще посидит и выпьет рюмочку-другую, - напористо заверил его Грег. - Пусть девочки еще поболтают на прощание, пока я буду выгуливать Кайзера, а потом я отвезу Джилли домой. Не беспокойтесь о ней.
    Он пошел проводить Филипа до двери.
    - Правда, Джилли, приезжай. - Стефани уже приняла решение. Если Грег хочет, чтобы Джилли побыла с ним, ее это вполне устраивает. Очевидно, она ему нравится, и ему будет с кем пообщаться, если он заскучает. И потом, Джилли может поиграть с ним в теннис, чего она сама делать совершенно не умеет.
    - Ну, я не знаю. - В душе Джилли сейчас бушевали самые противоречивые чувства. В этот момент в комнату снова вошел Грег и, остановившись позади Стефани, с насмешливо-вызывающим видом посмотрел прямо в глаза Джилли.
    - Что ж, может быть. Хорошо, приеду. Джилли тоже приняла решение.

Глава четвертая

    Над пересохшим, раскаленным простором Северной Территории двигалось облако красной пыли. За рулем "лендровера" сидел Грег, рядом с ним - Стефани. Позади них, сидя не правдоподобно прямо и глядя вперед неподвижным взглядом, располагалась Кэти Басклейн, домоправительница Эдема с более чем сорокалетним стажем. По-прежнему энергичная, несмотря на свои почти уже семьдесят лет, она сжимала в руках 5, 56-миллиметровую винтовку с таким видом, как будто она прекрасно знает, как с ней обращаться. У ее ног лежала связка убитых кроликов - наглядное свидетельство того, что она и вправду не новичок в обращении с оружием.
    Залитая солнцем пустынная равнина простиралась до самого горизонта, и лишь одинокий эвкалипт нарушал однообразие ландшафта. Грег, который пребывал в прекрасном расположении духа, лениво оглядел покрытые засохшим кустарником окрестности. Его пребывание в Эдеме оказалось приятнее, чем он ожидал. Стефани украдкой, так, чтобы не раздражать его, взглянула на Грега, стараясь определить выражение его лица. Она уже научилась следить в оба за настроением своего капризного мужа и не касаться того, что она считала темной стороной его души. Видимо, что-то произошло в его жизни в прошлом, решила она. Что ж, придет время, и он сам ей об этом расскажет. А она сделает все, чтобы силой своей любви помочь ему навсегда забыть то плохое, что ему пришлось пережить.
    Вдруг совершенно неожиданно двигатель заглох, и "лендровер" остановился посреди сухой и пустынной дороги.
    - Кэти, когда ты в последний раз заливала бак? - спросила Стефани. - У нас, что, кончился бензин?
    - Да нет, судя по приборам, не кончился, - сказал Грег. - Возможно, разболтался воздушный фильтр. Или, может быть, из-за этой пылищи засорился карбюратор. Придется мне отвинтить эту чертову штуковину и прочистить ее.
    Он слез с водительского сиденья, чертыхаясь про себя.
    Кэти с презрительным видом посмотрела на него из-под полей своей видавшей виды шляпы. Затем она высказала свой собственный диагноз:
    - Паровая пробка.
    - Что-что, Кэти?
    - Паровая пробка.
    - Не волнуйтесь, - выглянул из-под капота Грег. - По-моему, это карбюратор.
    Кэти величественно возвела глаза на Стефани, затем с поразительным проворством выпрыгнула из автомобиля, подошла к радиатору и локтем отодвинула изумленного Грега в сторону.
    - Паровая пробка в бензопроводе, - сказала она категоричным тоном. - Просто вы всю дорогу волынили, вот он и перегрелся. Дайте, я сама разберусь.
    - Дорогой, Кэти прекрасно разбирается в машинах, - нервно вставила Стефани. Она испытывала такой благоговейный страх перед Грегом, что не могла перенести, когда кто-нибудь не проявлял к нему должного уважения. Что же касается Кэти, она потеряла всякое уважение к любым представителям мужского пола, как рода человеческого, так и животного мира, еще лет пятьдесят тому назад и не собиралась делать никаких исключений для мистера Марсдена.
    Кэти заглянула под капот и повозилась с двигателем.
    - Я была права, - объявила она. - Можно передохнуть. Ничего не поделаешь: придется подождать, пока остынет.
    - Как же это вы до сих пор не открыли автомастерскую? - язвительно спросил Грег. С самого первого момента своего появления в Эдеме он чувствовал антипатию старухи к своей персоне, и все его попытки быть с ней предельно обаятельным оказались безуспешными. Его колкость, однако, ее не задела.
    - Не волнуйся, сынок, я вполне могла бы ее открыть, - сказала она искренним тоном. - Если бы захотела. Только это нынче - неприбыльное дело. Нынешние паразиты совсем не хотят работать - не то, что мы когда-то. Теперь каждый так и норовит проехать за чужой счет.
    Стефани еще больше встревожилась. Грег так болезненно реагировал на любые намеки о деньгах.
    - Дорогой, - воскликнула она веселым голосом, - пойдем прогуляемся!
    - Пойдем, если хочешь. А она действительно понимает, что делает? - спросил Грег, когда они уже немного отошли в сторону, достаточно громко, чтобы услышала Кэти.
    - Дорогой, на Кэти всегда можно положиться.
    - Что ж, я к этому готов.
    Грег заулыбался, подталкивая ее в бок локтем и строя смешные рожицы. Стефани с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху, и бросилась бежать.
    - Эффи! - догнал их пронзительный окрик Кэти. - Иди постой под тем деревом, пока мы не поедем дальше, а то обгоришь под этим солнцем! Слышишь?
    Стефани с Грегом, хихикая, как дети, направились к одинокому дереву. Когда они подошли к подножию огромного эвкалипта, настроение у обоих было просто чудесным. Запыхавшаяся Стефани прислонилась спиной к прохладному стволу дерева. Грег подошел к ней вплотную и оперся на ствол руками по обе стороны ее головы. "До чего же он красив", - подумала Стефани, с обожанием глядя на его лицо. Как будто прочитав ее мысли, Грег потянулся к ней, чтобы поцеловать ее в обращенные к нему губы. В этот момент раздался треск выстрела и над головой Грега просвистела пуля.
    - Господи, Боже мой! - Перепуганный Грег выглядел почти комично. - Это старая карга просто смертельно опасна.
    - Нам надо вести себя прилично, дорогой, - с серьезным видом сказала Стефани. - Я не думаю, чтобы Кэти была в восторге от этих наших нежностей.
    Стефани была несказанно рада, что послушалась своей интуиции и прервала путешествие на яхте, чтобы поскорее увезти Грега в Эдем. Здесь она всегда находила покой, и на этот раз гостеприимный старый каменный дом с увитыми зеленью крыльцом и беседками в великолепном тенистом саду, за которым тянулись бескрайние просторы поросшей низкорослым кустарником равнины, также не обманул ее ожиданий. Для Грега здесь нашлось множество занятий. Он с удовольствием проводил многие часы на корте, тренируясь у стенки в компании ребятишек из семей аборигенов: они с удовольствием взяли на себя обязанность подавать ему мячи. Он был приятно удивлен, обнаружив в Эдеме превосходный плавательный бассейн, и удивился еще больше, когда узнал, что Стефани не умеет плавать: в детстве ее этому никто не научил. "Нам столько еще предстоит узнать друг о друге, - радостно думала она. - Что ж, у нас для этого есть и время, и тихая, спокойная обстановка".
    Разумеется, ей пришлось примириться с тем, что далеко не все в Эдеме значило для Грега так же много, как для нее самой. У него не находилось времени для общения с местными жителями, и ей было обидно оттого, что он разговаривал с аборигенами не иначе как языком приказаний. Для Стефани они с самого детства были частью ее внутреннего мира. Она воспитывалась на их волнующих рассказах о заре мира в период Великого Времени Грез, когда духи предков бродили по всей земле, сотворяя людей, растения, животных, горы и реки. Особенно близко Стефани подружилась с двумя братьями-аборигенами - Крисом и Сэмом - после смерти отца, когда они вместе с другими людьми из своего племени переселились на территорию усадьбы. Старший из братьев, Крис, в избытке обладал мистическим даром своего народа, и они со Стефани понимали друг друга почти без слов. Не считая самой Стефани, Крис был единственным, кого слушался ее любимец Кинг. Этот громадный жеребец, которому недавно перевалило за двадцать, был в полном расцвете сил. Он был для Стефани одним из основных центров притяжения, из-за которых ее вновь и вновь тянуло в Эдем. В пору своего лишенного любви девичества она так любила выезжать на нем на верховые прогулки, а преданный Крис почти всегда без всяких просьб знал, когда бывало нужно оседлать для нее Кинга.
    С этими мыслями Стефани, довольная прожитым днем, обходила дом перед тем, как отправиться спать. Кэти, устав от событий прошедшего дня, дала волю своему пристрастию к столовому хересу и уже отошла ко сну, предоставив Стефани самой совершить обход дома и проверить, все ли в порядке. Убедившись, что все в доме спокойно, Стефани прошла по длинному коридору и вошла в спальню. Грег, уже раздетый, закинув руки за голову, полулежал на кровати Макса Харпера в ожидании Стефани. Она посмотрела на него взглядом, полным любви.
    - Боюсь, дорогой, что нынче вечером нам придется обойтись фонарем, - сказала она, показывая на фонарь-"молнию", который держала в руке. - Кэти неважно себя чувствует, а она единственная разбирается в генераторе.
    - Наверняка там тоже паровая пробка, - лениво сказал Грег. - Если бы этот генератор, как и ее саму, можно было заправлять хересом, мы бы сейчас не торчали в темноте.
    - Грег, не будь таким бессердечным: ведь Кэти почти семьдесят, - со смехом сказала Стефани.
    Она достала ночную сорочку и пеньюар и собралась идти в ванную комнату.
    - Стефани! - Она обернулась и посмотрела на него. - Иди ко мне.
    Она боязливо подошла к кровати и присела на нее, затем поставила фонарь на прикроватный столик и наклонилась, чтобы задуть его, но Грег взял ее за плечо и остановил.
    - Я хочу посмотреть на тебя, - прошептал он. Привстав, он расстегнул молнию у нее на спине и не спеша снял платье с плеч. Затем он стал нежно целовать ее шею и плечи и, отодвинув в сторону густые волосы, мягко провел языком по ее уху, полизал мочку и проник дальше в глубь уха. Обеими руками он медленно спустил лямки бюстгальтера и с бесконечной нежностью обнажил ее груди.
    - Ты только посмотри на них, - тихо прошептал он. - Разве они не прекрасны?
    Его руки принялись гладить и ласкать их шелковистые полукружия. Он нашел ее соски и, осторожно сжимая их, заставил их выпрямиться так, что они целиком выдвинулись из розовых ареол. Наклонив голову, он взял один из них в рот и провел вокруг него языком. В этот момент он почувствовал, как Стефани оцепенела от напряжения и страха.
    Его охватила бешеная ярость. "Черт возьми, что творится с этой бабой?" - Грег никогда в жизни еще не занимался любовью с женщиной, которая не сгорала бы от желания от одной мысли о нем, готовая достичь оргазма при первом же поцелуе. Он научился задерживать наступление у женщин первой быстрой волны блаженства, еще и еще раз подводя ее к состоянию крайнего возбуждения, потому что ему доставляло удовольствие ощущение власти над мягким, податливым женским телом. Он любил заставлять женщину стонать и извиваться, умоляя: "Еще! Еще! Только не останавливайся!" Чувствовать же, как под его рукой тело женщины напрягается, а глаза ее наполняются страхом - а именно это и происходило сейчас, - было для него невыносимо.
    Однако ненависть вполне может дать энергию для совершения так называемого акта любви, а Грег был человеком непреклонной воли. Он терпеливо помог Стефани раздеться, уложил ее на кровать и, чтобы ей было спокойнее, задул фонарь. Призвав на помощь все свое умение и весь свой опыт, он стал нежно гладить ее тело, искусно лаская клитор и настойчиво раздвигая вход в ее узкое лоно, до тех пор, пока, едва уже сдерживаясь сам, не довел ее до такого состояния, когда она была уже готова принять его перенапрягшийся член, после чего быстро, за несколько содроганий
наступила скучная, разочаровывающая развязка.
    В такие мгновения он всегда испытывал достаточное удовлетворение - даже сейчас. Но сердце его осталось холодным.
    Стефани лежала рядом с ним на кровати разбитая и подавленная, чувствуя лишь горечь и разочарование. Ее мучило так и не нашедшее выхода возбуждение. Но еще больше ее терзал вновь возникший в ней страх: я - неполноценная женщина! Она неподвижно глядела в потолок, пытаясь овладеть своими чувствами. Наконец она заговорила:
    - Прости меня. Прости.
    - Я же говорил тебе...
    - Знаю.
    - Спи.
    - Я люблю тебя, Грег.
    - И я тебя люблю. Давай спать.
    И с надеждой и тоской вновь и вновь повторяя про себя эти вечные слова, Стефани провела еще одну бессонную ночь.

***

0

5

***

    С воздуха Эдем было очень трудно разглядеть. Единственное обжитое место на сотни миль вокруг, усадьба представляла собой крошечное пятнышко на поверхности красной пустынной равнины, тянувшейся во все стороны, насколько мог видеть глаз. Однако пилот двухмоторного самолета "Бичкрафт-Куинэр" уже не раз прилетал сюда. Погода сейчас была солнечной и безветренной, и крошечный самолетик быстро и уверенно долетел до места назначения.
    - Летит, летит! - Стефани, которую заранее известил Крис, уже была готова к прибытию Джилли и, когда самолет приземлился, нетерпеливо помчалась к нему, чтобы встретить свою подругу.
    - Ну, как ты, Джилли? Я так рада, что ты прилетела. Нам тут будет просто чудесно!
    Джилли выпрыгнула из самолета прямо в объятия Стефани. Взглянув через ее плечо, она увидела Грега, размашисто шагавшего от дома к взлетно-посадочной полосе, чтобы поприветствовать ее. Она улыбнулась.
    - Да, дорогая. Я уверена, что нам в самом деле будет чудесно.
    Несколько часов спустя, когда резкие краски солнечного дня смягчились и наступило время красивого, как в кино, заката, Стефани и Джилли сидели рядышком в розовом саду. Стефани лениво играла свежесрезанной чайной розой. Воздух в саду был напоен ароматом лета.
    - Ты знаешь, Джилли, - задумчиво сказала Стефани, - если у меня и были какие-то сомнения насчет того, почему Грег женился на мне, сейчас они окончательно рассеялись.
    Джилли похолодела..
    - Что ты имеешь в виду?
    - Он чудесно ко мне относится. С ним так весело, и он такой заботливый. Он старается сделать все, чтобы я была счастлива. Ты ни за что не догадаешься, что он решил устроить для нас, пока ты будешь здесь.
    - Ну скажи что.
    - Охоту на крокодилов.
    - Что? Потрясающе! Но ведь, кажется, ты...     - Не выношу, когда убивают живое? - договорила за нее Стефани, криво улыбнувшись. - Это верно. Но когда Грег задумал эту охоту, он об этом еще не знал. И эта идея настолько захватила его, что у меня не хватило духу выдергивать коврик у него из-под ног.
    Крокодиловая охота. Джилли с трудом удержалась, чтобы не содрогнуться от волнения и страха.
    - А где он сейчас? - спросила она, стараясь говорить спокойным голосом.
    - Пытается связаться с Дарвином по радио, чтобы нанять для нас проводника. Хорошие проводники, судя по всему, - большая редкость.
    - По радио? Значит, телефона до сих пор нет?
    - Мы слишком далеко находимся. Так что приходится по-прежнему пользоваться старой радиостанцией с педальным генератором. Вот и получается, что ничего не изменилось!
    - И когда состоится охота?
    - Как только Грег окончательно обо всем договорится. Он поверить не может, что я жила так близко от крокодильего края и ни разу там не была. Сейчас он ждет не дождется, когда мы туда отправимся.
    - А как тебе нравится эта идея, Стефани?
    - Мне? - Стефани вздохнула. - Я ужас как боюсь этих чудовищ. Но... Наверное, женщина, которая любит, готова на все ради любимого человека.
    - Наверное. Да. В самом деле, на все.
    Солнце над Эдемом зашло в пламени багрово-красного с золотом заката. Ночь становилась все темнее, и обитатели усадьбы один за другим устраивались на отдых в комнатах, выходивших на широкую затемненную веранду, которая с трех сторон окружала дом. Возле застекленных дверей, ведущих в комнату Джилли, мелькнула и тотчас же исчезла какая-то тень. Ничто не шевелилось в теплом неподвижном воздухе. Весь дом спал.
    В конюшне за домом беспокойно зашевелился Кинг. Из своего стойла он почуял какой-то запах в ночном воздухе, заставивший его заволноваться. Человек, который был там рядом с ним, тихо произнес несколько слов на певучем языке аборигенов:
    - Гвандалан, йарраман, бана нато, барра. Успокойся, конь, я тоже это слышу.
    Снаружи прошелестел почти неслышный звук шагов, и в дверях тенью обозначилась фигура мужчины, который тихо проскользнул вовнутрь, легкими шагами прошел к дальней стене, где было сложено сено, и растворился в темноте, став совершенно невидимым. Вскоре снова послышались чьи-то шаги, и в дверях появилась женская фигурка. Она на мгновение задержалась на пороге, затем ринулась в густой мрак и, остановившись внутри конюшни, повернулась лицом к двери, как будто ожидая чьего-то появления. Мужчина бесшумно подошел к ней сзади, быстрым движением грубо схватил ее и притянул к себе.
    - А-а-ах! Грег... - со стоном выдохнула Джилли. В конюшне не было света, однако Крис, выглянув из-за стойла Кинга, отчетливо увидел Грега, который стоял, прижимая к себе Джилли. Крис не спеша вышел из-за стойла. Он знал, что среди шорохов, издаваемых лошадьми, его движений никто не услышит. Он знал также, что в отличие от его глаз светлые нетренированные глаза белых не в состоянии ничего увидеть в темноте. Одна тень растворилась в другой, и Крис исчез. В конюшне остались только лошади, которым сейчас предстояло стать свидетелями очередного акта вечной драмы человеческих отношений.
    Грег обхватил ладонями груди Джилли из-за спины и нащупал ее соски, которые уже стали твердыми от желания. Затем он, как бы дразня ее, прошелся руками по ее телу и провел пальцами по развилке между ногами. Она затрепетала в его руках. Оторвавшись от него, она развернулась лицом к нему и впилась в его губы жадным поцелуем. Грег почувствовал у себя во рту быстрые движения ее цепкого язычка, и его пронзила острая волна возбуждения. Ее пальцы нащупали ширинку его джинсов, и он почувствовал, как его член стал быстро наполняться кровью в то время, как она осторожно водила пальчиком по выпуклости, оживавшей под ее рукой. Она стала ощупью искать пуговицу на поясе его джинсов.
    - Ну, уж нет, - прошипел он в восторге.
    Он поднял ее на руки и уверенно пошел сквозь кромешную тьму в глубь конюшни. Там он положил ее на сладко пахнувшее плотно спрессованное сено. Она притянула его к себе и, взяв лицо в ладони, стала целовать, исследуя его рот языком. Он в ответ на это проник языком в ее рот так глубоко, что у нее от возбуждения закружилась голова. Она оттолкнула его от себя и принялась расстегивать его рубашку, затем просунула руку к нему за пазуху, чтобы прикоснуться к телу, которое она так страстно желала. Грег откинулся на спину и громко рассмеялся от удовольствия, когда Джилли стала умело ласкать его соски, разжигая в нем страсть. Она покрыла его грудь нежными поцелуями, легкими, как прикосновения крыльев бабочки, а затем стала покусывать его там и сям своими острыми белыми зубками. Разве можно такое сравнить с его попытками переспать с этой дохлой рыбой Стефани!
    Чувствуя, как в нем нарастает желание, Грег потянулся к шелковому пеньюару, который был на ней надет, и сдвинул его с плеч. Почувствовав сильные мужские пальцы на своей груди, Джилли ощутила резкий приступ возбуждения и, высвободив руки из рукавов пеньюара, она бросилась на Грега и уселась верхом на его бедрах. Он взял ее груди в руки, и она задрожала, почувствовав его член у себя между ногами. Он провел руками по округлым очертаниям ее шелковистых, как атлас, грудей, как бы невзначай задев ладонями соски, затем отодвинулся от нее, и она, доведенная почти до полного исступления, схватила его руки и что было силы прижала их к себе, еще шире раздвинув ноги, чтобы потереться о мощный ствол его пениса, туго натянувшего ткань джинсов. Затем она стала искусно двигаться взад и вперед, и с нарастанием ритма возбуждения темп ее движений все более ускорялся, пока по его участившемуся дыханию она не поняла, что его терпение достигло предела.
    - Чертова ведьмочка! - Грег был поражен тем, как быстро он достиг пика желания.
    Потянувшись к ней, он взял ее за бедра и бросил навзничь на сено. Рванув за пояс, который все еще удерживал пеньюар у нее на талии, он освободил ее наготу от шелка и начал ласкать все ее тело. Он притиснул ее груди друг к другу и прильнул губами сначала к одному соску, потом медленно выпустил его изо рта и впился в другой. Затем он переключил внимание на набухший холмик между ее ногами, покрытый шелковистыми вьющимися волосками и сливочно-влажный на ощупь, распаляя ее, он с нарочитой медлительностью погладил ее клитор, а почувствовав приближение ее первого оргазма, внезапно прекратил ласки и тихо засмеялся.
    - Ты... ты, мерзавец!
    Задрожав всем телом от этой резкой остановки на самом краю блаженства, Джилли, приподнявшись, сдернула рубашку с его плеч и расстегнула джинсы. Стащив их вниз с бедер, она освободила пульсирующий член и взяла его в руки. "Боже, как это чудесно, просто невероятно. - Джилли так долго мечтала об этом, и теперь реальность происходящего ошеломила ее. - До чего же он красив, и здесь, внизу, тоже! - В полном смятении чувств она наклонилась и очень нежно поцеловала головку члена, потом покрыла его поцелуями сверху донизу, вдыхая сильный, ни с чем не сравнимый запах мужчины. - И до чего же великолепны его яички - такие тугие и полные!" Она по очереди подержала их в руках, затем начала ласкать их губами, время от времени игриво их покусывая. Потом она снова вернулась к головке и погрузила весь его член в рот, чувствуя почти нестерпимое возбуждение от настойчивых движений без устали ласкающих ее рук Грега и от близости заключительного момента. Наконец он привстал над ней. повернул ее на спину, взял за бедра и вошел в нее, стремясь к самому центру ее существа. Они вместе подошли к долгожданному моменту сладострастного восторга, поднимаясь все выше и выше на волнах блаженства, а затем, уже утомленные, долго еще лежали, слившиеся воедино.
    Позже, много позже, пресытившиеся и расслабленные, они заговорили друг с другом прерывистым шепотом в то время, как лошади беспокойно двигались в стойлах, встревоженные близостью разгоряченных человеческих существ.
    - Знаешь, а ты - чертовски сексуальная штучка.
    - Ох, Грег, я больше не могла ждать ни одной минуты.
    - Я тоже по тебе скучал.
    - Мне казалось, что я умру. Грег, когда я представляла, что ты к ней прикасаешься, мне становилось так тошно.
    "И мне тоже", - невесело подумал Грег.
    - Это долго не продлится, - сказал он.
    - Я так тебя люблю. Что же нам делать?
    - Верь мне, детка. Просто верь мне. Договорились? А на другой стороне усадьбы, сидя у костра, Крис почувствовал, как в жарком, влажном воздухе прорастает и расцветает вековая тайна человеческого зла.
    - Джилли, чем бы нам развлечь тебя в Эдеме?
    Стефани с беспокойством задала этот вопрос, пытаясь разрядить царившую за завтраком атмосферу, которая показалась ей необычно мрачной. Сидевший напротив нее по другую сторону стола Грег, угрюмо нахмурившись, ушел в себя, а Джилли с нервным и рассеянным видом наливала себе черный кофе, не проявляя, однако, ни малейшего желания отведать ни крошки из великолепного завтрака, который приготовила для них Кэти. Стефани забеспокоилась еще прошлым вечером, когда за ужином Грег и Джилли не обменялись друг с другом почти ни единым словом. Глядя на них с вниманием, порожденным любовью и чувством неуверенности в себе, Стефани заметила, что они едва смотрели друг на друга, а если взгляды их вдруг встречались, они поспешно отворачивались один от другого и тотчас же меняли тему разговора. Стефани, будучи неопытной хозяйкой, изо всех сил старалась смягчить атмосферу напряженности, и сейчас все ее прежние опасения вновь всплыли на поверхность. Не зря я боялась, что они не сумеют подружиться, горевала она про себя. Я же вижу, как они стараются, потому что знают, как это важно для меня, но у них ничего не получается. Ее опасения подтвердились, когда Джилли под предлогом головной боли неожиданно рано отправилась спать, а Грег так долго обходил дом и надворные постройки, что было совершенно очевидно, что он, бедненький, просто не может заснуть. Стефани забеспокоилась: "Неужели Джилли уже действует ему на нервы? Она ведь только что приехала!"
    - Развлечь меня? - как-то уж очень резко отозвалась Джилли. - Да не волнуйся ты обо мне, Стефани. В Эдеме есть чем заняться. Я сама найду себе развлечение!
    Она посмотрела прямо перед собой и без всякой причины рассмеялась.
    - Тут можно сколько хочешь плавать в бассейне, вволю гулять по окрестностям, и потом в твоем распоряжении вся библиотека, - сказала Стефани веселым голосом. Но на сердце у нее было тяжело, потому что, хотя она сама и любила Эдем за то, что здесь могла отдохнуть и телом и душой, она сомневалась в том, что все эти занятия будут интересны искушенной Джилли. Но тут ей в голову пришла более удачная мысль:
    - И не забудь о теннисном корте. Я такая неумеха, а ведь кто-то должен помочь нашему чемпиону потренироваться!
    - Да перестань же ты наконец суетиться, Стефани! - Восторженная любовь на лице Стефани мгновенно сменилась болью и обидой, но Грега это лишь еще больше разгорячило:
    - Что с тобой сегодня? Ты хлопочешь над нами, как курица над выводком цыплят! Джилли ведь уже большая, - Стефани заметила, как при этих словах сжались его губы, - пусть она сама разберется, что ей делать!
    - Да, конечно, Грег. Я знаю. Я только хотела... - Она замолчала, не договорив фразу до конца.
    Грег посмотрел на нее с неприязнью. Вот она сидит перед ним, уставившись на руки, сложенные на коленях. Господи, до чего же она похожа на школьницу и уж никак не на взрослую женщину. Поближе узнав Стефани здесь, в Эдеме, где она могла вести себя совершенно естественно, быть самой собой, Грег впервые увидел, насколько Стефани неопытна и наивна, и от этого он был далеко не в восторге. Ему пришлось потратить столько сил, чтобы пробиться в мир богатства, роскоши и привилегий, что у него вызывал тихую ярость всякий, кто получил все это на тарелочке с голубой каемочкой и не пожелал всем этим пользоваться. Она ведь могла бы быть в числе первых лиц высшего света, думал он презрительно. Но теперь-то он понимал, что у нее для этого нет необходимых качеств. Ему придется отказаться от мысли, которую он лелеял до женитьбы, о том, что сумеет сделать из нее женщину, достойную быть супругой Грега Марсдена, - изящно-элегантную, любезную светскую даму. Крах этой мечты он воспринимал как личное оскорбление и не видел никакой возможности простить Стефани.
    Полный возмущения, он посмотрел через стол на Джилли. Вот какой должна быть женщина: решительной, уверенной в себе, яркой и сексуальной - да, да, сексуальной! Ценой огромного усилия Грегу удалось удержаться от улыбки и сохранить на лице обиженно-раздраженную гримасу. Даже небрежно одетая в домашний халат в этот ранний час, притом что ее лицо, лишенное всякой косметики, освещал яркий солнечный свет, она выглядела потрясающе. Он стал внимательно наблюдать за тем, как она отщипывает от булочки маленькие кусочки и кладет их в рот. Глядя на ее нетерпеливые пальцы и живые, подвижные губы, за которыми поблескивали белые зубки, он ощутил приятное волнение. Джилли подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Между ними пробежала искра, но Грег, из предосторожности взглянувший на Стефани, тотчас же подавил ее в себе. Стефани по-прежнему сидела, уставившись на свои руки, и Грег почувствовал прилив злости - на себя за то, что он ведет себя как школьник, который боится, что ему влетит за озорство, и на нее за то, что теперь у нее в руках был хлыст, которым она могла его погонять. "Черт бы побрал тебя, Стефани, - подумал он, и сразу же вслед за этим:
    - О, если бы мне не нужно было ублажать тебя своими ласками". Стефани тем временем решила поменьше думать о своих обидах и побольше о любимом муже и любимой подруге. - Простите, если я огорчила вас своей суетливостью, - сказала она, широко улыбаясь. - Но я все же думаю, вы вполне могли бы сыграть в теннис друг с другом и получить от этого гораздо больше удовольствия, чем от игры со мной. Может быть, вы сходите и поиграете прямо сейчас, пока еще не слишком жарко?
    Дни шли за днями, и к облегчению Стефани отношения между Грегом и Джилли, казалось, стали улучшаться. Положения, однако, это почти никак не исправило. Стефани не могла не видеть неловкости, возникавшей, когда все трое собирались вместе, не могла не замечать внезапных периодов молчания, взглядов исподтишка и напряженной атмосферы. Она винила себя за то, что ей никак не удается их сблизить. Поэтому она решила всячески стараться, чтобы Грег и Джилли как можно больше времени проводили вместе и таким образом получше узнали друг друга. Как же она обрадовалась, когда стала замечать, что, возвращаясь после игры в теннис, с прогулок пешком или на автомобиле по усадьбе или по красивым уголкам в ее окрестностях, они всегда держались друг с другом веселее и свободнее, чем обычно. И только в ее присутствии они начинали вести себя натянуто и чопорно. Со свойственным ей самоуничижением Стефани вовсе не находила это странным. Вполне естественно, что в компании двух таких ярких, привлекательных и интересных людей, как Джилли и Грег, неуклюжей и скучной Стефани приходится быть третьим лишним: эта роль была ее участью всю жизнь.
    Кое-что, однако, ее немало озадачивало, - нечто, мучившее ее во мраке бессонных ночей и не находившее объяснения. Например, она знала, что Грега, в отличие от нее, совершенно не интересовали живущие в Эдеме аборигены. Ей пришлось примириться, хотя и не без сожаления, с тем, что он не желал тратить время на знакомство с их образом жизни и на попытки приобщиться к их мудрости. Но теперь у него стала появляться самая настоящая ненависть, совершенно необъяснимая с точки зрения здравого смысла. Как-то однажды Грег и Стефани собрались покататься верхом после того, как Джилли заявила, что новобрачным следует больше времени проводить вместе, иначе она будет чувствовать себя как кукушка в чужом гнезде. Стефани попросила Криса приготовить для них лошадей. В условленное время они вышли из дому и отправились на другой конец конного двора, где их ждал Крис с Кингом, этим громадным вороным жеребцом, который в руках Криса вел себя с обманчивой сдержанностью, а рядом стоял Сэм и держал под уздцы длинноногого гнедого коня, выбранного Грегом для своих прогулок. Было чудесное утро, безлюдные просторы вокруг усадьбы так и манили прокатиться по ним, и Стефани была на седьмом небе от мысли о том, что следующие несколько часов Грег проведет с ней одной. Но. когда она приняла своего коня из рук Криса и стала садиться в седло, ее приподнятое настроение неожиданно развеял раздраженный голос Грега:
    - Какого черта ты тут глаза таращишь?
    Стефани встревоженно оглянулась через плечо.
    Крис спокойно стоял позади нее и смотрел на Грега безразличным взглядом.
    - А ты, ублюдок! Ты куда уставился? Непонятно почему Грег обратил теперь свой гнев на Сэма, хотя тот тоже просто неподвижно стоял рядом с лошадью.
    - Эй, вы, двое, ступайте работать! Лентяи, бездельники, только и знают, что весь день прохлаждаются да глазеют по сторонам...
    - Грег! - Если бы речь шла о самой Стефани, она ни за что не решилась бы возразить Грегу, которому было достаточно нахмуриться, чтобы вызвать у нее тревогу и страх. Однако молча слушать, как в ее присутствии поносят двух ее друзей, было свыше ее сил. Прильнув к шее своего коня, Стефани тихо заговорила с Крисом на языке аборигенов; она извинилась перед ним за происшедшее и сказала, что подобное больше не повторится. Хотя в его взгляде она, как всегда, увидела дружеское расположение и понимание, в нем было что-то такое, что осталось загадкой для Стефани. Может быть, это была жалость? Сэм, обычно гораздо более разговорчивый, чем его брат, тоже отчужденно молчал. - Ты готова, Стефани?
    Этот вопрос, который прозвучал скорее как приказание, донесся до нее с дальнего конца двора, куда Грег отъехал с надменным видом, пока она разговаривала с Крисом и Сэмом. Торопливо попрощавшись с ними, Стефани поспешила вдогонку за Грегом, и они вместе выехали за пределы усадьбы. Грег в полном смятении отчаянно пытался привести в порядок свои мысли. В тот момент, когда он садился на коня, он случайно взглянул поверх лошадиной холки на лицо Криса. Их взгляды встретились, и Грег увидел в его глазах нечто весьма его смутившее. "Он знает! - мелькнуло в голове Грега. - Этот ублюдок все знает о нас с Джилли!" Он не стал тратить время на раздумья о том, откуда Крису стало все известно. Хотя он и был горожанином, Грег, как и все австралийцы, знал о необычном даре аборигенов и их сверхъестественной проницательности и интуиции. Малоприятные мысли Грега, которые сейчас так внезапно заполнили его сознание, были сосредоточены вокруг одного единственного вопроса: а скажет ли он об этом Стефани?
    В том, что пока он ей еще ничего не сказал, Грег был совершенно уверен. Надо все обдумать не спеша, сказал он себе, пытаясь подавить нарастающую в нем панику: ей ведь ничего еще не известно. Та Стефани, что он знал в Эдеме, ни за что не смогла бы вести двойную игру, с которой вполне справляются некоторые женщины, скрывая, что им известно о неверности мужа, и стараясь вести себя так, как будто ничего не случилось, чего бы им это ни стоило, в надежде, что его любовь в конце концов возвратится. Нет, Стефани по-прежнему безумно его любила, и эту любовь пока ничто не поколебало. Грегу, однако, впервые пришла в голову мысль о том, что все вдруг может измениться. Будучи любителем пользоваться всяким удобным случаем, Грег именно так воспринимал и Джилли, потому что она вовремя подвернулась под руку. До сих пор он и не задумывался о том, что эта связь, которая для него была случайным, хотя и чертовски приятным романчиком, может всерьез угрожать его положению. Теперь же он ясно понимал, что такую связь, которой он сам не придавал почти никакого значения, Стефани восприняла бы совершенно иначе. Для нее это было бы единственным, чего она не смогла бы ему простить. Он был уверен, что из-за своей сумасшедшей любви к нему, она закрыла бы глаза почти на все, что произошло бы по его вине, от потери белого "роллс-ройса" до банкротства "Харпер майнинг". Был он уверен и в том, что любая другая неверность сошла бы ему с рук. Но эта, когда он, не успев взять на себя брачные обязательства, нарушил их, да еще с ее лучшей подругой: от какой женщины можно ожидать, что она простит этот классический вид измены?
    Грег почувствовал, как у него сзади на шее выступил липкий холодный пот. Буквально только что он наслаждался своей воображаемой безопасностью, а теперь вдруг он оказался перед возможностью полного краха. "Если Стефани узнает... - Риск, который до сих пор придавал особую остроту его тайным шалостям с Джилли, теперь откровенно пугал его. - Чтобы теперь все потерять... - Грег знал Стефани всего несколько недель, даже не несколько месяцев, но он уже привык к роскоши, которую ему принесли ее богатство и образ жизни. - Что же будет, если он снова всего этого лишится?" Обливаясь потом, он отогнал от себя страх и попытался сосредоточиться на мыслях о том, как ему выбраться из ловушки, в которую он сам себя загнал. Стефани тем временем не раз уже украдкой посматривала на Грега тревожным взглядом, надеясь вывести его из этого состояния мрачного самокопания, в котором он сейчас пребывал.
    "Отчего же он так расстроен? - с глубокой печалью спросила себя Стефани, - О, если бы только я знала!"
    Вероятно, потому что Стефани видела, что Грег потерял душевный покой, который он как раз должен был бы приобрести в Эдеме, она все больше старалась во всем ему потакать. Она и без того опасалась ему перечить из боязни его рассердить. Теперь же она была не в состоянии возражать ему, даже когда знала, что он не прав. Через несколько дней после их столь неудачной верховой прогулки вдвоем в жизнь Эдема неожиданно ворвался внешний мир, когда стоявшая на кухне старая радиостанция вдруг ожила: сначала зашипела и закашляла, а затем заговорила. Это Билл Макмастер пытался из Сиднея связаться со Стефани. За ней тотчас же побежали к бассейну, где она наблюдала за тем, как в нем резвятся Грег и Джилли.
    - Стефани? Это Билл. Послушай, мне ужасно неудобно, что я вот так влезаю в твой медовый месяц...
    - Ничего страшного, Билл. Рассказывай, в чем дело.
    - Просто может произойти кое-что довольно серьезное, и я хочу, чтобы ты была в курсе дела. Мне нужно твое распоряжение насчет того, как нам действовать. Я получил интересные сведения от источника, работающего у одного из крупных брокеров, о том, что на рынок вот-вот должны выбросить изрядную долю акций "Харпер майнинг".
    - Наши акции выбросить на рынок? С какой стати?
    Краешком глаза Стефани увидела, что Грег пришел вслед за ней, выбравшись из бассейна, оставив позади себя мокрые следы, подошел к радиостанции и взял вторые наушники, чтобы послушать разговор.
    - Просто стечение обстоятельств, а так - все как обычно, на курсе акций это не отразится, - успокоил ее Билл. - Но я не думаю, что сейчас нам нужно, чтобы по международным рынкам начал гулять пакет наших акций.
    - Нет, конечно, это ни к чему. - Стефани стала анализировать создавшее положение, и лицо ее сделалось задумчивым. - Сейчас для нас крайне важно сохранить доверие к компании, ведь наши новые проекты находятся на стадии предварительной проработки.
    - Да, и, между прочим, пробное бурение пока ничего не дало, - проговорил сквозь треск помех голос Билла в то время, как Стефани принимала решение.
    - Насколько я понимаю, ты хочешь купить эти акции?
    - Да, хочу. Правда, это обойдется нам недешево, потому что наши акции сейчас котируются высоко - если хочешь, у меня под рукой есть последние цифры, - но мы вполне можем это выдержать, если нужно.
    - А потом, если мы захотим, сможем понемногу пустить их в продажу и таким образом восстановить капитал без риска снизить спрос на акции или подорвать доверие к компании. Да, ты прав, Билл. Будем покупать.
    - Стефани! - К ее удивлению, Грег наклонился и переключил радиостанцию с передачи на прием. Глаза его блестели, и он впервые за много дней выглядел по-настоящему живым. - Э, Стефани, давай-ка я сам займусь этим, ладно?
    - Что ты имеешь в виду, Грег?
    - Ты ведь говорила мне, что я должен играть настоящую роль в "Харпер майнинг", - весело сказал Грег, - а не просто быть, так сказать, твоим постельным партнером. А это - мой первый шанс! Позволь мне самому принять решение от твоего имени - от нашего имени, дорогая!
    Стефани была озадачена. Ее сердце почти растаяло от благодарности за это его проявление любви и веры в их будущее. Однако это было серьезное дето, а он был так неопытен в вопросах бизнеса. Пока она собиралась с мыслями, тишину нарушил голос Билла в сопровождении громкого потрескивания:
    - Стефани Стефани! Куда ты пропала?
    Грег хладнокровно переключил радиостанцию на передачу и заговорил:
    - Билл, говорит Грег. Этим делом буду заниматься я. Покупать акции мы не будем, чтобы не вкладывать в это слишком мною наличности, необходимой нам для развития производства: у меня есть кое-какие идеи на этот счет. Мы вполне можем позволить себе, чтобы рынок сам определил котировку. Спрос на акции "Харпер майнинг" не снизится: наше положение прочно. А если к тому же последует их массовая скупка, это только повысит их стоимость.
    Приемник ответил гробовым молчанием. Затем Билл сказал:
    - Свяжите меня еще раз на минутку со Стефани.
    - Он хочет еще с тобой поговорить, - сообщил Грег дрожащей Стефани, отключив связь с Сиднеем. - Ты ведь поддержишь меня, правда, дорогая?
    Свои слова он подкрепил сердечной улыбкой.
    - Грег, я...
    Стефани знала, что он не прав, что он поступает неверно и глупо, принимая такое решение, просто чтобы пойти наперекор ей и Биллу и таким образом показать свою самостоятельность в решении вопросов, касающихся компании.
    - Все не так просто, - наконец проговорила она. - Если наши акции...
    - Я хочу, чтобы ты поддержала меня, Стефани, - оборвал он ее. Тон его еще был любезным, но лицо его сделалось холодным, а взгляд - угрожающим. - Потому что, если ты меня не поддержишь...
    - Ох, Грег...
    Голос ее был почти плачущим, и Грег понял, что победил. Он немедленно восстановил связь с Биллом, который в изумленном молчании выслушал маловразумительные указания Стефани о том, что в данном случае следует поступить так, как считает Грег. В ответ на его громогласные попытки переубедить Стефани его тихо отключили, и ему пришлось, сдерживая ярость, выслушать поучения Грега о том, как действует рынок ценных бумаг, и о том, как важно не терять самообладания, занимаясь бизнесом. В итоге Биллу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Несмотря на свою важность для Стефани, он был всего лишь управляющим, тогда как она была владелицей компании и председателем ее правления. Так что, если она так решила - она действительно так решила! - все, что он мог сделать, это выполнить ее решение.
    Билл так и сделал, но для него это был один из самых трудных поступков за всю его деловую карьеру. Ибо, хотя теоретически Грег, возможно, был и прав, Биллу, как и Стефани, шестое чувство подсказывало, что нужно было все-таки выбрать более консервативный вариант действий. Не прошло и суток, как его мнение подтвердилось. Когда акции появились на рынке, их неожиданно большое число вкупе с нервозностью, характерной для любой фондовой биржи, вызвало быстрый кризис доверия к компании. Возникла паника среди инвесторов, которые стали срочно избавляться от акций "Харпер майнинг", и курс их начал падать. Правда, продлилось это недолго: свою роль сыграло прочное положение компании в деловом мире, а также благоразумно организованная Биллом по его собственной инициативе скупка ее акций через третьих лиц. Падение акций прекратилось, и компания выстояла. Однако "Харпер майнинг" пришлось таким образом пройти через крайне неприятную полосу событий - пожалуй, самую скверную из тех, что были на памяти Билла за всю его долгую карьеру бизнесмена. Компания понесла при этом немалые убытки: вся эта история стоила ей больших затрат денег и времени и, пожалуй, самое главное - потери доверия деловых кругов, которое теперь предстояло долго и тщательно восстанавливать. Цена его правоты оказалась настолько велика, что Билл был бы рад ошибиться.
    Передавая сообщение о случившемся в Эдем, Биллу не было нужды давать Стефани подробные объяснения. Она со своим многолетним опытом поняла каждую деталь. Для нее было мучением узнать о том, что "Харпер майнинг" потеряла не только часть капитала, но и лицо: за те годы, что она проработала там, компания стала ей очень дорога, и понесенный ею ущерб Стефани воспринимала как личное горе. Но еще мучительнее она переживала из-за того, что в результате опрометчивости и Грег потерял лицо, потому что для него было важнее проявить самостоятельность, чем принять здравое решение. Она не могла заставить себя сердиться на него и воспринимала его неудачу как страшный позор и как зловещее предзнаменование в отношении их будущего. Грег же, однако, с ходу разозлился на нее, на Билла, в сущности - почти на всех, кроме себя самого.
    - Ты же ничего мне толком не объяснила! - яростно набросился он на нее, когда печальное известие дошло до Эдема. - Ты просто съежилась, как испуганная мышь, и ни черта мне не сказала! А этот Макмастер тоже хорош: должно быть, он такого наворотил в Сиднее, раз все пошло наперекосяк. Наверняка он там как следует напортачил, это уж точно. Господи, Стефани, я не могу, чтобы дальше так продолжалось. Мне нужна полная свобода действий. Пока я здесь, получается, что я боксирую одной рукой, а другая привязана у меня за спиной. Когда мы вернемся, нужно, чтобы все увидели, что я не привык шутить, и ты должна им показать, что это в самом деле так!
    Даже не взглянув на сраженную его резкостью Стефани, Грег бросился на поиски Джилли, зная, что она встретит его куда ласковее, чем Стефани с укоризненным взглядом своих коровьих глаз. Вдвоем с Джилли они отправятся на "лендровере" якобы полюбоваться на природные красоты, а на самом деле - чтобы в очередной раз обсудить вопрос, который стал для них обоих главной заботой: что же им делать? Джилли была теперь необычайно привязана к Грегу, к которому испытывала гораздо более глубокое и сильное чувство, чем ей когда-либо доводилось испытывать к другим мужчинам. Если бы она не была настолько ослеплена своей страстью, она бы увидела, что Грег с большой прохладцей относится к любым совместным с ней планам на будущее. Джилли и представить себе не могла, сколько страданий и потерь ей удалось бы избежать, если бы она поняла, что у Грега из головы не выходит лишь один панический вопрос: " Что же мне делать? " и что он быстро приближался к той грани, достигнув которой люди куда более твердые, чем он, совершают опасные и страшные поступки...

***

    - Вот он!
    Яркий луч прожектора пронзил мрак тропической ночи. Громадный крокодил, которого он осветил, замер на мгновение, затем резко дернулся всем телом и бросился с берега в воду. Тяжелый гарпун оцарапал его шкуру, но это его не остановило, и он скрылся из виду.
    - Упустили мерзавца!
    Охота на крокодилов была в полном разгаре. В большом каноэ, загруженном охотничьими принадлежностями, находились проводник по имени Джо Ридер, его сын Мальк и абориген Денни. Стефани в последний момент раздумала участвовать в охоте, но Грег и Джилли от этой затеи не отказались и сейчас сидели в лодке позади охотников.
    - Вон там! Еще! Давай, Мальк!
    Прожектор выхватил из темноты еще одного крокодила, скользившего по илистой воде. Мальк, державший гарпун наготове, швырнул его и попал крокодилу в бок. Смертельно раненное чудовище заметалось, широко раскрыв пасть и пытаясь своими жуткими зубами вырвать из себя гарпун.
    Увидев мелькающие острые белые зубы, Грег снова ощутил знакомый прилив волнения, подумав о Джилли и о минутах своей близости с ней. И без того уже возбужденный щекочущей нервы охотой, он был буквально наэлектризован видом невероятной силы крокодилов и опьянен их жестокой тягой к убийству. Сейчас, весь полный напряженного внимания, он подался вперед. В этот момент, выполняя отрывистые команды Ридера, его помощники накинули веревку на челюсти крокодила. Но даже теперь схватка была еще далеко не закончена. Привстав на хвосте, чудовище решительно бросилось на Малька, и лишь стремительное вмешательство Денни, тяжелым шестом отразившего нападение крокодила, спасло парня от гибели.
    - Боже! - в ужасе выдохнул Грег. Ридер весело фыркнул.
    - Да, гребнистый крокодил готов сожрать все, даже его, - сказал он, с любовью посмотрев на сына, который сейчас был занят тем, что, подтащив крокодила к лодке, привязывал его к длинной доске. - Главным образом, они питаются рыбой, но не отказываются и от крабов, кенгуру, коров и даже буйволов. Ну и от людей тоже. Они бросаются на все, когда как следует проголодаются. А в это время года они как раз очень голодные. В прошлом году
крокодилы так часто нападали на людей, что пора уже не их, а нас заносить в "Красную книгу". Грег задумчиво кивнул.
    - Готово, отец, я его привязал. Будем еще продолжать?
    Ридер вопросительно посмотрел на Грега:
    - Ну как, достаточно, или вы хотите еще на одного поохотиться?
    Грег взглянул на Джилли. Глаза ее сверкали, и он почувствовал, насколько она вся сейчас напряжена и возбуждена.
    - А почему бы и нет? - сказал он весело. - Почему бы и нет?
    Стефани, которая осталась в лагере, беспокойно металась на своей легкой койке. Ну когда же они наконец вернутся? У нее не было причин сожалеть о внезапном решении уехать из Эдема и отправиться на охоту в район реки Аллигаторов. Грега и Джилли страшно увлекла эта идея, и своим энтузиазмом они заразили и Стефани. Кроме того, она надеялась, что такая полная приключений поездка поможет Грегу отвлечься от провала его первой атаки на "Харпер майнинг" и он снова будет ей улыбаться и будет приветлив: она ведь так отчаянно хотела ублажить его. Несмотря на все свои тревоги она получила удовольствие от путешествия и от жизни в лагере на расчищенном береговом участке в дельте реки, защищенном со всех сторон густым кустарником. Ей нравилось вести примитивную бивачную жизнь, спать на простой койке, мыться и стирать белье в реке, а потом сушить его на импровизированной бельевой веревке и вести хозяйство среди дикой природы. После покрытых засохшим, чахлым кустарником окрестностей Эдема, парк Какаду с его солеными болотами, эвкалиптовым лесом, причудливыми песчаниковыми откосами и девственными лагунами, чей покой с древних времен нарушали разве что жившие здесь крокодилы, казался особенно богатым природными красотами.
    Но вот убивать живое было для нее невыносимо. Все ее естество восстало против этого: ведь, будучи женщиной, она инстинктивно всегда была готова подобрать и спасти брошенное матерью гибнущее существо. Восхищение же, которое у Грега вызывала охота на громадных рептилий и их гибель, было для нее ключом к темным закоулкам его души, мысль о которых вызывала у нее содрогание. Господи, что же ей делать?
    Наконец Стефани услышала, что они возвращаются. Она поспешила им навстречу, в тот же момент из тени молча вышел Крис и направился к берегу, чтобы помочь пришвартовать каноэ и выгрузить добычу. Ридер оживленно ее приветствовал:
    - Миссис Марсден! Подите сюда, посмотрите: вот здесь один из этих зверей цапнул лодку. И чуть было не цапнул моего сына и наследника!
    Крокодилов одного за другим начали выгружать из каноэ. Стефани содрогнулась, увидев, какие они огромные.
    - Думаете, что они большие? Что вы, тут есть один старый гребнистый крокодил, прозванный Джинди Бару. Вот уж с кем не советую встречаться ночью на узенькой дорожке! Ему лет семьдесят, и в нем футов двадцать длины. Я за ним не один год охочусь. Говорят, он уже семерых прикончил.
    - Джо, - слабо запротестовала Стефани, - у меня от ваших рассказов мурашки по коже бегают.
    - Ничего, дорогая, ты будешь в безопасности, - стал успокаивать ее подошедший к ним Грег, который был в приподнятом настроении после ночной охоты. - Я за тобой присмотрю.
    - Да, только будьте поосторожней, - предостерег его Ридер. - Если будете чересчур уверены в себе, можете оказаться у крокодила в желудке.
    - Грег, дорогой... - Стефани глубоко вздохнула. - Давай больше не будем убивать, хорошо?
    Грег улыбнулся:
    - Не волнуйся, Стефани. Я придумаю какое-нибудь другое развлечение.
    Вечером того же дня Стефани, сжимая в руках фотоаппарат, сидела на носу каноэ, тихо скользившего по гладкой поверхности болота. Она была несказанно счастлива. Грег ее все-таки в самом деле любит. Он вывез ее сейчас на эту прогулку вовсе не для охоты на крокодилов, а для того, чтобы она могла сфотографировать потрясающе красивый закат. Он решил взять ее с собой несмотря на все протесты. Она слышала, как он спорил с Ридером, который резко возражал против его намерения самостоятельно выходить на лодке всего за час до наступления темноты. И ему пришлось как следует разозлиться на Криса, чтобы заставить его приготовить лодку для прогулки. По какой-то таинственной причине абориген тянул с выполнением приказаний Грега так, что еще немного, и выходить на лодке было бы слишком поздно. В конце концов Грегу все же удалось уговорить их обоих.
    Солнце садилось в окружении рассекавших небо полос жгучего желтого, оранжевого и коричневого цвета. Обступившие болото со всех сторон деревья вырисовывались черными силуэтами на фоне огненного зарева заката, и их странные, причудливые формы выглядели зловеще. Джилли, сидевшую в лодке позади Стефани, колотил озноб. Ее влечение к Грегу стало теперь настолько сильным, что она не переставала удивляться, как же этого не замечает Стефани. Так дальше продолжаться не может, думала она в отчаянии. Она бросила быстрый взгляд на Грега, который, сидя на корме, управлял лодкой. В ответ он безразлично посмотрел на нее, будучи занят своими собственными мыслями.
    Узкая протока расширилась, и они оказались в просторной лагуне. Их лодка двигалась, почти не оставляя следа на поверхности темной, как нефть, илистой воды. Неподвижные шишковатые предметы, окружавшие их со всех сторон, говорили о присутствии здесь зловещих обитателей дельты. Время от времени приоткрывался закрытый пленкой глаз - очевидный признак того, что эти предметы были живыми. Однако Стефани этого не замечала: ее взгляд был прикован к очертаниям деревьев на фоне неба. В одном месте их цепочка прерывалась, образуя естественную рамку вокруг захватывающего зрелища заката, краски которого непрерывно менялись, как в калейдоскопе.
    - Вы только посмотрите! Взгляните туда. Грег, мы можем здесь остановиться?
    Стефани взволнованно схватила фотоаппарат и, когда каноэ остановилось, стала быстро наводить его на резкость, торопясь запечатлеть это невиданное зрелище. Радостно щебеча, она поднялась в полный рост, чтобы получше выбрать ракурс.
    - Дорогой, ты только посмотри, как это чудесно, просто дух захватывает...
    Она не слышала, как Грег прошел через всю лодку мимо Джилли, чтобы встать позади нее. В этот момент взгляд ее уловил едва заметное движение в воде.
    - Грег! Боже мой, это же крокодил! Какой огромный! Должно быть, это Джинди Бару, о котором говорил Ридер!
    Отвратительное чудовище двигалось прямо в сторону каноэ, не сводя со Стефани взгляда своих блестящих черных глаз.
    - Грег...
    Стефани полуобернулась к нему. В следующее мгновение она почувствовала сильный удар между лопатками. Кувыркнувшись в воздухе, она упала в воду, подняв кучу брызг, и немедленно пошла ко дну.
    В панике замолотив руками и ногами, она вдохнула воду вместо воздуха и в ужасе почувствовала, как сжимаются ее легкие. Она забилась в воде и с криком всплыла на поверхность.
    - Грег! - услышала она другой женский голос, жестоким эхом вторивший ее собеседнику. - Стефани! Стефани!
    Стефани с безумным воплем безнадежно потянулась к лодке. Там она увидела Грега, который стоял не двигаясь, но явно возбужденный. В его глазах горел холодный огонь, какого она никогда раньше не видела. В это мгновение она по его лицу поняла, что обречена.
    - Джилли, Джилли, помоги мне!
    Она перевела взгляд на Джилли, которая, оцепенев от ужаса, сидела посередине лодки.
    Крокодил напал на нее сзади, схватив ее своими мощными челюстями за руку и плечо. Его зубы разорвали ей щеку и шею, и из зияющих ран хлынула кровь.
    - А-а-а-а!..
    Широко раскрыв глаза, которые, казалось, готовы были лопнуть от страшного напряжения, Стефани медленно ушла под воду вместе с вцепившимся в нее крокодилом.
    Внезапно Джилли освободилась от сковавших ее тисков ужаса. Она рывком поднялась и схватила Грега за руку.
    - Грег, ради бога, помоги! Она ведь даже не умеет плавать!
    Он не двинулся с места. Джилли в отчаянии схватила лежащий в каноэ шест и, перегнувшись через борт лодки, попыталась ударить им крокодила-убийцу. Рыдая и сыпя проклятиями, она продолжала бороться за жизнь Стефани, пока не почувствовала на своем плече руку Грега, который отбросил ее на дно лодки и, вырвав шест из ее руки, швырнул его за борт. Затем Грег встал, сжимая в руках винтовку, и хладнокровно повернулся к воде.
    Крокодил, крепко ухватив челюстями свою жертву, бросал ее из стороны в сторону. Ее обнаженные ноги шевелились в воде, подобно водорослям, и время от времени на поверхности появлялось ее окровавленное лицо, на котором застыло выражение непередаваемой боли и ужаса. Она продолжала захлебываться водой, и ее крики становились все тише, а беспорядочные движения все слабее. Наконец, повинуясь инстинкту, крокодил нырнул, чтобы окончательно утопить ее. В тот момент, когда солнце, напоследок полыхнув пурпурно-красными лучами, скрылось за горизонтом, Стефани исчезла из виду в кипящем водовороте грязи и крови. Все было кончено. Воду и сушу окутал мрак. Грег с нарочитой медлительностью повернулся и разрядил винтовку в воздух.
    - Мерзавец чертов! - зарыдал в бессильной ярости Ридер, когда Грег и Джилли вернулись в лагерь. - Любители проклятые, ведь я же вас предупреждал...
    - Ридер, я потерял жену! - Грег сразу по возвращении поспешил поднять тревогу. - Мы напрасно теряем время. Она, может быть, там еще жива. Что нам сейчас делать?
    - Связаться по радио с Дарвином. Только вряд ли спасатели успеют прибыть сюда до утра. Жива, говоришь? Если ты, парень, действительно любишь свою жену... - Ридер тяжело помолчал, - моли Бога, чтобы это было не так.
    И дальше уже ничто не нарушало мертвую тишину долгой ночи. Лишь далеко в густых зарослях кустарника полыхало пламя священного костра, который разжег Крис, чтобы приманить и обогреть дух Стефани, где бы он сейчас ни скитался.

Глава пятая

    На следующее утро кроваво-красное солнце вставало медленно, как будто нехотя, и казалось, что оно неподвижно висит, окутанное тяжелыми полосами густого болотного тумана. Ридер и его охотники поднялись до рассвета, чтобы подготовить лодки и оснащение для поисковых работ - совершенно иной разновидности охоты, напрочь лишенной всякой забавы. Суровой необходимости действовать подчинились все обитатели лагеря кроме двоих. Джилли по-прежнему лежала ничком у себя в палатке, всхлипывая, вскрикивая и что-то бормоча; это продолжалось почти без остановки, с тех пор как Грег ночью привез ее в лагерь. Она, совершенно очевидно, была не в состоянии участвовать в поисках. Вторым был Крис, которого ни оскорбления, ни угрозы Ридера и Грега не могли заставить отойти от разведенного им ночью костра. Он все так же сидел возле костра, глухой ко всему и озабоченный одной лишь целью - не дать пылающему огню погаснуть.
    Грег вышел на поиски вместе с небольшой головной группой, как только на черном ночном небе появились первые полоски предутреннего света. Ему не терпелось поскорее двинуться в путь, и он слышать не желал никаких возражений.
    - Вы должны быть здесь, когда прибудут спасатели, - сказал ему Ридер. - Вам ведь нужно будет описать им точное место, где это произошло, чтобы они могли определить участок поиска.
    - Ридер, я хочу первым найти свою жену, - сказал Грег с таким чувством, что у Ридера и мысли не возникло сомневаться в его искренности. - Сказать им, где нужно искать, вполне можете и вы. Я через регулярные промежутки времени буду стрелять из винтовки, чтобы дать вам знать, куда нужно направляться. Не могу же я все это время проторчать тут без дела!
    С этим Ридер не мог не согласиться. Он по-своему грубовато сочувствовал Грегу даже несмотря на то, что был зол на него, считая, что тот сам навлек несчастье на свою голову. И, конечно же, он понимал, что сидеть и ждать в лагере, пока лесники из парка Какаду, поисковые команды и добровольные помощники стянутся сюда поодиночке и небольшими группками, - дело не из приятных. Кроме того, вой этой бабы и молчаливое бдение этого аборигена кого угодно бросят в дрожь. Потихоньку поеживаясь, расстроенный Ридер решил про себя, что Грегу досталось лучшее из того, чем можно было заняться нынче утром, но это вряд ли могло быть причиной для зависти.
    Уже вовсю разгорелся день, прежде чем властям в Дарвине удалось отправить достаточно большую группу спасателей в этот отдаленный болотистый уголок. Около полудня вернулся Грег после многочасового прочесывания лагуны, где пропала Стефани, и прилегающих к этой лагуне районов. Он был грязным и усталым и на тревожный вопрос Ридера лишь удрученно пожал плечами. Руководитель группы спасателей не испытывал ни малейшего сострадания к человеку, чья отъявленная любительщина, о которой ему подробно рассказал Ридер, привела к ужасной гибели женщины. Он, однако, не видел смысла в том, чтобы бить лежачего, и ограничил свое общение с Грегом резкими вопросами о точном местоположении лодки в тот момент, когда из нее выпала Стефани. Тем временем злой и расстроенный Грег пошел к радиостанции, чтобы наконец связаться с Биллом и передать ему сообщение, которое он до сих пор откладывал.
    - Билл! Билл! Что случилось? Воскресеньями в семье Макмастеров очень дорожили. Вполне понятно, что в обычные дни работе в компании "Харпер майнинг" Билл отводил не только рабочие часы, но и большинство вечеров, нередко прихватывая и субботы. Но воскресенья Билл всегда отдавал семье, как бы сильно он ни был загружен работой, тем более что семья его была невелика: сам Билл, его жена Рина и их ненаглядный сын - юный Том.
    Рина поняла, что что-то неладно, когда Том в одиночку примчался на кухню. Правда, обед был уже почти готов, а у ее сына был отменный аппетит, однако обычно ничто не могло оторвать его от отца. Том боготворил Билла, и, сколько бы времени он ни проводил с отцом, ему всегда было этого мало. По воскресеньям же он стремился каждую минуту отдать общению с Биллом, чтобы запаса впечатлений хватило до конца следующей недели. Оторвавшись от готовки, Рина пошла узнать, в чем дело.
    Она обнаружила Билла в гостиной: он неподвижно сидел на диване и держал в руке гудящую телефонную трубку. Рина бросилась к нему, подхватила трубку, готовую выпасть из его руки, и положила ее на аппарат. Лицо его было серым, а в глазах застыли слезы ужаса. Рина никогда еще не видела его в таком жутком состоянии, и, хотя оба ее самых близких человека были здесь, рядом с ней, целыми и невредимыми, ее душу охватил леденящий страх.
    - Что случилось? - еле слышно спросила она, взяв его за руку. Билл, казалось, постепенно начал приходить в себя. Взгляд его стал более осмысленным. Он посмотрел на нее так, будто видел ее в первый раз.
    - Ты этому не поверишь, - сказал он ошеломленно, затем провел рукой по лицу, вытирая слезы. - Ты этому...
    - Чему Билл, чему? Ну, скажи же, чему?
    Но Билл продолжал сидеть с таким видом, как будто он внезапно оглох, качая головой и с тупой медлительностью повторяя одну и ту же фразу:
    - Ты этому не поверишь... ты... этому... не поверишь...

***

    Лишь на второй день к месту трагедии удалось доставить катера на подводных крыльях. Кроме тихоходных плоскодонок они были единственным средством передвижения по местным стоячим водоемам, и у Ридера немного отлегло от сердца, когда он увидел, как эти величественные миниатюрные галеоны двадцатого века мчатся по болоту. Самый вид их умелых рулевых в наушниках для защиты от мощного рева двигателей поднял его настроение: уж кто-кто, а они-то точно ее найдут, подумал он. Кроме того, сегодня должен был приехать кое-кто из высшего начальства "Харпер майнинг", чтобы взять в свои руки руководство действиями спасателей, и ожидалось прибытие большого числа людей со всего края. "Еще есть на что надеяться, - подумал он. - Я пока сдаваться не собираюсь".
    Ему стало легче и оттого, что Грег занялся "этой бабой", как он про себя называл Джилли. Он не знал, что именно произошло, но прошлым вечером после заката, когда продолжать поиски стало невозможно, Грег зашел к ней в палатку с бутылкой, а когда он от нее вышел спустя какое-то время, вой и причитания наконец прекратились, впервые больше чем за сутки. "Ну, вот и хорошо, приятель", - сказал он Грегу, но тот лишь отмахнулся и зашагал прочь. Что ж, это вполне естественно, философски подумал Ридер. Правда, позже Грег несколько смягчился и сообщил Ридеру, что собирается отправить Джилли из лагеря, как только ее муж сможет прилететь домой в Сидней и приехать в Дарвин, чтобы увезти ее с собой.
    - Да она сейчас самостоятельно не сможет шевельнуть ни рукой, ни ногой, это уж точно, - потихоньку поделился Ридер со своим сыном Мальком. - Так что чем скорее он ее уберет отсюда, тем лучше.
    Весь этот долгий день катера на подводных крыльях без устали сновали взад и вперед, постепенно увеличивая район поиска, но так ничего и не находя. Устав в конце концов сидеть в лагере, Ридер поручил своему сыну координировать работу спасателей, а сам отправился вместе с одной из групп, вновь вышедшей на поиск после короткой передышки. Час за часом они упорно продвигались все дальше, осматривая каждую ямку между корнями деревьев, зондируя глубокие водоемы длинными шестами, переходя отмели вброд и переворачивая каждый сучок и каждый листок. Никаких следов. Уверенность Ридера таяла с каждой минутой, приближавшей закат. Когда же второй по счету красочный закат после того злополучного, который отправилась фотографировать Стефани, сменила ночь, оптимизм Ридера окончательно улетучился. Вернувшись в лагерь, он столкнулся с Грегом, возвращавшимся вместе с другой группой поиска. Никто из спасателей даже не пытался спрашивать других о результатах поиска. Про себя каждый из них оставил всякую надежду на успех.
    - Значит, все, конец? - спросил Малек, которому Ридер излил душу.
    - По крайней мере, это конец для той бедняги, - мрачно сказал Ридер. - Но это еще не конец. Просто теперь будут искать не женщину, а то, что от нее осталось, вполне возможно - одни кости.

***

0

6

***

    Предрассветный туман низко висел над рекой и окутывал деревья. Слышен был странный хриплый плач одинокой птицы. Какая-то фигура, наполовину скрытая клубящимся туманом, пробиралась по болотистому мелководью на плоскодонке, отталкиваясь от дна длинным шестом. Дейв Уэллс, старатель и отшельник, уже много лет жил здесь в полном одиночестве. Приезжие искатели приключений его не беспокоили. Он просто затаивался до тех пор, пока они не уезжали восвояси. Сейчас он, как обычно, бросив рыболовные снасти и охотничье снаряжение на дно лодки, искал возможность пополнить съестные припасы.
    Внезапно его привлекло красное пятно среди бурой грязи на дальнем берегу. Изменив курс, чтобы посмотреть, что там такое, он услышал впереди себя тяжелый всплеск и заметил, что в воду бросился крупный крокодил, внимание которого, судя по всему, привлек тот же самый предмет. Подобравшись поближе, Дейв увидел холмик, покрытый темным речным илом, на котором местами были видны алые потеки, а рядом с ним - к своему ужасу - нечто, похожее на человеческую руку. Примерно с такой же скоростью сюда подплывал и крокодил. Удвоив свои усилия, старик вплотную приблизился к неподвижному предмету, в котором лишь с трудом можно было узнать человеческое тело, точнее - тело женщины. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в ил, вытянув вперед руку и вцепившись пальцами в грязь: очевидно, так она выбиралась из болота, прежде чем потеряла сознание.
    Дейв собрал все свои силы, чтобы высвободить ее из цепких объятий жидкой грязи, и неимоверным усилием своих жилистых мускулов рывком поднял безжизненное тело на руки.
    - Обойдешься нынче без завтрака! - крикнул он крокодилу, который уже выбрался на берег крошечной бухточки и со зловещим видом заковылял в их сторону. Тяжело дыша, Дейв опустил женщину в лодку, запрыгнул в нее сам и оттолкнул ее от берега.
    - Не волнуйся, милая, - обратился он к неподвижному телу. - Старый Дейв знает, что к чему. Все будет в порядке.
    - Ну вот, поехали... Едем, едем... - И так Дейв продолжал добродушно беседовать со своей находкой, не зная, жива она или нет, всю дорогу, пока не добрался до своей хижины, запрятанной далеко в потаенном уголке этого безлюдного края. Лишь после того, как он с трудом внес ее в дом, осторожно срезал с нее остатки лохмотьев, все еще прилипавших к ее телу, тщательно обмыл и укрыл теплыми одеялами, у него появилась надежда, что она, может быть, и выживет.
    Когда день был уже в полном разгаре и поднявшееся солнце согрело хижину, тело женщины потеплело, и он нащупал у нее на запястье чуть заметный пульс. Дейв сдвинул свою видавшую виды старую шляпу на затылок, Она жива. Вот и отлично.
    Пройдя на другой конец хижины, он взял фонарь-"молнию", зажег его и подвесил к потолку прямо над кроватью, где лежала женщина. В его золотистом свете он нашел старую жестянку, открыл ее и достал оттуда отрезок кетгута и большую иглу. Он постоял мгновение, глядя на нее своими пронзительно синими глазами, полными необычайной жалости. Затем приступил к работе. Лучше уж сделать это сейчас, пока она все еще без сознания. Он наклонился над ней и с величайшей осторожностью начал сшивать клочья рваной кожи.
    - А-а-а! - она вздрогнула, застонала и вцепилась рукой ему в плечо. Дейв как ни в чем не бывало продолжал свое дело.
    - Держись, милая, держись, - бормотал он. - Старый Дейв приведет тебя в порядок. Только потерпи немного.
    Наконец он завершил свою работу. Привстав, он устало потер глаза. Затем, зачерпнув из банки, стоявшей возле кровати, густую желтую пасту, он осторожно нанес ее толстым слоем на раны. Женщина снова вернулась в бессознательное состояние задолго до того, как он закончил ее шить. Подождав, когда паста подсохнет, он снова по-матерински нежно укрыл ее и долго еще сидел возле, прежде чем самому заснуть.
    Стефани не знала, сколько времени она провела между жизнью и смертью, то приходя в сознание, то снова его теряя от нестерпимой боли. Постепенно она стала различать жилистые руки, одна из которых поддерживала ее голову, а другая подносила питье; доброе лицо, время от времени возникавшее в поле ее зрения; и ощущение спокойствия от присутствия человека, не отходившего от нее ни днем, ни ночью. Когда ее глаза привыкли к окружающей обстановке, она увидела забитое всякой всячиной убогое жилище с низким потолком и сидевшего рядом с ней человека, в глазах которого светилось сострадание.
    - Как твои дела, милая? - тихо спросил он. - Как я рад, что ты приходишь в себя. Я уж и не знал, выживешь ли ты. Меня зовут Дейв Уэллс. Этого с тебя пока вполне достаточно. Хлебни вот этого и отдыхай дальше.
    С течением дней он начал ей урывками рассказывать о том, что произошло, но она почти ничего из его рассказов толком не могла понять из-за того, что в ее памяти зияли огромные дыры, и она не знала, кто она такая.
    - Уж больше недели, как я вытащил тебя из воды. Просто чудо какое-то, это уж точно. У этих больших старых крокодилов привычка такая - прятать добычу на время, перед тем, как сожрать ее, и если бы я не утащил тебя из его кладовки, тебя бы сейчас тут не было... У тебя челюсть сломана, так что не пытайся говорить. А ежели что сломано, не шевели, оно и срастется - это я усвоил еще в опаловых копях в Кубер Педи много лет назад... Ну а теперь еще попей, за старого Дейва, ну-ка, давай...
    Постепенно силы начали возвращаться к ней, хотя сознание ее восстановилось далеко не полностью. И вот однажды она почувствовала в себе достаточно сил для того, чтобы попытаться ощупать себя, и обнаружила, что на ней была мужская одежда - рубашка и штаны.
    - Это моя одежда, - объяснил ей Дейв. - От твоей ничего не осталось, - кроме лохмотьев. Я их сохранил, чтобы тебе было легче вспоминать, кто ты. - Но вид пропитанных давно уже высохшей грязью и кровью обрывков ткани ни о чем ей не говорил.
    - А ты не хочешь попробовать пройтись?
    Она теперь постоянно чувствовала боль. Постепенно, опираясь на загорелую сильную руку Дейва, она снова научилась ходить. Ночью, лежа в постели, она проводила пальцами по зарубцевавшимся ранам на одной стороне лица и шеи, по уродливым шрамам на плече и груди и по грубым рубцам на бедре. Дейв же ее все время подбадривал.
    - Ты хорошо заживаешь, милая, - говорил он ей. - Уже все зарубцевалось. Помог тот состав, что я получил от своего приятеля-аборигена. Хорошая штука. Они его делают из цветов и глины. Слегка подванивает, но всегда помогает. У тебя ведь никакого заражения нет, ясно?
    Однажды Дейв подошел к ее постели с непривычно озорным и самодовольным видом.
    - Собираюсь нынче в город, - сообщил он, - или хотя бы в эту деревню, что на дороге туда. Соображу тебе кое-какую одежонку. Ты уже вот-вот как следует встанешь на ноги. Чем скорее мы приведем тебя в порядок, тем скорее ты сможешь связаться с родными и близкими. Не беспокойся, меня не будет несколько часов. Вернусь до темноты.
    После ухода Дейва она долго лежала, прокручивая в голове одни и те же мысли. Родные? Близкие? Почему от этих слов ее бросало в дрожь и начинало казаться, что здесь - единственное место, где она может чувствовать себя в безопасности? Как она сюда попала? И кто она? "Я ведь даже не знаю, как я выгляжу", - подумала она с немым отчаянием. В хижине у Дейва не было ничего похожего на зеркало. "Кто я?" - стучало у нее в голове.
    Наконец, устав от этих навязчивых мыслей, она решила подняться. Скоро вернется Дейв. Сейчас она сходит с чайником набрать воды из бочки, как обычно это делает он, и вскипятит воды, чтобы приготовить чай к его возвращению. С трудом передвигаясь, она взяла чайник и медленно подошла к двери. Она постояла на пороге, и ее раненая душа немного ожила при виде чудесного дня. Высоко в безоблачном небе сияло солнце, на деревьях пели птицы, и убогая нора Дейва казалась настоящим раем. Позволив первым слабым росткам надежды распуститься в своем сердце, Стефани вышла наружу и подошла к бочке с водой, стоявшей около угла хижины под грубым подобием водосточной трубы. Наклонившись над бочкой, она погрузила в нее чайник, потревожив гладкую поверхность воды.
    В этот момент среди играющих солнечными бликами кругов она увидела колеблющееся отражение. На нее смотрело жутко перекошенное лицо. Где-то в глубине сознания у нее возникло ощущение безумного ужаса. Не может быть, чтобы она так выглядела! Она заставила себя сохранить спокойствие и, вцепившись в бочку обеими руками, так что побелели пальцы, стала ждать, пока не успокоится рябь. Ошибки быть не могло. В неподвижной поверхности воды отражалось ее собственное, до неузнаваемости обезображенное лицо. Острые как бритва зубы крокодила разорвали ее лицо с одной стороны в клочья, которые теперь срослись, образовав грубые красные рубцы. По жестокой иронии судьбы другая сторона лица осталась совершенно невредимой, и теперь эта сторона выглядела злой карикатурой на нее. На поврежденной стороне ее лица веко и уголок рта были опущены вниз, как бывает при параличе. Это было совершенно незнакомое лицо, лицо старухи, ведьмы...
    - Нет! - разнесся по зарослям крик Стефани. Услышав этот дикий вопль отчаяния, птицы с тревожным гвалтом взлетели в небо, а мелкая живность попряталась по норкам.
    - Нет! Нет! Нет!
    Ее охватило темное, мрачное, безнадежное отчаяние.
    Здесь, возле бочки с водой, ее и нашел Дейв, когда несколько часов спустя вернулся домой. Сжавшись в комок, она тихо плакала, время от времени что-то бормоча. Он мягко, но решительно поставил ее на ноги и отвел в хижину. Там он уложил ее в постель, а сам присел рядом.
    - Тяжело тебе, милая, знаю. Но с этим надо справиться, - начал он ее успокаивать. - Потому что, если уж с бедой справишься, всегда становится легче и уже не так страшно. Досталось тебе от этого старого крокодила. Только ты-то его без обеда оставила. Ты осталась жива, а ведь могла его собой накормить. Это кое-что значит. Ты была спасена для чего-то. Или для кого-то. Теперь ты должна узнать, для чего или для кого.
    Голос Дейва с трудом доходил до ее сознания. Для чего-то? Для кого-то? В ответ она прохрипела:
    - Я даже не знаю, как меня зовут.
    - Но ты носишь обручальное кольцо. Наверное, ты замужем. Я видел, в городе полно полиции. Лесники ищут кого-то, думаю - тебя.
    - Дейв, я так боюсь отсюда уходить. Я не знаю, куда пойти, с чего начать.
    Дейв помолчал, прежде чем ответить, а когда он заговорил, в голосе его зазвучала нотка грусти:
    - Погоди, милая, погоди, всему свое время. Я дам тебе имя, если хочешь. Давным-давно, до того, как весь свет стал мне не мил, я влюбился в одну девчонку из Маунт-Айзы. Она была дочкой владельца паба, и звали ее Тара. Понимаешь, какая штука, ее мать видела в своей жизни только один фильм - "Унесенные ветром". Мне очень нравилось ее имя. Оно так ей шло. И так вот у нас с ней продолжалась любовь до тех пор... до того ужасного дня, когда она сбежала в Таунсвилл и выскочила там за мясника! - Дейв грубовато хохотнул, чтобы скрыть свое волнение. - Так что, если не возражаешь, я назову тебя Тара.
    Она благодарно улыбнулась и сжала руку Дейва.
    - А теперь нам надо поставить тебя на ноги, Тара, и вернуть тебя к обычной жизни. Конечно, здесь со мной ты была бы в безопасности до конца своих дней. Но ты пришла оттуда, - и он выразительно кивнул в сторону двери, - и там ты найдешь ответы на свои вопросы. У меня сегодня получился удачный рейд: раздобыл тебе кое-какую женскую одежонку вместо своего старого тряпья.
    Он подошел к столу, на котором лежал узелок, и развернул его. Там оказались розовое платье, лифчик, штанишки, соломенная шляпка, шарфик и даже пара туфель.
    - Ой, Дейв! Где ты все это достал?
    - Нашел, - сказал он с веселым огоньком в глазах. - На бельевых веревках в задних дворах да на креслах, что стоят на верандах. Я, конечно, не знаю, какой там размер. Но тебе хоть будет что надеть, когда ты сама отправишься в город.
    Неделю спустя она стояла с Дейвом на обочине проселочной дороги в ожидании трейлера - единственного вида транспорта, который можно было встретить в этой пустынной глуши. После многочасовых бесед с Дейвом у нее зародился план. Из-за странного и необъяснимого страха она не могла направиться в ближайший город и обратиться за помощью к полиции или лесникам. Она знала только, что ей нужно уехать, и как можно дальше. А что потом? Этого она не знала. Но она знала, с чего ей надо начать, и решила, что будет действовать дальше по обстоятельствам. Стоявшее в зените солнце нещадно палило, так что соломенная шляпка, которую раздобыл ей Дейв, пришлась как нельзя кстати. Кроме того, вдобавок к густым волосам, которые он зачесала вперед, шляпка помогала ей прикрыть ее изуродованное лицо. Она неловко расправила мешком сидевшее на ней розовое платье и слегка поежилась от ощущения на себе чужого белья.
    - Вон идет трейлер, - сказал Дейв. Его острые глаза различили крошечное облачко красной пыли на горизонте - верный признак приближения грузовика. - Он довезет тебя до Дарвина, а дальше ты сама решишь, куда ехать.
    Он повернулся к ней с нежной улыбкой, от которой сильнее обозначились морщины на его обветренном лице, сунул руку за пазуху и вытащил неописуемого вида старую жестянку из-под чая.
    - Это тебе, - сказал он небрежно, передавая жестянку ей в руки. - Подарок от меня на прощание. В этой жестянке - мои старые мечты, которые мне пора забыть. Загляни-ка сюда.
    Она открыла жестянку. Внутри нее на куске грязной ваты лежала кучка великолепных опалов. Самый маленький из них был величиной с мужской ноготь, а самый большой - с кулачок младенца, и все они были превосходного качества.
    - Обрати внимание на цвет, - с гордостью сказал Дейв. - Как огонь в ночи. Эти опалы помогут тебе встать на ноги.
    - Дейв, я не могу их взять.
    - Можешь, можешь. Мне они все равно ни к чему. Я ведь, когда их добывал, думал, они помогут мне обеспечить старость, так что все другие я продавал, а самые лучшие всегда оставлял себе. Но теперь... - Он улыбнулся с довольным видом. - Теперь, милая, они мне не нужны. У меня есть все необходимое. Переезжать я никуда не собираюсь. А тебе они как раз пригодятся.
    Слезы застлали ей глаза. Не решаясь ничего сказать, она лишь молча кивнула.
    - И еще, Тара, не стесняйся поторговаться за них, когда привезешь их в Дарвин. Не позволяй себя надуть!
    Трейлер быстро приближался, поднимая на дороге клубы пыли. Дейв со старомодной учтивостью снял с головы свою видавшую виды шляпу.
    - Стало быть, прощай, Тара. Сделай мне одно одолжение, ладно? Если тебе вдруг попадется кто-нибудь, кто меня ищет, не говори ему, где я. И никого сюда ко мне не приводи. Уезжай без оглядки и без сожалений, ладно?
    - Хорошо, - улыбнулась она ему сквозь слезы. Трейлер остановился, окутав их облаком тонкой пыли.
    - Прощай, Дейв, - сказала она, изо всех сил сдерживая слезы. - И спасибо тебе за все.
    - Помни, Тара, - крикнул он ей вслед. - Для чего-то. Или для кого-то. Теперь ты узнаешь, для чего и для кого.
    Водитель трейлера был в восторге от возможности подвезти пассажирку: будет кому избавить его от бесконечной скуки долгого пути. Внимание его было сосредоточено главным образом на том, чтобы на крутых поворотах удержать свой чудовищных размеров грузовик на дороге, однако, он успел пару раз бросить взгляд на свою пассажирку, и то, что он увидел, пришлось ему весьма по вкусу. Когда она садилась в кабину, она постаралась скрыть oт его глаз поврежденную сторону своего лица, наклонив голову так, чтобы загородиться от него полями шляпы. Сейчас она сидела так, что ему была видна только здоровая часть ее лица, полная задумчивой грусти, смысла которой он не понимал.
    - А что вы тут делаете совсем одна? - спросил он. - Машина, что ли, сломалась?
    Она кивнула.
    - Ну, на этот счет можете не беспокоиться, - задорно продолжал он. - Довезу вас до самого Дарвина. Я рад, что у меня будет компания. К тому же - компания женская.
    Ответа не последовало. Водитель, у которого был достаточный опыт в использовании тактики лобового удара в общении со слабым полом, безо всяких там вокруг да около, решил закрепить достигнутый успех.
    - Мы могли бы с вами очень мило побеседовать. До Дарвина путь неблизкий. Хорошо бы нарушить это однообразие. - Он замолчал, затем положил ей руку на бедро и крепко стиснул ее плоть. - Мы могли бы
замечательно провести время. Просто великолепно.
    К его удивлению, он почувствовал, как под его рукой мышцы ее сжались и стали твердыми как железо. Медленно, с нарочитой неторопливостью она повернулась к нему лицом. Обворожительная улыбка разом сошла с его губ, как только он увидел, насколько изуродовано ее лицо. Теперь он испытывал лишь стыд, злость и разочарование.
    - Так, значит, до самого Дарвина, - сказал он наконец.

***

    В этот самый момент на другом конце Австралии, в Сиднее, Билл Макмастер горестно прощался со Стефани Харпер. Когда он услышал о несчастном случае со Стефани, он тотчас же вылетел на север, чтобы самому возглавить ее поиски, задержавшись только для того, чтобы приказать всему персоналу "Харпер майнинг" в пределах тысячи миль прибыть на место происшествия для оказания помощи спасателям. Люди в лодках, каное и катерах на подводных крыльях прочесали каждую протоку и каждую лагуну на многие мили вокруг. Поиски велись и на суше, куда могла бы выползти из воды тяжело раненная женщина, но нигде никаких следов так и не нашли.
    Люди покорно и терпеливо продолжали поиски до тех пор, пока не осталось ни одного уголка, где ее можно было бы искать. Даже тогда, наперекор всему не теряя надежды, Билл приказал еще раз прочесать все места в дельте, куда доходил прилив. Он был не из тех, кто легко смиряется с поражением. В конце концов он был вынужден вернуться в Сидней, потому что компания больше не могла обходиться без его непосредственного руководства делами. Там он продолжал получать сообщения о том, что поиски результатов не дали. Последнее такое сообщение лежало сейчас перед ним на столе. И теперь ему ничего не оставалось делать, как прекратить поиски.
    Он с огромной горечью подумал о Греге Марсдене, вспомнив свой приезд в лагерь на реке Аллигаторов. От женщины особенно нечего ожидать, так что он не винил Джилли за то, что она превратилась в трясущуюся развалину, и даже за ее внезапный ночной вой, который будил весь лагерь, и за столь же внезапное молчание, которое следовало за этим воем. Но что касается Марсдена, который был то надменным и агрессивным, то плаксивым и сентиментальным, у Билла к нему появилось такое глубокое отвращение, что он был просто удивлен, что на протяжении всего этого мучительного периода ни разу не съездил ему по физиономии. "Какой же он мерзавец, - прошептал он, чувствуя, как его руки сами сжимаются в кулаки. - Ох, Стефани, и зачем только ты его выбрала?"
    Ему ведь к тому же пришлось сообщить о случившемся Саре и Деннису. Естественно, Грег решил, что Биллу это лучше взять на себя. Сердце Билла сжалось, когда он вспомнил, как это было: дети понимали, что произошло что-то страшное, иначе их не стали бы забирать из школы, но они и представить не могли, насколько ужасающую весть он для них приготовил. Что ж, теперь все это позади, мрачно подумал Билл. Не дай Бог, чтобы мне когда-нибудь довелось еще раз пережить подобный кошмар. Он вспомнил, что однажды сам себе поклялся заменить отца Саре и Деннису, чего от Грега наверняка вряд ли стоило ожидать, и решил, что будет устраивать для них дни рождения, Рождество и прочие праздники точно так же, как их устраивала для своих горячо любимых детей сама Стефани.
    "Стефани..." - Билл тяжело вздохнул. Те несколько недель, которые прошли со времени ее исчезновения, он горевал о ней так, как в жизни не горевал о Максе, к которому относился с уважением и восхищением, но без особой любви. К своему удивлению, Билл обнаружил, что ему недостает этой высокой длинноногой женщины с большими грустными глазами и искренней улыбкой. Ему не хватало и другой Стефани - деловой женщины с превосходной практической сметкой и тонким чутьем, прекрасно разбиравшейся и в рынке, и в делах "Харпер майнинг". Но больше всего ему не хватало ее как личности - сердечной, живой, верящей и верной. Что ж, ее больше нет, значит, придется примириться с этой потерей и носить ее в себе как вечную боль. "Прощай, моя дорогая, - подумал он с безграничной любовью, - но я тебя не забуду. Никогда не забуду".

***

    В аэропорту Дарвина внимание билетного кассира привлекла элегантно одетая женщина, которая медленным шагом вошла в зал бронирования, оглядываясь вокруг так, как будто не была уверена, туда ли она идет. В отличие от большинства австралиек, она была в изящной шляпке с густой вуалью, полностью закрывавшей лицо. Напряженной походкой, ступая с осторожностью, как после тяжелой травмы, она направилась к его кассе. Может быть, как раз поэтому на ней вуаль, подумал он лениво. Но, так или иначе, в ней было что-то привлекательное.
    Она остановилась посреди зала, чтобы взглянуть на расписание отправлений, затем подошла к его столу.
    - Билет до Таунсвилла, пожалуйста. - Голос ее был низким и хриплым.
    - В одном направлении или обратный? Женщина заколебалась, затем сказала:
    - В одну сторону.
    Кассир постучал по клавишам своего настольного компьютера, чтобы подобрать подходящий рейс, и сказал ей, сколько стоит билет.
    - Ваше имя, пожалуйста.
    Женщина ответила не сразу. Она открыла сумочку, чтобы расплатиться, и, к своему изумлению, кассир увидел, что ее сумочка буквально битком набита долларами. Не обращая внимания на его пристальный взгляд, она подняла голову.
    - Тара Уэллс, - гордо сказала она.

Глава шестая

    Сев в самолет, Тара Уэллс облегченно вздохнула, скинула туфли под сиденьем, которое находилось впереди нее, и, закрыв глаза, откинулась назад. Роль таинственной незнакомки под вуалью была ей не по душе. Но это было лучше, чем терпеть взгляды со всех сторон - испуганные, жалостливые или откровенно оскорбительные, - которые встретили ее, когда она - попыталась пройтись по улицам с неприкрытым лицом. А скоро-скоро... Она подумала о своей будущей жизни, и лицо ее стало твердое и решительное, каким оно бывало прежде у женщины по имени Стефани Харпер.
    После того как Тара уехала от Дейва, она пережила целую эмоциональную бурю, после которой почувствовала себя выжатой как лимон, но в то же время более сильной. Всю свою поездку в Дарвин на трейлере она провела как в кошмарном сне, когда в ее памяти вспышками боли и ужаса стали мелькать прежде вытесненные в подсознание эпизоды недавно пережитого. Первая такая вспышка возникла перед ее глазами, когда огромный автомобиль ухнул в неглубокую речушку, пересекавшую дорогу недалеко от того места, где се подобрал водитель. Когда брызги воды, поднятые колесами грузовика, хлестнули по ветровому стеклу, Тара вскинула руку и закричала: она была уверена, что вода сейчас ударит ее по лицу, накроет ее с головой, ослепит ее глаза и заполнит ее задыхающийся рот. Она с трудом овладела собой, тяжело дыша и вздрагивая всем телом, видя любопытные взгляды водителя в свою сторону, но была не в силах ничего ему объяснить.
    Вслед за этим первым воспоминанием на нее исподволь, как воры в ночи, безжалостно налетели и другие. Она снова увидела закат над болотом, почувствовала дно лодки под ногами и фотоаппарат в руках. Всплыв на поверхность и в панике захлебываясь, она увидела холодные глаза своего убийцы - Грега! Моего мужа! О Боже! А позади него ту - другую женщину - женщину, которая сидела, как загипнотизированная, когда я кричала ей, моля о помощи, - Джилли. А потом - боль, неописуемое ощущение бритв, полосующих ей руку, горячая кровь, хлещущая из ран на ее лице, вода, в которой она тонет, тонет, и наконец - мрак и забвение. В то время как трейлер громыхал по пустынным просторам северных земель, она кусочек за кусочком сложила мозаику своей прежней жизни в единую картину. К тому времени, когда они прибыли в Дарвин, она знала, что раньше ее звали Стефани Харпер.
    Но Стефани Харпер больше не было. Ее муж хотел, чтобы она умерла, и убил ее. Сотрясаясь от рыданий, она осознала себя как женщину без лица, без имени, без прошлого. Все это он у нее отнял. Теперь она была никем и ничем.
    Вместе с нахлынувшими воспоминаниями в ее голове горькой иронией вновь прозвучали слова Дейва: "Ты была спасена для чего-то. Или для кого-то." - "Спасена? Для мужа, который был виновником ее беды?" - Она гневно улыбнулась, и ее исковерканное лицо горестно сморщилось. - "Что ж, возможности сделать вторую попытку он не получит. Спасена? Для чего? И зачем только судьба вырвала ее из лап смерти, которая сейчас была бы куда более желанна, чем это невыразимое страдание!"
    В приступе отвращения она сорвала с пальца обручальное кольцо и вышвырнула его на дорогу.
    "Почему? Почему? Почему? - то и дело повторяла она про себя, сидя в кабине трейлера, где ее час за часом, не переставая, терзали мучительная боль и жаркий гнев. - Почему, Грег? Ведь я так тебя любила, как никакая другая женщина тебя никогда не полюбит! Почему же я потеряла твою любовь? Почему ты хотел, чтобы я умерла? Почему ты меня так ненавидел? - Она все глубже погружалась в пучину горя и ярости, пока, наконец, достигнув самого дна, не нашла спасительную ниточку, ухватившись за которую, она постепенно стала приходить в себя. - Ведь для чего-то я спасена, - подумала она исступленно. - Ведь и Дейв говорил об этом. Должно быть, именно для того, чтобы узнать, почему. Ну хорошо, а что же дальше? - Ответ не заставил себя ждать:
    - месть! Я ему отомщу. - Она стала мысленно перебирать возможные формы мести. Однако голова ее оставалась ясной и холодной. Она подумала было о том, чтобы передать его в руки полиции, но тотчас же отказалась от этой идеи. Этого будет недостаточно, - подумала она. - Ведь в этом случае я никогда не смогу узнать, почему. А я должна узнать. И я обязательно узнаю".
    Женщина, которая вышла из автомобиля в Дарвине, шаталась от слабости, как после долгой болезни, и чувствовала себя так, как будто у нее был обнажен каждый нерв. Однако внутри себя она ощущала стальной стержень: у нее теперь была цель, и осознание этой цели дало ей силу, которая должна помочь ей пройти через любые испытания. Она отчаянно нуждалась в этой силе, потому что это было единственное, что у нее оставалось. Но она знала, что для нее этого будет вполне достаточно. Ее первым испытанием было обращение опалов Дейва в наличность. Она заставила себя поочередно обойти все бывшие армейские казармы, где в Дарвине размещались торговцы драгоценными камнями и ювелиры, чтобы как следует прицениться, выдерживая при этом любопытные взгляды и бесцеремонные вопросы и отражая попытки сбить цену. К концу дня ее замутило от переутомления. В мастерской ювелира, на котором она в конце концов остановила свой выбор, ее охватил приступ паники, и она выбежала на свежий воздух. Встревоженный ювелир бросился за ней вдогонку.
    - Эй, мадам! - крикнул он. - Не убегайте, не получив деньги. Очень уж хорошие у вас камушки. С вами все в порядке?
    Она отказалась от его предложения помочь, взяла деньги и убежала прочь, чувствуя, что силы ее вот-вот оставят. Однако результаты превзошли ее самые фантастические ожидания. Она ступила на территорию квартала ювелиров бродяжкой, не имеющей ни цента за душой, а вышла оттуда обладательницей такой суммы денег, которой ей хватит на все что угодно. Я снова готова открыть свое дело, подумала она. Свое собственное дело. Дело Тары Уэллс.
    Она без промедления отправилась в самый лучший отель, где всякие подозрения, возникшие было при виде странной женщины в выцветшем немодном платье с чужого плеча, тотчас же развеялись, когда она уплатила вперед за самый дорогой номер и стала раздавать щедрые чаевые. Уединившись в своем номере, Тара отправила посыльных во все магазины модной одежды, и, как только разнесся слух о том, что в город приехала богатая эксцентричная дама, каждый поспешил ей угодить. И все же примерка новой одежды была ей не в радость. Получив наконец возможность взглянуть на себя в большое зеркало, она впервые в полной мере пережила весь ужас своего уродства. И в первый раз за все время с того дня, когда она увидела свое отражение в бочке с водой возле хижины Дейва, она проплакала в подушку несколько часов кряду, целиком отдавшись своему горю и оплакивая не только свое изуродованное лицо и тело, но и потерю самой себя, той, прошлой.
    Вволю наплакавшись, она стала успокаиваться, и теперь ею руководил один лишь гнев. Он пробудил в ней такую целеустремленность, какой она никогда прежде не знала. Не сходя с кровати, она обзвонила больницы и врачей по всей Австралии в поисках специалиста по пластической хирургии, который помог бы ей сделать первый шаг в новой жизни. Одно имя ей называли чаще других. Вот почему она была сейчас на пути в Таунсвилл, чтобы оттуда отправиться в сторону Большого Барьерного Рифа. Там, на острове Орфей, находился человек, которому предстояло вернуть ей нормальный облик.

***

    "Холостяцкая жизнь имеет свои прелести, - думал Грег Марсден, валяясь на просторной кровати Макса Харпера в сиднейском особняке Харперов. - Нет нужды вставать в такую рань и угождать кому-то, кроме самого себя. Когда же он решит подняться, то не спеша примет душ, а Мейти принесет ему завтрак. Не так уж плохо", - подумал он.
    Но, с другой стороны, и ничего хорошего. Ибо он был не холостяком, а мужем, недавно лишившимся жены, и толком не представлял себе, сколько еще времени ему предстояло играть роль убитого горем вдовца. Как он и ожидал, газеты и телевидение разнесли страшную историю, приключившуюся со Стефани, по всему миру, и с того самого момента, когда они покинули лагерь и вернулись к цивилизации, за ним непрестанно охотились репортеры, фотографы и киносъемочные группы. Ему удалось под предлогом глубокого горя отвертеться от всевозможных интервью. Что еще важнее, он убедил враждебно к нему настроенного Филипа в необходимости оградить Джилли от любых ненужных стрессов и знал, что в своем большом особняке на Хантерс-Хилл она была надежно укрыта от назойливых газетчиков. Наконец, поскольку он по собственному опыту знал, что прессу нужно чем-то подкармливать, чтобы она была довольна, он передал семейный альбом Стефани и все свои свадебные фотографии одному агентству, которому удалось выручить кругленькую сумму за каждый снимок. Так что пока все шло весьма неплохо.
    Однако Грегу все еще нужно было держаться очень осторожно, потому что при его характере всякие ограничения выводили его из себя. Он был уверен, что ни один человек не знает о нем и Джилли, и не было никаких причин для того, чтобы об их связи стало известно.
    Сразу после происшествия Джилли совершенно раскисла, однако, ему удалось привести ее в чувство. По правде говоря, пережитое ею потрясение обострило ее влечение к нему, и он намеренно рисковал, приходя каждую ночь к ней в палатку, чтобы еще и еще раз испытать на себе силу ее страсти, даже когда в лагере появился Билл Мак-мастер. Его безрассудство одновременно и возмущало, и завораживало ее. Она целиком, и телом и душой, принадлежала ему.
    Вслед за этой мыслью он почувствовал знакомый прилив возбуждения. "Неплохо было бы, если бы она сейчас оказалась здесь. - Он мысленно представил себе ее тело, ее руки, ее язык... Вздрогнув, он одернул себя. - Так не годится, приятель, - сказал он себе с упреком, - неужели ты хочешь все вот это потерять из-за какой-то бабы? Даже если эта баба - Джилли, лучше которой у него до сих пор никого не было". - Он вспомнил, как он вернулся в особняк Харперов и какую тихую войну ему пришлось выдержать, чтобы утвердиться в глазах Мейти и прочей домашней прислуги, настолько преданной своей хозяйке, что теперь, казалось, даже воздух, которым он дышал, был насквозь пронизан их молчаливыми упреками. И все-таки он с ними справился. Теперь они стали совсем ручными. Даже ее дети терпели его присутствие.
    И потом был еще один момент, который адвокаты красиво именовали "наследственным имуществом Харперов". Перейти во владение наследством было невозможно до тех пор, пока не будет найдено тело Стефани. При мысли об этом Грег раздраженно нахмурился. Он не сомневался в том, что она мертва. Перед его глазами вновь встала картина того, как на нее медленно наваливалась смерть, когда крокодил в последний раз утащил ее под воду. Он видел, как закатились ее глаза, так что стали видны одни белки, а окровавленный рот испустил последний вздох, отчего по воде пошли пузыри. Он еще очень долго караулил то место, но ни Стефани, ни крокодил больше не появились на поверхности. Он знал, что ее тело, должно быть, застряло где-то в корнях одного из деревьев, которые во множестве росли по берегам лагун. Сейчас было бы очень кстати, если бы оно всплыло и его доставили бы домой для пышных похорон. Но ничего. Все доходы Стефани теперь стекались к нему: Стефани ведь оформила их совместное владение всем имуществом. Кроме того, у него были и собственные средства, которые полагались ему как члену правления "Харпер майнинг". У него был дом, была яхта, была прислуга. И у него была свобода. Начнем с шикарного завтрака, решил он. А с сексом можно подождать. С этим он как-нибудь разберется. "Ну, кто на новенького? - подумал он с довольной ухмылкой. - Подача моя".
    Маленький катер осторожно выползал из оживленного таунсвиллского порта. Тара, стоявшая на палубе наедине со своими мыслями, почти не замечала красоты открывавшегося перед ней вида. Во время перелета на юго-восток из Дарвина в Квинсленд она настолько углубилась в размышления о своих планах, что даже ни разу не взглянула через иллюминатор на территорию, над которой пролетал самолет. Среди всех штатов Австралии, каждый из которых по-своему красив, только в Квинсленде можно увидеть одно из величайших природных чудес света. Множество людей приезжает сюда отовсюду, чтобы полюбоваться потрясающим великолепием Большого Барьерного Рифа. Но Тара Уэллс была занята совершенно иными вещами.
    И все же, когда они стали приближаться к Орфееву острову, он невольно привлек к себе ее внимание. Остров, казалось, плыл по аквамариновому морю, и его невысокие, покрытые пальмами холмы, сияющие белые пляжи и приветливая группка бунгало нежились под яркими лучами тропического солнца. Из большого здания в центре жилого комплекса вышла дородная женщина в ярком гавайском платье "му-му" и направилась к причалу. В руке она держала пестрый зонтик для защиты новоприбывшей пациентки от солнца. Когда катер подошел к причалу, она помогла Таре сойти на берег.
    - Добро пожаловать в клинику Маршалла!
    Тара увидела перед собой энергичную женщину лет пятидесяти с небольшим, по-матерински уютную, с широкой дружелюбной улыбкой. Не обращая внимания на молчание Тары, она без умолку болтала:
    - Какой нынче замечательный день, правда? Я бы сегодня ни за какие деньги не согласилась помереть, хотя деньги мне ой как бы пригодились. Я - Элизабет Мейсон, хотя меня называют просто Лиззи. А вы - Тара, верно?
    - Да.
    - Это весь ваш багаж? Давайте-ка его сюда, Лиззи без усилия подняла чемоданчик Тары, и они вместе зашагали по причалу в сторону главного здания.
    - Доктор Маршалл сейчас ведет прием, а то бы он сам вышел вас встречать. Но я состою у него в штате, этакая каждой бочке затычка. А как вы к нам попали? Где вы узнали о нашей клинике?
    - Да так, - неопределенно сказала Тара, - прочитала о вас в журнале.
    Она сделала глубокий вдох.
    - Я приехала сюда, потому что, если не ошибаюсь, вы специализируетесь на... восстановительной хирургии.
    - Это точно, - весело сказала Лиззи. - Доктор Маршалл, пожалуй, лучший специалист по пластической хирургии во всей стране. Пока учился в медицинском колледже, ночами подрабатывал. А затем померла какая-то его родственница - тетка, что ли, - и оставила ему в наследство кучу денег. Конечно, он мог бы на все плюнуть и жить в свое удовольствие. А он вместо этого открыл вот эту клинику. Лечит аборигенов, которые к нему обращаются, за бесплатно. Он никогда на этот счет не распространяется, но такой вот он человек.
    Живость Лиззи и очевидная радость, которую она получала от работы, тронули какую-то струнку глубоко в душе Тары, и она почувствовала, как сама начинает оживать и возвращаться к реальности.
    - Вот ваш дом, - сказала Лиззи, останавливаясь перед небольшим бунгало и открывая дверь.
    Внутри была прекрасная маленькая гостиная, просто, но элегантно отделанная в серо-голубых тонах и обставленная изящной бамбуковой мебелью, превосходно гармонировавшей с природой пальмового острова. Позади гостиной располагались спальня и ванная комната. Это был идеальный домик на одного. Тара почувствовала необъяснимое облегчение.
    - Вам здесь будет хорошо, - с уверенностью сказала Лиззи. - Кровати здесь очень удобные, кругом тишина и покой, и вы можете делать что хотите.
    Она снова вывела Тару из домика и показала на другой конец газона, где поблескивал плавательный бассейн, укрытый от солнца высокими покачивающимися на ветру пальмами. Пациенты лежали в шезлонгах или осторожно шагали взад и вперед, как будто упражнялись в ходьбе. Кто-то был занят беседой, а кто-то плескался или плавал в бассейне - одни уверенно, другие не очень. Кое-кто был весь в бинтах, а те, кто недавно перенес операцию, носили широкополые шляпы и держались в тени, пряча нежную кожу от солнца. У всех были шрамы, а у некоторых бедняг недоставало пальцев и даже рук или ног либо были какие-то другие увечья. " Просто собрание уродцев, - с горечью подумала Тара, - ну прямо-таки курорт для калек. Боже, только бы мне когда-нибудь выбраться отсюда..."
    - Не беспокойтесь, дорогуша, - обратилась к ней Лиззи, понимающе глядя на нее. - Не надо за них переживать: сами-то они не слишком переживают. А уезжают отсюда все с улыбками. Уж доктор Маршалл как следует старается на этот счет.
    Доктор без промедления занялся своей новой пациенткой. Тара почувствовала непривычную робость, когда пришла Лиззи, чтобы отвести ее на первый осмотр. Однако ее страх несколько приутих при виде высокого мужчины с добрым лицом, ожидавшего ее во врачебном кабинете в главном здании клиники, Чувствуя, как она напугана, он не стал пытаться занять ее пустым разговором, а сразу приступил к тщательному обследованию рубцов на ее лице и теле под сильной лупой, делая записи по ходу осмотра.
    Наконец он откинулся назад и посмотрел на нее своими добрыми карими глазами:
    - И что же это был за несчастный случай, в котором вы так пострадали?
    Тара заколебалась.
    - Я знаю, мисс Уэллс, что вам, должно быть, трудно говорить, учитывая повреждения, нанесенные вашим голосовым связкам... Но мне действительно необходимо задать вам эти вопросы.
    - Это была автомобильная катастрофа. Столкновение.
    - А как давно это было?
    - Шесть недель тому назад.
    Доктор был уверен, что она говорит не правду. Он наклонился над пациенткой, неподвижно лежавшей на кушетке:
    - Не могли бы вы поподробнее рассказать мне об этом вашем... несчастном случае?
    - Один старик... Мой друг... Он кое-что знает о травяных снадобьях аборигенов... Он лечил меня пастой, сделанной из цветов и глины...
    - Да, да. Мы пользуемся здесь кое-какими из этих средств. Что ж, ваш друг, судя по всему, знает что делает. У вас был серьезный перелом челюсти, но сейчас все прекрасно срослось.
    Тара нетерпеливо сказала:
    - Доктор Маршалл, я хочу снова обрести человеческий облик. Вы можете мне в этом помочь?
    - Мисс Уэллс, ваши раны обширны, глубоки и... весьма необычны. Вам потребуется несколько операций - восстановительных и косметических. К моему величайшему сожалению, вам придется пережить боль, очень сильную боль, а затем какое-то время - крайнее неудобство.
    - Я не боюсь боли! - горячо воскликнула Тара. Доктор невозмутимо продолжал:
    - И еще одно. Я не смогу приступить к операции до тех пор, пока не размягчится ткань рубцов. На это может уйти несколько недель.
    - Это не страшно, - беспечно сказала Тара. - Денег у меня достаточно, а ехать мне все равно больше некуда.
    - Деньги здесь у нас - далеко не самое главное. - Тара пропустила мимо ушей его мягкий упрек, и он продолжал тихим голосом:
    - Но, конечно, то, что вы отдохнете и наберетесь сил после несчастного случая, во время которого ваш организм перенес такую серьезную травму, пойдет вам только на пользу. А теперь ближе к делу: у вас есть с собой какая-нибудь из ваших последних фотографий? Желательно такая, которая была бы сделана совсем незадолго до несчастного случая.
    Она вспомнила день свадьбы, и глаза ее внезапно заполнились горячими слезами. Стиснув зубы, она взяла себя в руки:
    - Нет, фотографий у меня нет. В любом случае, - снова задрожав от волнения, она заговорила о том, что она для себя решила, когда лежала на кровати в отеле в Таунсвилле, - мне нужно не просто избавиться от этих шрамов. Мне нужно новое лицо, новая я. Я хочу уехать отсюда совершенно другой женщиной!

***

    Дни на Орфее шли за днями, но целеустремленность Тары не знала отдыха, чего нельзя было сказать о ее израненном теле и измученной душе. Здесь в удивительной тиши почти девственного тропического острова каждый день был столь же великолепен, как и в незапамятные времена далекой древности, а ночь опускалась на него подобно синему шатру, усыпанному мириадами мерцающих золотых звезд. Все дышало свежестью, чистотой и целомудрием. Она чувствовала себя, как Ева в раю, которая начинает все сначала, представляя себе, однако, всю глубину коварства змея-искусителя.
    В немалой степени атмосферой мира и спокойствия Орфеев остров был обязан своему доброму гению - доктору Маршаллу. Узнав его поближе, Тара убедилась в том, что забота и внимание к окружающим были для него не просто проявлением врачебного такта, а частью его натуры, следствием глубокого сочувствия ко всем страждущим, которые обращались к нему за помощью. Причем, он отдавал свои силы не просто оказанию медицинской помощи, а созданию целительной среды. И он всегда был готов предложить своим пациентам человеческое, а не холодное профессиональное общение. Однажды Тара столкнулась с ним, когда он вытаскивал свою маленькую шлюпку на отлогий берег, вернувшись с рыбной ловли.
    - Вы не подержите этот канат? - обратился он к ней. - Не могли бы вы привязать его вон к тому бревну? Вот замечательно, спасибо вам большое.
    Тара молча пошла дальше.
    - Эй, постойте, - крикнул он, закрепляя шлюпку, - подите сюда.
    Она неохотно подошла к нему. Он покопался на дне лодки и с гордым видом вытащил оттуда две большие рыбины.
    - Как вы думаете, неплохо для двух часов работы? А вы рыбачите?
    - Нет.
    - Здесь рыбалка имеет практическое значение, - продолжал он весело. - Помогает сократить расходы на питание.
    Он показал рукой вокруг себя.
    - А что вы думаете об Орфее?
    Тара огляделась вокруг. В голове ее было пусто. Она давно уже не принимала участия в обычном разговоре.
    - Здесь... мило.
    - Вы знаете, этот остров обладает естественной целебной силой. Я очень горжусь этим своим раем в миниатюре. Это идеальное место для лечения, особенно таких пациентов, как мои.
    Тара ничего не сказала в ответ.
    - Вы любите море? - спросил он. - Где вы родились?
    - Далеко от моря, в сельской глуши.
    - Завидую. Я вырос в городе. А что у вас за семья?
    - У меня никого нет.
    Он рассмеялся:
    - Не очень-то вы любите рассказывать о себе. Негодование придало ей красноречия, хотя из-за ран на горле ей все еще было больно говорить:
    - Доктор Маршалл, насколько я понимаю, вы гарантируете своим пациентам невмешательство в их личную жизнь!
    Он улыбнулся:
    - Ну хорошо. Только, если я пообещаю не задавать вам больше никаких наводящих вопросов, вам придется перестать называть меня "доктор Маршалл". Меня зовут Дэн. Договорились?
    "Дэн". - Она несколько раз повторила про себя это имя. Оно очень шло стоявшему перед ней покладистому улыбчивому человеку в шортах, майке и потрепанной панаме, от худощавого загорелого тела которого пахло морем. Она пошевелила пальцами своих босых ног, зарывая их в горячий белый песок, и немного смягчилась.
    - Хорошо, Дэн, - сказала она.
    Позже, вечером, Дэн вспомнил, как она это произнесла и как она боролась с собой, не зная, продолжать ли ей дальше прятаться за глухой стеной, которой она себя окружила. "Что же с ней произошло, из-за чего она стала такой недоверчивой?" - подумал он. Будучи очень чутким к любым проявлениям боли и страданий, он почувствовал, что в душе Тары таится боль куда более сильная, чем ему приходилось встречать до этих пор. "Что же ей довелось пережить? Сейчас предстояло прежде всего привести в нормальное состояние ее тело при помощи диеты, лечебной гимнастики и плавания по специально разработанной программе, а также переделать ее лицо. Приближался срок первой из целой серии операций. Как же важно, чтобы она прошла успешно! От этого зависит так много, в том числе даже нормальное состояние ее психики". - Дэн со вздохом вернулся к изучению рентгеновских снимков черепа Тары. Вокруг него лежали эскизы трех или четырех различных вариантов лица для его таинственной пациентки, а рядом - гипсовый слепок ее лица в нынешнем виде. Он решил, что, в сущности, не имеет значения, какое из этих лиц она в конце концов получит: любое из них лучше, чем то, что у нее есть сейчас.
    Тара в своем маленьком домике неподалеку от главного здания тоже засиделась допоздна. Она старательно делала вырезки из кипы журналов и газет и наклеивала их в альбом. Лицо ее при этом было жестким и суровым, как будто высеченным из гранита.
    На столе перед ней лежали фотографии и статьи - все на одну и ту же тему. "ТРАГИЧЕСКИЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ БОГАТОЙ НАСЛЕДНИЦЫ", - кричали заголовки. - "ЖИТЕЛЬНИЦА СИДНЕЯ ИСЧЕЗЛА ПОСЛЕ НАПАДЕНИЯ КРОКОДИЛА". - "Вскоре после свадьбы года, - рассказывалось в статьях, - Стефани Харпер, самая богатая женщина в Австралии..." Все заметки сопровождались фотографиями свадьбы, Грега и поисков на крокодильих болотах. Но были среди них и другие фотографии, на которых она была изображена ребенком, толстой и некрасивой девочкой-подростком и девушкой, скачущей в Эдеме верхом на Кинге. Грег продал ее семейные фотографии. Что ж, она теперь вела строгий учет всех фактов.
    Начала она вести такой учет после того, как в каком-то журнале, случайно попавшем ей в руки в Таунсвилле, она наткнулась на заметку о себе. Теперь это помогало ей осмыслить происшедшее и быть в курсе последних событий. В альбоме с вырезками было кое-что еще, служившее для нее своего рода спасательным кругом. Выражение ее лица изменилось, когда она открыла страницы со снимками Сары и Денниса и принялась их внимательно разглядывать. "Поймут ли дети, - думала она, - что их мать больна и вынуждена жить вдали от них до тех пор, пока ей не станет лучше? Более того, что их мать не сможет вновь вернуться в их жизнь, пока не перестанет быть той слабой и глупой женщиной, которая позволила, чтобы с ней произошла такая ужасная вещь?" - В отчаянии от того, что дети могут не понять ее, она часто мысленно беседовала с ними: "Дорогие мои, я должна научиться быть настоящей личностью - не дочерью Макса, не чьей-то женой и даже не вашей матерью, а самой собой. Впервые в жизни я не ищу опоры в мужчине. Я учусь ходить самостоятельно. Вы заслуживаете лучшего, нежели получить калеку с изувеченной душой вместо матери. Я не могу вернуться домой до тех пор, пока не научусь как следует ходить. Вы меня понимаете?"
    Глаза ее наполнились слезами, и она позволила им свободно стекать по щекам, позволила себе разрыдаться, чтобы дать облегчение своей истерзанной душе. Как же она по ним соскучилась! Она уткнулась лицом в подушку и вдоволь наревелась. На душе ее стало светло и покойно, и тогда она убрала альбом и улеглась в постель. Ночью она мирно спала, и впервые со времени своего несчастья не видела во сне Грега. Вместо этого над ней склонилось красивое худощавое лицо с добрыми карими глазами и добродушной улыбкой и спросило ее, не хочет ли она отправиться с ним порыбачить.

***

    По всеобщему признанию, Хантерс-Хилл был весьма привлекательным районом весьма привлекательного города Сиднея. Его красивые старинные особняки из песчаника, украшенные кружевными чугунными решетками, его обсаженные деревьями проспекты и участки с личными теннисными кортами и плавательными бассейнами были предметом восхищения и зависти сиднейцев победнее. Однако для Джилли Стюарт, скрывающейся сейчас в большом особняке, где она жила вдвоем с Филипом, ее дом был тюрьмой. Нет, никто не держал ее здесь против воли. Напротив, она была абсолютно вольна распоряжаться собой. После ее возвращения из Эдема Филип, который всегда был человеком занятым, был занят еще больше, как будто нарочно предоставив ей возможность делать все, что она пожелает. Между ними не прозвучало ни слова о гибели Стефани. Но у нес было такое ощущение, что он все знает. И она не могла винить его за то, что он держится от нее в стороне. Она все бы отдала, лишь бы уйти подальше от себя самой.
    После той ночи на реке Аллигаторов Джилли жила в безумном мире, где ужасные приступы страха чередовались с дикими ощущениями радостного подъема. Она не хотела убийства Стефани. Она знала, что до самого смертного часа будет помнить последний умоляющий взгляд Стефани, перед тем как крокодил утащил ее под воду, и слышать ее отчаянный крик: "Джилли! Помоги!" Она знала это, потому что слышала этот крик каждую ночь, когда позволяла себе наконец заснуть, погружаясь в яркий цветной кошмарный сон.
    Но она хотела, чтобы Стефани умерла. Она хотела этого уже очень давно, и именно это давнее желание избавиться от Стефани приковало ее к месту, именно поэтому она не смогла ничего сделать до того момента, когда было уже слишком поздно. Сейчас это было еще и из-за Грега, из-за ее страсти к нему, которая стала для нее наваждением. "Как же это ужасно, когда становишься одержимой каким-то одним мужчиной", - простонала она. До появления Грега она вполне могла сочувствовать Стефани по поводу ее неудачных браков - Стефани, которая при всех своих деньгах дважды нарывалась не на мужчин, а на сплошное недоразумение, тогда как ее Филип был не только привлекательным мужчиной с незаурядной внешностью, но и человеком, к тому же обреченным навсегда остаться однолюбом. "Бедная Стефани, - не раз говорила она покровительственным тоном их общим подругам, - она же совершенно не умеет выбирать мужчин". И вдруг все изменилось. Стефани нашла себе именно того одного-единственного мужчину,
который был родственной душой Джилли, а вовсе не ее. Говорят, что в каждом из нас живет ребенок. Ребенок, что жил в душе Джилли, заныл: это нечестно, это несправедливо!
    А разве было справедливо все остальное? Харперы всегда получали, что хотели. Обратившись к истокам своей горечи, Джилли подумала об отце, который покончил с собой после того, как у него сорвалась сделка с Максом Харпером. Она сорвалась только для него, а Макс тогда получил изрядный куш. С этого и началась ее дружба со Стефани. Стефани, которая была постарше, благородная и сердечная в противоположность своему безжалостному и холодному отцу, приняла осиротевшую Джилли под свое крыло и с тех пор искренне ее любила. Для Джилли, однако, ее дружба со Стефани носила более сложный характер: была тут и любовь, но в глубине ее души всегда жила ледяная ненависть к Стефани, а ближе к поверхности - зависть. Она завидовала ее деньгам, ее свободе, а теперь - и тому, какого мужа она себе отхватила.
    " Грег". - Джилли поежилась. Совсем по-детски она механически повторила про себя то, что заставил ее вызубрить Грег, когда пришел к ней в палатку, в ту долгую ночь после исчезновения Стефани:
    - Это был несчастный случай. Верно? Верно?!
    - Да.
    - Умница. Хорошенько это запомни.
    - Это был несчастный случай.
    - Не забудь об этом на следствии, крошка. И еще одна вещь.
    - Какая?
    - Теперь мы с тобой остались вдвоем, как и хотели. Договорились?
    - Ох, Грег...
    - Ш-ш-ш, крошка. Помни одно: все уже позади. А теперь выпей.
    И рыдая и все проклиная, вне себя от дикого желания и одиночества, Джилли приникла к бутылке.

0

7

Глава седьмая

    - Подходит время нашей операции. Вы готовы?
    Тара наслаждалась еженедельным сеансом массажа, который ей делала Лиззи, чувствуя, как под добрыми руками массажистки сходит напряжение со всех ее мышц. Эта высокая тихая женщина, которая, несмотря на обширные повреждения и очевидные страдания, ни разу даже не застонала, сделалась любимицей Лиззи.
    - Не очень... Нет, не готова, - правдиво ответила Тара.
    Лиззи хохотнула:
    - В чем дело? Вы не доверяете Дэну?
    - Он очень хороший врач.
    - Он больше, чем врач. Он самый настоящий чудодей. Вы посмотрите на меня. Я была горькой пьяницей, когда познакомилась с ним. У меня к тому времени развалилась семья и я не вылезала из лечебниц. А он предложил мне работу. Да, Дэн Маршалл - замечательный парень.
    Продолжая вслух делиться своими мыслями, Лиззи принялась разминать поврежденное плечо Тары:
    - Знаете, однажды я его спросила, почему он никак не женится. Он сказал, что пару раз к этому шло, и в это нетрудно поверить: он ведь такой добрый и симпатичный. Но каждый раз дело расклеивалось из-за того образа жизни, который он ведет. Конечно, это место выглядит, почти что как шикарный курорт. Только ведь здесь кругом люди с серьезными проблемами, и на них уходит все его время. Ведь Дэн целиком отдает себя работе. Так что его жене пришлось бы приспосабливаться к его жизни.
    "Как и следовало бы поступить всякой хорошей жене, - подумала Тара, - Как и я сама пыталась поступить". - Она беспокойно заворочалась под руками Лиззи.
    - Я делаю вам больно? - тотчас же встревоженно спросила Лиззи.
    - Нет, нет, ничего, - прохрипела Тара. - Все в порядке.
    По правде говоря, Тара и в самом деле не была готова к операции в том смысле, что она не была уверена, сможет ли примириться с результатами, которые принесет ей эта операция. Физически же она была уже вполне в состоянии перенести операцию. Следуя тщательно разработанной Дэном программе, она занималась упражнениями, которые позволяли ей делать израненные рука и нога, старательно придерживалась диеты, состоящей из свежих фруктов, овощей и рыбы, и даже начала преодолевать в себе страх перед бассейном. Эта фобия дала в руки Дэну еще один ключ к отгадке тайны его пациентки, которая с каждым днем все больше занимала его мысли. Страх ее обнаружился, когда Лиззи уговорила Тару выйти из бунгало, где она в одиночестве проводила почти все свое время, и пойти к бассейну и понаблюдать за тем, как там преодолевает дистанцию другой пациент. Этот пациент - мальчик по имени Бен - потерял отца в страшной автомобильной катастрофе, которая стоила ему самому руки и одной ступни. Поэтому его мужественным попыткам проплыть дистанцию рукоплескали все обитатели острова. Однако Дэн заметил, что, когда Бен подплыл к краю бассейна и торжествующе шлепнул рукой по воде и брызги упали рядом с Тарой, она инстинктивно отпрянула с выражением ужаса на лице.
    - С вами все в порядке? - спросил он.
    В тот же момент она снова взяла себя в руки:
    - Абсолютно. Просто вода... действует мне на нервы.
    - Нам надо с этим что-то делать, - сказал он шутливо. - Плавание - важная часть нашей реабилитационной программы. Мы вам поможем.
    И они ей помогли. Начала она с того, что приучилась болтать ногами в прозрачной голубоватой воде на мелкой стороне бассейна, а теперь уже могла целиком погрузиться в воду, не поддаваясь при этом панике. Дэн обещал ей, что после всех своих операций она научится плавать.
    Не менее важны были и другие виды подготовки. Порывшись в специализированных каталогах, которые в достаточном количестве имелись в клинике, Тара заказала для себя парики и разнообразную косметику. С помощью косметолога, который раз в неделю приезжал на остров из Таунсвилла, чтобы проконсультировать пациентов, Тара вволю поэкспериментировала со своей внешностью, пока наконец не сумела объяснить Дэну, как именно она хотела бы выглядеть. Самое главное, она хотела стать как можно менее похожей на Стефани. Тем не менее Стефани продолжала преследовать ее, и это было ужасно. В частности, в одном из париков она оказалась просто вылитая Стефани. Она в ужасе стащила его с головы, как только увидела себя в зеркале. И все же потом она аккуратно его убрала, решив сохранить." Чтобы не забывать, кто я и какой я была", - подумала она.
    Вечером накануне первой операции Тара выскользнула из своего домика и отправилась прогуляться на другой конец острова, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Дойдя до берега, она села на камень и стала смотреть на простиравшееся за рифом Коралловое море. Перед ней в синей сапфировой воде сверкали отблески заходящего солнца. Позади нее на скалистых холмах паслись дикие козы и слабый ветерок лениво шевелил траву. Вокруг ее ног бесстрашно суетилась крошечная пурпурно-желтая птичка, и все дышало тишиной и покоем.
    - Не возражаете, если я составлю вам компанию? - прозвучал рядом с ней голос Дэна. - Лиззи мне сказала, что вы здесь.
    Он присел рядом с ней и внимательно посмотрел на нее добрым, серьезным взглядом. Его теплые карие глаза были полны участия. Волосы его взъерошил легкий ветерок.
    - Завтра большой день, - заговорил он. - Я вот что хотел сказать напоследок. Я всегда был откровенным со своими пациентами. Что же касается вас, по-моему, это особенно важно. Вы знаете, после того как мы начнем вас оперировать, пути назад уже не будет. И нет никаких гарантий полного успеха. Я не умею творить чудеса, хотя Лиззи и говорит всем, что я чудодей.
    Он замолчал.
    - Да, конечно, Дэн. Я понимаю.
    Он мягко взял ее руку и подержал в своих ладонях. Тара почувствовала обнадеживающее пожатие его мускулистых, энергичных рук и ощутила прилив сил:
    - Все в порядке, Дэн, правда. Я готова.

***

    На следующий день в операционной члены бригады Дэна, привыкшие выполнять вместе с ним трудные операции, работая при этом с предельной четкостью, заметили, что нервы его непривычно напряжены. Напряжение это проявлялось в том, что он несколько раз повторил указания, которые уже были выполнены, и с пристрастием допрашивал своего злополучного ассистента:
    - А голову ей обрили? Хорошо, хорошо. Итак, вы знаете, что, если повреждение ее рта связано с разрывом мышцы, мы можем привести его в порядок. А если поврежден нерв, доктор, что тогда?
    - Тогда все, сэр, - без задержки ответил молодой ассистент, довольный тем, что вопрос был достаточно простым.
    Дэн между тем продолжал:
    - Точно так же свободному действию голосового аппарата, возможно, препятствуют только рубцовые образования на горле. Но если поврежден сам голосовой аппарат...
    - Тогда опять-таки все, сэр!
    - Да перестаньте вы твердить "тогда все", - раздраженно сказал Дэн.
    - Хорошо, сэр.
    - Давайте начинать. Лучше уж поскорее узнать, не ожидает ли нас самое худшее.
    Пессимизм Дэна, однако, не получил подтверждения. К его великому облегчению, изуродованные участки на лице и теле Тары представляли собой главным образом толстые рубцы, вызванные глубокими ранами. С растущим оптимизмом он стал делать тонкие, точные разрезы, аккуратно исправляя повреждения, и вокруг него как хорошо отлаженная машина молчаливо работала группа его помощников в зеленых халатах. Поврежденное веко и повернутый вниз уголок ее губ потребовали от него собрать все свое умение и до предела сосредоточить внимание. В конце дня, когда он наконец снял резиновые перчатки с рук, они начали дрожать от усталости.
    Такого никогда еще с ним не бывало за все годы его работы хирургом. Несколько часов спустя, освежившись под душем и отдохнув, Дэн все еще продолжал размышлять о том, что же это могло значить. Разгадка была проста: эта пациентка была для него важнее остальных. А он по-прежнему ничего не знал о ней! Поддавшись внезапному порыву, он поднял телефонную трубку:
    - Алло, говорит доктор Маршалл из клиники на Орфеевом острове. Я хотел бы поговорить с сержантом Джонсоном.
    Во время последовавшей за этим паузы Дэн слышал в ночной тишине биение собственного сердца.
    - Алло, Сэм! Говорит Маршалл, Дэн Маршалл. Не могли бы вы проверить для меня, не числится ли один человек у вас в розыске? Нет, не из числа моих друзей. Это одна моя пациентка. У нее временная амнезия - потеря памяти... Да. конечно - рост примерно пять футов восемь дюймов, вес сто тридцать фунтов, шатенка с голубыми глазами...
    Позже, во время вечернего обхода, он еще раз проверил ее данные. "Кто вы? - молча спросил он лежавшее без сознания забинтованное тело. - И известно ли это вам самой, Тара?"

***

    Грег Марсден не испытывал никаких сомнений, выезжая на автостраду, ведущую из города в сторону Хан-терс-Хилл. Он был уверен, что вел себя достаточно умно и осторожно. По прошествии такого срока светский визит в дом лучшей подруги жены с целью узнать, как она себя чувствует, не должен вызвать никаких пересудов. Какая жалость, что Филип опять уехал в Нью-Йорк и он его не застанет дома. Грег усмехнулся. Он вовсю гнал свой "роллс-ройс", чтобы поскорее проехать унылые пригороды Сиднея, пока не подъехал к огромному пролету моста Глэйдсвилл, изящно перекинутого через реку Парраматта. Дальше дорога пролегала через зеленый район, и ехать по ней было сплошное удовольствие. Он свернул налево с автострады, затем повернул направо, переехал через мост и через мгновение был на месте.
    - Боже мой! Грег!
    Джилли вылетела из дома, как только со стороны подъездной аллеи послышался шум машины.
    - Эй, детка! Дай мне хотя бы выключить двигатель.
    - Ох, Грег, как же я по тебе соскучилась! Я ведь просто сходила с ума в полном одиночестве!
    Грег посмотрел на нее. В ее облике в самом деле была какая-то сумасшедшинка. Ее кошачье лицо в форме сердечка раскраснелось, а зрачки широко распахнутых желтых кошачьих глаз расширились. Грегу этот легкий налет безумия показался очень привлекательным. Им стало овладевать возбуждение. Он огляделся вокруг. Большой старый дом был целиком в тени вековых деревьев, и их здесь никто не мог видеть. Он протянул к ней руку и провел тыльной стороной ладони по ее груди, а затем взял ее за талию и притянул к себе, прижавшись телом к мягкой плоти над ее бедрами. Она почувствовала, как он возбужден, и едва не зарыдала от охватившего ее желания.
    - С возвращением тебя, детка, - сказал он. - Пойдем в дом.

***

    Первая серия операций, сделанных Таре Уэллс, несомненно оказалась успешной. Дэн позволил себе насладиться чувством профессиональной гордости и удовлетворения. Однако эти операции пока носили в основном пробный характер и представляли собой то, что Дэн про себя называл "расчисткой почвы". Настоящая работа - создание нового лица - была еще впереди. Он знал, что для пациента это было самой худшей стадией, когда предстоит перенести всю боль повторных операций, а результатов пока никаких не видно. В волшебном климате Орфея раны заживали быстро, но из-за жары неудобства, связанные с необходимостью терпеть на себе огромное количество бинтов, переносились особенно тяжело. Хотя Дэн привык иметь дело с людьми, способными не моргнув глазом выносить тяжелые удары судьбы, стоицизм Тары произвел на него чрезвычайно глубокое впечатление.
    - Болит? - спросил он ее как-то после осмотра. Не в силах говорить, она махнула рукой:
    - Да так, не очень.
    - Ну уж не скажите. Здесь должно быть чертовски больно.
    Она не шевельнулась.
    - Что же, мы что-нибудь дадим вам, чтобы стало полегче. Очень важно, чтобы вы хорошо спали. Я скажу Лиззи, чтобы она принесла вам что-нибудь болеутоляющее.
    Отгороженная от внешнего мира сплошной белой стеной бинтов, Тара услышала озабоченность в его голосе. "Он неравнодушен ко мне", - подумала она, и в сердце ее проросло крошечное зернышко радости. Эта мысль была для нее в тысячу раз сильнее любого лекарства. Вскоре ей принесли болеутоляющее средство, но она от него отказалась.
    Началась вторая стадия операций. Теперь дни и ночи проходили для Тары в теплом тумане, где боль чередовалась с забытьем. Иногда ей снилось, что она снова в хижине Дейва, и она бормотала и плакала во сне. В такие моменты, просыпаясь, она частенько обнаруживала Дэна у своей постели читающим ее историю болезни или слушающим ее пульс, и его присутствие вселяло в нее спокойствие после увиденных во сне кошмаров. У него была привычка обходить всех своих пациентов в послеоперационный период в густом мраке тропической ночи, вооружившись лишь маленьким карманным фонариком, чтобы не разбудить спящих. Как-то так получалось, что во время этих обходов он всегда оставлял Тару напоследок, с тем чтобы подольше посидеть рядом с ней. В таких случаях она знала, что ее нынешняя боль - плата за то, что она обретала новое "я". Без этой боли она не смогла бы вырваться из кокона по имени Стефани Харпер. "Я становлюсь тем, кем хочу быть", - снова и снова яростно повторяла она. И каждый раз при этой мысли она ощущала в своей душе прилив гордости. "Кем я хочу быть. Новое лицо для женщины, начинающей новую жизнь. Держись. Только держись".
    Когда подошло время снимать бинты, Дэн начал нервничать ничуть не меньше самой Тары. Результаты оперативного лечения его не беспокоили. Операции были удачными, и заживление проходило успешно: за этим он следил самым тщательным образом. Его беспокоило то, какой окажется реакция Тары. Сейчас он в полной мере ощутил, как отчаянно ему хотелось, чтобы ей понравилась ее новая внешность. Она еще не видела себя, потому что после первой операции она постоянно была забинтована. Вечером накануне снятия бинтов он вывел ее на берег прогуляться. Перед ними в лучах заката расстилалось сине-фиолетовое море и прибой мягко набегал на их босые ноги. Дэн долго молчал.
    - Тара, завтра мы снимаем бинты, - сказал он наконец. - Я хочу, чтобы вы приготовились к шоку. Причем к чертовски сильному шоку. Она затаила дыхание.
    - Когда вы завтра утром в первый раз посмотритесь в зеркало, на вас оттуда посмотрят ваши глаза. Но это будет единственным, что вы узнаете. Они будут смотреть на вас с совершенно чужого лица.
    "С совершенно чужого лица..." - Эти слова продолжали звучать в ее ушах всю ночь. Следующим утром на рассвете она уже опять ходила по берегу, а вскоре к ее бунгало пришел Дэн.
    - Как вам спалось? - спросил он.
    - Не слишком хорошо.
    - Мне тоже, - сказал он резким тоном. - Давайте не будем откладывать дальше.
    Они вместе вошли в бунгало, и Тара, вся в напряжении, села в бамбуковое кресло и вцепилась в подлокотники. Дэн пододвинул к ней журнальный столик, выложил на него ножницы и, присев рядом, принялся за работу. Он разрезал наружный слой бинтов и слой за слоем снял вату и марлю. Тара сидела, крепко зажмурив глаза, но, когда ее лица коснулось его дыхание, она поняла, что повязка наконец снята. Она услышала голос Дэна, звучавший казалось, откуда-то издалека.
    - Имейте в виду, я не знаю, как вы выглядели до несчастного случая. Не знаю даже, какой у вас был голос. Я просто старался как можно точнее воплотить ваше представление о вашем новом "я".
    Тара услышала, как он откинулся назад и глубоко вздохнул.
    - Теперь можете посмотреть на себя.
    Она открыла глаза. Дэн держал перед ней зеркало. Всмотревшись в отражение, она была потрясена до глубины души, не в силах поверить своим глазам. Постепенно ею овладело чувство невероятного восторга. Лицо, которое она увидела в зеркале, было необыкновенно красивым. На нем не осталось и следа от опущенных вниз века и уголка рта и от уродливых шрамов. Но вместе с ними бесследно исчезло и лицо Стефани, выражение которого, как до нее теперь вдруг дошло, всегда было грустным и озабоченным. Исчезли все признаки тревоги и напряжения. На нее смотрела молодая женщина.
    Она медленно поднесла руки к лицу и осторожно пощупала нежную кожу вокруг глаз, где раньше были морщинки, выдававшие ее возраст. Они исчезли, и теперь она выглядела лет на десять моложе, чем ей было на самом деле.
    - Может быть... - неуверенно сказал Дэн, - может быть, если вам нравится то, что вы видите, вы просто кивнете?
    Тара подняла на него сияющие глаза и энергично закивала. Дэн восторженно рассмеялся и махнул кулаком, по-мальчишески выражая радость победы. Чувствуя необыкновенную легкость на душе, Тара Уэллс впервые улыбнулась. Затем она залилась слезами радости и бросилась в объятия Дэна. Не в силах выговорить ни слова, они долго еще просидели так, прижавшись друг к другу.
    Теперь для Тары началась настоящая программа реабилитации. Следующие несколько недель она все увереннее занималась гимнастикой, танцами и даже плаванием. Имея в своем распоряжении превосходный бассейн, расположенный почти у самой двери ее бунгало, а чуть подальше - спокойное, ленивое море, она научилась сначала чувствовать себя в воде спокойно, затем - получать удовольствие от погружения в воду и наконец полностью доверять себя воде. Ощущение физической свободы и безграничной радости, которое ей теперь приносило плавание, она раньше переживала только во время прогулок верхом. Ей нравилось чувствовать прикосновение теплых волн, с плеском окатывающих ее с головы до ног. В результате занятий плаванием и танцами движения ее стали грациозными и уверенными, а вместе с лишним весом, который она сбросила благодаря здоровой диете, она постепенно навсегда избавилась от последних следов неловкой, неуклюжей Стефани.
    Тара работала над собой и в уединении своего маленького бунгало. Она продолжала собирать вырезки с материалами о своем "происшествии", которые все еще продолжали появляться в печати под такими заголовками, как: "СМЕРТЬ БОГАТОЙ ЗОЛУШКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАЕТСЯ ТАЙНОЙ". Ее жажда мести ничуть не ослабела. Напротив, по мере выздоровления ее решимость отомстить становилась твердой и ясной, как алмаз. Однако теперь она использовала газеты и журналы, которые ежедневно доставлял ей утренний катер, для изучения новейших тенденций моды. "Женщина с новой внешностью должна полностью выглядеть по-новому", - радостно сказала она Лиззи. Поэтому она подолгу рассматривала фотографии с последними моделями одежды и рисовала эскизы, на которых примеряла к себе различные линии и расцветки в расчете на то время, когда придет пора покупать новую одежду. Впервые в жизни у нее появилась возможность заняться собой, что она теперь и делала с каждым днем все увереннее, полная желания наверстать все, что упустила в прошлые годы.

***

    Заседание правления "Харпер майнинг" проходило без особого успеха. Правда, значительного падения годовой прибыли не произошло. Разумеется, замечательной интуиции Стефани и ее делового чутья очень не хватало, однако убытки, вызванные ее отсутствием, были без труда компенсированы доходами многочисленных отделений могущественного концерна, созданного Максом Харпером. Беда была в другом.
    Билл Макмастер со своего места во главе огромного орехового стола посмотрел на источник проблем, как следует взял себя в руки и сделал еще одну попытку:
    - Хорошо, Грег. Возможно, мы недостаточно внимательно отнеслись к вашему предложению. Давайте выслушаем его еще раз.
    Грег бросил на него сердитый взгляд и презрительно оглядел сидевших за столом людей. Кучка бывших! Чертово старичье! Лицо его покраснело от ярости. Когда Стефани сделала его членом правления "Харпер майнинг", он решил, что это будет для него настоящей работой, а не просто синекурой. Жизнь доставляла ему возможность стать в будущем не просто стареющим отставным теннисистом, а чем-то более значительным. И он был готов обеими руками ухватиться за эту возможность. Он совершил то, что для него было огромным усилием, - всерьез занялся изучением всех многочисленных и разнообразных видов деятельности компании "Харпер майнинг", и хотя он так и не сумел разобраться в финансовой стороне дела, это его не остановило. "Пусть этим занимаются бухгалтеры, - решил он. - А он будет генератором идей". - Он и в самом деле был переполнен идеями. Каждую из них вежливо принимали и обсуждали люди в неброских костюмах, которые затем точно так же вежливо ее отклоняли. Аналогичная участь только что постигла самый последний замысел Грега.
    - Вы уже выслушали все, что вам нужно знать! - взорвался он. - Месторождения там только и ждут, чтобы их выкопали из земли. Никто другой за ними не охотится. Они могли бы стать нашими за какой-то пустяк. А вы тут сидите на своих задницах и ничего не делаете!
    - А вам не приходит в голову поинтересоваться, а почему наши конкуренты столь любезно дают нам полную возможность заняться этими месторождениями?
    Этот саркастический вопрос, заданный одним из сидевших за столом людей, выражал общее мнение участников заседания, явно настроенных против Грега.
    - Да, но технико-экономическое обоснование...
    - Да при чем тут технико-экономическое обоснование?! - не выдержал еще один член правления, - Скажи ему, Билл.
    - Уж не думаете ли вы, Грег, что мы до сих пор не уделяли этому никакого внимания? - начал Билл с мягкостью, которая сейчас никак не соответствовала его внутреннему состоянию. - Проблемы здесь не связаны ни с техникой, ни с транспортом, ни с издержками, ни с рабочей силой. Это - политическое минное поле, а транснациональные корпорации научились быть осторожными в таких случаях. Положение там настолько не стабильно, что в любой момент может произойти взрыв. А если осколки, которые останутся после такого взрыва, достанутся марксистскому правительству, то получится, что мы за свой счет создали для него горнодобывающую промышленность. Вы предлагаете нам поставить на карту капитал, оборудование и, самое главное, человеческие жизни ради какой-то авантюры...
    - А, идите вы ко всем чертям! - Грег поднялся и обвел всех сидящих за столом ненавидящим взглядом. - Ваша беда в том, что все вы - трупы от шеи и выше! Все вы вместе и хорошего плевка не стоите!
    И даже не оглянувшись, он вышел из зала заседаний.
    - Мэри, вычеркните, пожалуйста, последнее замечание из протокола, - невозмутимо произнес Билл. - Продолжим, господа.

***

    Некоторым и всей жизни не хватит на то, чтобы вдоволь насмотреться на волшебную красоту островов Большого Кораллового рифа и Кораллового моря. Впоследствии Тару не раз посещала мысль о том, что те несколько недель, которые она провела на острове после операций, набираясь сил и укрепляя в себе уверенность и решимость перед выходом в большой мир, были равнозначны для нее целой жизни. Впервые после своего приезда сюда она смогла в полной мере насладиться изумительной красотой высоких пальм, бело-золотистых пляжей и бесконечно сияющего доброго квинслендского солнца. Каждый день был для нее как сияющий, новенький подарок, и она проводила его, как ей вздумается, что могут себе позволить только по-настоящему счастливые люди.
    Вскоре она обнаружила, что во вновь обретенной ею радости жизни значительное место занимал некто Дэн Маршалл. Сама того не замечая, она привыкла каждый день высматривать его среди бунгало, прислушиваться к его шагам и ждать, когда на его лице появится эта особенная, неповторимая улыбка. Осознание всего пришло к ней безо всякого ощущения тревоги, потому что ее дружба с Дэном была столь же естественной, сердечной, непринужденной и ничего не требующей взамен, как и он сам. Он был прекрасным собеседником, а по окончании рабочего дня или в перерывах между операциями - к тому же и превосходным гидом по тропическому раю Орфея.
    Углубившись в беседу, они обследовали каждый уголок от отлогого берега на одном краю острова до такого же берега на другой его стороне. От прибрежной полосы раскидистых пальм они шли в глубь острова, к его сердцевине - скалистому обнажению, окруженному буйными зарослями сандаловых деревьев, ясеней, акаций и прочей растительности. На шоколадного цвета почве буйно росли древовидные папоротники, вековые мхи и пышные цветы. За их прогулкой яркими немигающими глазами наблюдали крошечные существа, воздух был наполнен ленивым, сонным жужжанием пчел, и вся природа, казалось, только и ждала, чтобы они насладились ее созерцанием.
    В такие минуты они походили на Адама и Еву до грехопадения. В спокойной и ясной атмосфере этого чистого зеленого острова Тара вновь обрела свою утраченную простодушность и веру в людей. Это был мир целомудрия. Дэн с удовольствием составлял ей компанию, отвлекаясь на время от тяжкого бремени ответственности за жизнь и благополучие других, которое он неизбежно должен был нести в силу своей профессии врача, и наслаждался их прогулками, как самый обычный человек. Однако при всем его мальчишеском энтузиазме, с которым он относился к возможности побыть рядом с ней, от нее ничего не требовалось взамен. Она чувствовала, что Дэн - один из тех редких людей, кто давно уже вырвал жало у змеи в своей душе, так что ей не было нужды опасаться ее укуса. Поэтому она могла без страха и безо всякой задней мысли наслаждаться великолепными видами и чудесными ощущениями, которые встречала на каждом шагу в этом райском саду.
    Главным их развлечением было подводное плавание, сначала в маске с трубкой, а затем и с аквалангом, которым Дэн предложил ей заняться, когда она достаточно осмелела в воде, в этой новой для себя стихии, такой теплой и манящей. Разве может человек, живущий в холодном краю, представить себе, какой красивой может быть вода, насквозь просвечиваемая ослепительным тропическим солнцем? Для Тары подводные прогулки с Дэном были не просто источником физического удовольствия: они доставили ей множество ярких ощущений и познакомили ее с совершенно новым миром. Под поверхностью воды ее восторженному взгляду открылись обитатели этой причудливой вселенной - бесконечно хрупкие морские существа, сверкающие, извивающиеся, стремительно проносящиеся вокруг. Одни походили на пятна удивительных расцветок, другие были чуть менее прозрачными, чем само море, и обнаружить их присутствие можно было только по теням, движущимся по песчаному дну. Тем не менее все они были живыми, энергичными, дерзкими и быстрыми: не успевал Дэн привлечь ее внимание к ослепительной вспышке серебристого цвета, как она уже исчезала, а на ее месте появлялась другая, третья... Обитатели этого странного, безмолвного мира деловито сновали туда и сюда, не удостаивая вниманием двух человеческих существ, медленно плывших среди них.
    За дневным отдыхом в море обычно следовала вечерняя трапеза на берегу, когда они жарили на решетке, а затем с аппетитом поглощали рыбу, которую удавалось поймать Дэну.
    - Не откажетесь поужинать со мной сегодня? - спрашивал он с веселой галантностью, неожиданно всплыв рядом с ней и показывая ей нанизанную на гарпун подводного ружья сочную рыбину.
    - Не откажусь ни за какие деньги, - моментально отвечала Тара.
    Затем они выходили на берег, и он разводил огонь и готовил рыбу, а она отправлялась за фруктами, пивом и приборами, складывала все это в сумку-холодильник и возвращалась на берег. Дэн любил готовить рыбу на решетке и делал это со вкусом и даже с некоторым щегольством. Однажды, когда ему особенно удалось приготовление такого ужина, Тара поинтересовалась:
    - А что, все хирурги - хорошие повара?
    Дэн рассмеялся:
    - Вовсе не обязательно. Великим поваром, таким, как я, можно только родиться, научиться этому невозможно.
    - А мне обязательно нужно научиться готовить.
    - Я думал, что все женщины умеют готовить. Как же тебе удалось этого избежать?
    Тара оцепенела. Как ей объяснить Дэну, что она всю жизнь была в положении "богатой бедняжки" и не научилась делать ничего из самых обычных вещей, потому что всегда было кому их сделать за нее? Дэн почувствовал ее смущение и переменил тему разговора.
    - Что ж, - сказал он осторожно, - если ты рискнешь заняться готовкой и тебе понадобится подопытный кролик, позвони мне. Я буду счастлив оказаться за столом, когда ты подашь свою первую яичницу с беконом.
    Впервые он намекнул на более глубокое чувство к ней, чем простая дружба. Ее этот намек рассердил, обрадовал и смутил. Еще никогда в жизни ей не приходилось флиртовать или сталкиваться с чьей-то попыткой пофлиртовать с ней. Она сидела, проглотив язык и злясь на себя.
    - Бог ты мой, - сказал Дэн, которому ее смущение явно доставляло удовольствие. - Не знал, что сорокалетние дамы умеют краснеть. А может быть, это просто отсвет огня?
    Тара не удержалась, чтобы не рассмеяться.
    Дэн между тем вытащил из своих рыболовных снастей морскую раковину в форме полумесяца, сияющую перламутром.
    - Подарок, - сказал он робко.
    - Прощальный подарок. - При ее упоминании о неминуемом расставании в их разговоре наступила неловкая пауза. - Она всегда будет напоминать мне об Орфее. И о тебе, Дэн.
    - Как же ты красива, - тихо сказал он.
    - Ты должен этим гордиться, - ответила она, не задумываясь. - Это ты меня сделал такой.
    - Эй! - Дэн явно опешил. - Твое лицо - всего лишь твое отражение. Ты и сейчас та же дама, которую я встретил несколько месяцев назад, и не вздумай об этом забывать.
    - Спасибо, Дэн. Я не забуду. Что ж, даме настала пора уезжать.
    - Как я бы хотел, чтобы ты доверяла мне настолько, чтобы могла сказать, от чего ты так бежишь.
    - Не надо, Дэн.
    - Скажи хотя бы, что тебе есть где остановиться и что у тебя достаточно денег, чтобы устроиться... Где ты собираешься устроиться? В Сиднее?
    Он явно сердился, и она тоже рассердилась:
    - У меня все будет в порядке. Я ведь уже большая. Меня уже можно выпускать одну!
    Дэн услышал предостережение в ее голосе и изменил курс.
    - Мне будет тебя не хватать, - сказал он горько. - Должно быть, ты теперь уже знаешь, что я отношусь к тебе... по-особенному.
    Тара глубоко вздохнула, чувствуя, как у нее заныло сердце.
    - Дэн, есть вещи, которые... которые я должна сделать одна. Прости меня, но я не могу больше ничего сказать. Даже тебе. Так что, пожалуйста, не надо больше вопросов. Хорошо?
    Так все и осталось до самого момента их расставания. Дэн сдержал свое обещание, хотя душа его испытывала муки из-за отсутствия ответов на вопросы о женщине, которую он любил с каждым днем все сильнее. Со смирением истинно любящего человека, для которого счастье любимой неизмеримо дороже его собственного, он задался целью сделать последние дни для Тары на острове по-настоящему прекрасными и вернуть ее в большой мир с полностью восстановленными душой и телом.
    Тара тем временем систематически закаляла свое сердце, чтобы не допустить его туда. После этого первого робкого проявления его любви она с тревогой почувствовала, как ее целеустремленность слабеет, а планы тускнеют под влиянием картин счастливой и радостной жизни, которая ожидает ее на острове. Чтобы укрепить свою решимость, она вновь обратилась к альбому с вырезками из газет и журналов. Альбом ее не подвел. Жестокий образ Грега уничтожил в ее душе первые ростки любви к Дэну. Наступило время, когда она не только почувствовала себя готовой к отъезду с Орфея, но и стала с нетерпением предвкушать тот момент, когда она сможет наконец отомстить.
    Дэн замечал происходящие в ней перемены, и на сердце у него с каждым днем становилось все тяжелее. И вот наконец он вышел проводить ее на причал, где был пришвартован катер, который должен был отвезти Т
ару в Таунсвилл. Тара уже с грустью попрощалась с Лиззи, храбро улыбнувшись ей сквозь слезы.
    - Помните, я говорила вам, что отсюда все уезжают с улыбкой? - пошутила Лиззи, сама готовая разреветься.
    Но сейчас и у Тары, и у Дэна глаза были сухими.
    - Вот и все, Тара, - сказал он. - Боишься?
    - Немного.
    - Тебе вовсе не обязательно уезжать...
    Это была его единственная попытка уговорить ее остаться, и она так и повисла в воздухе.
    - Обещай мне только...
    Тара вопросительно подняла брови.
    - Обещай, что, если тебе понадобится что-нибудь - все что угодно, - ты позвонишь.
    - У меня все будет хорошо.
    "И я не позвоню, - подумала она. - Я докажу, что могу и сама справиться со своими делами. Сама, Дэн, неужели ты не понимаешь? Я всю жизнь опиралась на мужчин, А теперь я взрослею". Вслух же она сказала только:
    - Что ж, прощай.
    - Удачи тебе, Тара.
    Он мягко взял ее за подбородок, чтобы в первый и последний раз поцеловать ее. Губы ее были холодными Не говоря больше ни слова, она повернулась и спустилась с причала на катер. Она не сделала ни единого жеста в ответ на его прощальные слова. Но, бесстрастно и неподвижно стоя на палубе катера, она не отрывала глаз от одинокой высокой фигуры на причале до тех пор, пока та совсем не скрылась из виду.

Глава восьмая

    "Природа сотворила в Сиднее один из красивейших заливов в мире. И вот уже двести лет, - мрачно думал Билл Макмастер, - люди сбрасывают в него отходы". - Он стоял у окна в своем угловом кабинете на верхнем этаже "Харпер майнинг", глядя на мост. Там внизу, далеко, куда хватало глаз, убегала прибрежная полоса. Он пришел на работу рано, когда рабочие еще были заняты своей повседневной рутиной, вытаскивая из воды тонны мусора, который сиднейцы исправно сбрасывают в воды залива.
    "Может, нанять кого-нибудь из этих ребят, - сердито подумал Билл, - по крайней мере, они бы здесь все вылизали".
    На столе включился селектор. Билл раздраженно откликнулся:
    - Ну, что там?
    - Извините, сэр, я просто хотела сказать, что Грег Марсден все еще здесь. Уже больше получаса...
    - Знаю, знаю. Ладно, проводите его ко мне. Облаченный в легкий, безукоризненно подобранный костюм, светлую рубашку и галстук бледно-лимонного цвета, Грег, видно, решил не тратить времени на церемонии.
    - Вот уж не ожидал вас сегодня, Грег, - мягко заговорил Билл. - Чем можем быть полезны?
    Но Грег резко оборвал его.
    - Я целую неделю пытался до вас дозвониться.
    - Да, знаю. Но я редко бывал здесь. В это время года всегда много дел. Может, все же присядете?
    Грег опустился в кресло, но все еще едва сдерживал раздражение. Он уставился на Билла ледяным взглядом.
    - Стефани не вчера погибла, Билл. Когда это произошло, пресса подняла страшный шум, казалось, что наступил конец света. А сейчас все затихло, и можно подумать, что Стефани Харпер и не существовало вовсе.
    "Куда это он клонит?" - раздраженно подумал Билл. А вслух сказал:
    - Никто ее не забыл.
    - Да уж по крайней мере не я. - Слова прозвучали на редкость фальшиво, но Билл сдержался и молча ждал продолжения.
    - Видите ли, Билл, мне трудно поверить, что три отдельных расследования - два неофициальных и одно, проводившееся с самого начала вашей компанией, - не дали никаких результатов - тело так и не нашли.
    "Ах вот оно что", - подумал Билл с нарастающей яростью.
    - Хоть что-нибудь. Скелет. Останки.
    - Уверяю вас, - ровно произнес Билл, - было сделано все возможное.
    - Ну так мне этого недостаточно.
    - Ах вот как.
    - Вы что, всерьез хотите мне сказать, - Грег гнул свое, - что эта гигантская организация со всеми своими возможностями, организация, которая ведет успешную разведку урана, золота, железной руды, нефти, не в состоянии найти какие-то паршивые кости?
    Тут Билл не выдержал.
    - Ах ты, вонючий лицемер, - заорал он. - Ведь тебе только затем и нужно юридическое подтверждение смерти Стефани, чтобы наложить лапы на ее деньги. А я - я любил Стефани Харпер! Она была мне, как дочь. - Он немного помолчал и продолжал уже более спокойно. - Печально, что вы так и не удосужились узнать ее получше. Тогда бы вам многое было понятнее. Она не была само совершенство, но это была добрая девушка, и люди не были ей безразличны. Она отдавала, и отдавала щедро, и единственное, чего ожидала взамен, чтобы судили ее по поступкам, а не по происхождению. Она делала все, что было в ее силах, - а это лучшая эпитафия для любого.
    - Я не собирался...
    - Помолчите-ка и выслушайте до конца. Да, мне очень хотелось бы похоронить Стефани Харпер по-человечески. И все-таки я рад, что тело ее не нашлось. - Он нападал на Грега, но и сам выглядел не столь уж уверенно. - И знаете почему? Потому что я хочу, чтобы на протяжении ближайших семи лет вы бы не знали ни минуты покоя. После этого, верно, вы по закону получите часть одного из самых больших состояний в Австралии. Но - есть одно "но", сынок, о котором тебе неизвестно, потому никто не предполагал, что все так может обернуться.
    Грег насторожился. Это еще что такое? Ему с трудом удалось подавить противное чувство страха, которое острой болью отозвалось в животе. Ведь все так точно продумано... разве нет?
    - Следует сказать вам, - Билла явно начал развлекать этот разговор, - что накануне вашей женитьбы я убедил Стефани добавить один пункт в ее завещание. В случае, если она умрет раньше вас, а вы вновь женитесь, вы теряете право на наследство.
    В комнате повисла напряженная тишина. Грег сидел в кресле, не говоря ни слова и отказываясь поверить в услышанное. Билл, разрядившись, откинулся на спинку стула.
    - Вот, стало быть, так. А пока вам стоит начать подыскивать работу. Не думаю, что та... тот ценный вклад, который вы внесли в деятельность компании, помешает нам отказаться от ваших услуг как одного из директоров, если найдется достойная замена. И возможно, работа с целью добыть средства к существованию покажется вам приятной переменой в жизни.
    Подняв голову, Грег ненавидяще посмотрел на Билла, который точно знал, что противник, будь у него малейшая возможность, без колебаний прикончил бы его. Неожиданно Грег вскочил со стула с проворством пантеры, и впервые в жизни Билл почувствовал, как на него накатила волна физического страха. Затем, так и не сказав ни слова, Грег вылетел из комнаты.
    Билл не мог унять какую-то странную дрожь. Но в то же время он чувствовал, что избавился от ноши. "Да, наши дела еще не закончены, мистер Марсден, - сказал он самому себе. - Но ждать осталось недолго".

***

    Жизнь в сиднейском аэропорте Мэскот не замирает ни на минуту. Но особенно напряженной она становится по утрам в будние дни. Для женщины, которая недели и месяцы провела вдали от цивилизации, в мягкой тишине Орфеева острова, мощный напор и суета человеческого муравейника оказались настоящим ударом. Наполовину смущенная, наполовину напуганная, она кое-как протолкалась к главному входу.
    - Такси?
    Не задумываясь, Тара с облегчением устроилась на заднем сиденье потрепанного седана.
    - Куда ехать? - Они уже двигались в сторону города, а она все еще ничего не могла сказать таксисту.
    - Ну... - У Тары не было никаких определенных планов, она предпочитала, чтобы события разворачивались своим чередом. - Мне надо где-нибудь остановиться. Подешевле. Я не знаю... не знаю этих районов Сиднея. Может, подскажете?
    Когда такси остановилось в том районе города, который называют обычно Роке, Тара впервые почувствовала, что такое бедность. Унылый, замусоренный квартал в обширной тени моста предлагал только то, что мог предложить - дешевые пансионаты со всем их содержимым. И все же Тара чувствовала, что попала, куда нужно. После продолжительного и дорогостоящего пребывания на Орфеевом острове она изрядно поиздержалась. Но даже если бы у нее все еще был мешок денег, она ни за что не остановилась бы в отеле " Риджент". Он был для Стефани Харпер. А Таре Уэллс следует жить по средствам.
    Мучаясь с чемоданом и обливаясь потом в липкой полуденной духоте, Стефани добралась до частной гостиницы в угловом доме, выходившем фасадом на шоссейную дорогу. За пыльным окном Тара заметила бармена, подававшего напитки шумной клиентуре - исключительно мужчинам. Тара посмотрела на месиво мужских тел в майках, неаппетитные животы, раздувшиеся от пива, глаза, обращенные в ее сторону, и сердце у нее упало. Но тут ее заметил бармен и кивнул, чтобы она вошла через боковую дверь.
    - Вам комнату, милочка? - спросил он без предисловий.
    - Вот именно.
    - Пятьдесят долларов в неделю...
    - Хорошо.
    - ... с уплатой за месяц вперед и сто долларов залога...
    - Залога? - Тара была поражена. Ей и слышать про такое не приходилось.
    - Да, знаете ли, хозяевам в наши времена приходится быть поосторожнее... - Маленький, средних лет мужчина с редеющими песочного цвета волосами, казалось, был воплощенная осторожность. - Раньше я верил людям - жили в долг, - а потом раз, и их нет.
    - Но мне просто нечем платить залог, да и вперед слишком много...
    - Таков уж тут порядок. А там сами решайте.
    - Что ж, придется отказаться. Я приехала в Сидней всего с четырьмя сотнями долларов в кармане, и еще надо кое-что купить, к тому же я целый день ничего не ела, и работы тоже пока нет. Извините, что я отняла у вас время. - Она повернулась к выходу.
    - Эй, подождите-ка. О залоге я мог бы и забыть.
    - А как насчет аванса за две недели? Хозяин заколебался.
    - Ладно. Пусть будет две недели. Но только сразу.
    Тара улыбнулась. Право, она может нравиться людям, если только захочет. Это уж точно, подумала она, довольная собой. Наверное, и с работой проблем не будет.
    - Хотите посмотреть комнату? Сюда. - Он взял чемодан и двинулся вперед, болтая без умолку.
    - Это добрый старый трактир. Настоящий обломок нашей истории. Построен в 1915 году. Там внизу, в баре, полно фотографий, посмотрите, если интересно.
    По темной лестнице они поднялись на узкую площадку. Он толкнул дверь. В дальнем конце было окно, а вся комната лежала в густой тени моста. Вид у комнаты был тот еще - грязь, запустение и почти никакой мебели. За рваной дерюгой скрывалась пыльная кухонька. Тара с трудом подавила вздох разочарования.
    От хозяина не укрылась ее реакция.
    - Буду с вами откровенен, - извиняющимся гоном заговорил он, - эта комната пустует многие месяцы, и я совсем забросил ее. Рассчитывал на жильца попроще, ну, вы понимаете, что я имею в виду. Но в наше время уж очень рискуешь нарваться на какого-нибудь наркомана или бандюгу. А с полицией мне вовсе не хочется иметь неприятностей.
    Он помолчал и внимательно посмотрел на нее.
    - Ну а вы девушка славная, и я мог бы помочь... прибраться. Между прочим, меня зовут Сэнди. Я живу прямо над вами, под крышей, и свободное время у меня бывает. Я теперь сам себе хозяин. В конце прошлого года у меня умер друг - от рака, - мы двадцать семь лет работали вместе...
    Голос его прервался. Тара порывисто схватила его за руку, потом подошла к окну.
    - По крайней мере залив виден! - сказала она.

***

    Остановившись посреди холла в доме на Хантерс-Хилл, Филип Стюарт внимательно проверил паспорт, билеты, пересчитал деньги. Тщательно упакованный багаж был около двери, а пальто висело рядом на стуле. Он взглянул на часы и вошел в гостиную.
    Джилли смотрела телевизор. Рядом стоял привычный с некоторых пор бокал виски. Посреди большой комнаты она выглядела какой-то потерянной. На полу, прямо у ног, стоял телефон, и Филип подумал, что она ждет звонка, каковой, впрочем, решил он, последует только, когда он уедет в аэропорт. Джилли не выказывала никакого интереса к его предстоящему отъезду. Но ясно было, что и происходящее на экране ее не интересовало.
    "Джилли, Джилли, - подумал он, - к чему же мы пришли?"
    Тем не менее он совершил весь обряд, положенный члену добропорядочной семьи.
    - Так не забудешь, Джилли? Во вторник?
    - Во вторник? Что во вторник?
    - Придет мастер проверить, как работает насос в бассейне. Потом еще эти страховочные дела - запомнишь?
    - Запомню.
    На этом разговор мужа с женой закончился. Раньше, отправляясь по делам, Филип спрашивал: "Ну а ты что собираешься делать, пока меня не будет? " Но теперь он не отваживался задавать такой вопрос, потому что знал ответ. По множеству мельчайших, но безошибочных примет он догадывался, что у Джилли очередной роман, И по тому, как безнадежно она в нем застряла, как была постоянно напряжена, впадая то и дело в глубокую меланхолию, - ибо он знал, о ком идет речь, - он догадывался, что ей плохо. И помочь ей он ничем не мог.
    Раньше Филип не просто терпел ее измены. Любил ее, сильно любил, и потому помогал ей выбраться из очередной истории и был, как нянька, после того как история завершалась. Не так уж много было этих историй, и не так уж серьезны они были и унизительны, чтобы бросить тень на его достоинство, и он даже испытывал некое грустное мужское удовлетворение от того, что всякий раз Джилли возвращалась к нему. Но все изменилось после того, как Джилли вернулась из Эдема и сказала, что умерла Стефани. Он не знал, да и не хотел знать, что там именно произошло, но чисто интуитивно он ощущал, что на сей раз она пересекла какую-то черту. Это был конец. В результате он оказался, ясно отдавая себе в том отчет, в странном положении человека, который оплакивает утрату жены, продолжая с ней в то же время жить в одном доме. Боль его была настоящей, а повседневное присутствие Джилли напоминало о потере. Но время траура подходило к концу, и он уже был готов сменить одеяние. Отчасти для этого требовалось установить физическую дистанцию. Он чаще и чаще бывал в Нью-Йорке, а оставаясь в Сиднее, предпочитал обедать и даже ночевать в клубе, как можно реже наведываясь в пустой дом. Но, главным образом, он постепенно расширял эмоциональную трещину между собою и Джилли, так чтобы заделать ее было нельзя. Когда подойдет время расставания, получится, что брак распался просто потому, что оказался на голодном пайке.
    Филип все еще достаточно был прежним Филипом, чтобы понимать, что ему не следует делать первого шага к разрыву. Как эмоциональная реальность их брак распался. Но он все еще играл немаловажную роль как прибежище для Джилли. В конце концов, куда ей деться, если они разведутся? Как жить? Повседневными заботами она никогда себя не обременяла. Выгнать ее означало бы то же самое, что потребовать от инвалида вдруг подняться с коляски и пойти своими ногами. А Джилли в этой жизни была и впрямь, как настоящий инвалид. Может, поэтому она так и зависит от Марсдена, подумал он, только мне тут нечем ей помочь.
    Снаружи раздался сигнал такси, которое повезет его в аэропорт.
    - Ладно, Джилли, пока, - сказал он, пересек холл, поднял сумки, открыл дверь и, не дожидаясь ответа, вышел.
    Джилли вряд ли даже заметила, что его уже нет, хотя другие шаги, голос другого мужчины она улавливает с чуткостью летучей мыши. Но сейчас улавливать было нечего - всю ночь она просидела около телефона, который ни разу не зазвонил.

***

    Той же самой ночью, в обшарпанной гостинице, Тара сидела на жесткой узкой кровати и изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Подходил к концу совсем не замечательный день. Возвращение в Сидней, в тот город, который всегда был "ее" городом, только в новом обличье и с весьма неопределенными видами на будущее, было настоящим приключением. В памяти сохранилось все, и радостное, и горькое. Она чувствовала связь с родными местами, но всячески противилась соблазну вернуться - оттого и выбрала Рокс, а не старые знакомые пенаты. Но было нелегко.
    Даже простейшие, рутинные вещи требовали огромного напряжения сил. Будучи владелицей двух огромных домов, за которыми присматривали другие, она никогда не бывала в супермаркете. Купить себе что-нибудь на прожитие в течение ближайших нескольких дней было сущим испытанием, и неприветливая нетерпеливая кассирша вовсе не облегчила его.
    Но худшее было впереди. Войдя с покупками в кухню, она заметила, что по столу что-то бегает. К своему ужасу, она обнаружила, что едва не поставила сумку как раз на то место, где вроде расположилось целое семейство тараканов. Она так и отпрянула, но тут ее выручила злость - она резким движением смахнула насекомых на пол, решив попутно, что в следующий раз в список покупок надо первым делом внести порошок против тараканов. Доконало ее то, что она опрокинула коробку с молоком. Пакеты были открыты, и молоко залило всю кухню. В полном изнеможении она опустилась на кровать и едва не разрыдалась во весь голос.
    Но тут ее взгляд упал на целую кучу разных кухонных принадлежностей, которые она, войдя в комнату, не заметила. Сэнди не обманул, обещая помощь, и притащил моющие и дезинфицирующие средства, щетку, кастрюлю и швабру. Она - прямо набросилась на все это Мыть полы - этого Стефани Харпер то же никогда не приходилось. Но Тара Уэллс принялась за дело со всей энергией и уснула этой ночью сном человека, который хорошо и не без пользы потрудился.
    С течением времени жизнь Тары в гостинице все более приходила в норму. Вычищенная и выскобленная комната приобрела куда более жилой вид. Сэнди принес новые занавески для окон и кухонного проема и еще много чего, так что все стало выглядеть по-домашнему и уюта прибавилось. Но главное - нашелся некто, сделавший комнату по-настоящему домом, некто, к кому можно было возвращаться домой.
    Он привлек внимание в первое же утро, когда она вынесла мусор в баки на задний двор гостиницы. Тара услышала слабое "мяу" и, глянув на землю, увидела котенка, прижавшегося к одному из баков. Подняв его, она почувствовала, как он весь дрожит у нее в руках.
    - Ах ты, бедняжка, - мягко сказала она. - Потерялся? Да ты же, видно, бездомный и, должно быть, не ел, бог знает сколько времени.
    Котенок доверчиво прижался к ней и сидел на руках неподвижно.
    - Хочешь перекусить? - продолжала она. - Пойдем, милый.
    Она пошла наверх и по тому, с какой жадностью набросился он на еду, а также по замурзанному виду поняла, что не ошиблась в своих предположениях: котенок был бездомный.
    - Но все это в прошлом. Теперь ты мой, и зовут тебя - Макс! - Она усмехнулась: не дико ли называть этот дрожащий комочек именем магната-промышленника, ее отца? И только тут она поняла, что раньше никогда не осмелилась бы посмеяться над этим человеком. - Похоже, я прихожу в себя, - решила она. Тара соорудила Максу постель из старых газет и накормила его до отвала; ублаженный, он заснул у нее на коленях, довольно урча. Ясно, что это не просто котенок. Это амулет, хоть и абсолютно черного цвета. Этот беззащитный комок, этот объект забот - ясное подтверждение того, что началась новая жизнь.
    - О, Макси, - вздохнула она. - Как хорошо, что мы нашли друг друга. Никто не знает, как мне нужен был собеседник.

***

    В общем, Грег был равнодушен к бильярду. Человеку, привыкшему к смешам, укороткам и подкрученным ударам тенниса высшего класса, решительно не хватало в бильярде динамики. Но в особняке Харперов был отличный, красного дерева, обитый серо-синим сукном бильярдный стол профессиональных размеров. К тому же сама бильярдная была обставлена наилучшим образом. Так что, когда появлялся подходящий партнер, и игра шла по крупной, Грег был не прочь сыграть несколько партий.
    К тому же ему надо было отвлечься. Все оборачивалось не так, как он рассчитывал. Даже сейчас, много месяцев спустя после того, что случилось, Грегу никак не удавалось ввести жизнь в нормальную колею. Он постоянно оказывался в неопределенном положении: не женат и не свободен, не партнер Стефани и не наследник ее. Так что, хотя он и получал, благодаря сделкам, ею заключенным, приличный доход, самому ему не удавалось заработать ни гроша, и к поместью он не мог и приблизиться. Он был в дурацком положении человека, у которого связаны руки.
    Точно так же, хотя Грега начали раздражать неудобства холостяцкой жизни, он твердо решил не залезать слишком глубоко в эту историю с чересчур доступной Джилли Стюарт. Он выбрался из одной матримониальной петли вовсе не затем, чтобы залезать в другую. Как женщина Джилли его вполне устраивала - в постели она была настоящий кудесник, и стоило лишь подумать о ней, как его охватывало неудержимое желание. Словом, его вполне устроил бы добропорядочный стабильный роман. Но после возвращения из Эдема Джилли стала слишком навязчива: "Когда снова увидимся?", "Почему не позвонил?", "О, Грег, мне этого мало!". Похоже, Джилли не могла взять в толк, что это он командует парадом, а не она. Потому он нарочно держал ее на расстоянии, выказывал холодность, делал вид, что страшно занят. И в то же время он вовсе не хотел терять ее. Приходилось держать ее крепкой хваткой, чтобы быть уверенным, что их невысказанная тайна никогда не выйдет наружу. Потому он встречался с ней ровно столько, сколько было нужно, чтобы удержать ее на коротком поводке, никогда не давая ей испытать полную удовлетворенность.
    Грег заморочил Джилли голову, будто он страшно занят делами, связанными с поместьем Стефани, заботами об особняке и еще бог знает о чем. На самом деле он весь день не знал, куда себя деть. Он не мог вернуться к холостяцкой жизни - роль гуляки и распутника никак не совпадала с ролью безутешного вдовца, которую он для себя выбрал. С компанией "Харпер" у него теперь не было ничего общего - слишком ясно и определенно дали понять, что для тамошнего начальства он теперь "персона нон грата". А Мейти, мажордом сиднейского особняка Харперов с незапамятных времен, был бы оскорблен до глубины души при одной лишь мысли о том, что хозяин захочет уделить хоть толику внимания домашним заботам. Это он всю свою жизнь следил за порядком и поддерживал его на таком уровне, что казалось, будто дом живет сам по себе.
    В этот полдень едва ли не просто от скуки Грег отправился в теннисный клуб и сыграл несколько партий. Он давно не тренировался и вышел из формы, но всегда найдутся люди, которые будут счастливы перекинуться мячом со знаменитым чемпионом. Он посмотрел, как Лу Джексон, его шафер, которого Грег не видел с самой свадьбы, легко расправился со своим партнером в тренировочной игре, и снова испытал неудержимый порыв к борьбе. А, ладно, в этих крысиных гонках он больше не участвует. После игры он пригласил Лу выпить кружку пива.
    - Как поживаешь, Грег? - в такой форме Лу выразил участие.
    - Да так, по-разному.
    - Хорошо, что ты опять с нами.
    - Да, знаешь ли, с ума можно сойти, когда все в одиночку да в одиночку, - Грег отпил пива.
    - Выходит, будешь снова играть?
    - Нет, приятель, ни за что. Куда мне тягаться с вами, молодежью.
    Лу решил было пошутить, что специально для Грега можно учредить гериатрический кубок вызова, но почел за благо не дразнить гусей и дипломатично выбрал среднюю линию.
    - Тогда чем ты собираешься заняться? Грег попытался ответить легко и небрежно:
    - Придется найти другие развлечения.
    - А вот, кстати... - как дипломат Лу все же был не слишком силен. Он многозначительно поднял брови и кивнул в сторону двери.
    Грег проследил за его взглядом. На пороге стояла юная француженка, которая разделила с Грегом его последнюю перед свадьбой холостяцкую ночь. Как любительница тенниса, она всегда отслеживала ведущих игроков: успех воспламенял ее. Она приударяла за Грегом, но точно так же - за любым победителем. Взглянув на ухмыляющееся лицо Лу, Грег подумал, что и с ним она тоже спала. Эта мысль странным образом возбудила его. К тому же он уже несколько дней не был в Хантерс-Хилле.
    Тем не менее он притворился равнодушным и повернулся к бару. Не стоит посвящать Лу в свои мысли. Он знал, что эта шлюшка так или иначе скоро будет с ним, и уже прикидывал, как заполучить ее на ночь: он уедет как бы один, а она потом подъедет к дому Харперов на такси, когда обслуга уже отправится восвояси. Большое дело. С ним всякий справится, а уж Грег Марсден - тем более.
    Вот так и получилось, что этим вечером Грег затеял игру на бильярде со своей гостьей-француженкой. Когда она появилась, охлажденная бутылка шампанского уже была открыта, свет в гостиной приглушен и из стереопроигрывателя доносились мягкие звуки музыки. При желании Грег умел быть романтичным. Но у его посетительницы были иные планы. Ее предложение поразвлечься в домашней обстановке застало его врасплох.
    - Партия в бильярд на раздевание? Что-то новенькое.
    Она обнажила в улыбке зубы:
    - Я научу тебя.
    - Но я не знаю правил.
    - Покажу.
    Ее манеры маленькой хозяйки немало позабавили Грега; он прошел в бильярдную и, повинуясь ее указаниям, расставил шары.
    - Это очень просто. Как только ты забиваешь шар, я что-нибудь с себя снимаю. Я забиваю шар...
    Дальше Грегу объяснять было не нужно. О дальнейшем он сам позаботится, и, должно быть, это будет забавно. Прежде всего он внимательно разглядел, во что она была одета. На ней были белая рубаха, красный шарф, узкие красные брюки, сережки и туфли на высоком каблуке. И похоже, никакого лифчика. Он ухмыльнулся, тщательно поставил белый шар на точку, вынул из стойки два кия, помелил и передал один девушке.
    - Ну что ж, - сказал он, - начнем?
    Ее класс, а может удача, поначалу удивил его. Он оказался без башмаков, часов и рубашки и только тогда добрался до ее шарфа и сережек. Решив во что бы то ни стало заставить ее снять брюки до него, Грег взялся за дело как следует и загнал красного в лузу.
    - Так, - скомандовал он, - рубаху!
    Под его взглядом она медленно расстегнула пуговицы. Насчет лифчика он оказался прав. Она уронила рубаху на пол и стала прямо перед ним. Груди у нее были маленькие, твердые, четко очерченные, и он хорошо помнил их шелковистость. Соски были темные и большие, немного приподнятые, они почти упирались ему в грудь. Он потянулся к ним. Девица отпрянула и довольно нагло заявила: "Не трогать! Это не по правилам".
    Она наклонилась, чтобы произвести свой удар, и груди ее заколебались, как спелые груши. В середине стола образовался островок света, в котором мерцала ее кожа. Вся остальная часть комнаты была во тьме. Он почувствовал, как нарастает желание. Грег не терпеливо ожидал, когда она в очередной раз промахнется, а затем целой серией ударов уложил все оставшиеся шары в лузы. Тяжело дыша, он повернулся к ней. Она насмешливо улыбнулась.
    - Ты жулишь!
    Не говоря ни слова, он поднял ее на стол и стянул ярко-красные брюки. Затем плюхнулся рядом, тут же взял ее и почти сразу кончил. Потом он извинился за это ребяческое поведение. Но ее он заставил полностью расплатиться за то, что он счел недостатком уважения к собственной персоне. В этих играх они провели немало времени, и правила здесь были другие, чем на бильярде.

***

    Приведя в порядок свою комнату в гостинице, Тара была готова приступить к выполнению плана, который вернул ее не только в Сидней, но и к жизни. В деталях она его не продумала. Но двойная цель была так же ясна и определенна, как в тот момент, когда она впервые ее себе поставила, - выяснить истину и затем - отомстить. Теперь впервые она чувствовала себя хорошо, вполне в форме и готовой к действию. Но перед этим следовало заняться еще одним жизненно важным делом.
    Родители обычно не любят школьные матчи по футболу. А когда большинство ребят учатся в школах с пансионом, пап и мам совсем не приходится ожидать на играх. В ближайшую субботу одна из таких игр проходила на площадке самой старой и самой престижной мужской школы Сиднея, и Деннис Харпер был не единственным, кто обратил внимание на высокую стройную женщину, которая, болтаясь по ту сторону ворот, то и дело щелкала аппаратом. Но именно ему удалось лучше других рассмотреть ее, когда мяч, сильно пущенный кем-то из его партнеров, улетел далеко за пределы поля и упал почти у ее ног. Его приближение оказало на нее гипнотическое воздействие; когда он подбегал, она поедала его взглядом, а потом резко повернулась, словно охваченная - чем? Смущением? Деннис заметил, что у нее доброе лицо, а больше, пожалуй, ничего не заметил. В конце концов, игра была в самом разгаре, так что он послал мяч назад, в поле, а сам вернулся и на протяжении всей недели даже не вспоминал о незнакомке.
    Впрочем, в следующую субботу он было заговорил о ней с Сарой. Но та не выказала никакого интереса и даже посмеялась над ним, так что Деннис выкинул все это из головы. В отличие от Денниса, Сара не обратила внимания на женщину в третьем ряду, которая пришла на школьный концерт и делала снимок за снимком, когда она играла фортепьянную пьесу. Она думала лишь о том, как бы справиться с трудным местом, и ей было не до публики. Точно так же Сара не услышала, как сильно и горделиво захлопали в ладоши в третьем ряду, и не заметила устремленные на нее блестящие глаза, когда вышла кланяться.
    Этой ночью, когда во тьме блеснул луч робкой радости, Тара, прислонившись к подоконнику и поглаживая Макси, вспоминала события дня.
    - О, Макси, - тихо всхлипнула она, - прошло всего несколько месяцев, а они так выросли. Видел бы ты, как вытянулся Деннис. А моя маленькая принцесса. Она такая красивая. И во всей этой чертовски трудной вещи она взяла только три фальшивые ноты!

0

8

Глава девятая

    - "Харпер майнинг", доброе утро, чем могу быть полезна?
    - Соедините меня, пожалуйста, с мистером Макмастером.
    - Одну минуту.
    Мейти зажал трубку в морщинистой руке и выглянул в окно холла. Белый "роллс-ройс" как раз выезжал за ворота. Мейти поспешно прижал телефонную трубку к уху и тут же раздался другой женский голос.
    - Приемная мистера Макмастера.
    - Нельзя ли поговорить с мистером Макмастером? Пауза.
    - Мистер Макмастер сейчас занят. Говорит его секретарь. Не могу ли я вам помочь?
    - Мне с ним самим нужно поговорить. Дело срочное. Может, скажете ему, что звонит Мейти, из дома.
    Снова пауза. Мейти попытался подавить волнение. В конце концов Билл, к величайшему облегчению, взял трубку.
    - Привет, Мейти, в чем там дело?
    - Это не так-то просто объяснить, мистер Макмастер. Даже не знаю, с чего начать. - Голос старика задрожал.
    - Не торопитесь, успокойтесь.
    - Сэр, вы знаете, что и я, и все служащие здесь, в доме, делаем все, что от нас зависит, чтобы... примениться к новым обстоятельствам. Потеря мисс Стефани...
    - Знаю, Мейти.
    - В общем, мы стараемся сделать все, чтобы мужу мисс Стефани, мистеру Марсдену, было хорошо. Буквально все!

     - Я не сомневаюсь в этом, - Билл все не мог взять в толк, о чем речь.
    - Но есть границы, сэр, границы приличия, которые джентльмен не должен переступать. А в данном случае... - Мейти понимал, что говорит довольно бессвязно, и попытался начать сначала.
    - Прошлой ночью, когда все в доме уже спали, у мистера Марсдена был гость. Вернее, гостья.
    "Вот подлец, - подумал Билл с ненавистью. - Впрочем, раньше или позже это должно было случиться".
    - Право, не думаю, что мы что-нибудь можем сделать. Формально он... Билл поискал нужное слово, - свободный человек.
    - Да я не об этом, сэр, - Мейти даже оскорбился, что Билл принял его за сплетника, который сует нос в чужие дела. - Тут дело в том, как это выглядело. Всего мы не знаем, потому что к тому времени, как мы поднялись, гм... леди уже ушла. Но служанка сказала, что в бильярдной что-то произошло. Домоправительница пошла выяснить, в чем дело, и доложила мне. На бильярдном столе валяются осколки разбитой бутылки вина. И еще стаканы.
    Билл молчал, сохраняя, как обычно, выдержку. Он знал, что это еще не все.
    - И это не все. На столе остались другие следы, свидетельствующие...
    - Какие следы?
    - Счет очков, сэр, и пятна. Все сукно испорчено.
    - Я не совсем вас понимаю, Мейти.
    - Мистер Макмастер, у меня есть все основания полагать, что в бильярдной, прямо на столе, происходило нечто непристойное, то, что приличные люди себе позволить не могут!
    Билл ярко представил себе бильярдную. Перед глазами встал прекрасный стол, превосходная обстановка, на которой настоял Макс, набор киев на любой вкус по весу и длине. Когда он, Макс и "Харпер майнинг" были молоды, правление собиралось исключительно за этим столом, за партией в снукер. Важнейшие решения принимались, политика вырабатывалась легко и безболезненно между партиями. А теперь этот негодяй...
    Билл почувствовал, что весь дрожит. Голос Мейти глухо звучал в трубке.
    - Сейчас мистера Марсдена нет дома, вот я и решил воспользоваться случаем и позвонил вам, сэр. Какие будут указания?
    - О боже, Мейти, - увы, в настоящий момент указания Билла не могли бы быть выполнены, ибо кастрация как вид наказания была некоторое время назад исключена из кодексов.
    - Ладно, подумаю, - сказал он наконец. - Сначала надо посмотреть, можно ли возместить ущерб. Надо связаться со специалистами, пусть они там все посмотрят и подсчитают. Потом пошлите их ко мне. - Он помолчал. - Что же касается мистера Марсдена...
    - Да, сэр?
    - Я сам займусь им. Похоже, надо укоротить ему крылышки. Вам, должно быть, будет небезынтересно узнать, что кое-что в этом смысле уже сделано. Не беспокойтесь, я за всем прослежу.

***

    Поразительно, до чего наше отношение к тому или иному месту зависит от присутствия или отсутствия хоть одного из его обитателей. Дэн Маршалл был совершенно счастлив на Орфеевом острове, где создание рук человеческих, его клиника, гармонично уравновешивалась дикой нетронутой человеком красотой пейзажа. Но теперь его переливающийся всеми красками парадиз свелся к унылому одноцветью. Солнце светило по-прежнему ярко, но сейчас все в его глазах утратило былой лоск. У него теперь даже не было подлинного стимула вставать по утрам. А вечерами вовсе не хотелось ложиться, и он под разными предлогами засиживался за полночь, пока не валился с ног от усталости.
    Преисполненный решимости забыть Тару или хотя бы смотреть на нее как на прекрасную, но перевернутую страницу своей жизни, он работал больше, чем когда бы то ни было, брал дополнительных пациентов, так чтобы совсем не оставалось времени предаваться размышлениям в одиночку. Именно тогда он достиг самых своих выдающихся результатов в области восстановительной хирургии. Он испытывал настоящее удовлетворение при виде того, как девушка, которой чуть не оторвало ногу трактором, отправляется от него прямиком в дискотеку. И однако же, поскольку не с кем поделиться своими успехами, все это было прах и тлен. Верная Лиззи, которая глаз с него не спускала, всячески сочувствовала, но ничем не могла помочь и все же старалась как-то расшевелить его.
    - Эта, из десятой палаты, поправляется; утром, когда я принесла ей завтрак, она делала упражнения! Сказала, что уменьшит ваш заработок - выпишется раньше срока. Так оно и будет, вот увидите.
    Дэн благодарно улыбался в ответ, но печаль не исчезала из его взгляда, ибо, как бы упорно он ни работал, как бы глубоко ни погружался в текущие дела, забыть Тару не удавалось. Она являлась ему незваной и вновь и вновь возникала перед глазами - вот она гуляет, плавает, жарит мясо на вертеле, улыбается - он гнал воспоминания. С тех самых пор как она уехала, он ни разу не ходил на подводную охоту, утратил всякий интерес к окружающей жизни и, подобно раку-отшельнику, забился в свою раковину.
    Когда же он избавится от этой напасти? Сколько надо времени, чтобы кто-то "остался позади"? Было так легко влюбиться в нее. Ее спокойствие, ее стойкость завоевали его уважение, а веселый нрав и жизнелюбие завоевали его сердце. Он с нежностью вспоминал ее высокую стройную фигуру, которая на золотистом фоне острова смотрелась еще более томной, еще более грациозной, вспоминал ее откровенные взгляды и чувственный рот, заставлявшие его тогда трепетать, а теперь грустить в одиночестве. Ему никогда не разлюбить ее, это он знал точно. Придется медленно, шаг за шагом выбираться из этой истории. Он вздохнул и вернулся к своим бумагам. Да, дорога предстоит длинная.

***

    Солнце, добравшись до зенита, палило беспощадно. Человек, покрытый бронзовым загаром, лежал, лениво раскинувшись, прямо у бассейна, где просвечивало дно. Вот он медленно, по-кошачьи, повернулся на лежаке. Грег Марсден загорал. Раньше, когда он проводил на корте целые дни, об этом специально не приходилось думать. Теперь не то. Он медленно привстал, потянулся к сумке-холодильнику, вытащил бутылку пива и с наслаждением отхлебнул. Затем так же медленно он снова опустился на лежак, прикрыл глаза и растянулся на алтаре бога-солнца.
    Снизу из сада доносился низкий звук косилок - это садовники выравнивали газоны. Ему нравилось думать, что, пока он предается безделью, другие на него работают. Ему нравилось быть хозяином дома; за несколько месяцев своего пребывания в этом качестве он получил больше удовольствия, чем Стефани за долгие годы. Он буквально физически чувствовал, как распрямляется, приспосабливаясь к новой ситуации. Прислуга вполне повинуется его требованиям.
    "Конечно, надо соблюдать осторожность. Скажем, этой ночью, - попенял он себе. - Глупо трахаться на бильярдном столе просто из любви к траханью. И все равно это было здорово". - При воспоминании об этом он невольно улыбнулся. И к тому же там все приводят в порядок. Он видел, как снуют взад-вперед слуги, и знал, что без особой суеты все станет на свои места, просто в конце месяца в счете появится некая скромная строка. В этом прелесть прислуги, она снимает с твоих плеч тяжесть забот. Но прошла ночь, ночь не повторится. xoтя у него было чувство, что с этой француженкой он еще встретится. Неожиданно он рассмеялся. Он сообразил, что даже не спросил ее имени. Но при одной мысли о ней зачесалось под плавками. Он поддался было порыву, но потом передумал. "Может, позже, - подумал он. - Не сейчас. Сейчас лучше подремать".
    Даже мягкий звонок телефона показался слишком громким. Он неохотно поднял трубку.
    - Да.
    - Грег! Я все это время пыталась дозвониться до тебя.
    - А, Джилли, как делишки?
    - Страшно скучаю по тебе.
    - И я тоже, дорогая, на этой неделе я был очень занят...
    - Грег, мне надо встретиться с тобой.
    Система самозащиты немедленно пришла в состояние боеготовности.
    - Ну, разумеется, дорогая.
    - И не говори мне, что надо соблюдать осторожность. Меня тошнит от этой осторожности. Помереть можно от этой осторожности. - В голосе ее послышались истерические нотки, которые были уже знакомы Грегу.
    - Я хочу, чтобы мы вместе появлялись на людях и вообще вели себя, как обычная пара. - Джилли продолжала наступление. - Я тебя почти не вижу, а если вижу, то только здесь у себя, когда тебе удобно, а не когда мне хочется. Ну так вот, я хочу видеть тебя сейчас.
    - И я тоже, детка, ты же знаешь. - Она пьяна, подумал он. Внимание! Джилли, когда напьется, может выкинуть что угодно.
    - Отлично, я еду к тебе.
    - Сейчас?
    - А почему бы и нет?
    - Видишь ли, у меня как раз сейчас встреча, - непринужденно сымпровизировал он. - Приехал крупный бразильский шахтовладелец, и я даю ему обед в "Хилтоне".
    - Грег, - в голосе Джилли послышались металлические нотки, - мне надо тебя увидеть, и не далее как сегодня.
    В воздухе запахло угрозой.
    - Конечно, конечно. - Грег принялся быстро соображать. У Мейти сегодня выходной, домоправительница ложится рано. - Хорошо, приходи вечером, сможешь? Около...
    - Я приду, - она не дала ему договорить. - О, Грег, я так люблю тебя. Вечером я докажу тебе это.
    - Да, да, малышка. До вечера.
    Он повесил трубку. Во всей его схеме Джилли была самым ненадежным элементом, и с ней следовало обращаться осторожно. Но он знал, что справится с этим. С ней он мог делать что угодно. Абсолютно все. Он лениво ухмыльнулся. Ночка, вероятно, будет отменная.

***

    Вот уже на протяжении двадцати лет Джоанна Рэнделл заправляла лучшим в Сиднее домом моделей из своего кабинета на симпатичной извивающейся улочке - Ливерпуль-лейн, неподалеку от пересечения с Кроун-стрит в Дарлингхарсте. Сама манекенщица в прошлом, она не утратила ни грана обаяния и чутья, благодаря которым все ведущие журналы мира помещали ее фотографию в лучшие годы на своих обложках. Ярко-рыжие волосы еще больше порыжели, а взгляд темно-карих, почти черных глаз стал еще пронзительнее. Когда ее стройная высокая, отлично сложенная фигура появлялась в фотостудии, все так и вскидывались, а фотографы шутили, что старушка Джо заткнет за пояс любую из своих манекенщиц.
    Но лидировать было нелегко. Как хозяйка дела она отвечала не только за то, чтобы постоянно стимулировать приток свежих творческих идей, как главный модельер она полностью определяла облик сезона, а также тенденции моды на будущий год. К тому же, управляя предприятием, она убедилась, что борьба с налоговым законодательством, проблемы, связанные с зарплатой персоналу, проектами на будущее, прибылями и убытками, не становились проще по мере того, как прибавлялись годы. Мир моды, по самой своей природе, это постоянно меняющийся рынок. Всегда кто-то наступает тебе на пятки, а ведь силы со временем уходят, грустно думала она.
    Но вообще-то Джоанна Рэнделл, женщина и ее фирма, были на гребне успеха. Правда, наделенная острой склонностью к самокритике, что отличает профессионалов высшего класса, она никогда не признавала этого, а наедине с собой задавалась тревожным вопросом: если она достигла совершенства, то не значит ли это, что годы ее прошли. Следует помнить, что мода - дело молодых, таково было ее всегдашнее кредо. Вот почему она тщательнейшим образом проверяла свою работу, отыскивая в ней приметы исчерпанности или "утомленности", упираясь в нее орлиным глазом точно так же, как в приметы своего физического старения, мелкие морщины вокруг глаз, опускающиеся к линии рта ноздри, иные незаметные, но безжалостные шрамы, которые оставляет возраст. Она пересматривала свои идеи в области моды так же стремительно, как втирала в щеки и шею специальные кремы.
    Но как долго удастся продержаться, она сказать не могла. Про себя она датировала наступление начала излета временем, когда ее начали раздражать те, кого она называла МУЗами - Молодыми Умными Задницами.
    Один из таких МУЗов, весьма яркий представитель племени, как раз сидел у нее в кабинете, толкуя о манекенщицах, которых Джоанна отобрала для большой съемки на следующей неделе.
    - Клиент тратит кучу денег на эту кампанию, мисс Рэнделл. А мы у себя тратим на это кучу рабочего времени.
    - Нельзя ли поближе к делу. - Джоанна не любила, когда ей читали лекции. Особенно молодые люди в галстуке с булавкой, роговых очках с надменным взглядом.
    - Эти девушки... - Он презрительно развернул веером фотографии, лежавшие на столе между ними: блондинка, брюнетка и рыжая в разных ракурсах.
    - Ну и что? Это мои лучшие девушки. Высший сорт.
    - За исключением.
    - Чего?
    - За исключением того, что они абсолютно не подходят для кампании, которую мы спланировали.
    - Не подходят? Вы, должно быть, шутите. - Она издала нечто среднее между смехом и ржанием - настолько нелепо прозвучало то, что она услышала. МУЗ терпеливо начал сначала.
    - Мисс Рэнделл, сейчас открывается совершенно новый рынок, особенно в США и Англии. Мы вглядываемся в облик новой женщины конца 80-х, и это облик деловой дамы. Наши клиенты неожиданно обнаружили, что появилось множество женщин, сделавших карьеру... множество женщин на высоких постах, и у них есть деньги. У них много денег, и они тратят их на себя. Повторяю, совершенно новый рынок.
    Откровенно говоря, Джоанна не считала, что "новая деловая женщина" так уж нова - например, вот эта деловая женщина вполне ощущает свой не юный возраст. Что бы там ни говорил этот молодой человек...
    - Ладно, в чем все же дело?
    Рассчитано вздохнув, МУЗ поднял одну фотографию и молча протянул ее Джоанне. Та медленно закипала.
    - Ну и что?
    - Вот, - он ткнул пальцем. - Это лицо девушки. Очаровательной девушки. И я не сомневаюсь, что она замечательная манекенщица, совершенно замечательная.
    "Не надо такого пафоса, болван", - раздраженно подумала Джоанна.
    - Но она слишком молода. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать один? А мы в этой кампании ориентируемся на представительниц общественного класса АБ-1, женщин от двадцати пяти до сорока четырех лет. Манекенщица должна выглядеть более зрело. К тому же не забывайте, это женщины из аппарата управления. Нам не нужны просто красотки. Наша манекенщица должна выглядеть умной, образованной...
    - Должна выглядеть так, будто способна руководить компанией "Дженерал моторе", так что ли?
    - Нечто в этом роде. - Сарказм Джоанны пропал даром. - Так что дело не просто в том, чтобы манекенщица была постарше. Нам нужен другой тип.
    У Джоанны сердце упало. Новый тип? Завтра до утреннего кофе я тебе два представлю. Чтобы скрыть охватившее ее чувство подавленности, она подняла фотографии и невидяще посмотрела на них. Слишком молоды? Бог ты мой! Ведь еще совсем недавно, когда в моду вошла "крошка" Брук Шилдс, на нее нападали, зачем ее манекенщицы так стары, А в одном крупном заезде она проиграла конкурентам, потому что то агентство в выборе не стеснялось и выпустило на сцену тринадцатилетних. А теперь что же, ренессанс старушек? Ну что ж, сама возьмусь за старое ремесло, безрадостно подумала она, едва удерживаясь от слез.
    - Что ж, надеюсь, мы еще вернемся к этому вопросу, хорошо? - МУЗ решил, что высказался он вполне ясно, и почувствовал, что как раз наступил момент мирно завершить беседу. - Конечно, если у вас будут трудности, нам придется обратиться в другие дома моделей, расширить, так сказать, поле деятельности. Но давайте все же еще раз потолкуем и лучше не откладывая. Идет?
    - Я позвоню вам, - ровно сказала Джоанна. На столе звякнул селектор.
    - Джейсон пришел, он хочет вас видеть, - донесся голос секретарши.
    - Я ухожу, - сказал МУЗ, направляясь к двери.
    - Пусть подождет чуть-чуть, а потом пригласите его.
    Ей просто необходима была минутка отдыха между делами, хотя только что услышанное явно требовало более продолжительных раздумий. Но одна мысль прочно застряла у нее в сознании. Этот забег она не могла себе позволить проиграть. Дело не столько в деньгах, хотя, видит бог, модные мастерские в этом суперпрестижном квартале - Ливерпуль-лейн - обходились недешево. Нет, это скорее был вопрос ее профессионального достоинства, ее репутации владелицы лучшего дома моделей в Сиднее. "Я просто должна победить", - сказала себе Джоанна. Если нужна женщина, выглядящая по-новому, она найдет ее. Или создаст. Но выйдет она на сцену именно с нею. И скоро. Вот и все. Вздохнув, Джоанна потянулась к селектору позвать Джейсона. Он хоть взбодрит ее - а это сейчас совсем не помешает.

***

    У себя в комнате Мейти собирался к выходу. С того самого времени, как он впервые переступил порог особняка, который одновременно стал его домом, он взял за правило проводить вечера на стороне. Иначе, с его точки зрения, невозможно было по-настоящему отдохнуть, приготовиться к новому рабочему дню и доказать себе, что твоя жизнь не сводится к работе, как бы она тебе ни нравилась. Так что, будь то дождь или ведро, зима или лето, Мейти отправлялся на прогулку. Скажем, в театр или на концерт - он обожал оперу, которую не без оснований считал восьмым чудом света. Иногда в кино или в ресторан, где придирчиво, глазом профессионала, наблюдал за работой официантов и мэтра. Довольно часто он искал приключений, тех самых, что привлекали в Сидней гомосексуалистов со всего света, - еще одна причина, по его твердому убеждению, никого не допускать в свою частную жизнь в нерабочие часы.
    Бросив последний взгляд в зеркало, он вышел из комнаты и устремился вниз. Время шло, а такси, которое он вызвал двадцать минут назад, все еще не подъехало. Во всяком случае, у выхода его не было. Может, у ворот, хотя ему казалось, что они открыты. Все же он пошел по дорожке проверить. И еще издали увидел, что ворота закрыты. Подавив раздражение, он быстро зашагал по дорожке и с помощью дистанционного управления открыл ворота, выходившие на широкую улицу.
    К его удивлению, там, прямо у стены особняка, стояла женщина. В этих местах, где и роскошные "порше" были не в диковинку, никто не ходил пешком. Разве что выгуливали борзых. А у этой дамы не было ни машины, ни собаки. Но ясно было, что пришла она не в гости - ни к кнопке звонка не тянулась, ни к воротам не шла. Она просто стояла и смотрела.
    Мейти внимательно взглянул на нее. Дама приятной наружности. Может, он встречался с ней раньше? Что-то знакомое в ее облике было. Но наверняка сказать трудно, так как, едва заметив его, дама повернулась и, надев темные очки, поспешила прочь. У Мейти были свои проблемы, но он все же окликнул ее и она резко остановилась.
    - Извините!
    - Да? - Голос звучал низко и с хрипотцой.
    - Я просто хотел спросить. Я жду такси. Не знаю, давно ли вы здесь... не видели машины?
    Похоже, услышав этот вопрос, женщина испытала явное облегчение. Она покачала головой.
    - Да нет, как будто. Я уже здесь довольно давно.
    - Обещали прислать через двадцать минут, но с ними никогда нельзя быть уверенным. Раньше я ездил в центр автобусом и гора не знал, но в наши времена на такси, пожалуй, спокойнее.
    Он помолчал и снова внимательно посмотрел на эту странную женщину. Она смотрела куда-то вниз, упорно избегая встречаться с ним взглядом. Может, ей нехорошо? Неожиданно в конце улицы показалось такси, голубой седан, и, ревя мотором, подъехало к ним. Мейти взялся за дверцу и остановился.
    - Мисс?
    Она все еще стояла на том же месте, где он застал ее.
    - Может, подбросить вас куда-нибудь?
    Она покачала головой и улыбнулась:
    - Нет, благодарю.
    Он поколебался, а затем все же спросил:
    - Вам ничего не нужно?
    Наконец женщина подняла голову, прямо посмотрела на него и снова улыбнулась.
    - Нет, нет, спасибо. Право, все нормально.
    Тара стояла посреди дороги и смотрела на такси, увозившее Мейти, до того самого момента, как оно не исчезло из вида. Мейти не узнал ее! Она совершенно не ожидала увидеть его, ибо из всех обитателей он реже других покидал дом. Но теперь можно не волноваться. Насколько можно было судить, он принял ее за незнакомку. А уж если Мейти не узнал, будьте спокойны, никто не узнает.
    Она задумчиво прислонилась к стене. Она и самой себе не могла дать отчет, что привело ее глянуть на дом снаружи - знала только, что проснувшись этим утром, почувствовала, что просто не может не взглянуть на свое прежнее жилище. Ну что ж, свое желание она исполнила. И к тому же получила непредусмотренную возможность проверить свой новый облик на одном из тех немногих людей, которые по-настоящему хорошо знали ее, и убедиться, что все в порядке: Стефани Харпер исчезла бесследно. Теперь она - Тара. И женщина, которая стала Тарой, привлекает восхищенные взгляды старичков вроде Мейти. Она весело улыбнулась. "Старый добрый Мейти. И старая добрая Тара!"
    Она поежилась. Вечером, как всегда, резко и неожиданно холодало. День был жарким, но ночью могло пробирать до костей. Пора двигаться. Нет, еще немного. Она стояла, прислонившись к грубо отделанной стене и глядя на бриллиантовую россыпь звезд, усеявших южное небо. Пора. Она было повернулась, как в дальнем конце улицы вспыхнули фары; какая-то машина быстро катила с вершины холма. Тара инстинктивно отпрянула под сень густой лозы, покрывавшей стену, и сделалась почти невидимой с дороги. Убедившись в этом, она осторожно выглянула. Машина притормозила неподалеку, перед старыми металлическими воротами, которые Мейти, уходя, тщательно запер. Лицо водителя легко было разглядеть. Это была Джилли! Под невидимым взглядом Тары Джилли вышла из машины и нажала кнопку домофона.
    - Да.
    По голосу, донесшемуся из маленького черного аппарата, потрясенная Тара узнала Грега.
    - Милый, это я, Джилли. Я приехала, я здесь, отпирай поскорее. - Голос Джилли зазвучал настойчиво и соблазнительно.
    Тара услышала жужжание механизма, при помощи которого открывались ворота. Джилли распахнула их, вернулась в машину и въехала на подъездную дорожку. Ворота за ней закрылись.
    "Джилли? Но почему она?.. Как?.. - Тара никак не могла взять в толк всего этого. Она вернулась в спасительную тень, напряженно раздумывая. - Джилли?" Медленно, словно под водой, перед мысленным взором Тары мелькали картины прошлого: Джилли на свадьбе, Грег полуобнимает ее, она слабым голосом лепечет поздравления; Джилли играет в теннис в паре с Грегом, и победители обмениваются поцелуем; Джилли, вся обратившаяся в сторону Грега, той ночью, когда они все так долго болтали. Новые мысли, причиняя почти физическую боль, разрывая мозговую ткань, проникали в сознание Тары - в ту ночь Джилли не хотела уходить с вечеринки, Филип пошел домой один, это в порядке вещей, но уж больно долго Грег провожал ее домой...
    А затем Джилли в Эдеме. Это ведь Джилли плавала и играла в теннис с Грегом, охотилась с ним, в то время как она, его жена, скучала в одиночестве, это Джилли подвигла всех на крокодилью охоту, в то время как она... Крокодилья охота! И с поразительной ясностью, как последнее неотразимое доказательство, в памяти вдруг всплыло то, что она всегда знала, только подавляла это знание, - Джилли в лодке, неподвижная, чуть ли не парализованная, лицо ее - маска ужаса, но глаза горят ненасытным желанием...
    Тара откинулась назад и вскрикнула. Душевная боль нашла выход в утробном, животном вопле, древнем жалобном вопле, который издает истерзанное существо. Спотыкаясь, вся дрожа, она кинулась бежать. Куда? Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Пробежав несколько шагов, она резко остановилась, повинуясь мучительным спазмам, охватившим все ее тело, - она прислонилась к стене, согнувшись пополам, схватилась за живот, и ее вырвало. Потом, ощущая полное изнеможение, она вновь пустилась бежать и бежала до тех пор, пока не отказали ноги, и она, внезапно споткнувшись, свалилась на землю.
    Она упала неловко, порезавшись и ушибив ногу. Но боль привела ее в чувство, она тяжело вскарабкалась на тротуар и привалилась к стене. Она нашарила в сумке бумажную салфетку и неловко попыталась стереть следы рвоты со рта и одежды, а кровь и грязь - с колен. Сколько она там просидела - бог знает. В конце концов, все еще ощущая тошноту, дрожа от холода, который пронял ее до самых костей, она заставила себя подняться и побрела назад, в свое маленькое убежище - сесть на автобус или трамвай, где она стала бы объектом самого пристального наблюдения посторонних, было выше ее сил.
    Всю ночь она пролежала, свернувшись калачиком, на своей узкой кровати, пытаясь оправиться от нового удара, который был нанесен ее и без того раненому сознанию. Она не представляла, что страдание может быть горше того, что она уже перенесла, обнаружив, что ее возлюбленный, обожаемый муж ненавидел ее настолько, что готов был убить. Но это новое предательство было вряд ли пережить легче.
    - Я любила тебя, Джилли, - со стоном повторяла она вновь и вновь, - отчего же ты так ненавидела меня?
    Джилли была ее единственным другом, чуть не светом в окне, и режущая боль разрыва с той частью ее собственной души, которую олицетворяла Джилли, была почти нестерпима. Она думала, что худшее уже позади, и теперь, после того как она все сделала, чтобы взять себя в руки, после лечения на Орфеевом острове, все будет хорошо. Но теперь она поняла, что есть новые ямы, и из них тоже придется выкарабкиваться. И вот убитая, униженная, раздавленная сверх худших ожиданий, она, лежа у себя в комнате, думала, что не сможет, а то и не захочет предпринимать новых усилий...
    Где же эта новая женщина? Сидя за столом в своем заваленном разными бумагами уютном кабинете на Ливерпуль-лейн, Джоанна Рэнделл все еще не оставляла надежды найти ее, но уже была близка к отчаянию.
    "Я всех пересмотрела в Сиднее, в возрасте от двадцати до шестидесяти", - мрачно размышляла она.
    Используя многообразные связи, сложившиеся на протяжении долгих лет, когда она еще была сначала манекенщицей, потом дизайнером, потом заведующей отделом мод и наконец директором, она дала знать, что ищет новые таланты. И почти немедленно на нее обрушился "девятый вал" - девицы звонили, писали, осаждали агентство и даже квартиру почти круглые сутки; в конце концов ей пришлось отдать строгое указание, чтобы никого, никого не принимали без предварительной договоренности. А толку никакого!
    - Никакого, - безнадежно повторила она.
    Иные из новичков выглядели весьма обещающе. В своем роде. Но все это тот же самый тип. А теперь, после встречи с МУЗом из рекламного агентства, она точно знала, что им нужно. Но для этого особенного облика ничего не подходило. И все же ей придется что-нибудь предложить, если, конечно, она не оставит надежд выиграть этот важный забег. Со вздохом Джоанна вернулась к фотографиям, разбросанным по столу. Может, если эта, с длинными волосами, стянет их заколкой...
    В разгар ее размышлений открылась дверь и в комнату ворвался Джейсон Пибблз. Только присутствие человека из рекламного агентства заставляло ждать его в приемной, ибо он уважал денежных людей и знал, что музыку заказывает тот, кто платит. Но как главный фотограф он выговорил себе право заходить в святая святых Джоанны, когда ему вздумается.
    - От меня у нее нет секретов, - говорил он в таких случаях ошеломленной секретарше. - Она и я - мы вот так повязаны, - и драматически скрестив руки, он проходил внутрь.
    Джоанна была рада видеть его, впрочем, как и всегда. Они давно работали вместе, и в профессиональном смысле она немало зависела от его тонкого мастерства, безошибочной оценки по части фотогеничности, которую он умел обнаружить в самом заурядном с виду лице, от его тонкого вкуса, который в конце концов оборачивался коммерческим успехом. Но помимо того, она любила его просто как человека за добродушие, острый юмор и неудержимую веселость. Все это воплощалось в его физическом облике: был он мал ростом и лукав, редкие светлые волосы ежиком стояли на голове, а маленькие блестящие глазки так и бегали, ничего вокруг не упуская.
    - Доброе утро, мамочка! - последовало привычное приветствие, сопровождаемое привычным смачным поцелуем в щечку. Джоанна привычно простонала в ответ:
    - Право, Джейсон, в конце концов кто-нибудь и впрямь поверит, что я - твоя мать.
    - А все и так уже верят, - успокоил он ее, усаживаясь в мягкий, обитый алой тканью диван.
    - Ладно, что нового?
    - Да получил тут заказ на большой календарь, - небрежно сказал Джейсон. - Хочешь жить, умей вертеться.
    Джоанна просветлела:
    - Вот это мне по душе!
    - Да, работенка предстоит немалая. Понадобится целая куча девочек. И нам с тобой придется покрутиться. Владельцы отелей "Гренадье" хотят завлечь публику на круглый год. Так что им нужно побольше красоток, чтобы на всю страну хватило.
    - Неплохо, - сказала Джоанна, мысленно перебирая свое досье.
    - Точно. Только есть две загвоздки.
    - Загвоздки?
    - Во-первых, они хотят подновить свой фасад - там нужны не просто симпатичные девочки - нужен высший класс. Класс, мамочка, - первый ряд партера.
    - Ясно, Джейсон, ясно, - раздраженно прервала его Джоанна. - Яйца курицу не учат.
    - Во-вторых, - невозмутимо продолжал Джейсон, - нужны модели на все сезоны, на целый год. Понимаешь? Весна, лето, осень и зима. Словом, для осени и зимы нужны личики постарше, позрелее - не просто твои обычные юные симпатяшки.
    - Как, и ты туда же! - Джоанна чуть не завыла.
    - В чем дело, мамочка? - Джейсон удивленно взглянул на нее.
    Не успела Джоанна ответить, как в селекторе послышался голос секретарши:
    - К вам манекенщица, мисс Рэнделл.
    Рык Джоанны легко было расслышать в приемной:
    - Будь это, черт подери, хоть сама Бо Дерек - скажите ей, пусть убирается!
    Целый час Джейсон работал в поте лица, чтобы хоть как-то приободрить Джоанну. Он болтал, шутил, убеждал ее взглянуть на все проблемы в перспективе, напоминал, что в прошлом ей всегда удавалось справляться с любыми кризисными ситуациями. Но решить за нее проблемы он не мог. Орешек попался крепкий, но его надо было разгрызть. Выходя в приемную, он все еще ломал себе голову. Неожиданно он услышал жесткий, уверенный голос:
    - Мне все же хотелось бы увидеть Джоанну Рэнделл.
    Секретарша уже едва сдерживалась. Она устало поправила очки на переносице, пригладила волосы и механически повторила то, что приходилось говорить десятки раз:
    - Послушайте, но я же сказала вам, что сейчас она очень занята. К тому же вы не уславливались о встрече.
    - Боюсь, нет.
    - Ну вот, а мисс Рэнделл ни с кем не встречается без предварительной договоренности.
    Джейсон поднял взгляд. Внимательно, не торопясь. он профессиональным взглядом оценил женщину, стоявшую у стола. Потом вмешался в разговор.
    - О встречах, милочка, - обратился он к секретарше, - уговаривается мелкая сошка. А с этой дамой, мне кажется, Королева Би и так поговорит. - Он повернулся к посетительнице. - Меня зовут Джейсон Пибблз, и вот моя победная улыбка. - Он обворожительно улыбнулся ей. - Ну как? Я здесь выполняю роль серого кардинала. Пообедаем сегодня?
    Не ожидая ответа, он взял удивленную женщину за руку, повел ее к входу в святилище, бесцеремонно толкнул дверь и громко возвестил:
    - Джоанна, вот это ставка! - С этими словами он втолкнул ее внутрь и закрыл дверь.
    - Потрясающе! - сказал он ошеломленной секретарше. - Челюсть слегка квадратная, но это я приглушу, рот великоват, но все равно красив, глаза, как у Бемби - черт подери! Я влюблен! - Уже направляясь к двери, он вдруг остановился:
    - А она сказала, как ее зовут?

Глава десятая

    - Мне нужен агент. Такой агент, который через полгода пробьет мою фотографию на обложку "Вога".

     Этот миг, когда все ее молитвы материализовались в фигуре женщины, стоявшей перед ее столом, Джоанна запомнила навсегда. Высокая, стройная, с прекрасными манерами, да, это главное - не молодая, но, странным образом, также и не пожилая, и красивое лицо, потрясающая фигура, а помимо того что-то еще. Это что-то отражалось в глазах - огромных, блестящих, загадочных и печальных - и в очертаниях губ - чувственных и одновременно строгих, словно сдерживающих чувства, которые не хочется раскрывать. А помимо всего, в ней были твердость, всесокрушающая воля, которая и превращала ее, как мгновенно возгорелась надеждой Джоанна, в ту самую "новую женщину", которую она тщетно искала.
    Джоанна не привыкла играть в игры. Она достаточно доверяла себе и своему вкусу, чтобы не напускать на себя равнодушный вид, и безо всяких колебаний выказывала свои истинные чувства. Она подняла брови и, откровенно любуясь видением, возникшим перед ее глазами, просто сказала: "Присаживайтесь". Она была достаточно здравой, чтобы испытать удовольствие от той смущенной улыбки, с какой красавица стала оглядываться в поисках стула - стало быть, человеческое ей все же не чуждо. Но лишь только обе устроились в креслах, Джоанна, как и подобает профессионалу, сразу перешла к делу.
    - Вы откуда?
    - Из Квинсленда. Там есть такой Орфеев остров.
    - Где работали?
    - Несколько лет в Англии, а затем на Северных Территориях.
    - А теперь, стало быть, решили попытать счастья в самом большом городе Австралии?
    - Выходит, так.
    Беседа продолжалась почти без заминок. Тара с удивлением и радостью прислушивалась к себе самой, как уверенно и свободно она ведет с Джоанной профессиональный разговор, углубляясь в одни вопросы, избегая прямого ответа на другие, так, словно с детства научена всему этому. Она предусмотрительно продумала свою вымышленную историю до последней мелочи - понемногу подрабатывала манекенщицей в разных местах, а теперь приехала в Сидней, чтобы попробовать сделать настоящую карьеру. Она все поставила на карту, чтобы ее появление дало настоящий эффект. "Второго случая произвести первое впечатление не бывает", - твердила она себе, наэлектризованная до предела, собираясь на решающую беседу с Джоанной. Больше того, она учла и тот факт, который и сами австралийцы часто забывают или просто не принимают во внимание: гигантские размеры острова. Она понимала, что, если скажет, что работала манекенщицей в западной Австралии, Квинсленде или на Северных Территориях, весьма маловероятно, что Джоанна сможет проверить это.
    Главное заключалось в том, чтобы сразу же произвести на Джоанну такое впечатление, которое заставит ее сказать "да", а не "нет". Это потребовало не одну неделю напряженной работы, в течение которой Тара тщательнейшим образом просматривала модные журналы и ходила из одной модной лавки в другую, чтобы приобрести вид современный, но не чрезмерно, моложавый, но не слишком юный, обольстительный, но без оттенка вульгарности, и одежда должна быть почти такая же дорогая, как рекламируют в журналах.
    Затем - косметика и прическа. Это тоже потребовало тщательного изучения журналов, чтобы не выбиваться из современного стиля, но привнести в него что-то личное, не просто следовать стандарту, но обогащать его. Последние остатки ее денег были потрачены на косметику, очень дорогие щипцы и лучшие парикмахерские Сиднея. Поначалу она с ужасом смотрела, как прядь за прядью падают ее тяжелые волосы на пол, под чьи-то чужие ноги. Но когда, повинуясь движениям опытных рук мастера, копна волос легла в правильном порядке, она буквально почувствовала, как они ожили. То же самое можно было сказать о глазах и коже. Под руководством лучших специалистов крупных модных лавок Сиднея, которые консультировали ее бесплатно, Тара научилась придавать скулам такую линию, чтобы лицо выглядело как сердце, черты приобретали пикантность, и, главное, веки, покрытые всеми оттенками голубого, от индиго до барвинка, придавали особую окраску глазам.
    Она осуществляла программу исследования и открытия самой себя с большой настойчивостью, относясь к этому как к работе, которой занималась ежедневно. И все равно всякий раз возникало чувство нового, чувство изумления. О женщине по имени Стефани она вспоминала с болью и состраданием. Неужели эта женщина, которая с такой поразительной застенчивостью относилась к собственной внешности и так мало верила в себя, что, видя какую-нибудь красивую вещь, не осмеливалась купить ее, превратилась в Тару, которая была преисполнена решимости не только превратить себя в красавицу, но сделать это на высшем профессиональном уровне?
    В конце концов настало время, когда она решила, что можно являться пред очи Джоанны Рэнделл. После длительного размышления она выбрала прямую атаку, даже не сговариваясь о встрече по телефону, чтобы не испугаться в последний момент. Это было решительное наступление: пан или пропал. И как любой военной кампании, ему предшествовала тщательная разработка. Тара предусмотрела буквально каждую мелочь. Первой и самой дорогой ее покупкой был бюстгальтер, который подчеркивал форму груди даже под самым тяжелым одеянием. Затем колготки - в этот день она, разумеется, не могла позволить себе дешевки. Она горделиво погладила плоский живот и тугие бедра. Только тот, у кого некогда был лишний вес, мог оценить по-настоящему счастье быть стройным, радостно подумала она.
    Роясь в гардеробе, она остановилась на белой рубахе из тяжелого блестящего шелка. В общем-то, она купила ее задешево на развале в сиднейском Китай-городе, но выглядела она дороже, чем была на самом деле, благодаря красивой отделке передней части и манжетам, крохотным застежкам из жемчуга и модному маленькому стоячему воротнику, который подчеркивал красивую форму шеи. Другой находкой была юбка новейшего покроя, вся в цветах, с мягкими складками и большими накладными карманами, красивая и практичная. Но главное - расцветка: хризантемы, пионы и жимолость переходили друг в друга, мягко переливаясь ало-розовым, красным и персиковым цветами на светлом фоне. Выглядело все это броско, но ничуть не вульгарно. Все одеяние завершал изящный, в талию, жакет точь-в-точь того же ярко-розового, блестящего оттенка, что и юбка в верхней части. Словом, все три отдельных предмета естественнейшим образом сливались в целое, а не казались случайными предметами, которые пригнали друг к другу в результате терпеливой работы.
    Тара принялась за косметику, выбрав алый в качестве основного цвета. Для начала она наложила плотный слой розового крема, затем принялась проводить основные линии. Линию скул она подчеркнула гвоздичным цветом, а глаза по контрасту подвела голубым карандашом. Для теней она выбрала густой сливовый цвет, мастерски приглушая его, доводя постепенно до бледно-алого у надбровий. Иссиня-черная тушь и ярко-малиновая губная помада на пару тонов погуще, чем господствующий цвет костюма, завершали палитру красок. Никаких украшений - облик должен быть решительным и простым. Быстро проведя щеткой по густым, блестящим волосам, Тара двинулась к выходу.
    По дороге она остановилась и бросила критический взгляд в зеркало, вделанное в платяной шкаф. Ничто не ускользнуло от ее пристального взгляда, и все вроде было на месте. Тара была удовлетворена. Удовлетворена, но вовсе не спокойна. Трогаясь в путь, она ясно осознала, что предстоит ей самое трудное с момента возвращения в Сидней дело. Первая такого рода встреча, да еще в ее возрасте, оценка объективного наблюдателя - все это неожиданно показалось куда более тяжелым испытанием, чем представлялось сначала. Пересекая городские улицы, в толпе, где ее постоянно задевали и толкали, боясь, как бы не запачкаться обо что-нибудь или не порвать колготки, Тара испытала сильнейший соблазн бросить все и вернуться. Но достигнув Ливерпуль-лейн и войдя в уютную приемную агентства, она заставила себя забыть о режущих спазмах в желудке. С великолепным равнодушием она бросила взгляд на фотографии лучших манекенщиц, устрашающе развешенных по всем стенам. Обращаясь к секретарше, она дала себе тайную клятву, что по своей воле отсюда не уйдет - им придется выбросить ее! - пока не добьется своего от великой Джоанны. И дело выгорело! Выгорело!
    Мысленно возвращаясь в прошлое, Таре всегда казалось, что ее новое "я" родилось, как птица феникс, из последних языков пламени, в котором сгорела Стефани. Лежа на кровати, почти не двигаясь, едва прикасаясь к еде и питью после того, как открылось предательство Джилли, она чувствовала себя так, словно медленно умирает. Она сгорала от боли, страдания, гнева и унижения, и горячие огненные языки словно вылизывали все ее внутренности. В конце, чувствуя себя полностью изнеможенной, она уснула. Проснулась она новой женщиной. Последняя нить, которая ее привязывала к Стефани, порвалась, та часть жизни Стефани, которая казалась такой значительной, испарилась. И хотя все ее тело еще болело, словно было открытой раной, она чувствовала прилив сил, который приходит с уверенностью в том, что с инфекцией покончено.
    Из зла всегда получается добро, размышляла она. Болезненный эффект того, что она узнала в конце, завершил картину, и все стало на свои места, как в разгаданном ребусе. Распутывая историю, завершившуюся тем ужасным "несчастным случаем", в который она попала, Тара в конце концов сообразила, какую форму должна принять месть. Ее план предполагал фанатическую решимость жить в одиночку и для себя, извлекая максимум из той новой жизни, что подарила ей судьба, и из той новой внешности, которую она обрела, потратив на это столько времени и трудов на Орфеевом острове.
    Как-то одной из бессонных ночей она вдруг ясно поняла, что будет лучшей местью Грегу: надо вынудить его пережить такое же унижение, какое он заставил пережить ее, - пусть влюбится в женщину, которая его не любит, пусть его с презрением отвергнут и вышвырнут вон, пусть любовь его оценят ниже, чем пыль под ногами. И этой женщиной, которой не угрожает опасность влюбиться в него, она и будет. Она заманит его в ловушку, как он в свое время заманил ее, и пожалеет его не больше, чем охотники жалеют маленьких кроликов, которых ловят в свои мерзкие силки. А потом она пустит в него стрелу и небрежно отбросит прочь, умертвит его сердце, как он пытался умертвить ее тело. Это будет лучшее, поэтическое возмездие, высшее торжество, и она сполна насладится своей местью.
    Для этого надо превратиться в такую женщину, какая нужна была Грегу. А значит, надо стать эффектной, по-настоящему эффектной. "Мне бы следовало почуять крысу, - подумала она с горечью, - когда он, именно он, стал подбираться к затрапезной простушке и толстушке мисс Стефани Харпер". Надо превратиться в красавицу из модных журналов. Вот тогда и оформилась окончательно эта мысль, которая, как она поняла теперь, зрела в ее сознании с тех пор, как она приехала на Орфеев остров, где примеряла новое лицо и жадно поглощала новые журналы, - мысль стать манекенщицей.
    У нее было обаяние, была фигура, был рост, а теперь, главное, появилось основание и воля осуществить идею.
    Это будет самая остроумная шутка, решила она. Уничтожая Грега, она в то же время возродит себя самое. Она знала, что в ней всегда жило стремление стать красивой женщиной, которой она была внутренне, порвать с той, другой женщиной, которая пребывала в клетках ее тела на правах арендатора, вместо того чтобы с гордостью обладать им. Быть может, только те, кто ощущал собственное уродство и презрение окружающих, способны по-настоящему оценить стремление страждущей природы к красоте. Тара испытывала подобное стремление, напоминающее муки голода, всю свою жизнь. Теперь наконец голод мог быть утолен.
    - Сделать для начала пробные снимки, - жесткий голос Джоанны, говорившей в нос, вернул ее к реальности. Вообще-то у Джоанны было немало вопросов, связанных с этим таинственным появлением. Например, она признает, что ей больше двадцати одного года, но точного возраста не называет. Она утверждает, что работала манекенщицей, но знания ее, вполне очевидно, - на уровне среднего начинающего. И еще кое-что смущает, что в точности и не определишь. Лучше бы не связываться с ней. Надо быть сумасшедшей, чтобы иметь с ней дело. Но тут Джоанна вспомнила о МУЗе, и ее сомнения рассеялись. "Разве у меня есть кто-нибудь еще, - мрачно подумала она. - Да и что я теряю?" Джоанна наклонилась к селектору.
    - Соедините меня с Джейсоном.
    - В этом нет нужды, - раздался в селекторе голос Джейсона, как бы отделившийся от него самого. - Я никуда не уходил.

***

    Нет на свете райского уголка, в котором вовсе не было бы зла. Даже в Эдемском саду был свой собственный змей. Сержант Джонсон из таунсвиллской полиции не был склонен к философическим размышлениям. Тем не менее он часто задавался вопросом, что может толкать людей на разного рода мерзкие поступки здесь, в одном из красивейших уголков на целом свете. К тому же, как любой нормальный полицейский, он испытывал нормальное желание, чтобы на его участке все было спокойно. Он гордился Таунсвиллом, этим солнечным городом. Он любил характерное для него сочетание старины и нового, старые таверны по обе стороны чистеньких современных пешеходных дорожек, красивый прибрежный бульвар, возникший здесь в незапамятные времена, да и всю береговую линию. "Лучший город во всем Квин-сленде, если не на всем этом чертовом континенте, - думал он. - Что еще людям нужно?"
    И тем не менее им, во всяком случае некоторым, этого было мало, и они то и дело нарушали закон, стремясь удовлетворить свои желания. Так что даже в этом тропическом раю дел у сержанта Джонсона хватало, что и не позволяло всерьез заняться тем расследованием, о котором просил его Дэн Маршалл, - напоминание пришло в виде ненавязчивого телефонного звонка.
    - Привет, Сэм. Это Дэн Маршалл, из Орфея. Как там обстоят дела с моей пропавшей?
    Дэн пришел к твердому выводу, что душевное равновесие он восстановит, лишь выбросив из головы Тару Уэллс. Ради этого он решил вернуться к старым привычкам, вроде подводной охоты. Если находились подходящие пациенты, будь то мужчины, женщины, дети, он делал с ними шашлыки на берегу. Он навел порядок в кабинете и изменил систему регистрации - "смазал старую пружину", по словам Лиззи, которая видела во всем этом обнадеживающие признаки. Он даже поехал в отпуск - впервые за много лет. Он пересек в западном направлении весь немыслимо огромный остров-континент, пройдя сквозь мертвое сердце страны, видевшей на своем веку столько поколений людей. Впервые в жизни он увидел великие священные символы страны аборигенов, страны чудес, гигантские бурые скалы в форме закругленных минаретов и куполов, стоявших, подобно чудесным видениям, на пустынной равнине века и тысячелетия. Он прилетел в Перт, крупнейший город на западе, и, поменяв машину, поехал через красивейший национальный парк, который придает особый вид всей прибрежной полосе, в Кейп-Лиуин. Это была юго-западная оконечность Австралии, и он, таким образом, оказался на самом далеком расстоянии от дома, который находился на северо-востоке. Тут все было другое - берег, море, ракушки, которые выбрасывали сюда воды Индийского океана. Но мысли оставались все те же - о Таре.
    Все было безнадежно. От нее ему не отделаться. Он все еще так сильно любил ее, что утрата отдавалась повседневной болью: просыпаясь, он каждое утро вспоминал прежде всего ее. Любви ее ему не добиться. Но, по крайней мере, появилась уверенность, что его собственное чувство было подлинным и неизбывным, а не случайным летним увлечением. "Но разве это такое уж достижение?" - криво усмехнулся Дэн. Он сделал попытку - и проиграл. Он ничего не знал о ней - не знал даже, где ее искать в Сиднее. Но он не мог ее выбросить из головы и вычеркнуть из сердца. Все, что ему оставалось, - продолжать путь, собирать крохи, которые попадутся на нем, и надеяться вопреки всякой надежде, что каким-нибудь образом, чудом в конце концов Тара возникнет вновь. Вот он и позвонил сержанту Джонсону, не столько надеясь услышать что-нибудь новое, сколько просто желая хоть что-нибудь сделать.
    - Боюсь, сказать мне почти нечего. - Сэм не хотел обнадеживать собеседника. - Это чертовски большее место, тут целая армия может потеряться. А вы мне не слишком много дали, за что бы зацепиться.
    - Верно. Но у меня появилось кое-что новое - может, поможет. - Дэн много думал. Опираясь на свои зарисовки, фотографии и на характер травм, полученных Тарой - а их он хорошо помнил, - он мог приблизительно установить дату несчастного случая. Конечно, это всего лишь предположение. Но предположение весьма обоснованное, и Дэн был уверен, что ошибка в расчетах не превышает нескольких дней.
    - Итак, - сказал он Сэму, - вы ищете женщину, попавшую в тяжелую катастрофу - это не автомобильная авария, этот вариант можно исключить, - между... - и он назвал две даты. - Разве этого так мало?
    Очевидная настойчивость доктора явно произвела на Сэма Джонсона впечатление, и он решил, что пришла пора всерьез взяться за дело. Вернувшись в Орфей, Дэн лениво перелистывал последний номер медицинского журнала. Взгляд его упал на объявление о предстоящей конференции. "Медицина сегодня" - не слишком завлекательное название, чтобы занятой врач бросил дела на целую неделю ради симпозиума на такую тему. Но он проводится в Сиднее. "Не отставай от прогресса, будь в курсе всего нового, - сказал себе Дэн. - "Медицина сегодня" - чем плохо?"

***

    Каковы бы ни были фотографические таланты Джейсона, педагогического дара он явно был лишен. Терпения у него не было вовсе, на клиентов он покрикивал, а то и бранил на все корки, доводя их в конце концов до ярости или отчаяния. Но с Тарой, как ни странно, у него получалось. Сегодня у них была третья съемка в его просторной мастерской, и Тара буквально наслаждалась работой.
    - Полет! Лети! - орал Джейсон, не отрываясь от аппарата. - Легко и свободно, как будто занимаешься любовью. Вот так! Вот теперь у тебя вид что надо, мне он нравится, давай еще, отдайся камере, отдайся мне!
    Тара расслабилась и начала хихикать. Джейсон в ярости вскочил, и его добродушие сменилось откровенной злобой.
    - Ты сутулишься! Не сутулься! Право, ты становишься похожа на верблюда! А ну-ка сосредоточься, работай, думай, вот так, это больше похоже на дело. Думай о чем-нибудь приятном, о чем-нибудь неожиданном. Ты выиграла в лотерею - как ты собираешься распорядиться деньгами...
    Деньги. Тара едва не расхохоталась. Вот уж что ей нужно меньше всего.
    - Вам следовало бы знать. - наставительно заметила она, - что деньги есть корень всяческого зла.
    - Ладно, ладно, - нетерпеливо оборвал ее он. - Коси, коси глазом, это тебе идет. Теперь двигайся, так, медленный поворот. О бог ты мой, у тебя что, всего одна нога? Ради Джейсона, постарайся двигаться, как нормальный человек.

***

    На противоположном конце города, в деловом квартале, Билл Макмастер обсуждал дело, которое, как он от души надеялся, положит конец его отношениям с Грегом Марсденом. У себя в кабинете, располагавшемся наверху, в мозговом центре всего здания "Харпер майнинг", Билл уперся взглядом в спину Грега, который глядел в окно и не замечал открывавшейся перед ним великолепной перспективы. Он был слишком поглощен тем, что Билл только что сказал ему. Внезапно он повернулся. Глаза его горели от ярости, голос едва не срывался.
    - Вот просто так, да? Я уже не вхожу в правление, и дохода тоже никакого? Знаете, я не уверен, что у вас есть на это право. Стефани оставила" совершенно четкие указания... а я все еще ее муж.
    Он остановился и вызывающе посмотрел на собеседника. Но в глубине души Грег знал, что Билл и другие директора нашли вполне законную и неотразимую карту, чтобы побить любого его туза.
    - Решение было принято на прошлой неделе, на заседании совета директоров. Единогласно, - Билл говорил совершенно спокойно и бесстрастно. Но уже давно он не испытывал такого удовольствия.
    - И уверяю вас, что это решение находится в полном соответствии с законом, распоряжениями Стефани и ее завещанием. Но можете посоветоваться со специалистами. - Он помолчал и нанес очередной удар. - Почему бы вам не проконсультироваться с Филипом Стюартом? Он очень хороший юрист.
    На этот крючок Грег не попался и вернулся к делу.
    - Почему меня даже не предупредили о собрании?
    - Тут не было ничего экстраординарного, просто очередное заседание совета директоров, дата которого была намечена на предыдущем заседании. Но вас ведь много месяцев уже не видно, а иначе вы бы знали. Впрочем, ваше присутствие ничего бы не изменило.
    Грег помолчал, мрачно задумавшись, а затем пробормотал обращаясь как бы к себе: "Черт побери, но ведь надо оплачивать счета!" Его противник сохранял полное хладнокровие и корректность.
    - Зарплата персоналу и расходы на содержание дома по-прежнему будет покрывать компания. Разумеется, за вычетом ваших личных трат. Отныне это ваше дело.
    Грег побагровел.
    - Да, и можете по-прежнему жить в доме. - Еще одна пауза, долженствующая подчеркнуть значительность того, что будет сказано. - По крайней мере, пока.
    Вскочив с места, Грег принялся нервно расхаживать по кабинету.
    - Вам ведь всегда не нравилось, что я женился на ней, верно?
    Билл не ответил, пристально и бесстрастно глядя на Грега.
    - Так или не так, отвечай, сукин ты сын! - Грега всего трясло. Внешне спокойный, а изнутри распираемый ликованием, Билл встал из-за стола, подошел к двери и открыл ее, приглашая посетителя выйти.
    - Полагаю, нам не о чем больше говорить, - сказал он.

***

    - Еще! Еще! Вот так. Теперь вперед. Скользить, скользить, свободнее, расслабься, думай о чем-нибудь приятном и скользи к камере.
    Попав в руки неугомонного Джейсона, Тара делала быстрые успехи. Как Джоанна и предполагала, в ее внешности было что-то особенно притягательное для камеры, и, как только фотографии, сделанные Джейсоном, дойдут до публики, она будет сражена. Как опытный агент Джоанна не торопилась хвататься за каждое предложение, сделанное Таре, следя за тем, чтобы она открывалась публике не сразу, а постепенно, шаг за шагом.
    Едва Тара вошла в ее кабинет, Джоанна сразу же поняла, что у нее нет никакого опыта. Это ее не волновало - дело поправимое. Но тут требовался хороший глаз, чтобы эта бесспорно обещающая карьера разворачивалась в нужном темпе. Требовалось время и для того, чтобы Тара отработала основные приемы манекенщицы, особенно в том, что касается движения. Потому Джоанна потребовала, чтобы она посещала танцевальные классы - классику, диско и джаз - надо, чтобы она, по выражению Джейсона, выглядела, как "изящная бестия".
    В данный момент Тара подходила к концу своего первого крупного сеанса продолжительностью в целый день, в течение которого ей пришлось демонстрировать дневную и вечернюю одежду. Это и без того было тяжело, а тут еще Джейсон решил, что надо посниматься на улице, в центре города, чтобы придать облику, как он сказал, "городской налет". Вот они и направились в оживленное место, на Элизабет-стрит, широкую магистраль, которая перерезала сердце Сиднея с севера на юг. Джейсон был настоящим профессионалом, уверенным, полностью сосредоточенным на своем деле и совершенно беспощадным. Тара была способной ученицей, но были моменты, когда она теряла веру в себя и тогда ничего не получалось. Джейсон сразу же ощущал это и немедленно приходил на помощь, меняя свою обычную тираническую манеру на добродушную ухмылку и уместный анекдот.
    - А ну-ка, Уэллс, прислонись к стене, расслабься, забудь про одежду, - скомандовал он, видя признаки усталости и растерянности на ее лице. Они стояли напротив ограды пышного Гайд-парка, и Джейсон прекратил съемку, решив сыграть роль гида.
    - Обратите внимание - справа от вас Мирвак Траст Билдинг, маленькое чудо из кирпича, знаменитое своими коринфскими пилястрами. Рядом с ним другое сооружение - ответ Сиднея на Собор Парижской богоматери, которую в настоящий момент подпирает мисс Тара Уэллс, парящая опора...
    Не веря ушам, Тара выпрямилась, отошла чуть в сторону и оглянулась на здание позади нее. Джейсон был прав - крохотная церквушка с розовыми окнами странным образом напоминала Собор Парижской богоматери. Это было так забавно, что она невольно улыбнулась.
    - Вот это уже лучше, - одобрительно сказал Джейсон. - Ну, как ты?
    - Голова немного кружится.
    - Нормально! Ну а теперь за работу, пока коленки не подогнулись. Если, конечно, у верблюда подгибаются коленки. Или они просто застывают на своих длинных ногах в "ровном" положении и умирают стоя?
    - Ты настоящий надсмотрщик, Джейсон.
    - Я? - Он прикинулся оскорбленным. - Да я само милосердие. Разве я не спросил, как ты себя чувствуешь? Я по-настоящему забочусь о тебе. Ну а теперь за работу, Уэллс, и хватит с меня этой чепухи.
    - Да, ты так внимателен, Джейсон...
    Они двинулись вниз по улице, мимо универсального магазина "Дэвид Джонс", огромного кирпичного здания с зеркальными стеклами алого оттенка и бронзовым навесом у входа, в сторону Центра Сент-Джеймс, двадцатиэтажного здания сплошь из зеленого стекла, обсаженного по периметру стройными платанами. Джейсон был в своей стихии, находя все новые интересные ракурсы и удачный фон, рассуждая вслух и ни на минуту не прекращая думать о деле. Напротив Центра он обнаружил небольшое, выкрашенное в охру, здание суда, где к двери вела железная лестница, - "счастливая находка", по его определению; ничуть не смущенный тем обстоятельством, что это был черный ход в окружной суд Нового Южного Уэльса, он заставил Тару тысячу раз подняться и спуститься по лестнице, наклониться направо, наклониться налево, чуть на голову не встать. В конце концов даже Тара с ее профессиональным терпением и готовностью повиноваться гномику, который безостановочно вертелся вокруг нее, не выдержала.
    - Джейсон, довольно!
    - Еще секунду, детка, потерпи. Мы еще не закончили. Нельзя же так быстро скисать... - Он продолжал щелкать камерой, думая про себя, что это сердитое, неуступчивое выражение придавало ее облику какую-то чарующую грубоватость. - Слушай, ты молода, здорова - для своего возраста, разумеется, - Джейсон давно понял, оскорбление, нанесенное в нужный момент, оказывает стимулирующее воздействие, - и к тому же, я заплатил тебе вперед, за работу до полуночи. Так что, давай, наклони-ка немного голову.
    - У тебя совсем нет жалости, - простонала Тара, но подчинилась.
    - Конечно, нет. Ни капельки. Так, хорошо. Ну-ка еще разок.
    В подобного рода разговорах и препирательствах прошел весь долгий день. Тара послушно выполняла все, что ей говорили, пока наконец она не почувствовала, что выдохлась полностью.
    - Джейсон, я замерзла, устала, и хочу домой.
    Она прислонилась к уличному фонарю и закрыла глаза.
    - Принцесса! - изобразив на лице испуг, Джейсон подошел к ней. - Ладно, сфотографируемся у фонаря. Подумаешь, великое дело. Все нормально. Только успокойся. Отличный снимок, классика, по сути дела. Прислонись к уличному фонарю... Так, не открывай глаза. Расслабься. Глаза закрыты, мышцы расслаблены. Надо, чтобы ты думала... вообразила, что ты с любовником, ты уже готова ему отдаться. Он и впрямь тебя горячит, чувствуешь этот жар? Отлично, не теряй это чувство, думай о нем, о, черт возьми, как я ненавижу его...
    Вопреки собственному желанию и несмотря на попытки заставить Джейсона замолчать, Тару обдала горячая и болезненная волна воспоминаний, когда она подумала о том, как все скверно складывалось у нее с Грегом в постели.
    - Так, так, так, да ты никак покраснела! Верно? Здорово, отлично. Так что же мы испытываем - страсть или, может, смущение?
    Проницательность Джейсона еще больше смутила Тару.
    - Извини, - пробормотала она.
    - Не извиняйся, - закричал Джейсон. - Это было потрясающе. Знаешь, ты не похожа на других. Как только я заговариваю о сексе, у тебя лицо пятнами идет. Тебе явно нужен поводырь, и Пибблз наилучшим образом подходит для этой роли, n'est-ce pas? А теперь я хочу, чтобы ты подумала о чем-нибудь печальном. По-настоящему печальном. Пусть твое маленькое бедное сердце разобьется на тысячу кусочков, ну-ка, покажи мне подлинную боль...
    Глядя в объектив, Джейсон видел, что Тара, как загипнотизированная, повинуется ему. На глазах выступили слезы и медленно покатились вниз. Джейсон пришел в полный восторг.
    - Фантастика! Замечательно! Ты великолепна. Тара Уэллс, я и впрямь готов в тебя влюбиться. Неужели ты разобьешь сердце мужчины, который создан для тебя? Интересно, между прочим, профессор Хиггинс довел дело до конца с Элизой Дулитл? А Свенгали залез Трибли в штаны? Есть о чем подумать, а?
    И лишь когда кончились все пленки, Джейсон позволил себе заметить, до чего он довел Тару.
    - Хватит с меня этой никчемной болтовни, - сердито заявил он.
    - Ты сам слишком много говоришь и меня заставляешь умничать на темы жизни и любви, в то время как тебе давно следовало вести меня домой и уложить в постель. Хватит, пошли. Завтра снова работать.

***

    Дом Стюартов на Хантерс-Хилл был надежно укрыт от посторонних глаз, но глухими соседи не были. И с некоторых пор до них все чаще и чаще доносились шумные отголоски скандалов, к каким здешняя аристократическая публика не привыкла. Сегодня все происходило как обычно.
    - Грег! Грег! Куда же ты? Не уходи!
    - Пусти! Оставь меня в покое! Ты что думаешь, я собираюсь здесь навсегда остаться?
    - Грег! О милый Грег!
    Джилли Стюарт вцепилась Грегу в плечо, буквально не позволяя ему открыть машину. Позади осталась распахнутая дверь - немая свидетельница того, как Джилли выскочила наружу, пытаясь удержать Грега.
    - Вернись в дом. Пожалуйста!
    - Оставишь ты меня в покое?!
    Испуганная его тоном, Джилли ослабила хватку. Хотя эти дни она только и делала, что вызывала его на ссору, Джилли ужасно боялась вспышек холодного гнева Грега, ибо знала, на что он способен в таком состоянии.
    - Пожалуйста, Грег, - она снова взялась за свое, но теперь уже робко. - Я вовсе не хотела злить тебя. Я просто...
    - Ты пьяна! - Он с отвращением отвернулся. Тут она вновь взорвалась, почти не в силах сдержаться.
    - Да, пьяна! Пьяна! А кто в этом виноват? Кто меня втянул во всю эту историю? - она сердито передразнила его, вспомнив, что и как Грег сказал ей в палатке в ту ночь, когда погибла Стефани: "Выпейка-ка, малышка".
    Как и всегда, когда Джилли доходила в своей пьяной истерике до определенной точки, в ушах Грега начинал звучать колокольчик: "Внимание!" Схватив ее за руку, Грег грубо втолкнул Джилли в дом и захлопнул дверь. Он прижал ее к стене, крепко зажав руки, а затем заговорил, пытаясь придать голосу мягкость, в той мере, в какой был на нее способен:
    - Забудь-ка лучше об этом, малышка. Забудь, хорошо?
    Почувствовав, что преимущество перешло к ней в руки, Джилли постаралась не упустить момент.
    - Я не собираюсь с этим больше мириться! - Она изо всех сил принялась колотить его в грудь. - Я тебе не потаскушка!
    Он кинул на нее презрительный взгляд. Вместо ответа он раздвинул ей ноги, нащупал через платье кожицу, зажал ее между большим и указательным пальцами и медленно и грубо потянул. Затем двинулся к двери.
    Плача от боли, Джилли кинулась наперерез.
    - Не уходи, Грег, не уходи!
    Он остановился. Едва помня себя, Джилли истерически закричала:
    - Только не уходи! Если тебе нужны деньги, бери все, что у меня есть, завтра, когда откроются банки, я достану еще - но, пожалуйста, не оставляй меня сегодня ночью одну. Я на все готова, на все. Только не уходи, дорогой...
    Грег сдался. Но он не дал Джилли почувствовать, что смягчается, как не дал ей увидеть самодовольную улыбку - она промелькнула только внутри. Он просто коротко кивнул. Добившись своего, Джилли выглядела поистине жалко.
    - О милый, пошли, вот так, хорошо, я сейчас принесу чего-нибудь выпить...

***

0

9

***

    Джейсон Пибблз был очень разборчив в выпивке. Ничего крепкого, только сухое вино или шампанское, когда удавалось достать, или разнообразные золотистые ликеры. Сегодняшний день заслуживал быть отмеченным доброй порцией лучшей выпивки - Тара появилась на обложке "Bora". Для статьи об осенних модах была выбрана фотография, сделанная на изнурительных, но исключительно удачных съемках в центре города; Джоанна выполнила задание, которая Тара сформулировала в первой же фразе беседы со своим агентом.
    Праздничный вечер, который устроили в мастерской Джейсона, был в полном разгаре; Джоанна и Тара, упиваясь победой, листали страницы сигнального экземпляра журнала. Джоанна победно провозгласила тост:
    - Леди и джентльмены, вот, прямо из типографии свеженький оттиск - представляю вам Тару, новую очаровательную королеву мира моды!
    - Ну что ж, меня она очаровывает, - сказал Джейсон, подходя к Таре сзади и обнимая ее за талию. - Да и ты сама знаешь это, верно? Я впрямь нахожу тебя очаровательной. Да!
    - А нам-то что за дело до этого, верно, Тара?
    - Ну что ж, - Джейсон нацепил маску маленького обиженного ребенка. - Тогда вот мой тост - за жемчужину месяца!
    - А теперь за нас! - Джоанна не могла сдержать радости.
    - За нас! - охотно откликнулась Тара, чокаясь с Джоанной.
    - За нас? - Джейсон не мог поверить ушам. - А не за Джейсона Пибблза, несравненного созидателя "звезд"?
    - Огромное тебе спасибо, жуткий ты гномик!
    Тара поспешила пролить бальзам на рану.
    - За вас обоих, - спокойно и серьезно сказала она. - Огромное вам обоим спасибо. За все.
    - Шесть месяцев, почти день в день, - Джоанна снова принялась изучать обложку. - И нате вам. Неплохо.
    - Неплохо? - Джейсон, как всегда, подначивал ее.
    - Ладно, ладно, фан-тас-тично, черт бы тебя побрал!
    Джейсон повернулся к Таре.

     - Ну а теперь, дорогая, каково тебе среди красавиц? От имени местных жрецов - добро пожаловать в элиту.
    Тара расхохоталась:
    - Фу-ты ну-ты.
    - Та-та-та, - лицо Джейсона выразило неодобрение. - Местные жрецы не говорят "фу-ты ну-ты". Звучит слишком по-деревенски. Твой словарь должен быть городским, изысканным. Надо бы научиться парочке славных ругательств и.
    - Джейсон! - Джоанна резко оборвала его. - Я не позволю тебе портить мою лучшую манекенщицу.
    - Извини, мамочка, - в голосе Джейсона не звучало и нотки покаяния. - Я совсем забыл, что в твои времена прикрывали ножки рояля, чтобы сберечь невинность юных дев.
    Джоанна подняла бокал с шампанским, наклонив его под критическим углом.
    - Что, на голову тебе вылить? Или на колени? На нос? По твоему выбору.
    Джейсон печально покачал головой: "А ведь с нее и впрямь станется".
    Тара широко улыбнулась, явно наслаждаясь этой игрой и сильным чувством товарищества, которое она испытывала в этом обществе.
    - Все это только благодаря вам, - искренне сказала она. - Это вы меня всему научили. Ведь мне пришлось начинать с азов.
    Джоанна с симпатией посмотрела на нее.
    - В тот день, когда ты вошла ко мне в кабинет, я сразу поняла, что в тебе что-то есть - что-то загадочное, неопределимое. Но что бы это ни было, ты ни на кого не похожа.
    - Точно, - с энтузиазмом подхватил Джейсон. - Сфинкс! Без возраста - зрелость и мудрость на фоне молодости. Это замечательный коктейль. И оглянуться не успеешь, как за тобой все волочиться станут.
    - Я видела твои замечания на полях договора с телевидением, - продолжала Джоанна. - Знаешь, это просто поразительно. Я хочу сказать, ты обратила внимание на все то, что и мне пришло в голову. Как это ты научилась так разбираться в контрактах?
    Тара уклончиво улыбнулась:
    - Наверное, просто интуиция.
    - Так или иначе, если когда-нибудь тебе надоест быть манекенщицей, работа в конторе всегда найдется.
    - В конторе? - с ужасом переспросил Джейсон. - Полно тебе, мамочка, она едва вылупилась на свет Божий. Господи, твоя воля! И тебя еще считают лучшим агентом в Сиднее? - Он прижался к Таре и погладил ее по коленке. - Забудь про старушку-мамочку и пошли ко мне, крошка, - я буду твоим Пигмалионом, твоим агентом, твоим демоном-любовником, да кем хочешь - есть предложения?

Глава одиннадцатая

    Был конец длинного изнурительного дня. В гримерной Тара критически посмотрела на себя в зеркало и отметила предательские признаки усталости. "Сегодня раньше в постельку, дорогая, - сказала она себе удовлетворенно. - Сразу, как только вернешься домой, легкий ужин, хорошую книгу в руку - и на боковую". Она подняла сумку, бросила вокруг последний взгляд, не забыла ли чего, выключила свет и вышла в тихую, просторную студию Джейсона.
    Тара чувствовала усталость, но была довольна собой. После веселого утра, когда они праздновали ее успех, она приготовилась к обычной дневной съемке. Джейсон, однако же, был все еще под парами - не пьян, но явно в некоторой экзальтации. Она стояла на пороге и с симпатией следила за тем, как он, не замечая ее, двигается по студии, выключая мощные осветительные лампы и приводя все вокруг в порядок. Он подошел к велосипеду с моторчиком, который во время съемок служил штативом, и задумчиво взобрался на седло, не выпуская из рук бокала с шампанским.
    Тара подошла и встала прямо напротив него.
    - А, сфинкс, добрый день, - весело воскликнул он. - Послушай, я теперь знаю твое лицо почти так же, как свое собственное, и все же что-то главное от меня ускользает. В мягком и рассеянном освещении ты выглядишь двадцатилетней. Но при ярком солнце... тридцать пять? двадцать девять?
    Тара стояла не двигаясь.
    - Молчишь, да? Ну да, конечно, ты же сфинкс. Вечная женская красота, которая уносит свою тайну в бессмертие. Вот и она, эта девица с картины Леонардо, на протяжении столетий держит карты рубашками наружу - вроде тебя.
    Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Тара встретила его взгляд и была смущена его глубиной.
    - Что я знаю о тебе? Да ничего. Мне кажется, я знаю тебя целую вечность, а на самом деле знаю только твои глаза и потрясающую улыбку. Ты для меня загадка, Тара Уэллс, и, похоже, это занимает меня все больше и больше.
    В смысле того, что Джейсон имел в виду, ошибиться было невозможно. Тара подавила вздох. Она смутно подозревала, что нечто в этом роде может случиться, но не была уверена. С такими, как Джейсон, с его постоянными шутками и прибаутками ей раньше не приходилось встречаться, так что она никак не могла взять в толк, всерьез он говорит или нет. Она вся подобралась, готовая достойно встретить вызов.
    - И отчего это я все время думаю о тебе, - Джейсон слегка улыбался. - Да отчего же, отчего любой парень думает о девушке со времен Адама и Евы, Ромео и Джульетты...
    Пора вмешиваться.
    - Эббота и Костелло, - непринужденно подхватила Тара. Инстинкт подсказывал ей, что пора менять тему, пока не прозвучат слова и обоим не придется болезненно и трудно выпутываться из этой истории.
    - Знаешь, кто ты, Джейсон, - продолжала она с той же непринужденностью. - Ты романтик. В обыкновенной бедной работнице ты видишь то, чего в ней нет.
    - Ну, это уж моя тайна, - сказал Джейсон с печальной улыбкой, какой Тара никогда прежде не видела на его лице. Ясно было, что он принял ее молчаливый сигнал. Нажимать не будет. Он бодро поднял бокал:
    - За нас - и за секреты, которые хорошо хранят.
    Тара нежно улыбнулась ему и двинулась к двери.
    - Спокойной ночи, Джейсон.
    - Эй, - его голос остановил ее. Она замерла и обернулась.
    - Ты точно не хочешь покататься на моем велосипеде?
    Она покачала головой:
    - Нет, мне пора домой.
    Оставшись в студии один, Джейсон высоко поднял бокал. Затем, как исстари прощались, он медленно перевернул его и разжал пальцы - бокал упал и разлетелся на осколки.
    Тара шла городскими улицами, пробираясь домой через толпы людей. Успешно дебютировав в качестве манекенщицы, начав неожиданно зарабатывать много денег, она переехала из затрапезной гостиницы на новую квартиру - в престижном районе Элизабет-Бэй, обитатели которого наслаждались одним из главных преимуществ жизни в Сиднее - видом на гавань. Ощущая в теле ломоту, а на сердце печаль - при мысли и о Джейсоне, и о превратностях любви, она поднялась на лифте на свой этаж и вошла в свою новую обитель.
    Сразу же послышалось приветственное "мяу", и то, что некогда было комочком свалявшейся шерсти, а ныне стало большим упитанным котом, выкатилось к двери навстречу ей.
    - А, Макси, привет, малыш. - Она нежно почесала у него за ушами и прижала к груди. - Ну как ты? Хорошо день прошел?
    Войдя в квартиру, она сбросила туфли и со вздохом облегчения протопала через застеленный ковром холл в гостиную.
    - Я открою тебе секрет, Макси. По лицу мне можно дать двадцать восемь, но к концу дня, такого, как сегодня, мои ноги тянут на все сорок!
    Она опустила кота на толстый ковер и подошла к проигрывателю. С тех пор как она сюда переехала. Тара вновь могла наслаждаться музыкой, а ее она любила больше всего на свете. Теперь после экспресс-знакомства с дискотекой и джазом, ее музыкальные вкусы обогатились и уже не ограничивались ее любимой классикой. Она надавила на кнопку, и потекла печальная мелодия - дуэт Барбары Стрейзанд и Нейла Даймонда "Ты мне больше не даришь цветов". Вздохнув, она откинулась на спинку мягкого просторного дивана и огляделась. То, на что упал взгляд, радовало ее, приходилось в этом признаться. Единственное, что выделялось в изящной, тихой комнате, был толстый, кораллового цвета ковер, натянутый на белые стены. В обстановке господствовало стекло и хром в итальянском стиле, а бросавшийся в глаза модерн смягчали длинные занавеси, с потолка и до пола, закрывавшие то, что Тара уже окрестила "замечательным окном". Впрочем, это было не столько окно, сколько четвертая стена, поскольку все стены представляли собой собственно зеркальное стекло, откуда открывался беспрепятственный вид на гавань. По сути, этим и привлекла ее квартира, и она часами могла смотреть на открывающуюся богатую красками панораму. Было ли небо чистым или затянутым облаками - вода залива отражала его цвета с готовностью верной любовницы. Ниспадающие струи дождя доставляли ей такое же наслаждение, как и яркое солнце. Сидеть у прекрасного окна и глядеть на расстилающийся вокруг мир - лучше отдыха не придумаешь.
    - У меня был тяжелый день сегодня, Макси, - сказала она, обращаясь к равнодушному коту. - Работала, как собака. Это шутка, малыш. Тебе бы следовало рассмеяться. - Но Макси никак не реагировал, он был поглощен медленным перемещением хозяйки в сторону кухни, что означало долгожданный ужин.
    - Ну так, что скажешь о нашем новом доме? - продолжала она, открывая консервную банку. - Дороговато, конечно, но я думаю, мы заслужили это. Заработали. Впервые в жизни я испытываю такое чувство, и знаешь - это прекрасное чувство. Тебе самому следовало бы его испытать.
    Она любовно поставила тарелку на пол, рядом с котом, который терся о ее ноги, предвкушая вкусную трапезу.
    - Так что, поищем тебе работу? Может, займешься дизайном? Или найдем тебе подружку, чтобы было с кем провести время, пока я на работе? Только запомни одно, Макси. Ни за что не оставляй меня. Мне без тебя будет ужасно одиноко.
    Болтая таким образом, она пыталась заняться уборкой своей роскошной квартиры. Домоводство было еще одним занятием, которое было совершенно чуждо Стефани Харпер, но Тару это ничуть не беспокоило. Она пошла в спальню, чтобы снять уличное платье и, потягиваясь, вздыхая, накинула любимый домашний халат, который в свое время, может, и соответствовал моде, но сейчас явно из нее вышел. "Я слишком стара для всех этих антраша, - сказала она Макси, - в этом-то и беда. Но если это оправдывает себя... - Тара решила не договаривать этой печальной мысли, и она так и повисла в воздухе. - Ладно, вернемся к этому попозже".
    Покончив наконец с делами, она вернулась в холл, где у двери кучей были сброшены сумки. Она отыскала пакет, который купила в магазине по дороге с работы домой, и, вернувшись в спальню, открыла его. Плотная обертка упала на пол, и у Тары в руках остались две увеличенные фотографии в аккуратных рамках. Тара пристально вгляделась. На первой за роялем сидела девочка. Голова ее была откинута, и, словно в порыве вдохновения, она прикасалась к клавишам. На другой - школьник-футболист пытался дотянуться до мяча. Сара и Деннис. Долгое время Тара буквально поедала глазами фотографии своих детей. Макси уютно устроился у нее на коленях, но вскоре спрыгнул на пол. недовольно заурчав, - ему на нос падали соленые капли. "Осталось недолго, совсем недолго, мои родные", - прошептала она, нежно целуя холодную поверхность фотографий. И она повторила для себя старое заклятье, призывающее к терпению: "Держись. Держись - и все".
    Много позже Тара вскипятила чай. поставила чашку на поднос и устроилась за маленьким столиком, который служил ей письменным столом. Тара Уэллс все еще вела дневник. Сегодня она достигла своей первой цели - стала шикарной женщиной, к чему и стремилась. Теперь надо осуществлять план мести. Начинается активная фаза, сказала она себе, время пришло. Рядом с дневником валялась спортивная газета "Спорт ревью". Заголовок гласил: "Чемпион и благотворительность". "Грег Марсден, бывший чемпион Уимблдона, - говорилось в статье, - сыграет в благотворительном матче. Деньги пойдут на поддержку травмированных спортсменов. Предполагается, что это замечательное событие будет отмечено присутствием сливок сиднейского общества; по окончании матча теннисная "звезда" встретится с почетными гостями на приеме за бокалом шампанского. Марсден, все еще переживающий трагическую и загадочную смерть своей жены, наследницы крупного состояния, Стефани Харпер..."
    Тара потянулась за ножницами. Она аккуратно вырезала статью и фотографию, а потом отделила бланк, который следовало заполнить тем, кто хотел бы приобрести билеты. Затем она бережно положила вырезку в дневник. С фотографии на нее смотрел Грег, красивый, энергичный и порочный. Все осталось по-прежнему. "Месть, месть, месть", - стучало у нее в висках.

***

    На центральном корте Хордерна Грег Марсден демонстрировал мастерство высшего класса, которым он заслужил некогда право играть в Уимблдоне. Мощная подача придавала мячу такую скорость, что, если незадачливый противник и успевал подставить ракетку, она едва не вылетала у него из рук. Удары справа насквозь простреливали корт, мячи ложились буквально в миллиметре от задней линии, но всегда на площадке. То же самое можно сказать о его фантастических свечах, когда мяч взмывал над головой наивного противника, рвущегося к сетке, и, замирая в воздухе, падал в дальнем углу; а удар слева был сильнее, чем у многих справа. Каждый удар был красив и точен, Марсден набирал очки, а стадион возбужденно приветствовал своего любимца.
    Увы, все это замечательное представление происходило больше в воображении Грега, чем в действительности. В голове Марсден репетировал свою знаменитую подачу, а на деле мяч медленно перелетал через сетку, и противник без труда возвращал его сильным ударом на его сторону. В уме он пробивал мощный неотразимый смеш, а на деле даже и обычный удар справа или подкрутка не получались. Он знал, что не в форме, да и не играл давно, но что будет получаться так плохо, даже вообразить себе не мог. Раньше он играл в клубе довольно регулярно и даже однажды, к великой своей радости, побил Лу Джексона, восходящую "звезду" тенниса. Он принял приглашение блеснуть в благотворительном матче, потому что именно это он и собирался сделать - блеснуть. Он думал, что сметет мальчишку, которого они выпустили против него, - организаторы специально выбрали теннисиста, который достаточно хорош для того, чтобы поддержать игру, но недостаточно силен, чтобы справиться с чемпионом. Он также думал, что благотворительный матч будет способствовать укреплению его репутации, а на приеме с шампанским выпадет случай увидеться с сильными и богатыми людьми сиднейского общества. Как знать? Может, попадется еще одна Стефани Харпер, только на этот раз сексапильная.
    Но уже в раздевалке, где он впервые увидел своего противника, Марсден почувствовал, что дело может обернуться плохо. Парнишка, видно, настроился на игру, он изо всех сил сжимал ручку ракетки и что-то бормотал сквозь зубы. А на корте он вообще как с цепи сорвался. В течение первых пяти минут Грег вообще ничего не мог с ним поделать. С самого начала он понял, что поражения не миновать, и теперь старался только не проиграть с унизительно разгромным счетом.
    "Сорок - пятнадцать", - голос судьи громко прозвучал в наступившей тишине. Все следили за двумя игроками, быстро передвигавшимися по корту, но, в общем, внимание было сосредоточено на высокой, источающей самоуверенность, гибкой фигуре Грега. В отличие от паренька по другую сторону сетки, Грег остро ощущал присутствие болельщиков, женщин всех возрастов, жадно следивших за его игрой, шумно реагирующих на каждый удар; все болеют за Грега, все желают ему победы. Он посылал направо и налево ослепительные улыбки так часто, как только мог. А главное, он хорошо знал это, нельзя выглядеть жалким проигравшим, хотя, если сказать правду, ничего нет горше поражения.
    Среди страстных почитателей Грега билось одно сердце, которое ненавидело его даже сильнее, чем другие любили. Тара наблюдала за игрой в приятной компании Джоанны Рэнделл, находясь в эпицентре бушующих эмоций. Первое появление Грега, которого она так боялась, прошло сравнительно безболезненно, ибо выход из раздевалок на корт был далеко, и нагруженная ракетками и полотенцами фигура лишь слабо напоминала человека, который пытался отнять у нее жизнь и почти в этом преуспел, разрушив ее существование, превратив его в смертельный ужас. Но по мере его приближения она почувствовала, как все внутри нее переворачивается, и во время матча его близость волновала ее все больше и больше. Лишь усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие.
    - Он тогда сделал блестящую карьеру, - донесся до нее голос Джоанны. - В молодости подавал огромные надежды. Потом что-то случилось. - Она помолчала и сухо рассмеялась. - Вряд ли он заставит себя проснуться, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
    Тара почувствовала боль в сердце, точно куском льда ткнули в грудь.
    - Ну, так или иначе, ничего из него в конце концов не получилось. - Джоанна зевнула и посмотрела на часы. - И сейчас не получается. Только посмотри на него. Я, должно быть, совсем спятила, если позволила тебе вытащить меня на этот дурацкий матч в разгар рабочего дня. У меня много дел. Вот если бы это был футбол - другое дело!
    - Игра мистера Уитмена. Счет сетов: два - ноль в его пользу.
    Тара глубоко вздохнула.
    - Джо, так ты говоришь, что встречалась с Гретом Марсденом?
    - Как и половина женского населения этого острова, дорогая. Я видела его год или два назад, на действе вроде этого, вернее на благотворительной демонстрации мод. А что?
    - Что он из себя представляет?
    - Грег - это бездомная кошка с налетом лоска. Однажды ему выпала большая удача - он женился на мешке денег по имени Стефани Харпер. Ты, должно быть, читала об этом. Она погибла во время медового месяца... крокодил... настоящий каннибал... кошмар.
    "О да, это был кошмар", - подумала про себя Тара.
    - Тогда все говорили, что он женился на ней из-за денег, - продолжала Джоанна. - Даму эту я не знаю. В обществе она не появлялась, хотя с ее деньгами и положением вполне могла бы вращаться в высших кругах. Но все равно мне было ужасно жаль ее, когда я услышала об этой истории. Между прочим, я не удивилась, если бы мне сказали, что он сам ее прикончил, - она лениво огляделась. - Слушай, кроме нас с тобой на стадионе нет ни единой женщины, которая не бросилась бы под поезд, если бы так хотел Грег Марсден. Ты только посмотри на них! Все только и думают о великой теннисной "звезде" ну и о том, что у него в штанах.
    - Ш-ш, - послышался раздраженный голос соседа. Тара слегка покраснела. Джоанна искоса посмотрела на нее.
    - Не может быть. И ты тоже?! Мы что, пришли сюда ради Грега Марсдена?
    - Разумеется, нет, - сердито откликнулась Тара. - Просто я люблю теннис, вот и все.
    - Ясно. - Тут Джоанне кое-что пришло в голову. - Надо, чтобы Джейсон сделал несколько твоих фотографий на корте. Напомни мне.
    - Профессионал всегда профессионал. - Тара слабо улыбнулась и переключила внимание на площадку, где драма приближалась к концу. Бегая по корту, гоняясь за мячами, Грег безнадежно проигрывал. Аплодисменты, которыми публика наградила победителя, были весьма хилыми. Но ему было все равно, он весь светился от восторга, - заведомый неудачник, который вдруг оказался впереди. Ведомый своим безошибочным инстинктом, Грег разыграл целый спектакль - торжественное приветствие победителя, знаменитая улыбка, адресованная всем и каждому. После этого игроки ушли с корта.
    Позднее, на приеме, Тара ощущала полное спокойствие. Ее прежняя взвинченность прошла, и теперь она вполне готова была встретить во всеоружии события, которые, как она ясно предчувствовала, должны были развернуться. Совершенно не подозревая о той роли, которую предстояло сыграть ей в этой драме, подошла Джоанна с двумя бокалами шампанского в руках.
    - Билеты стоили кучу денег, так хотя бы не пропустим даровой выпивки, - весело заявила она. Сделав глоток, Джоанна поморщилась. - Не самый лучший сорт, как тебе кажется? - Она презрительно огляделась. Комната, постепенно наполнялась людьми.
    Неожиданно что-то переменилось в гуле толпы, знак того, что появляется важная персона. Грег Марсден вошел через двери, ведущие в помещение для игроков. Он и не подумал переодеться и принять душ, рассчитывая на эффект, который произведет появление теннисной "звезды" и сам запах его тела на болельщиц. Немного поутихнув было, шум зазвучал с прежней силой, и обожательницы струйками потекли к Грегу. Джоанна даже фыркнула от возмущения.
    - С тем же успехом он мог прийти голым! Ты только посмотри на этих расфуфыренных гусынь!
    Тара внимательно пригляделась к тому, что происходит в дальнем конце комнаты. Грег раздавал автографы, по привычке небрежно флиртуя. Казалось, он почувствовал ее взгляд даже в толпе, и поднял голову. Он посмотрел на нее, а она отвернулась с деланным равнодушием. Но она знала, он ее заметил, и теперь всеми фибрами души жаждала, чтобы он подошел.
    - Говорят, - снова донесся до нее голос Джоанны, - что Грег Марсден любит новеньких, особенно если дело происходит на людях. И слышала, сопротивление его только раззадоривает. Не говори потом, что я тебя не предупреждала. Не смотри в ту сторону, - она бросила взгляд на Тару через плечо. - Ну вот и он. Как пчела на мед.
    - Привет. - Эти мягкие обволакивающие интонации ни с чем не спутаешь. Холодная и твердая изнутри, как камень, Тара повернулась к нему. Она вглядывалась все в те же глаза, что стояли перед ней в тот страшный миг, когда крокодил потащил ее на дно.
    - Меня зовут Грег Марсден. Мы, кажется, не знакомы, - он по-мальчишески улыбнулся.
    "Этот человек хотел убить меня. Этот человек разрушил мою жизнь. Это мой собственный возлюбленный муж, он мне дороже всего на свете. Этот человек, который..."
    - Нет, - откликнулась Тара с обворожительной улыбкой, протягивая руку, - мы не знакомы. Я была лишена этого удовольствия.

***

    Секретарская доля нелегка, подумала Сьюзи, лучшая сотрудница Джоанны. Одна в целой конторе, а телефон надрывается, и со вчерашнего дня не убрано помещение, а надо еще расставить эти цветы, которые носят каждые пять минут, так что приходится все время бегать вниз со второго этажа, где ждет настоящая работа. Она с облегчением встретила Джоанну, как раз в тот момент, когда принесли очередную корзину цветов и Сьюзи расписывалась в получении.
    - Ну и ну, - обилие цветов в приемной ошеломило Джоанну. Вообще-то она привыкла получать цветы после успешных демонстраций, вроде вчерашней. Но не в таких количествах. Она все вглядывалась в цветы, когда вошла Тара. Джоанна с удовлетворением отметила, что та тоже изумлена и сразу выпалила:
    - Это для тебя.
    - Как, все?
    - Почти. Похоже, мы вчера произвели фурор, и тут есть букеты от наших рекламодателей, да и еще кое-кто поздравляет с успехом. Но практически все это, - Джоанна обвела рукой круг, очерченный гвоздиками, хризантемами, розами и гладиолусами, - тебе. И угадай, от кого?
    Тара подошла к ближайшей корзине и взглянула на карточку. "Очень прошу отобедать со мной - сегодня, когда угодно, каждый день". Вместо подписи - просто "Г". Сердце у нее подпрыгнуло - победа! Сохраняя внешнее спокойствие, она повернулась к Джоанне, чье любопытство не знало границ.
    - Что происходит с тобой в последние два дня? Я видела, что с приема вы ушли вместе.
    - Он проводил меня до машины...
    - До машины! С каких это пор у тебя машина?
    - Со вчерашнего дня. Я подумала, что манекенщица высшего класса, которой предстоит блеснуть на главной демонстрации мод в городе, должна иметь машину. Если мы побеждаем, значит, я заслужила ее, если проваливаемся, она мне будет ох как нужна.
    - Потрясающе! Сначала новая квартира, теперь новая машина. Тебе нужен хороший агент.
    - Лучший, - ответила Тара, дружески обнимая Джоанну.
    - Ну хорошо, а что мне делать со всем этим? Твой любовничек просто лишил меня возможности работать здесь сегодня.
    - Да забудь ты о них, - небрежно махнула рукой Тара. - Возьми да выбрось. Или отдай любой из девочек, кому они понравятся. И он мне не любовничек. Я поехала домой одна, отказавшись пообедать с ним.
    - О ля-ля, вот те на! - Джейсон ворвался, как всегда, с большим шумом, изображая человека, внезапно попавшего под действие нервно-паралитического газа. - От этого хозяйства надо избавиться. Кто же он, твой обожатель, мамочка? - Он нагнулся к корзинам и принялся читать карточки. Лицо его постепенно темнело. Он повернулся на пятках и пошел к двери. На пороге он остановился.
    - Если бы я знал, что ты так увлекаешься теннисом, я бы купил ракетку. - С этими словами Джейсон вышел.
    - С ума сошел, - в полной растерянности сказала Джоанна. - Но бог с ним, с Джейсоном. Так как там у тебя с Гретом Марсденом?
    - Как там у меня с Грегом Марсденом? - спокойно переспросила Тара.
    Джоанна не любила разговоров вокруг да около.
    - Он тебе нравится? - прямо спросила она.
    Тара отвернулась, не зная, что ответить. Джоанна не отставала.
    - Я понимаю, тебе нужны мужчины. Да у тебя, должно быть, и есть.
    Тара посмотрела на нее, и с губ слетело застенчивое "нет". Джоанна явно была удивлена.
    - У меня нет времени, - заявила Тара, - а уж если быть совсем честной - желания.
    Джоанна протяжно свистнула.
    - Знаешь, ты не перестаешь меня удивлять. Сегодня девушки хвостом бегают за мужчинами, а у моей лучшей манекенщицы такие старомодные взгляды... прямо-таки древность. Трудно поверить.
    Она помолчала, задумавшись.
    - И ему тоже будет трудно поверить. Грег Марсден не тот мужчина, кому нравятся скромные и застенчивые девицы. Смотри-ка ты в оба, милая. - Ее открытое, с сильными чертами лицо передернулось. - В этом гнусном мире ухо нужно держать востро. И держи в курсе свою старую матушку, хорошо? Скажи мне, если соберешься снова встретиться с Грегом Марсденом, ладно?
    Тара загадочно улыбнулась:
    - Непременно, обещаю тебе, - как только сама буду знать.

Глава двенадцатая

    Тара вышла и поехала вниз по узкой Ливерпуль-лейн, лениво поглядывая по сторонам. Сердце ее колотилось от возбуждения. "Готово. Он у меня на крючке", - думала она. Ее переполняло радостное чувство победы. Память вернула ее к вчерашнему вечеру, тщательно подготовленному гала-представлению моды, проведенному Джоанной, которая решила продемонстрировать ведущим модельерам новейшие тенденции. Вход был только по приглашениям, и, поскольку места было немного, а представление обещало сенсацию, билеты были на вес золота. Подозревая, что звезда его начинает закатываться, Грег Марсден тем более был польщен, получив приглашение, - это свидетельствовало о том, что его все еще числят в сливках общества. Чего он не знал, так это того, что самая большая знаменитость в этом кругу, та, кому предстояло стать звездой всего представления, специально устроила дело так, чтобы его включили в список.
    У Тары были веские основания желать, чтобы Грег оказался на представлении. Как последнее, самое свежее открытие в мире сиднейских манекенщиц, Тара могла рассчитывать на самые потрясающие, новейшие модели. Знала она и то, что, поскольку Джоанна сама рассчитала всю демонстрацию до мельчайших подробностей, ей, Таре, будут предоставлены наиболее благоприятные условия. А ведь стиль и шик - главные приманки для Грега. Нет, он положительно должен быть на представлении.
    Эта мысль пришла ей в голову, когда они болтали за бокалом шампанского после благотворительного матча. Она видела, что нравится ему, возбуждает любопытство, и потому до конца сохраняла выражение Моны Лизы, стараясь выглядеть загадочной и непроницаемой. И лишь убедившись, что по-настоящему задела его за живое, уехала вместе с Джоанной домой.
    - Теперь я понимаю, почему женщины так и вьются вокруг него, - задумчиво сказала Джоанна по дороге к автомобильной стоянке. - У него бездна обаяния, к нему даже птицы с деревьев слетятся.
    Она со значением посмотрела на Тару и добавила с понимающей усмешкой:
    - Так что смотри в оба, птичка. После тех авансов, которые ты ему сегодня сделала, держу пари, что он тебя в покое не оставит.
    Тара ничего не ответила, будто не расслышала.
    - Ладно, ладно, все поняла, - сказала наконец Джоанна. - Только одно хочу добавить, думаю, ты не можешь себе позволить испортить собственную репутацию, а с таким человеком это неизбежно. Может, через полгодика? И уж во всяком случае держись подальше от него на представлении, иначе я три шкуры с тебя спущу.
    Тара от души надеялась, что Джоанна не ошиблась, говоря, что Грег не оставит ее в покое, хотя Джоанне она этого, разумеется, не сказала, напротив, запротестовала. Она рассчитывала на то, что обведенный золотой полоской большой белый квадрат бумаги, на котором написано: "ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ МОДЫ", а чуть пониже: "МИСС ТАРА УЭЛЛС", - выманит лису из норы. С приближением вечера она, однако, ощущала все меньше уверенности и к тому же нервничала из-за самого показа. Готовясь к первому появлению на подиуме, она вся напряглась, чтобы предстать перед Грегом в лучшем виде - зная план зала, она знала и точное расположенение его столика. Увы! Выйдя из-за кулис на освещенную арену, она сразу увидела, что столик у самого подиума пуст.
    Может это и к лучшему, потерянно размышляла она в гримерной, готовясь к следующему выходу. Надо сосредоточиться на главном, на том, ради чего я здесь. Вокруг суетились другие манекенщицы, окруженные костюмерами, гримерами, парикмахерами, которые усердно готовили своих подопечных к очередному выходу. В эпицентре этой созидательной бури Джоанна была в своей стихии: наполовину гарпия, наполовину курица со своим выводком. То отругает, то успокоит - динамо-машина в человеческом облике.
    - Двигайтесь, двигайтесь Клео, это не твоя вешалка, твоя вот, здесь ты все найдешь. Ну-ка, прекратить смешки, сосредоточьтесь, это не игра, это работа. Ким, ты отстала от музыки в последнем выходе, а ну-ка, соберись, ты что, считать не умеешь? Попробуй только снова ошибиться, и я с тобой разберусь... Дженни, детка, не забывай поднимать глаза - эй ты, в зеленом, не ту шляпу надела. Давай, давай, милая, пошевеливайся. Ну а теперь - на выход, и запомните - для всех говорю - вы получаете удовольствие, удовольствие.
    Роль Тары в вечернем представлении заключалось в том, чтобы в конце каждой из трех частей проделать на подиуме весьма сложные па - наполовину просто проход, наполовину танец, - завершить показ мод мощным аккордом, продемонстрировать все лучшее. Она уже дважды выходила на подиум и дважды возвращалась, ослепительно улыбаясь публике, но полностью подавленная изнутри, ибо Грега все не было. На третий раз она уж его и не высматривала. А он как раз появился, с восхищением глядя, как, в сопровождении двух мужчин, затянутых в спасательные костюмы, она появляется в свете прожекторов, подобная стреле из чистого серебра, задрапированная в потрясающее вечернее платье, которое в ярком свете блестело, как металл, и притягивало все взгляды.
    За кулисами Джоанна демонстрировала последнюю вспышку гнева.
    - Ну, хватит, хватит. О боже, кто это тут курит? Немедленно прекратить! Эй ты, глупая потаскушка, если только ты прожгла дыру в этом платье, я сама тебе дам коробок спичек, чтобы ты получше сыграла роль Жанны Д'Арк. Так, я всех вас вижу, начинается последний большой общий выход, все должны показать, кто на что способен, ясно? Так-так, головы выше, и вперед, слушать музыку...
    Несмотря на возбуждение, Джоанна все же обратила внимание на то, что Тара вернулась в приподнятом настроении и с трудом подавляет чувство триумфальной победы. Она приписала это естественному волнению после успешной демонстрации. На приеме, последовавшем за представлением, появилась новая возможность заманить мистера Марсдена в силки. Он возник из ниоткуда, когда она танцевала свой первый танец с Джейсоном; появился и грубо перехватил ее, не обращая внимания на протесты гнома, который был бессилен что-либо противопоставить этому напору. Тем не менее Таре удалось хоть немного отомстить за Джейсона. Пробормотав: "Извините, я на секунду", она быстро удалилась с танцевальной площадки, из зала и просто с банкета, оставив его одного и не дав даже возможности сообразить, что же произошло.
    Это был рассчитанный риск; конечно, он мог так разозлиться на подобного рода шутки, что ей уж больше его не видать. Но она надеялась, что он будет не столь обозлен, сколь еще больше заинтригован и что ее исчезновение только раззадорит его. И вот цветы, которые доказывают, что она не ошиблась в своих расчетах. Вполне довольная собой, она сочинила в уме ответ на его приглашение: "Пятница, девять тридцать, "У Соланж", Ровена-плейс". Само собой, с букетом цветов.
    Телефон требовательно зазвонил, но величавый дворецкий не торопился снять трубку.
    - Резиденция Харперов. Доброе утро.
    Мейти гордился своей манерой говорить по телефону, убежденный в том, что может достойно ответить любому, кто бы то ни был. Однако даже и он не мог рассчитывать, что погасит гнев женщины, которая вот уже в течение двух недель безуспешно пыталась дозвониться до Грега Марсдена. Джилли была убеждена, что Грег просто должен быть на месте, даже тогда, когда его нет, и ее попытки поговорить с ним были так настойчивы, что даже Мейти со всей его дипломатией ничего не мог поделать.
    - Нет, очень жаль, но его сейчас нет дома. Может, что-нибудь передать ему? Уверяю вас, мадам, что сразу по появлении ему докладывают обо всех звонках. Боюсь, не могу вам сказать, почему он не связался с вами. Может, снова передать, что вы звонили? Нет, к сожалению, не могу вам сказать, когда он будет. У него нет точного
расписания, приходит и уходит в разное время. Сказать ему, чтобы позвонил вам?
    И так до бесконечности, пока Джилли не выплеснет на невозмутимого Мейти все свое разочарование тем, что никак не может связаться с Грегом. В конце концов, признав свое поражение и велев Мейти передать Грегу, чтобы тот позвонил сразу, как вернется, она повесила трубку. "О боже, боже, - устало подумал Мейти, - что за несчастье для дома - иметь такого хозяина, который после всего, что случилось с мисс Стефани, такое себе позволяет..." Он немного постоял в раздумье, а потом тяжелой поступью отправился к себе.

***

    - Знаете ли, вы очень красивая женщина.
    Грег и Тара обедали в одном из лучших и самых дорогих сиднейских ресторанов. Тара чуть не физически ощущала свой триумф. Как это он не чувствует его, думала она, а сердце так и подпрыгнуло при его словах. Ведь это он впервые говорит мне такое, подумала она, едва сдерживаясь, и на миг в глазах ее вспыхнул тот же бледный огонь, что горел в нем самом. Но она поспешно опустила ресницы и, потупив взор, скромно ответила: "Спасибо".
    - Должно быть, все мужчины, говорили вам это, - настойчиво продолжал он.
    - Ну, не все некоторые.
    - Да? И сколько же именно?
    Она притворилась, будто считает.
    - Так, минуточку. Однажды... и еще... а, и этот тоже...
    - М-м-м, - Грег саркастически усмехнулся.
    - Ага, не забыть бы и этого, - продолжала Тара.
    - Как, и он тоже?
    - И... и... и...
    - Ладно, довольно. Давайте лучше остановимся, а то я ревную к каждому из них.
    - Ревнуете? - Губы Тары искривились в притворно-застенчивой улыбке. - Да мы ведь едва знакомы, мистер Марсден.
    Грег пристально посмотрел на нее через стол. Голубое вечернее платье эффектно оттеняло ее глаза и кожу. Гибкая, изящная фигура выражала всю ее живость, а беседовать с ней можно было часами. Тара ответила Откровенным взглядом. После встречи с Мейти она уже не боялась никаких разоблачений, тем более со стороны такого самопоглощенного человека, как Грег. Любой другой муж ощутил бы присутствие жены по тысяче мелочей, которые никак не изменишь, - любой, но не Грег.
    К тому же, к сегодняшней встрече она готовилась с особым тщанием. Тара вовсе не удивилась впечатлению, которое произвела на Грега, - она тщательно продумала одежду "палача". И к тому же она знала жертву. И этим знанием в полной мере воспользовалась, выбрав костюм в высшей степени соблазнительный и в то же время элегантный, не бьющий в глаза - никакой дешевки или чрезмерной откровенности; на такой крючок Грег не попадается. Платье, что она выбрала, пришло в последней партии одного из лучших домов моды в Сиднее, который посылал Джоанне разные наряды, чтобы ее манекенщицы появлялись в них в нужных местах. Блестящая ткань мгновенно меняла окраску под лучами света - не просто голубая, но с оттенками от василькового до сапфирового. В данный момент в отблесках свечи, горевшей посреди стола, она светилась собственным ровным светом, напоминавшим жука-светляка.
    Тара уловила взгляд Грега и кокетливо отвернулась, прикидываясь равнодушной. Грег тоже почувствовал, что спешить не следует. Он налил ей вина, заговорив о чем-то случайном. Но глаз от нее он оторвать не мог, и Тара знала, что означает этот взгляд из-под прикрытых тяжелыми веками глаз: вот-вот, и он окажется на крючке. Он откровенно любовался ею. Бледно-голубое вечернее платье сужалось к талии в форме четко очерченной буквы V, мягко оттеняя красивую грудь. На шее было тяжелое серебряное колье - холодный металл резко контрастировал с мягкой кожей, которую он так страстно жаждал поцеловать. При малейшем движении головы в ушах начинали плясать серебряные сережки - он хотел сорвать их и овладеть ею тут же, прямо на полу. Она медленно закинула ногу на ногу, и его обостренный слух уловил звук трущихся друг о друга тонких чулок и еще почти неслышный шелест шелковых трусиков у нее под платьем. Для человека с повышенной чувственностью, вроде Грега, эти звуки были как зов женской плоти, воплощенной в Таре, мука тем более сладкая, что он не мог откликнуться. Он хотел раздевать ее целую неделю, оставаться с нею в постели целый месяц. У него было такое ощущение, что весь его прежний сексуальный опыт был лишь подготовкой к встрече с ней. Он буквально ощущал, как эти карминовые губы ласкают его тело, а эти глубокие голубые глаза погружаются в дымку в экстазе любовных объятий. Она должна принадлежать ему! Так он ее не отпустит.
    Он подхватил ее последнюю реплику, придав своей интонации безошибочно сексуальный оттенок.
    - Вы говорите, что мы почти незнакомы. А у меня такое чувство, будто я знаю вас очень давно. Это, должно быть... как там говорят - deja vu.
    - Или, может быть, - откликнулась Тара мягко, не выдавая иронии, - наша встреча была предопределена.
    - Скажите-ка, - он взял ее за руку и начал нежно поглаживать, - у вас есть друг или, может быть, муж?
    Тара помолчала, тщательно подбирая слова.
    - Был у меня один человек. Я его очень любила. Он был прямо как принц из сказки, и я мечтала о нем с самого детства. - Она замолчала.
    - Вижу, вы и впрямь его любили, - ободряюще сказал Грег. - И что же?
    Голос Тары прозвучал холодно и бесстрастно.
    - Мечта обернулась кошмаром. Я пробудилась. - Она устремила на него пристальный взгляд. - А вы?
    - Я? - он был явно удивлен. - О нет, не спрашивайте. Это нечестно.
    - Как это нечестно? Честно. Я ведь сказала вам.
    - Ну что же... Вы, конечно, и так знаете, что я был женат и потерял жену. Но не стоит говорить об этом, тут ничего серьезного не было.
    Ничего серьезного. Тара с трудом сдержалась. Ничего серьезного для такого человека, как ты. Она с трудом выдавила сочувственную улыбку. Он потерпел поражение на собственной территории и даже не заметил этого. С искренней улыбкой он продолжил:
    - Я - человек, который ищет чего-то необыкновенного... и когда я найду это, тут я и пропал. Собственно, я уже пропал - ведь вы здесь.
    Тара не проронила не слова.
    - О чем, в сущности, речь? Любовь - это величайшая загадка жизни. Я не о сексе - это ерунда. Но когда думаешь друг о друге, уважаешь друг друга, ощущаешь подлинную близость, дружбу... Тара, больше всего на свете я хочу, чтобы мы стали друзьями.
    Впервые в жизни Тара испытала чистую радость от того, что играет с мужчиной, ловит его, как рыбу, на крючок, заманивает...
    - Просто друзьями? - едва слышно сказала она.
    - Как скажете. - Грег поднял ее руку к губам и мягко-мягко поцеловал. Он был вполне удовлетворен. "Если уж удалось втянуть ее в игру, считай, что дело сделано, - думал он. - Эта от меня не уйдет. Правда, придется потрудиться, что-то тут такое есть, - на миг его мысль зацепилась за нечто такое, чему он не мог дать определения. Но со своей обычной самоуверенностью он переступил через это препятствие. - Раньше у тебя всегда получалось, парень, - сказал он себе, - получится и на этот раз.
    Установившаяся тишина была прервана неожиданным восклицанием.
    - Привет, Грег!
    - Фил! - Вот уж кого Грег не ожидал сейчас встретить.
    - Тут такой тусклый свет, так что я никак не мог понять, ты это или не ты. - У Филипа было сильное искушение пройти мимо, не заметив Грега. Но он решительно отбросил это поползновение, как недостойное и малодушное. Грег послал Филипу самую обворожительную из своих улыбок. Вот как раз удобный случай рассеять все сомнения, которые у Фила могут быть насчет него и Джилли.
    Он обратился к Таре покровительственно и нежно, что, как он заметил, не ускользнуло от Филипа.
    - Тара, это Филип Стюарт, старый друг моей жены. Филип, а это Тара Уэллс.
    "Так, - подумал Филип, - стало быть, это последняя жертва. Не удивительно, что Джилли из себя выходит, даже похудела, бедняжка. Ей дали отставку. Ради этой "звезды-манекенщицы". - Его сердце наполнилось жалостью, теперь он понимал, каково приходится Джилли. Он поздоровался с Тарой вежливо, но холодно. Тара же придерживалась своей новой манеры поведения, которую находила весьма действенной, - она просто молчала. Она была полностью поглощена Грегом, и появление Филипа было для нее полной неожиданностью. Она все еще не привыкла к тому, что перед ней возникают люди из ее старой жизни. К тому же она была поражена тем, как Филип изменился. Некогда стройный, он теперь сутулился, лицо, когда-то так красиво очерченное, сморщилось, и выглядел он как человек, который забыл, что такое улыбка. Бедняга Филип! Еще одна жертва ненасытного любвеобилия Грега. Сердцем она была с ним, но сидела спокойно и неподвижно, нацепив на лицо, как маску, ничего не означающую улыбку.
    - Как Джилли, Фил? - бодро спросил Грег.
    - Да вроде все в порядке - по крайней мере так было, когда я видел ее в последний раз. - Он пристально взглянул на Грега. - Я ведь редко здесь бываю в последнее время, так что мы почти не видимся.
    - Как жаль. - Удивление и дружеское участие, прозвучавшее в голосе Грега, было, казалось, совершенно ненаигранным.
    - Действительно, жаль, - сказал Филип ровно. - Ладно, мне пора. Приятного вечера. Рад был познакомиться с вами, мисс Уэллс.
    Филип всегда умел сохранять достоинство, подумала Тара. А сейчас оно ему ой как нужно. Она с симпатией посмотрела ему вслед.
    - Отличный парень этот Филип, - заметил Грег. - Стюарты были ближайшими друзьями моей жены.
    Тара почувствовала, как внутри у нее все закипело, и наклонилась, собираясь нанести удар.
    - Расскажите о своей жене, Грег. Что она из себя представляла? - Она едва сдерживалась от нетерпения.
    Грег помолчал, собираясь с мыслями и заговорил медленно и размеренно. Его ответ был выдержан в мягких, даже трогательных тонах.
    - Она была славным существом, на редкость любящим и честным. Самое щедрое сердце, другого такого я не встречал. Мне до сих пор ее очень не хватает...
    Он напрягся, и слезы выступили на глазах. Слезы! Крокодиловы слезы, подумала Тара, едва сдерживаясь от ярости. Она готова была воткнуть нож в это черное сердце. Но даже не пошевелилась, ожидая продолжения.
    - Однако же она сама была своим худшим врагом, - вновь заговорил Грег. - Не следовало делать вид, будто твоя жена была верхом совершенства. Это отпугивает женщин, ведь тогда им приходится сражаться с исчезнувшим ангелом. Никогда не встречал людей, которые бы так беспокоились о том, что скажут о них другие. - Он помолчал, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. - Вы знаете, странно. Едва увидев вас, я поразился, как вы напоминаете Стефани внешне. Но она... впрочем, смешно сравнивать. Она была гадким утенком. Вы - лебедь, которым она всегда хотела быть. - Он помолчал, ожидая, пока официант наполнит бокалы, и изящным жестом поднял руку.
    - За нас, Тара. За вашу красоту. За будущее, чего бы оно ни принесло.
    - За нас, - повторила она тост, вкладывая в него свой смысл. "За нас", - подумала она мстительно. Официант вновь появился и поставил на стол закуски. Нежно улыбаясь, Тара взяла нож и вилку и обезглавила форель, опять-таки имея в виду что-то свое, сокровенное.
    Вечер подошел к концу. Белый "роллс-ройс" вез их к дому Тары, изредка подавая серебристый сигнал. Сама поездка на этой машине, которая была с любовью выбранным свадебным подарком Грегу, стала еще одним испытанием для Тары в этот вечер, когда ножевые раны сменялись булавочными уколами. Они остановились у одного из больших жилых домов на Элизабет-Бэй. Грег вышел, обошел машину кругом и открыл дверь для Тары.
    Они стояли друг против друга на пешеходной дорожке; теплый морской ветерок шевелил волосы; воздух вокруг был наэлектризован непроизнесенными вопросами, страстями, желаниями.
    - Благодарю... за прекрасный вечер. - Тара опустила глаза.
    - Эй, - он взял ее за подбородок и поднял лицо к себе, - мне ведь еще домой ехать, а это далеко. Неужели вы не предложите хоть чашку кофе? - В глазах у него были призыв и обещание.
    Она отступила.
    - Да нет, вряд ли... не сегодня. У меня с утра много дел. - Повисло молчание, и Грег изящно повиновался. Сожалеюще улыбнувшись, он кивнул:
    - Ну что ж. Может, в следующий раз?
    - Может быть. Спокойной ночи, Грег.
    Она стояла на дорожке, пока габаритные огни "роллс-ройса" не исчезли за поворотом. Затем она быстро зашагала в свою крепость - свой дом, который был в нескольких кварталах отсюда. Она еще не была готова дать ему свой адрес. Рано. Вернуться домой было сущим облегчением. В этих стенах ей не нужны были никакие маски. К большому неудовольствию Макси, хозяйка то дрожала, то плакала, то смеялась, то пускалась в длинные монологи, в которых смешаны были проклятия, угрозы и обещания. Но древний инстинкт расы научил его ждать, пока все пройдет, и в конце концов так оно и случилось.

***

    Помощникам Джейсона всегда приходилось нелегко, когда у маэстро в муках рождалась творческая идея. Самые экстравагантные требования сменялись раздраженными отказами, и вся мастерская напоминала кипящий котел, пока, наконец, новая тема не обретет ту форму, которая устроит маленького тирана. Сегодняшняя съемка должна была запечатлеть сверхэлегантные образцы вечерней одежды, и Джейсон старался представить себе людей ночи, тех, кто наслаждается тьмой, когда простые люди давно уже видят третьи сны. Осуществляя последний сценарий, Тара и ее партнер из кожи вон лезли, чтобы ублажить Джейсона и вдохнуть жизнь в его мечту.
    - Ты - вампир, - рычал Джейсон, редкие волосенки которого дыбом встали на голове. - Ты - неотразимо прекрасный вампир женского пола, и ему остается только отдаться тебе. Ты впиваешься ему в шею - ну, ну, ну!
    Лежа на неподвижном теле, Тара послушно потянулась прямо к адамову яблоку на бронзовой от загара шее.
    - Нет же, нет, нет, - завопил Джейсон. - Кусай, кусай, черт тебя побери! Впейся в его шею своими клыками и не думай о нем, ему за это платят, и мне нужно, чтобы ему было больно... вот так, это уже лучше. Еще разок. И подними глаза, поверни подбородок, мне не видны твои глаза. Ну, в чем дело? Гляди на меня и сосредоточься, сосредоточься, ну вот, снова не то...
    А Тара и впрямь потеряла всякий интерес к мощной мужской шее, в которую раньше впивалась с некоторым удовольствием. Позади Джейсона незаметно появилась Джилли Стюарт. Тара отпрянула от партнера и отошла немного в сторону.
    - Мне надо попудриться, - сказала она первое, что пришло в голову, и подняла руку ко лбу, словно чтобы стереть пот.
    - Ладно, перерыв пять минут, пудра там, внизу, - согласился Джейсон. - Там вся косметика, бери ее и тащи сюда, только в темпе. Раз уж мы прервались, мне надо, чтобы на теле этого малого была кровь, натуральная кровь, которая стекает у него с шеи от любовных укусов Тары - вампир есть вампир, можно это сделать? И пусть высморкается, а то у него нос покраснел, как у Рудольфа-Красноносого Следопыта. - Он метался по студии, стремительно отдавая указания.
    - Так, эти притирки надо сменить. Розовое убрать, мне нужно голубое и, может, немного зеленого, чтобы усилить зловещий эффект.
    Оказавшись в самом центре этой кутерьмы, Джилли стояла совершенно растерянная и дрожала. Она ошеломленно озиралась, явно не зная, к кому обратиться, а Тара в это время внимательно оглядывала ее. Как и на Филипе, время оставило на ней свои следы. Кошачья уверенность, которая некогда так бросалась в глаза, уступила место подернутому дымкой потерянному взгляду, который напомнил Таре того бездомного зверька, каким был Макси, когда она впервые набрела на него. Некогда безупречный вид теперь тоже остался одним воспоминанием: волосы были небрежно сколоты в узел, а косметику она, похоже, наводила в темноте. Но многое осталось от прежней Джилли, например, манера отбрасывать волосы с глаз и запрокидывать голову, как лошадь, готовая пуститься в галоп. "И в конце концов, - мрачно подумала Тара, - ты выбралась из истории с Грегом Марсденом целехонька, чего о себе я сказать не могу". - Она решительно шагнула вперед.
    - Вы хотели меня видеть?
    - Вы - Тара Уэллс? Меня зовут Джилли Стюарт. Мы можем поговорить?
    По возбужденной манере своей собеседницы, по блеску в глазах Тара поняла, что, готовясь к свиданию, Джилли кое-что приняла. Но облегчать ей задачу она не собиралась.
    - Вы из журнала или газеты?
    - Нет, нет, - поспешно ответила Джилли. - Я... я приятельница Грега Марсдена.
    - Понимаю.
    - Близкая приятельница.
    Тара промолчала. Близкая приятельница, подумала она. Ну что же.
    - Видите ли, - Джилли нервно вертела в руках бумажную салфетку. - Вы недавно видели моего мужа, Филипа Стюарта.
    Тара сделала вид, что пытается вспомнить.
    - Да, да, совершенно верно. Грег познакомил меня с ним в ресторане.
    Наступило молчание. У Джилли словно язык прилип к гортани. Наконец она выдавила из себя:
    - У вас с Грегом роман?
    - Извините? - Такое бесстыдство вызвало у Тары гнев и презрение.
    - Я знаю, вы встречаетесь, - нервно продолжала Джилли.
    - О... - Тара говорила сколь возможно холодно и отчужденно. - Мы увиделись после теннисного матча. Потом пообедали вместе. Это все.
    Джилли совсем утратила контроль над собой, ее понесло:
    - Лжете, - закричала она, побелев от ярости. - Не забывайте, я знаю Грега Марсдена. Он просто не может пройти мимо красивой женщины. И если женщина ясно говорит "нет", он уже не тратит понапрасну времени. Да нет никаких сомнений. Вы его любовница.
    Даже в рабочей суете, царившей в мастерской, головы стали поворачиваться в их сторону, люди прислушивались. Таре это не понравилось.
    - Слушайте, мы не можем поговорить где-нибудь в другом месте? И спокойно, - мягко спросила она. - Тут рядом бар, надеюсь, там не слишком много народу. - На лице у Джилли мелькнула тень скорбной надежды, как у побитого ребенка.
    - Мне надо сделать еще два-три снимка, и, если хотите, встретимся там.
    Джилли ухватилась за это предложение как за соломинку.
    - Я буду вас там ждать.
    Голос Джейсона прорезал гул в мастерской, как циркулярная пила.
    - Кто-нибудь здесь собирается работать? Или я плачу просто за удовольствие побыть с вами? А ну-ка за дело - живо! Нет, крошка, я не могу сейчас разговаривать с Джоанной, и мне наплевать, в каком она настроении. Эй, не то освещение, мать вашу... Тара! Тара! Ты где?
    Тара улыбнулась и двинулась к своему рабочему месту.
    - Итак, до скорого, - сказала она.
    Если бы, выходя из мастерской, Джилли оглянулась, она увидела бы, что лицо Тары и впрямь приняло выражение вампира.
    Великолепная ярость и творческое горение Джейсона сильно растянулись, и Тара освободилась куда позднее, чем предполагала.
    Ругая Джейсона почем зря, она заторопилась к бару, вполне готовая к тому, что Джилли ее не дождалась. Но беспокоиться было, как выяснилось, не о чем. Джилли нашла естественное для всякого пьянчужки убежище и чувствовала себя вполне в своей тарелке. Судя по виду, она уже изрядно набралась.
    - Извините, что так задержалась, - сказала Тара, подойдя к столику, за которым сидела Джилли. - Пришлось задержаться дольше, чем рассчитывала. Хорошо, что вы не ушли, а то я боялась, что вам надоело ждать.
    - А, ерунда. - Джилли небрежно махнула рукой. Говорила она уже вполне невнятно. - Что будете пить? - И привычным жестом подозвала официанта.
    - Пожалуй, пива - холодного пива.
    - Пива и еще виски, - распорядилась Джилли, только тут заметив, что на столе перед ней стоит целая батарея пустых бокалов. Она попыталась оправдаться.
    - Я пью только, когда мне не по себе. Когда Филип в отъезде, в доме становится так пусто и одиноко.
    - Да, представляю, - сочувственно сказала Тара и сразу же вернулась к теме.
    - Но ведь у вас есть Грег.
    - В самом деле? - Джилли пьяно прищурилась, а потом в ее голосе неожиданно появились хвастливые интонации. - Да, да, конечно. Я нужна ему. Впрочем, - новая интонация, - мне он тоже нужен. Да, Грег Марсден - это наркотик. Вроде вот этого. - Она сделала большой глоток и поморщилась, ощущая, как виски разливается по телу. Тара возобновила наступление.
    - Он... немного рассказывал мне о своей жене. Насколько я понимаю, вы с ней были лучшими подругами.
    - С самого детства. Наши отцы были рядом. Их связывали деловые интересы. - Тень прошлого мелькнула на лице у Джилли. Ну конечно! Один эпизод из прошлого всплыл и в памяти Тары, только совершенно в новом освещении. Отец Джилли покончил с собой, когда сорвалась сделка с Максом Харпером! Неужели она все эти годы помнила об этом? И неужели она казнила за это Стефани? О, Джилли!
    - Словом, вы сошлись с Грегом после смерти его жены, так я понимаю? - Тара осторожно закинула удочку.
    Джилли подумала немного и решила, что это очень удобная ложь.
    - Ну да, конечно, - небрежно сказала она. - Впрочем, мне не хочется больше говорить о ней. Меня просто тошнит от этих разговоров.
    - Извините, - ледяным голосом произнесла Тара. Джилли подозрительно поглядела на нее.
    - Вы знаете, Стефани тоже любила пиво. Она всегда предпочитала его сухому вину или шампанскому.
    Похоже, в замутненном сознании Джилли пробуждались какие-то воспоминания. Тара поспешила вернуть ее к сегодняшнему дню.
    - Так о чем это вы?
    - Что? А, да. Я хотела сказать, что Грег никогда по-настоящему не любил Стефани.
    На лице Тары можно было прочитать охватившие ее чувства: "Никогда?"
    - Точно, - продолжала Джилли несколько сомнамбулически. - Он говорил мне. Так что, влюбившись в него, я никого не предала. Он был, как говорится, свободным скакуном.
    - Да, ну а как насчет Стефани?
    - Что насчет Стефани?
    - Она-то Грега любила?
    Вопрос явно показался Джилли неуместным.
    - Любила? Да, наверное, любила. Но это...
    - Ничего не меняет?
    - Ну-у, - Джилли была не настолько пьяна, чтобы не понимать, как мерзко это звучит, - ведь она уже умерла, верно? А мертвым не все ли равно?
    "Если бы ты только знала правду", - подумала Тара.
    Неожиданно Джилли посмотрела на часы.
    - Который час?
    - Около семи.
    Джилли даже вскрикнула, как от боли.
    - Боже, я опаздываю, мне надо бежать.
    - Бежать?
    - Да. - Лицо Джилли светилось торжеством, а желтые кошачьи глаза сверкали. - Грег ждет меня дома. Надо поторапливаться.
    Тара быстро прикинула.
    - Вы на машине сюда приехали?
    - На такси. В последнее время я все больше на такси разъезжаю.
    - Я отвезу вас домой, - сказала Тара, не забыв спросить:
    - А где вы живете?
    - Правда? Живу я в районе Хантерс-Хилл, и Грег всегда так злится, когда я опаздываю. - Она глуповато хихикнула, словно влюбленная школьница.
    - С удовольствием окажу вам эту услугу, - сказала Тара и ничуть не слукавила.

***

    Грег расхаживал перед домом Стюартов в Хартерс-Хилл, и терпение его начинало лопаться. "Мерзкая сука, - думал он злобно, - чего только не вытворяет, чтобы встретиться со мной, и не может даже прийти вовремя". - Он ненавидел стучаться в двери пустых домов, когда никто не выходит встретить. Он привык к прямо противоположному; вся его натура жаждала бурных приветствий и громких аплодисментов. Побледнев от гнева, он все же сдерживался и ждал.
    Поездка в Хантерс-Хилл дала Таре возможность сблизиться с Джилли, и она без труда выудила у нее все подробности взаимоотношений с Грегом. Подъезжая к дому Джилли, они уже сделались закадычными подругами, по крайней мере в сдвинутом сознании Джилли. Выбираясь из машины и стараясь не слишком качаться из стороны в сторону, она рассыпалась в благодарностях и признаниях дружбы.
    - Давай не терять друг друга, ладно? Позвони мне, мой телефон есть в адресной книге.
    "О, я позвоню, - подумала Тара, - позвоню".
    У конца дорожки сквозь деревья она разглядела белый "роллс-ройс" и долговязую, худощавую фигуру Грега, прислонившегося к двери.
    - Ты бы лучше поторопилась, Джилли, ведь тебя ждут, - весело сказала она. - Увидимся, не сомневайся.
    Она включила зажигание, запустила двигатель и уехала, не оглянувшись. Меж тем Джилли припустилась вверх по дорожке, с тревогой ожидая нового свидания.

0

10

Глава тринадцатая

    Сказать, что это была не самая спокойная ночь, значит ничего не сказать. Тара никак не могла заснуть, проигрывая в уме встречу с Джилли, и то новое, что она от нее узнала, подставляя кубики к картинке-загадке, которую она уже так долго решала. И даже задремав наконец, она то и дело просыпалась и утром чувствовала себя совершенно разбитой. В такие моменты особенно остро ощущались годы - двадцать лет назад она и после бессонной ночи вставала бодрой и вполне готовой к новому дню. Призрак, который увидела Тара в зеркале в ванной, едва не заставил ее отказаться от утренней съемки - только она не отважилась навлечь на свою бедную голову праведный гнев Джейсона, который бы наверняка обвинил ее в непрофессионализме.
    Для восстановления формы она решила появиться пораньше, чтобы у гримеров было побольше времени стереть следы тяжелой ночи. И все равно она была не готова, когда появился Джейсон, и это еще больше выбило ее из колеи. С тех пор как ей удалось некоторое время назад удержать его от признания в любви, Джейсон уже больше не возвращался к этому предмету. Но он не скрывал своей симпатии, не упускал случая, чтобы ревниво не уколоть Грега, и ясно было, что он ведет обычную мужскую игру - игру в ожидание. Все это создавало между ними некоторую напряженность, которой не было в ранние дни их знакомства, и Таре было жалко их дружбы, которая ушла, ничего не оставив взамен.
    В это утро Джейсон ворвался в тесную клетушку гримерной, без стука, сгустив тем самым и без того напряженную атмосферу.
    - Ты еще долго, Николь?
    - Пять минут, - механически отозвалась гримерша.
    - А что вы тут так долго делаете? - Джейсон искал, к чему бы придраться. - Отрабатываете новую технику любви? Развлекаетесь?
    - Пять минут, Джейсон, хорошо? - В голосе Николь зазвучали предупреждающие нотки. - Или, может, ты хочешь, чтобы под глазами остались темные круги, мешки и так далее?
    - Ладно, пять минут, - сдаваясь, сказал Джейсон. - Ничего хорошего в этом нет, но быстрее, пожалуй, вам не управиться. Мы уже все равно готовы, так что давай, поторапливайся. Благодарю вас, ваша светлость. - И он сердито выскочил из гримерной.
    - Чтобы... камера у тебя разбилась, - закричала ему вслед девушка и вернулась к своей работе. - М-да. После такой ночи много не сделаешь, мадам, - а у вас вроде была римская оргия.
    - Извините, - прошептала Тара. Она кляла себя за то, что не приняла снотворного, которое давал ей Дэн Маршалл, когда она лежала в его клинике после операции на Орфеевом острове. Остатки у нее еще сохранились где-то в медицинском ящичке. Но она боялась, что после такого снотворного весь день будет вялой и разбитой. А ведь она никогда не забывала наставлений Джоанны: всегда быть в форме! всегда быть в лучшем виде! Ей неудержимо захотелось заплакать. Но тогда весь грим пойдет насмарку. Она закрыла глаза.
    В дверь громко постучали.
    - Отстань, Джейсон, - весело крикнула Николь, - пять минут еще не прошли. Убирайся!
    Дверь открылась.
    - Я не ослышался? Мне показалось, сказали: "Войдите". - Мягкий голос звучал знакомо. - Привет, Тара.
    Она открыла глаза и встретила взгляд человека, которого заставила себя позабыть.
    - Привет, Дэн, - слабо откликнулась она.
    Он выглядел отлично - в новом элегантном костюме, превосходной рубашке с галстуком. В петлице была красная гвоздика, и этот хрупкий символ любви и надежды был больше, чем она могла выдержать. Его фигура совершенно заполнила комнатушку, карие глаза, словно насыщаясь, пожирали ее с головы до ног.
    В этот момент в гримерную, вынырнув откуда-то из-под локтя Дэна, ворвался Джейсон. Не обращая внимания на Тару и Дэна, он обратился к Николь:
    - Когда манекенщица освободится от присутствия своих приятелей и вспомнит, что это мастерская, а не бордель, напомни ей, пожалуйста, что нам сегодня еще предстоит работа. - В голосе его явно звучала ревнивая ярость. Он вышел. Тара быстро нашарила в сумочке визитку.
    - Извини, Дэн, - тихо сказала она, протягивая ему кусочек картона. - Сегодня вечером. В восемь, идет?
    К восьми за спиной у Тары остался рабочий день, который из-за мерзкого нрава Джейсона получился особенно трудным и длинным. Потом она заскочила в магазин и накупила всякой снеди на обед для двоих и даже успела молниеносно привести себя в порядок до прихода Дэна. Ровно в восемь он позвонил в дверь, устав мерить шагами широкие улицы Элизабет-Бэй, чем занимался в течение последнего часа. Потребность увидеть ее превратилась в физическую боль. И почему-то этот последний день получился тяжелее тех месяцев, что он не видел Тару.
    Эти месяцы ожидания, надежды, отчаяния в конце не только измотали его психологически, но и заставили отказаться от решения забыть Тару и все, что с ней связано. Он оставил всякие попытки в этом роде, но знал, что приехал в Сидней лишь за тем, чтобы найти Тару, сказать, что любит ее, и убедить принять эту любовь. Он приехал накануне вечером и провел ночь, переходя от надежды к отчаянию, как школьник перед трудным экзаменом.
    Он увидел Тару и обомлел. Она выглядела так прекрасно, что у него перехватило дыхание и он не мог сказать ни слова.
    - Входи, Дэн, добро пожаловать. - Она почувствовала его растерянность и, чтобы как-то разрядить обстановку, придала голосу больше светскости, чем прежде. Приветствие получилось теплым, но все же немного скованным. "А ну-ка спокойнее, - сердито приказал он себе, - ты ведешь себя как ...".
    Она взяла его пальто и повела в гостиную, где, как она надеялась, он сразу заметил прекрасное окно.
    - Какой вид! - воскликнул он, и она покраснела от удовольствия. Тара занялась напитками, а Дэн шагал по комнате, постепенно освобождаясь от скованности и погружаясь в домашнюю атмосферу. Он присел к ее
столу, с трудом скрыв радость при виде лежавшей прямо посредине раковины, которую он подарил ей на Орфее как редкую достопримечательность острова.
    - Вижу, что у тебя сохранилась коллекция раковин, - небрежно заметил он, стараясь не слишком нажимать на эту тему.
    - Да. Они мне никогда не надоедают. Дэн потянулся к карману.
    - Рад слышать это, потому я тут кое-что тебе привез. - Он протянул ей крохотную раковину, изящную жемчужницу; завитки ее, поглощая свет, мягко рассеивали его по всей поверхности.
    - О, Дэн, как красиво. - В искренности этих слов можно было не сомневаться. - Спасибо большое.
    - Эхо Орфея, - небрежно обронил он, но по лицу было видно, что это значило для него на самом деле. Тара быстро поднялась.
    - Извини, я на секунду - надо посмотреть, что там происходит на плите.
    В кухне она прислонилась к стене и протяжно вздохнула. Неожиданное появление Дэна выбило ее из колеи. В кругу всевозможных неожиданностей этой она не предвидела. Конечно, было замечательно снова увидеться с ним - живое, красивое лицо, эти глаза, для которых, казалось, ничего, кроме нее, не существовало, широкие плечи, стройная и мускулистая фигура. Кажется, он немного похудел. Не забыть бы спросить. Может, что случилось? Тут она внезапно остановилась. Что же это, выходит, он ей не безразличен? Нет, нет, этого нельзя допустить. Все, что она задумала, только начинает осуществляться, назад пути нет, если влюбится, это все испортит...
    Тут Тара, вздрогнув, заметила, что он тут, на кухне, и наблюдает за ней с тем лукавым выражением, которое она так хорошо помнила. Он двинулся вперед и, оглядевшись, оценил по достоинству уютную, напоминающую корабельный камбуз кухоньку, с расставленными на полочках многочисленными специями и травами.
    - Помочь?
    - Да! - Тара схватила ближайшую банку. - Не могу открыть эту штуку. - Она двинулась к плите и посмотрела, как там мясо.
    - Похоже, ты стала кулинаркой после Орфея.
    - Пожалуй. - Она рассмеялась. - По правде говоря, все эти травы и прочая всячина здесь скорее для декорации. Однако же добрый простой обед тебе обеспечен.
    - А я-то думал, - спокойно сказал он, - что мне предложат яичницу с беконом.
    - Яичницу с беконом на обед? - Тара решительно оборвала его. - Доктор, что у вас за вкусы?
    - Ладно, как бы там ни было, а пахнет вкусно.
    - Будем надеяться, что и есть можно.
    Она забегала из кухни в гостиную, где у прекрасного окна стоял обеденный стол, и обратно, расставляя тарелки с овощами, хлеб, масло. Дэн воспользовался возможностью рассмотреть ее как следует, как бы возобновляя старое знакомство.
    - Знаешь, ты становишься знаменитостью, - сказал он наконец. - Лиззи обратила внимание на твой дебют на новом поприще и теперь я, кажется, единственный врач в Северном Квинсленде, кто покупает "Вог".
    - Ты читаешь "Вог"? - рассмеялась Тара. - Вот уж не поверила бы.
    - Знаешь, Тара, ты никогда так не выглядела.
    - Разве я не говорила, что тебе следовало бы запросить с меня больше.
    - Да нет - не в физическом смысле. В тебе... появилось что-то новое. Уверенность в себе, покой. Нервозность пропала. А это уж твое собственное достижение.
    - Не говори так, Дэн. Ты и твои упражнения тут не последнюю роль сыграли.
    Тара чувствовала себя великолепно. Дэн явно не собирался нажимать на нее, напротив, в его присутствии она чувствовала спокойствие и умиротворенность. Она вспомнила, каким неназойливым он всегда был на Орфее, не назойливым и не занудливым, просто всегда заботился о ней. В его присутствии, когда он начинал свои упражнения, напряжение у нее всегда спадало.
    - Ты счастлива? - спросил он, немного помолчав. Она тоже помолчала, обдумывая ответ с той предельной искренностью, которая так восхищала его в ней.
    - Да. Да. Так мне, во всяком случае, кажется. Я люблю свою работу.
    - Это видно по фотографиям. Но я говорю не просто о работе, об успехе...
    - Понимаю, понимаю. Работа - это немало, и это прекрасно, но еще не все.
    Дэн никак не мог придумать форму, в которую можно было бы облечь свой следующий вопрос.
    - У тебя было много мужчин? - прямо спросил он. Ему надо было знать это, хотя он понимал, что права спрашивать у него не было. Тара так и застыла перед холодильником, откуда она как раз доставала бутылку вина. "Может, соврать", - подумала она; ложь - еще одно искусство, которым совершенно не владела Стефани Харпер, но которое прекрасно освоила Тара Уэллс. Но, посмотрев ему в лицо, отказалась от этой мысли. Какой смысл лгать этому чудесному несчастному человеку, который меньше всего думает о себе и заботится лишь о том, чтобы ей было лучше.
    - Вообще не было.
    Дэн рассмеялся. Радуется или не верит, подумала Тара.
    - Не может... я тебе верю, Тара, но ведь это очень трудно. Я... много о тебе думал.
    Тут Тара решила, что настал удобный момент, чтобы надеть кухонные перчатки и проникнуть в глубины духовки, где творилось таинство. Щеки у нее разгорелись, но, разгибаясь, она спросила с холодностью, которая могла свести с ума:
    - Ты еще не сказал мне, что привело тебя в Сидней.
    - Тут сейчас медицинская конференция. - Тара невольно бросила на него испытующий взгляд. Иного приглашения ему было не надо.
    - На самом деле я приехал, чтобы увидеться с тобой, Тара. - Голос его звучал совсем тихо. - Я просто не мог тебе позволить... исчезнуть. Я старался. Видит бог, я очень старался. Но ничего не получалось. Я просто должен был отыскать тебя. А теперь, когда ты стала такой знаменитостью, это оказалось совсем просто.
    Он остановился, а затем осторожно прочувствованно спросил:
    - Ведь что-то было между нами в Квинсленде?.. Вопрос повис в воздухе. Тара изо всех сил старалась сдержать свои чувства, не желая сделать или сказать что-нибудь такое, что нарушит возникшую атмосферу, такую непрочную и такую горькую. А что если сказать Дэну правду - но как выразить чувства, прежние и новые, не говоря уж о ее тайной цели? Пока она размышляла, раздался пронзительный звук таймера, и это положило конец всем раздумьям.
    - Похоже, готово! - весело сказала Тара. Дэн покорно пожал плечами. Момент был упущен.
    - Где тут у тебя ванная? - спросил он.
    - Через спальню и направо.
    Дэн поставил стакан на стол и вышел из кухни. Тара бросилась к плите и нашла разрядку своим переживаниям в повышенной активности: вынула мясо из духовки и принялась перекладывать на блюдо, - чтобы отнести в комнату. Но тут она внезапно остановилась, ее прямо, как громом поразило: фотографии Сары и Денниса. Проходя через спальню, Дэн вряд ли мог не заметить две фотографии, так открыто стоящие прямо у изголовья. На секунду Тара застыла в ужасе. Затем, раздумывая, что бы предпринять, неслышно прошла в спальню. Дверь в ванную была закрыта, и Дэна не было видно. Действуя беззвучно, но очень быстро, она взяла фотографии, тщательно сложила подставки и сунула их в ящик прикроватного столика. Покончив с этим, она метнулась на кухню, занявшись последними приготовлениями к обеду. Там ее Дэн и нашел - она что-то напевала, как женщина, которой ни до чего на свете нет дела. Но теперь, попав в ее спальню, он знал, что есть по крайней мере двое, до кого Таре есть дело. На сердце у него была свинцовая тяжесть, ибо он даже имени их спросить не мог, а ведь это ее дети, самая, наверное, важная часть ее жизни.
    С этого момента беседа, по обоюдному согласию, касалась нейтральных предметов.
    - Сам положишь? - спросила Тара, усаживаясь за стол.
    - Конечно.
    - Как тебе нравится моя квартира?
    - У тебя тут все есть и потрясающий вид в придачу.
    - Да, вид и впрямь изумительный.
    - Тебе повезло, что нашла такое место.
    - Я всегда любила Сиднейский залив, и мне всегда хотелось жить там, откуда он виден, хоть бы неподалеку, если не на самом берегу.
    "Так ты из Сиднея, - подумал Дэн, - может, здесь Сэму Джонсону и следовало с самого начала искать твою исчезнувшую особу". Но лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
    - Мне тоже, - откликнулся он. - Хотя мне в последнее время пришлось в основном ограничиваться картинками в книгах и открытками. Так что сейчас я наконец, как говорится, вижу старую знакомую во плоти.
    - Так ты родился в Сиднее?
    - Конечно. И прожил здесь всю жизнь, пока не открыл клинику на Орфее. Но знаешь, самое забавное состоит в том... - Он рассмеялся.
    - В чем? - Она не могла не улыбнуться в ответ.
    - Дело в том, признаюсь тебе честно, что я никогда не был в Оперном театре.
    - Никогда не был... - Тара изобразила комический ужас. - Но это же ужасно. Ну а говоря всерьез, стоит попытаться сходить, пока ты здесь. Сейчас там прекрасный репертуар - некоторые из моих любимых опер. - Лицо ее приняло мечтательное выражение.
    - Ты ведь любишь музыку, верно? - живо спросил Дэн.
    - Думаю, случались моменты, когда только музыка помогла мне не сойти с ума.
    - У меня идея. Если мне удастся достать билеты, пока я здесь, пойдешь со мной? - он неуверенно посмотрел на нее.
    Тара весело улыбнулась в ответ:
    - С удовольствием.
    - Хорошо. На том, стало быть и порешим. - Дэн потянулся за бокалом:
    - За оперу, музыку и за хороший вечер, - заключил он шутливо.
    - За все это, - откликнулась Тара. "И за нас", - хотелось ей добавить. Дэн от всей души желал того же. Но никто из них не отваживался произнести этих слов. Так что тост так и не прозвучал, остался как невысказанное желание, едва не осуществленное и все же неосуществимое.

***

    Джоанну всегда охватывал страх, когда Джейсон назначал натурные съемки. Слишком многое зависело от условий, особенно от погоды. "Почему, черт возьми, этот остров называют солнечным уголком", - жаловалась она, когда вместо восьми часов первоклассных ультрафиолетовых лучей, которые полагались по прогнозу, природа подбрасывала столь же привычные тяжелые серые облака, обложившие все небо. А того хуже были частые дожди, которые проливались бог знает откуда, из совершенно ясного неба, не подавая о себе вести в виде тумана и мороси, но просто обрушиваясь бесконечными потоками воды, которая немедленно превращает самое дорогое модное платье в тряпку - манекенщица даже не успевает укрыться где-нибудь. Тем не менее она должна была признать, что натурные съемки всегда добавляли нечто неуловимое, и это нечто - допустим, неожиданный контраст шелка и бетона, вместо элементарных черно-белых тонов мастерской - замечательным образом меняло все впечатление. Или схваченное на лету выражение лица прохожего - любопытство, раздражение, просто равнодушие. Иногда Джейсон специально пускал в ход свое удивительное обаяние, чтобы вовлечь прохожих в съемку. Джоанна не могла забыть случая, когда он заставил мусорщиков присоединиться к съемке дамского белья. Бронзовые тела манекенщиц были совершенно обнажены - бюстгальтеры и колготки были развешаны на веревке. Прогоняя воспоминания, Джоанна подумала: право, все они должны были быть педиками, чтобы спокойно наблюдать такое.
    Вот и сегодня она сама готовилась и девушек своих готовила к трудным, увлекательным съемкам, которые Джейсон на сей раз назначил в красивом предместье, в Паддингтоне, на улице, сплошь застроенной изящными особняками. "Сидней, - подумала она с любовью, - это и впрямь картинка-загадка". Она одобрительно поглядывала на симпатичные старые домики, каждый из которых отличался своей, особенной конструкцией. Старый добрый Паддо совсем рядом с центром, а с другой стороны пляж в десяти минутах ходьбы. Проезжая, она поймала себя на том, что ищет вывески : "Продается".
    Место съемок издали бросалось в глаза. Джоанна сразу заметила декорации, которые так любил Джейсон, особенно центр всей композиции - допотопный "бугатти" с откидным верхом, возле которого хлопотал его помощник, пока он делал пробные снимки полароидом. А более всего обращал на себя внимание сам маэстро: взобравшись на верхнюю ступеньку лестницы, которую обычно используют обойщики, и весьма неосторожно подпрыгивая, так, будто он стоит на земле, Джейсон энергично давал разнообразные указания.
    - Доброе утро, мамочка! Чудесное местечко, верно? Ты себя вполне уютно будешь чувствовать здесь среди этих древних руин, а?
    - Заткнись, Джейсон, - дружелюбно откликнулась Джоанна, и, обменявшись обычными шпильками, они приступили к работе.
    К тому времени, когда около одиннадцати появилась Тара, Джоанна уже уехала, а девочки, по любимому выражению Джейсона, "исходили соком". Он закончил групповую, или массовую, как он ее называл, съемку и ждал Тару, подпрыгивая от нетерпения. Она быстро облачилась в первое платье и, не теряя времени, чтобы не раздражать маэстро еще больше, устремилась к машине, где ее уже ожидали двое партнеров. Но он все равно уже явно был близок к точке кипения, располагая троицу в позах, которые казались ему самыми эффектными и обольстительными.
    - Эй ты, блондинчик, откинься-ка на спинку, а ты, Тара, обопрись о него, обопрись, а не прижимайся, это семейная фотография. Джонни - вперед, одна рука на руле, другая сзади, ты оборачиваешься на эту парочку, так, хорошо, отлично. Так, теперь ищем нужное настроение, у тебя в руках бокал шампанского, но ты не собираешься пить его, просто показываешь, поэтому придумывай чувство, образ шампанского, думай о чем-нибудь хорошем, замечательном, о том, что не дает тебе покоя, - деньги? Как насчет этого? Ты только что совершил кражу века, по-настоящему обчистил банк и теперь можешь сбросить напряжение, наслаждаясь плодами содеянного...
    Как обычно, чепуха, которую молол Джейсон, оказала нужное воздействие - все трое расслабились и принялись хихикать. Джейсон невозмутимо продолжал свое дело.
    - Так, хорошо, вот это нам и нужно. Тара, чуть вперед и выпрямись, он не двуспальная кровать, и ты, блондинчик, тоже выпрямись, постарайся придать себе что-нибудь германское, в стиле фон Рипемоффа, или кого там еще. Тара, гляди в объектив, а вы, ребята, смотрите на Тару, отлично, почти готово, еще секундочку.
    Удерживая нужную позу с профессионализмом, обретенным в эти несколько коротких месяцев, Тара лениво поглядывала на улицу, которая убегала вниз, теряясь в зеленой листве. Неожиданно, к своему ужасу, она заметила "роллс-ройс" с откидным верхом - он медленно выплыл из-за поворота, но, увидев съемочную площадку, водитель резко увеличил скорость. Через несколько секунд Грег уже припарковался на противоположной стороне улицы; лицо его, полузакрытое большими солнечными очками, было совершенно непроницаемо. Внешне Тара оставалась спокойной, но внутри у нее все переворачивалось. Она не видела Грега с того самого обеда, отчасти потому, что хотела продемонстрировать свою недоступность, но главным образом, оттого, что провести вечер в компании с ним оказалось так мучительно, что она решила оттянуть время новой встречи - новой попытки. Он не мог найти ее дома - не знал адреса, а в телефонной книге ее имени еще не было. Она полностью доверяла девушкам из агентства - они никому не скажут, где она живет. Так оно и было - никто не проговорился. Но она не подумала, что ее можно отыскать на съемках, - ведь сотни людей знают, где происходят главные съемки.
    К немалому удивлению партнеров, Тара, находившаяся в центре композиции, неожиданно вышла из кадpa. Она вылезла из машины и подошла к лестнице, на которой восседал Джейсон.
    - Джейсон, тебе пора перезарядить аппарат, - сказала она.
    - Что-что? Да я еще не сделал ни одного снимка.
    - Хорошо, дай мне пять минут, - с этими словами она быстро зашагала прочь.
    - В чем дело? Что происходит? - Совершенно растерянный, он оглянулся, и при виде белого "роллса", застывшего в нем водителя и Тары, поспешающей к нему так, будто от этого зависела ее жизнь, лицо его потемнело от гнева.
    - Кто-нибудь хочет сыграть в теннис? - горько спросил он. - Рипемофф, ты случайно не знаешь старые фашистские пытки? Будь умницей, сделай вид, будто тебя пытают.
    Грег продолжал сидеть в машине и не сделал и малейшей попытки поприветствовать Тару. Он холодно смотрел прямо перед собой. Сегодня была последняя попытка. Ему как никому другому, нравилось преследование, но, когда заяц забивается в нору и всячески отказывается выйти из убежища, даже самый страстный охотник может потерять интерес. Ошибиться он не мог - он точно знал, что за обедом Тара делала ему всяческие авансы. Поначалу ее исчезновение заинтриговало его, потом он почувствовал досаду и наконец злость. Последняя попытка, пообещал он себе, и достаточно Беда заключалась в том, что он терпеть не мог женщин, которые ему не поддавались, хотя презирал тех, кто поддавался.
    Тара подбежала к машине чувствуя себя как гладиаторы в древности, которые предпочитали медленной пытке самим бросаться на мечи противников. Совершенно запыхавшись, она села рядом.
    - Куда вы пропали, я искал вас все это время.
    Тара не ответила, опустив глаза.
    - Я повсюду просил передать вам, что ищу вас. А что это за фокусы с исчезновением? Придя в тот дом, я обнаружил, что вы в нем не живете!
    - А я и не говорила этого. Я просто попросила выбросить меня где-нибудь - мне хотелось немного прогуляться.
    Он заговорил твердо и холодно.
    - Если хотите от меня избавиться, так и скажите. Я не полный идиот, как-нибудь пойму.
    - Да нет, не в том дело. - "Пора быть полюбезнее, - сказала она себе предупреждающе. Так можно и потерять его". - Просто страшно завертелась. Новые съемки на обложку, телевидение, ну и масса других вещей. Собачья жизнь. Я и впрямь исчезла... но думала о вас.
    Откуда-то сзади донесся скрипучий голос Джейсона, который явно решил, что больше двух минут он дать Таре не может.
    - Я творец, я созидатель, я из кожи вон лезу, чтобы сделать лучшие в мире снимки, а самая высокооплачиваемая из моих сотрудниц, видите, решила провести свободный день. - Голос его перешел на визг. - Тара, любовь моя, вернись!
    Грег посмотрел на него с явным неодобрением.
    - Это кто такой?
    - Друг. - Инстинкт подсказывал ей, что с этим человеком торопиться не следует, нельзя давать ему слишком много.
    - Близкий друг?
    - Да нет, не сказала бы. У нас деловые отношения.
    - Через две минуты солнце зайдет за облако, - завопил Джейсон.
    Тара усмехнулась.
    - И еще он мне просто нравится. Настоящий безумец.
    Грег смягчился. С этой стороны ничего не грозит. И она явно рада его видеть.
    - Выпьем кофе?
    В голосе Джейсона звучало подлинное страдание.
    - Тара! Тара!
    - Меня ждет работа, а так бы я с удовольствием.
    - Как насчет субботы или воскресенья?
    - Пока я свободна. - Она никак не выказала своих чувств, но внутренний голос подсказывал, что-то должно случиться, и скоро.
    - Тогда давайте проведем эти два дня вместе. У меня дома.
    У Тары перехватило дыхание.
    - У вас... в доме вашей жены? - выдавила она.
    - Да, - нетрудно было заметить, что такое определение его покоробило.
    - Не знаю... Не думаю...
    - О своей репутации вам беспокоиться нечего. У вас будут свои апартаменты, и к тому же вокруг полно слуг, дворецкий, и все такое прочее. Он старый чудак, но, пожалуй, вам понравится.
    Она решилась:
    - Ладно, прекрасно.
    - Чудесно. - Грег не скрывал восторга. - Я заеду за вами в субботу в десять, если вы, конечно, раскроете тайну своего дома.
    - Я позвоню, и мы обо всем условимся.
    - Смотрите, не передумайте. - Он послал ей обворожительную улыбку. "О боже, Грег, ты все еще самый красивый мужчина на свете. Что я делаю? Справлюсь ли с этим?"
    - Я не передумаю, - сказала она.
    - Тогда до субботы. - Он послал ей воздушный поцелуй, включил зажигание и тронулся. Тара оглянулась. Позади, на том же месте стояла "бугатти", и партнеры ее в прежних позах сидели внутри. Но Джейсона видно не было - ни на лестнице, нигде еще. Она в панике стала оглядываться по сторонам. Вдалеке ковыляла прочь маленькая жилистая фигурка.
    - Джейсон! Эй, Джейсон! Не уходи! - И она, как была в туфлях на высоком каблуке и шикарном платье, припустилась за ним вниз по улице.

Глава четырнадцатая

    В ожидании любимой, особенно если она опаздывает, есть какое-то неизъяснимое очарование, думал Дэн, расхаживая перед зданием Оперы и нетерпеливо высматривая Тару. Со своей обычной сверхпунктуальностью он слишком рано пришел за билетами, заказал столик, чтобы посидеть в антракте, и принялся ждать. Первые пятнадцать минут пролетели незаметно в радостном предвкушении встречи, мыслях о Таре и переменах, происшедших в ней после Орфеева острова: появилась грация, которой раньше не было, легкость в походке, копна модно уложенных волос, покрытые великолепной эмалью ногти. Как все влюбленные, Дэн обнаружил, что видит каждую из этих маленьких жемчужных раковин по отдельности и упивался, мысленно целуя их.
    Затем пришло досадное ощущение, что она может опоздать, затем - что уже опоздала, затем - липкий страх, что вовсе не придет. Сегодня здесь были все сливки городского общества. Оживленно переговариваясь и предвкушая предстоящее зрелище, люди быстро проходили мимо Дэна, а он оставался один, как ненужный обломок кораблекрушения. Одиночество в театральном фойе - самое печальное одиночество. Дэн постоял с полминуты и вышел на улицу.
    Ходя взад-вперед перед Оперой, напоминавшей по виду большую птицу, только что севшую на землю, Дэн думал о Таре. Да, собственно, он только этим и занимался все эти дни. И все же как мало он ее знал. Облокотившись о перила на внешнем дворе Оперы, Дэн посмотрел на залив. У причала величественно покачивался ярко освещенный океанский лайнер. Дальше, вправо по берегу, горели огни Луна-парка, гигантского аттракциона, открывающегося с наступлением темноты. Все дышало миром и покоем, но Дэна оставляло равнодушным. Обычно остро ощущающий красоту во всех ее формах, Дэн убедился, что сегодня ничто не способно освободить его сердце от бремени любви. "Можно ли придумать что-нибудь более смешное и идиотское, - сердито говорил он себе, - чем все больше и больше влюбляться в таинственную женщину, которая даже не называет своего истинного имени?"
    В этот момент он услышал за спиной поспешные шаги и, обернувшись, увидел Тару, всю раскрасневшуюся и необычно возбужденную...     - Я так боялась, что ты ушел, - выдохнула она, и Дэн сразу же обмяк, видя, как она взволнована. - Я готова была убить Джейсона. Это из-за него я так опоздала. Какая-то муха его сегодня укусила, и он заставлял меня повторять и повторять проходы. - Она так запыхалась, что вынуждена была сделать паузу. - Извини меня, ради бога.
    Тара буквально вцепилась в руку Дэна и, ощутив ее тепло и силу, испытала неудержимое желание прижать ее к груди и не отпускать. Но тут она пришла в себя, резко выдернула ладонь и вымученно улыбнулась.
    - Да нет, все в порядке, не волнуйся так, пожалуйста.
    - Наверное, уже слишком поздно? Час-то сейчас который? Право, я совсем потеряла счет времени.
    Дэн посмотрел на часы.
    - Боюсь, спектакль уже начался - мне не удалось их убедить подождать тебя с открытием занавеса, - он мягко улыбнулся, - так что придется ждать антракта. Но пока можно пойти в бар и чего-нибудь выпить.
    - Тьфу-ты, несчастье. - Тара совсем расстроилась. - Я так люблю эту оперу. Ну как можно пропустить первый акт? - Нижняя губа у нее обиженно оттопырилась, как у жеребенка, потерявшего кобылицу.
    - Послушай, - решительно сказал Дэн, - давай тогда отложим это дело и уж следующий раз послушаем оперу с начала до конца. А сейчас придумаем что-нибудь еще. Подходит?
    - Прекрасно!
    - А что бы ты предпочла?
    - А ты? - лукаво спросила Тара.
    - Я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь. Если ты, конечно, не против...
    Тара вздохнула:
    - Мне совершенно все равно, куда идти, лишь бы можно было присесть и дать ногам отдых.
    - Решено! - Дэн был вполне доволен таким оборотом дела. - А я куплю билеты на другой день, когда тебе не надо работать на этого маленького деспота. - Смеясь, они направились в сторону города.
    Место, куда Дэн предложил пойти, было относительно недалеко, но во всех остальных отношениях это было путешествие в иной мир. Куда бы ни вели дороги в Сиднее, Пирмонт все равно окажется в стороне. Расположенный в самом устье Дарлинг-Харбор, он пропускал через свои переполненные верфи гигантские грузовые пароходы, направляя товары по железным и шоссейным дорогам во все концы острова. Весь район был похож на заброшенное строительство, где в лунном свете застыли огромные подъемные краны, а грубо сколоченные домики и каменные коттеджи примостились под бетонной эстакадой, словно захватили это место контрабандой. Большая электростанция, ныне не работающая, а также рыбные рынки, где свежайшая и лучших сортов рыба, которую подают во всех домах города, наполняла воздух специфическим ароматом, не добавляли этому месту привлекательности. Стефани Харпер никогда не бывала в Пирмонте.
    Дэн уверенно руководил таксистом в лабиринте улочек, и в конце концов они остановились у довольно обшарпанного бара. Тара не могла скрыть изумления. Расплачиваясь с таксистом, Дэн поймал ее вопросительный взгляд и сказал: "Решил познакомить тебя с местами своего детства". Ограничившись этим, он взял ее под руку и повел к двери. Сгрудившиеся у стойки завсегдатаи с грубыми лицами недовольно обратили свои взгляды на пришельцев. Стены были покрыты кафелем ядовито-зеленого цвета, повсюду развешаны спасательные пояса, голый пол, а помещение пропахло пивом и сигаретным дымом.
    - Настоящий портовый погребок, - сказал, усмехаясь, Дэн, - а также часть моего прошлого.
    - Расскажи поподробнее.
    - Я был малым из Пирмонта, - просто сказал он. - Здесь жил мой отец. Мальчишкой я часами сидел тут на ступеньках, ожидая, пока он выйдет и начнет рассказывать о своей загубленной юности...
    Они прошли к стойке, и высохший старикашка ворчливо принялся очищать для них место. Тара жадно оглядывалась по сторонам, молча фиксируя каждую мелочь. Таким, стало быть, было детство Дэна. Она сравнила его со своей жизнью в Эдеме и почувствовала жалость к нему.
    - Странно, - сказал Дэн, явно удивленный. - Раньше здесь всегда было полно народу.
    - Времена меняются, - тихо откликнулась Тара. Она вовсе не хотела портить очарование момента.
    - Вот здесь всегда сидел мой старик, - сказал Дэн, кивая на табурет неподалеку. - Знаешь, он приходил сюда каждый божий день после работы, только воскресенья пропускал. Считалось, что я должен приводить его домой, но мне этого никогда не удавалось, и тогда мама приходила сама и буквально вытаскивала его отсюда.
    - Эй, привет! - Хриплый голос прервал воспоминания Дэна. - Я тебя знаю! - Это была официантка. Наклоняясь к Дэну, она растянула рот в улыбке до ушей.
    - Привет, Дот. - Слова Дэна потонули в потоке речи его старой знакомой.
    - Дэнни Маршалл! Чтобы я перевернулась! Ну-ка, ну-ка, постой-ка, тридцать лет! Мальчишка Фрэнка Маршалла. В жизни бы не поверила!
    - Точно, он самый.
    - Ты же вроде хотел стать доктором.
    - Верно.
    - Да-да, я помню, как ты всегда перевязывал кошку. - Таре вдруг захотелось разделить грубое веселье Дот. Дэн спокойно сидел на месте, улыбаясь и явно чувствуя себя в своей тарелке. "Ну не прелесть ли он, - подумала Тара, - везде на месте".
    - С тех пор я сделал карьеру, Дот, - весело откликнулся Дэн. - Мне теперь разрешают лечить людей.
    - Ты что же, хочешь сказать, что и впрямь заделался настоящим доктором?
    - Вот именно.
    - Ничего себе! Вообще-то в этом баре больше фантазируют и попусту мечтают, чем всерьез занимаются делом. Надо бы показать тебе мои шипы на ногах.
    Все дружно рассмеялись.
    - Дот, позволь представить тебе. Это Тара.
    - Милости просим, Тара. Выпьете чего-нибудь?
    - Пива, если можно, - сказала Тара.
    - Налей две кружки, хорошо, Дот?
    Их беседу прервал картежник, явно недовольный тем вниманием, которое уделяется новичкам.
    - Эй, Дот! Как там насчет пива?
    - Не можешь подождать минуту? - величественно бросила в ответ Дот. - Я беседую. Помолчи-ка, ты лучше, братец, имей терпение. - Она повернулась к Дэну и Таре, мелодраматически закатив глаза. - Эта публика совсем не умеет себя вести.
    - Вы, наверное, знаете Дэна сто лет? - Тара не испытывала никакой неловкости в компании этой большой добродушной женщины, одетой так, будто она вышла прогуляться по корабельной палубе, и ей хотелось вытянуть из нее как можно больше о человеке, который все более и более занимал ее.
    - Дэна Маршала? - Дот растянула в улыбке свой полный золотых зубов рот. На ее большой груди звякнули янтарные бусы. - Да, я знаю его с тех пор, как он пешком под стол ходить начал. Тот еще был сорванец, доложу я вам. Таскал деньги, которые люди оставляли на крыльце для молочника.
    Тара ошеломленно посмотрела на Дэна.
    - Это правда, - с некоторым смущением признал он. - Пока меня за этим делом не застукали. Ну и так поколотили, что я света белого не взвидел. Больше уж этим я не занимался.
    - Да, - удивленно сказала Тара, - мне как-то трудно представить тебя в роли несовершеннолетнего преступника.
    Дот повернула разговор в другую сторону.
    - Вы ведь вроде жили неподалеку от Уэзерхилл-стрит?
    - Точно, в домике на берегу...
    - Дот! - Это был все тот же нетерпеливый клиент. - Слушай, у меня давно в горле горит. Сил нет терпеть больше.
    - Иду, иду. - А Таре и Дэну она сказала:
    - С него достаточно, а то загнется. А вы садитесь за столик и устраивайтесь поудобнее. Я вам сейчас принесу пива. За наш счет!
    Они выбрали столик в углу и сели. Что-то новое возникло между ними - тепло и доверие. Тара чувствовала себя совершенно свободно и, не обращая ни на кого внимания, сбросила под столом туфли и почувствовала, как сразу стало лучше ногам. Какого черта! Дэн лучше, чем кто-либо знает, сколько ей лет и как у нее с ногами. Перед ним ей нечего выставляться. Дот принесла пиво, и отличные, из натуральной кожи, модные туфли на высоком каблуке сразу бросились ей в глаза, резко выделяясь на голом, замусоренном сигаретными окурками полу.
    - Ну, милые, я надеюсь, вам хорошо здесь? - крикнула она.
    - За тебя, Дот. - Дэн поднял стакан, а она двинулась назад, прокладывая себе путь, как галеон среди барж и буксиров - сморщенных старичков, наполнивших помещение. Потом он задумчиво сказал:
    - Знаешь, у нас был дома задний дворик, такой маленький, что я при сильном ветре мог его переплюнуть. Летом, каждую субботу и воскресенье, мы, ребятишки, бегали к заливу и ныряли за монетками, которые бросали в воду туристы. Для акул мы были, наверное, мелочью, на которую не стоит обращать внимание.
    Тара несколько отрешенно слушала его.
    - Или, может, они были не голодны. Мой старик, бывало, говорил, что в воде столько всяких отбросов, которые мусорщикам не удается выловить, что акулы попросту не обращали на нас внимания, когда вокруг
столько лакомств. Но после я узнал, что он хвастается мною перед своими приятелями. "Мой Дэнни, - говорил он, - самый храбрый парнишка в округе". Дело в том, что я... зарабатывал ему на сигареты.
    - Жаль, что мы тогда не были знакомы, - мягко сказала она. - Я бы ныряла с тобой за монетками.
    - Ладно... - Он взял ее за руку, показывая, что разделяет се чувства. - У каждого есть что вспомнить.
    Они сидели молча, близко придвинувшись друг к другу, и сердца их бились в унисон. Таре прежде никогда не приходилось испытывать такого чувства близости к мужчине, такого доверия, покоя и такой привязанности к любящей и мужественной душе. Она словно прислушивалась к голосу собственного сердца - иначе не скажешь.
    - Дэн, - прошептала она, - поедем отсюда в твою гостиницу?
    Он посмотрел на нее в полном изумлении, на смену которому пришла истинная радость, когда он понял, что она действительно хочет этого. Он наклонился и поцеловал ее, И они еще долго сидели, держась за руки.
    Обволакивающее ощущение близости все усиливалось, пока они ехали к гостинице. Там они поднялись к Дэну в номер, он открыл дверь. Окно на балкон было распахнуто, и звезды сверкали в ночи.
    - Не зажигай свет, - сказала Тара. Она вышла на балкон, наслаждаясь прелестью ночи. Дэн присоединился к ней, и мгновение они постояли бок о бок. Потом он положил руку ей на плечо и повернул к себе. Она ощущала его близость. Вздохнув, он обнял ее и притянул к себе. Она почувствовала мускулистое тело и тепло рук, обвившихся вокруг ее талии. Он нежно подержал ее, потом наклонился и поцеловал.
    Несравненные губы, ей ни за что не хотелось, чтобы они оторвались от нее. Но внезапно она почувствовала, что дрожит, и поднялись старые страхи. Она отпрянула.
    - Дэн... Наверное, я...
    Она повернулась в сторону спящего города, только чтобы не видеть боли в его глазах. Чуть погодя, Дэн зашел ей за спину и нежно обнял. Какое-то грустное чувство возникло между ними. Помолчав, он прошептал ей на ухо:
    - Тара, милая, не надо ни о чем беспокоиться. Просто будь самой собой. Ты для меня вовсе не роскошная процветающая манекенщица. Ты для меня теплая, умная женщина, с которой я встретился в Квинсленде и которая заметила провинциального доктора, женщина, которая любит музыку, барбекю и морские раковины.
    Он мягко поцеловал копну волос, вдыхая их душистый аромат. Она зачарованно вслушивалась в его слова.
    - И готов поспорить, эта женщина в детстве тоже была самой храброй девчушкой во всей округе. И получилось так, что эта женщина стала мне ближе всех на свете.
    Тара была готова разрыдаться. И в то же время печаль ее была смешана с острой радостью. Ею была переполнена ее душа, а тело испытывало от его близости совершенно незнакомые ощущения. Повернувшись и привстав на цыпочки, она поцеловала его, поцеловала по-настоящему, впиваясь, втягивая в себя губы, которых, как она сейчас поняла, жаждала с того самого момента, как встретилась с ним. Потом она обхватила его лицо, мягко провела пальцами по широкому лбу, шелковым векам, завиткам волос за ушами, колкому подбородку. Охваченная страстью, она провела указательным пальцем по его губам и принялась целовать его.
    Дэн нежно ласкал ее шею и плечи, бормоча слова любви. Ее атласная кожа, казалось, жгла его пальцы, так сильно он хотел ее. Но Дэн приучил себя к терпению и заботливости. Он медленно провел руками по ее груди под тонкой тканью вечернего платья и был до глубины души тронут, почувствовав, как напряглись при его прикосновении соски. Тара вздрогнула, глубоко вздохнула и прижала, испытывая подлинное наслаждение, его длинные сильные руки к груди. Потом обвила руками его талию, чтобы продлить поднимающееся внутри нее чудесное волнующее ощущение.
    Она позволила подвести себя к кровати; Дэн усадил се, а сам снял рубашку. С бесконечной нежностью и терпением он ласкал ее, целуя лицо, глаза, шею, плечи, не торопясь, не подгоняя. Она уже остро предвкушала каждое новое прикосновение. И в то же время она ощущала умиротворенность, доверяя Дэну так же, как Мак-си поверил ей, когда она подобрала его в том жалком и заброшенном состоянии. Медленно и довольно неуклюже он начал расстегивать ей платье - опытность его отступила куда-то в сторону перед силой любви. Она откликнулась на его движения, выскользнула из платья и ждала, пока он снимет с нее бюстгальтер.
    Впоследствии Дэн так и не смог забыть, как он впервые увидел совершенную красоту обнаженной груди, светящейся в лунном блеске, - округлость идеальной формы и соски, тянущиеся к нему и немом призыве. Oн наклонился и нежно прижался губами к мягкой коже, впитывая ее бархатную гладкость, потом поцеловал маленькие соски. Он положил ее руки себе на плечи и медленно провел вниз по спине. "Я люблю каждую клеточку его тела", - мечтательно подумала она. Он поднял голову, чтобы еще раз припасть к ее ждущим губам, а потом мягко толкнул ее на кровать. А у нее была только одна мысль, которая была сильнее ее, - "возьми меня, Дэн, я так хочу тебя..."
    Но тут она опомнилась, в мгновение переходя от любви к страху. "Что? Люблю его, хочу его так сильно, что все тело болит? О Боже, нет!" Тару молниеносно озарило, что впервые она полюбила того настоящего мужчину, впервые испытывает такую любовь и такое желание. Но не сейчас, настойчиво говорил внутренний голос, да и не с ним, этого нельзя допустить, я все испорчу... Она вся застыла от страха и паники. К своему величайшему разочарованию, Дэн вдруг почувствовал, что, лежа в его объятиях, приникнув к нему, она вся напряглась.
    - Дэн, - крикнула она, и снова:
    - Дэн!
    - Да, милая, - в страхе откликнулся он. - В чем дело?
    Она поспешно спрыгнула с кровати и начала лихорадочно одеваться, вновь превратившись в ту неловкую уродину, которая, как она думала, навеки похоронена в болотах у реки Аллигаторов.
    - Мне... мне очень жаль, - пробормотала она, едва не рассмеявшись - то был бы смех сквозь слезы - явной неуместности этих слов, столь привычных для Стефани. - Мне очень жаль...
    Дэн не пошевелился.
    - В чем дело? - спросил он очень тихо. - Прошу, если это только имеет для тебя хоть какое-то значение, верь мне.
    - Я тебе верю, - ровно ответила Тара. - Просто все это ошибка. - Она уже оделась и быстрым шагом пошла к двери. Дэн, словно ужаленный, вскочил с кровати и бросился ей наперерез. Она почти физически ощущала, как от него исходят волны боли и ярости.
    - Ошибка?! - воскликнул он. - Не понимаю. Я ничего не понимаю. Ты что, настолько не доверяешь мне, что даже не хочешь сказать, что это все, черт побери, значит?
    Он впервые выругался в ее присутствии, в отличие от Грега, который сквернословил с той же легкостью, что, допустим, и улыбался.
    Пораженная и напуганная, как и обычно, мужским гневом, она постаралась собраться.
    - Нам нельзя больше видеться. Извини, Это моя вина. С моей стороны это было нечестно. - Она горько зарыдала, страдая от боли утраты, с мукой отрывая его - по живому - от собственного сердца. Слезы затуманили ей глаза, и она пошла к двери почти на ощупь. Оттолкнув Дэна, который было попытался ее удержать, Тара нащупала ключ и вышла.
    - Тара! - Отчаянный возглас донесся до нее уже в коридоре.
    - Прости меня, Дэн, прости... и прощай, - вырвалось у нее издали, но она так не узнала, услышал он или нет. И ничто, ничто не могло ни успокоить, ни хотя бы объяснить происшедшее человеку, оказавшемуся в пустоте, когда с ним должна быть женщина, без которой жить ему невозможно, как он ясно понимал даже в миг, когда все указывало на то, что так и будет.

***

    - Слишком медленно! Слишком медленно. И снег не так идет. Это даже не похоже на снег - скорее, на птичий помет.
    Джейсон был в дурном расположении духа - как, впрочем, почти все время в последние дни. У секретов своя жизнь и свой способ раскрывать себя, даже если те, кому секрет принадлежит, стараются не выдавать себя. Помощники Джейсона заметили, что в дни, когда на съемках появлялась Тара, он был раздражителен сверх обычного, а в иное время самую скучную и трудную работу выполнял со своими всегдашними прибаутками. Сегодня, так или иначе, предстояло потрудиться - непредсказуемость мира моды требовала того, чтобы они занимались рекламой зимней одежды, обливаясь потом в жаре и духоте австралийского лета. Джейсону не нравилось, как идет снег. Но еще больше ему не нравился главный объект его съемки.
    Немало времени прошло, как Тара в последний раз виделась с Дэном, но время не излечило боли утраты. Тара чувствовала себя обездоленной. Она потеряла всю свою живость, и, хотя еще больше, чем прежде, отдавалась достижению своей цели, это было слабой компенсацией за то, что она порушила нежную любовь Дэна, своими руками растерзала таинство нового рождения. Но она не могла позволить себе отвлечься, отклониться от избранного пути, пока Грег оставался на свободе, как лютый тигр, готовый поразить новую жертву. И еще, она поняла в номере Дэна, что не может быть свободной, пока не освободится от Грега, - не может принадлежать другому человеку, пока и в часы бодрствования, и во сне ее преследует мрачная тень человека, который все еще был ее мужем. Она целиком должна отдаться мщению. Она должна отплатить. Но это было тяжело и очень болезненно, вся душа ее покрылась шрамами и кровоточила. А тут еще Джейсон преследовал ее, как воришка-карманник.
    - Эй, вы, дама в мехах. Как вас там, Тара Уэллс, так что ли? - Джейсонов сарказм был, конечно, неприятен, но в сравнении со всем остальным казался не больнее булавочного укола. - Вы слишком неповоротливы. Мне надо, чтобы вы кружились, танцевали как Снежная Королева зимой. Ясно? Ну, так действуй!
    - Виновата, Джейсон, - автоматически пробормотала она, извлекая изо рта пригоршню снега.
    - Ах, виновата. Она виновата, - сказал он, обращаясь к публике. - Ладно, давай по новой.
    Тара прилежно кружилась и танцевала в хлопьях снега, и поток ругательств иссяк. Джейсон лишь неистово кудахтал. Но вскоре ему что-то снова не понравилось, и Тара почувствовала, что все - она выдохлась.
    - Выше подбородок! Выше! Подними глаза, черт бы тебя побрал, да есть ли они вообще у тебя? Ладно, стоп, кончили, финиш, уберите этот так называемый снег.
    Тара остановилась. Джейсон заговорил очень холодно и размеренно.
    - Неужели нельзя было немного поднапрячься? Я хочу сказать, это все, на что ты способна? Слушай, не знаю, что происходит с тобой сегодня, где гуляют твои мысли. Знаю только, что не здесь и что о работе ты и думать не думаешь. Живости в тебе сегодня, как в трупе двухлетней давности. - Он постепенно доводил себя до точки кипения, и Тара оказалась не единственной его несчастной жертвой.
    - Я же сказал, - заорал Джейсон на помощника, - убрать снег, убрать этот проклятый снег, иначе я уберу тебя. Кретин, ты почему не выключил машину? О Господи, да кто же послал мне таких оболтусов. - Он повернулся к Таре. Видно было, что он кипит от гнева. - А тебе скажу одно, и постарайся понять: это моя работа, я профессионал, и у меня просто нет времени на любителей...
    Махнув рукой, он обратился ко всем в мастерской:
    - Ну что вы тут стоите, как засватанные. Идите домой. На сегодня все. Домой!
    Ослепленный гневом, он повернулся и ринулся в комнатку, примыкавшую к мастерской и служившую ему личными апартаментами. Дверью он хлопнул так, что все вздрогнули.
    Шло время. Все оставалось на своих местах. Тара чувствовала себя слишком изможденной, чтобы пошевелиться. "Все, я выдохлась, у меня ничего не осталось". Тут дверь в комнатку Джейсона неслышно отворилась, и он вернулся в мастерскую. Гнев прошел, и он выглядел, как примерный ребенок. Он подошел к Таре и взял ее за руку.
    - Давай устроим себе длинный уикэнд, а? Отдохни еще и понедельник, и будь в форме ко вторнику. Начнем с самого утра, пораньше. Все будет в порядке, малышка. Не забывай - я люблю тебя. Останемся друзьями, идет?

***

    Невольно испытываешь сочувствие к людям, которые оказались в полицейском участке. Даже в центре города слабых больше, чем злоумышленников, неудачников - чем испорченных, а в целом, то, что люди называют преступлением, это просто то, с чем мы, как правило, вынуждены мириться. Так размышлял сержант полицейского участка Тед Друитт. Именно эта философия помогала ему справляться с нелегкой работой, и в то же время оставаться достаточно человеком, чтобы предложить сигарету заблудшей в ночи душе или помочь связаться с домашними, которые волнуются, куда пропали близкие.
    Но иным просто не поможешь, да и желания не возникает. Одной из таких была хорошо одетая женщина, вдребезги пьяная и прямо-таки завизжавшая, когда ее повели в участок. От одного только слова: "Пройдемте" она пришла в ярость. Обычно, оказавшись в полиции, люди трезвеют. Но в данном случае - ничего подобного. Потребовались два здоровых парня, чтобы доставить ее в участок, да и здесь требовался присмотр, потому что, не удержи ее, она сломала бы челюсть надзирательнице. В конце концов ее заперли и оставили одну приходить в себя.
    - Похоже, тебе повезло, что выбрался оттуда цел и невредим, - заметил Тед, обращаясь к одному из своих подчиненных, когда тот вернулся из камеры.
    - Кому, мне? - Барри, старший из двух полицейских, презрительно оглянулся. - Наоборот, это она перепугалась до смерти. Слышал бы ты, что она орала: "Меня нельзя арестовывать, у меня муж адвокат". Он передразнил ее, заговорив визгливым женским голосом.
    - Где ты подобрал ее?
    - Она задирала другую женщину, которая якобы хотела увести у нее из-под носа такси. Ее счастье, что та не захотела предъявлять обвинений.
    - Ну если она еще раз попытается оказать сопротивление полицейскому, - сказал Тед. - тогда мы предъявим. Это уж как пить дать. Тьфу ты, пропасть!
    - В общем-то она не из таких, сержант, - задумчиво сказал Барри, - не гулящая. Когда она угомонится, будет все в порядке, никаких проблем, надо только дать ей провести здесь ночку.
    Тед вздохнул.
    - Знаешь, иногда мне кажется, что ты только вчера на свет появился. Позволь мне со всей определенностью напомнить тебе, что ничего такого в полицейском уставе не говорится. Следуй правилам, сынок, вот как называется эта игра. И не забудь - может, ее муж и впрямь адвокат.

***

    Тара ехала домой с прерванного на середине сеанса совершенно опустошенная, выгоревшая дотла. Завтра предстояла встреча с Грегом, которая, как она твердо надеялась, заметно приблизит ее к цели. Но провести с ним целых два дня - это настоящее испытание, а тут еще встреча с прислугой в доме, особенно с Мейти, пусть даже и беглая. Слава Богу еще, что Сары и Денниса там не будет. Этого бы она просто не вынесла. Но она точно знала, что в это время года они в школе. Встреча с ними... это нечто совсем другое. А пока она должна подготовиться к тому, что ее ожидает. Ей надо успокоиться, как-то сбросить с себя жуткое напряжение, стать той Тарой, которую ожидает завтра в десять утра увидеть Грег Марсден.
    Словом, она решила устроить себе совершенно свободный вечер. Для начала - большую, горячую, душистую ванну, в которой она будет лежать, как застывшая статуя, нежа усталые члены; затем вкусный обильный ужин: тосты со сметаной, свежие огурцы, перец и помидоры, бокал сухого белого вина, а затем настоящее лакомство - кусок шоколадного пирожного. Все это она поглощала, лежа в постели и перелистывая модный журнал, а у ног ее устроился, довольно урча во сне, Макси. Затем, чувствуя, как ее неудержимо тянет ко сну, она выключила свет и погрузилась в приятную дрему.
    Но ненадолго Тара была явно не готова к новому дню, когда в шесть утра ее разбудил пронзительный звонок телефона. Стараясь очнуться от сна, она испытывала одновременно беспокойство и раздражение, как всегда бывает, когда тебе звонят в совершенно неподходящее время. Она лениво потянулась к трубке.
    - Да?
    - Привет, Тара, это я.
    - Кто я?
    - Я, Джилли.
    - Джилли?
    - О Тара, я понимаю, что это черт знает что, и мне ужасно неловко будить тебя так рано, но я попала в жуткое положение.
    Тара попыталась собраться с мыслями.
    - Ты где?
    - В полицейском участке. Не можешь заехать за мной?
    - Да... конечно. Слушай, я буду... что-нибудь через полчаса.
    - Спасибо. Огромное спасибо. О Тара, ты настоящий друг.
    - Ладно, Джилли, пока. - Она швырнула трубку. Ох, эта Джилли! Что дальше?
    Джилли, какой Тара ее нашла через полчаса в полицейском участке, вовсе не выглядела кающейся грешницей. Усталая, продрогшая, выбитая из колеи - да, но тот отчаянный пыл, из-за которого она оказалась здесь, еще не прошел.
    - Ничего серьезного, - упрямо сказала она, спускаясь вместе с Тарой по лестнице. - Ну да, я выпила и вела себя неподобающим образом, но ведь это не преступление!
    Тара промолчала. Джилли все еще пошатывалась, и стоило немалых усилий удержать ее в вертикальном положении. Джилли спотыкалась и всей тяжестью наваливалась на высокую, но худощавую фигуру Тары, так что удержаться на ногах было нелегко.
    - О Тара, извини, мне не стоило тебя беспокоить.
    - Да ладно.
    - Я так тебе благодарна, в самом деле - спасибо. Мне вроде и позвонить было больше некому. Филипа нет, а других я сто лет не видела. У меня было полно друзей, - добавила она жалобно, - но где они теперь?
    Тара задала единственный вопрос, на который хотела получить ответ:
    - Почему ты не позвонила Грегу?
    В голосе Джилли зазвучали истерические нотки:
    - Не могла. Просто не могла. По правде говоря... такое случается не впервые, и в такой ситуации он всегда очень злится, а когда злится, становится жесток. - Она потянулась рукой к щеке, которая словно хранила память о пощечине.
    Они дошли до машины, и Тара помогла Джилли залезть в нее. Оказавшись в укрытии, Джилли впала в агрессивно-сентиментальное настроение, выворачивая душу наизнанку в привычно-эгоистической манере.
    - Ну почему я не могу рассчитывать на Грега Марсдена! Но, кажется, уже поздно, и становится все хуже и хуже. Он не спал со мной, боже, я даже не могу вспомнить сколько времени. Не знаю, что делать. - Она резко повернулась к Таре. - Знаешь, после того как умерла Стефани, я давала ему деньги. Последние несколько недель я оплачивала все его счета. И он так со мной обращается! - На глазах у Джилли выступили слезы, и она во весь голос зарыдала, оплакивая самое себя. Но тут же настроение ее вновь изменилось. - О, я могла бы многое порассказать о Греге Марсдене, если бы только захотела, - угрожающе сказала она. - Но не стану. О Тара, между вами и вправду ничего нет? Я так боюсь потерять его. Это же самое страшное - потерять, кого любишь... - захныкала она.
    Тара сидела совершенно прямо, едва сдерживаясь, чтобы не выказать презрение. Постыдная слабость Джилли только приближает заслуженную ею кару. Она искоса посмотрела на обмякшую фигуру, растрепанные волосы, испачканное и разорванное платье и голое колено, выглядывающее из колгот, которые Джилли тоже порвала при падении. В рассеянном утреннем свете она выглядела выцветшей и полинялой - землистый цвет лица, тусклый взгляд. Она вспомнила свою свадьбу и Джилли в костюме с Пятой авеню, всю такую свежую и нарядную, и испытала что-то отдаленно похожее на сочувствие. Но тут же с профессиональной сноровкой прогнала это ощущение.
    - Успокойся, Джилли, - ровно произнесла она. - Я отвезу тебя домой, - с этими словами Тара включила зажигание.

0


Вы здесь » amore.4bb.ru » Книги по мотивам телесериалов » "Возвращение в эдем" Книга 1