Глава 2

     - Надеюсь, теперь вы уделите мне немного внимания? - услышал он мужской голос.
     - Да, сэр, не сомневайтесь. Может быть, вы все же объясните, что происходит?
     - Я уже пытался это сделать. - Голос звучал механически, без всяких интонаций. - Я физик, руковожу исследовательским центром. У нас произошло убийство. Труп вы видели сами.
     - Как вы меня нашли? - Перед глазами у Лэнгдона стояла полученная по факсу фотография, он никак не мог сосредоточиться и задал первый пришедший в голову вопрос.
     - Я уже говорил. Через Всемирную паутину. На сайте о вашей книге "Искусство иллюминатов".
     Лэнгдон попытался привести мысли в порядок. Его книга была абсолютно неизвестна в широких литературных кругах, однако получила множество откликов в Интернете. Тем не менее заявление его собеседника звучало совершенно неправдоподобно.
     - На той странице не указаны мои контактные телефоны, - твердо сказал он. - Я в этом совершенно уверен.
     - У меня в лаборатории есть умельцы, которые способны получить любую информацию о пользователях Интернета.
     - Похоже, ваша лаборатория неплохо ориентируется в Сети, - все еще недоверчиво протянул Лэнгдон.
     - А как же иначе, ведь это мы ее изобрели!
     Что-то в голосе собеседника убедило Лэнгдона в том, что он не шутит.
     - Мне необходимо с вами встретиться, - настойчиво продолжал тот. - По телефону такие вещи не обсуждают. Из Бостона до моей лаборатории всего час лёта.
     Лэнгдон стоял в густом полумраке кабинета, рассматривая факс, который он все еще судорожно сжимал подрагивающими пальцами. Он не мог отвести взгляд от изображения, возможно, представлявшего собой эпиграфическую <То есть относящуюся к надписям.> находку века, один-единственный символ, вобравший в себя десять лет кропотливого труда.
     - Дело не терпит отлагательства, - настаивал его собеседник.
     Лэнгдон впился глазами в надпись. "Иллюминати", - читал и перечитывал он. Его работа была связана с древними документами и преданиями, своего рода эквивалентами ископаемых останков, но эта символика относилась и к сегодняшнему дню. К настоящему времени. Он чувствовал себя палеонтологом, который нос к ногу столкнулся с живым динозавром.
     - Я взял на себя смелость послать за вами самолет, - сообщил ему собеседник. - Он будет в Бостоне через двадцать минут.
     В горле у Лэнгдона пересохло. Всего час лёта...
     - Простите мне самонадеянность, но вы мне крайне нужны здесь, - произнес голос.
     Лэнгдон вновь взглянул на факс, на отпечатанное на нем подтверждение древнего мифа. Его пугали возможные последствия произошедшего. Он рассеянно посмотрел в окно. Сквозь кроны берез на заднем дворе робко пробивались первые лучи солнца, но этим утром давно ставшая привычной картина выглядела как-то по-другому. Лэнгдона охватило странное смешанное чувство безоглядного восторга и гнетущего ужаса, и он понял, что выбора у него нет.
     - Ваша взяла, - сдался он. - Объясните, как мне найти ваш самолет.

Глава 4

     "Сааб" Роберта Лэнгдона вырвался из тоннеля Каллахэн и оказался в восточной части Бостонского порта неподалеку от въезда в аэропорт Логана. Следуя полученным указаниям, Лэнгдон отыскал Авиэйшн-роуд и за старым зданием компании "Истерн эйрлайнс" свернул налево. В трехстах ярдах от дороги он разглядел едва заметные в темноте очертания ангара, на стене которого была выведена гигантская цифра "4". Лэнгдон зарулил на стоянку и выбрался из автомобиля.
     Из-за ангара появился круглолицый субъект в голубом комбинезоне.
     - Роберт Лэнгдон? - приветливо окликнул он его с незнакомым акцентом.
     - Он самый, - отозвался Лэнгдон, запирая машину.
     - А вы чертовски пунктуальны. Я только что приземлился. Прошу за мной, пожалуйста.
     Идя вокруг ангара, Лэнгдон вдруг ощутил, как напряжены его нервы. Ученый не привык к таинственным телефонным звонкам и секретным встречам с незнакомцами. Не зная, что его ждет, он выбрал одежду, которую обычно надевал на занятия, - прочные хлопчатобумажные брюки, свитер и пиджак из мягкого твида. Лэнгдон вспомнил о лежащем во внутреннем кармане пиджака факсе. Он все еще не мог заставить себя до конца поверить в реальность того, что на нем было изображено.
     Пилот, похоже, уловил владевшее Лэнгдоном напряженное беспокойство и спросил:
     - А как вы переносите перелеты, сэр? Без проблем, надеюсь?
     - Нормально, - ответил он и подумал: "Перелет я как-нибудь переживу, а вот клейменые трупы для меня действительно проблема".
     Они прошли вдоль длиннющей стены ангара и очутились на взлетной полосе.
     Лэнгдон застыл как вкопанный, уставившись на приникший к бетону самолет.
     - Мы что, полетим вот на этой штуке?
     - Нравится? - расплылся в широкой улыбке пилот.
     - А что это вообще такое?
     Перед ними громоздился самолет гигантских, чудовищных размеров, отдаленно напоминавший космический "челнок", за исключением того, что верхняя часть его фюзеляжа была абсолютно плоской. Создавалось впечатление, что сверху она срезана. Более всего летательный аппарат походил на клин колоссальных размеров. Лэнгдону на мгновение даже показалось, что он видит сон. С виду диковинная машина была столь же пригодна для полетов, как гусеничный трактор. Крылья практически отсутствовали. Вместо них из задней части фюзеляжа торчали какие-то коротенькие обрубки. Над обрубками возвышались два киля. Все остальное - сплошной фюзеляж. Длиной около 200 футов и без единого иллюминатора.
     - Двести пятьдесят тысяч килограммов с полной заправкой! - хвастливо проинформировал Лэнгдона пилот - так молодой папаша горделиво сообщает данные о весе своего первенца. - Работает на жидком водороде. Корпус из титана, армированного кремниево-карбидным волокном. Соотношение тяги к весу - двадцать к одному, а у большинства реактивных самолетов оно не превышает семи к одному. Нашему директору, видно, и вправду не терпится с вами повидаться. Обычно он этого великана за своими гостями не высылает.
     - И эта... этот... оно летает? - не без сарказма вскинул брови Лэнгдон.
     - Еще как! - снисходительно усмехнулся пилот. - Выглядит, конечно, немного необычно, может, даже страшновато, но советую привыкать. Уже через пять лет в воздухе ничего, кроме этих милашек, не останется. Высокоскоростное гражданское средство передвижения. Наша лаборатория одна из первых приобрела такой самолет.
     "Да, ничего себе лаборатория, не из бедных", - мелькнуло в голове у Лэнгдона.
     - Перед вами прототип "Боинга Х-33", - продолжал пилот. - Однако уже сегодня существуют десятки других моделей. У американцев, русских, британцев. Будущее за ними, нужно только некоторое время, чтобы внедрить их в сферу общественного транспорта. Так что можете прощаться с обычными реактивными самолетами.
     - Лично я предпочел бы обычный, - искренне признался Лэнгдон, с опаской поглядывая на титанового монстра.
     Пилот подвел его к трапу.
     - Сюда, пожалуйста, мистер Лэнгдон. Смотрите не споткнитесь.
     Через несколько минут Лэнгдон уже сидел в пустом салоне. Пилот усадил его в первом ряду, заботливо застегнул на нем ремень безопасности и скрылся в носовой части самолета. К его удивлению, салон напоминал те, к которым уже привыкли пассажиры широкофюзеляжных лайнеров. Единственное отличие состояло в том, что здесь не было ни одного иллюминатора. Лэнгдону это обстоятельство пришлось не по душе. Всю жизнь его преследовала умеренной тяжести клаустрофобия - следствие одного инцидента в раннем детстве, избавиться от которой до конца он так и не сумел.
     Эта боязнь замкнутого пространства никоим образом не сказывалась на здоровье Лэнгдона, но причиняла ему массу неудобств и потому всегда его раздражала. Проявляла она себя в скрытой форме. Он, например, избегал спортивных игр в закрытых помещениях, таких как ракетбол и сквош. Он охотно, даже с радостью выложил круглую сумму за свой просторный викторианский дом с высоченными потолками, хотя университет был готов предоставить ему куда более дешевое жилье. Лэнгдона частенько навещали подозрения, что вспыхнувшая в нем в юности тяга к миру искусства была порождена любовью к огромным музейным залам.
     Где-то под ногами ожили двигатели, корпус самолета отозвался мелкой дрожью. Лэнгдон судорожно сглотнул и замер в ожидании. Он почувствовал, как самолет вырулил на взлетную полосу. Над его головой негромко зазвучала музыка "кантри".
     Дважды пискнул висящий на стене телефон. Лэнгдон снял трубку.
     - Алло!
     - Как самочувствие, мистер Лэнгдон?
     - Не очень.
     - Расслабьтесь. Через час будем на месте.
     - Где именно, нельзя ли поточнее? - Только сейчас до него дошло, что он так и не знает, куда они направляются.
     - В Женеве, - ответил пилот, и двигатели взревели. - Наша лаборатория находится в Женеве.
     - Ага, значит, Женева, - повторил Лэнгдон. - На севере штата Нью-Йорк. Кстати, моя семья живет там, неподалеку от озера Сенека. А я и не знал, что в Женеве есть физическая лаборатория.
     - Не та Женева, что в штате Нью-Йорк, мистер Лэнгдон, - рассмеялся пилот. - А та, что в Швейцарии!
     Потребовалось некоторое время, чтобы до Лэнгдона дошел весь смысл услышанного.
     - Ах вот как? В Швейцарии? - Пульс у Лэнгдона лихорадочно зачастил. - Но мне показалось, вы говорили, что нам лететь не больше часа...
     - Так оно и есть, мистер Лэнгдон! - коротко хохотнул пилот. - Эта малышка развивает скорость 15 M <M (число Маха) примерно равняется скорости звука (340 м/с). Назван по имени Эрнста Маха (1838-1916) - австрийского физика и философа.>.

Глава 6

     Через шестьдесят четыре минуты Роберт Лэнгдон, которого все-таки слегка укачало во время полета, сошел с трапа самолета на залитую солнцем посадочную полосу, недоверчиво и подозрительно глядя по сторонам. Прохладный ветерок шаловливо играл лацканами его пиджака. От представшего перед его глазами зрелища на душе у Лэнгдона сразу полегчало. Прищурившись, он с наслаждением рассматривал покрытые роскошной зеленью склоны долины, взмывающие к увенчанным белоснежными шапками вершинам.
     Чудесный сон, подумал он про себя. Жаль будет просыпаться.
     - Добро пожаловать в Швейцарию! - улыбнулся ему пилот, стараясь перекричать рев все еще работающих двигателей "Х-33".
     Лэнгдон взглянул на часы. Семь минут восьмого утра.
     - Вы пересекли шесть часовых поясов, - сообщил ему пилот. - Здесь уже начало второго.
     Лэнгдон перевел часы.
     - Как самочувствие?
     Лэнгдон, поморщившись, потер живот.
     - Как будто пенопласта наелся.
     - Высотная болезнь, - понимающе кивнул пилот. - Шестьдесят тысяч футов как-никак. На такой высоте вы весите на треть меньше. Вам еще повезло с коротким подскоком. Вот если бы мы летели в Токио, мне пришлось бы поднять мою детку куда выше - на сотни и сотни миль. Ну уж тогда бы у вас кишки и поплясали!
     Лэнгдон кивнул и вымучено улыбнулся, согласившись считать себя счастливчиком. Вообще говоря, с учетом всех обстоятельств полет оказался вполне заурядным. Если не считать зубодробительного эффекта от ускорения во время взлета, остальные ощущения были весьма обычными: время от времени незначительная болтанка, изменение давления по мере набора высоты... И больше ничего, что позволило бы предположить, что они несутся в пространстве с не поддающейся воображению скоростью 11 тысяч миль в час. "Х-33" со всех сторон облепили техники наземного обслуживания. Пилот повел Лэнгдона к черному "пежо" на стоянке возле диспетчерской вышки. Через несколько секунд они уже мчались по гладкому асфальту дороги, тянущейся по дну долины. В отдалении, прямо у них на глазах, вырастала кучка прилепившихся друг к другу зданий.
     Лэнгдон в смятении заметил, как стрелка спидометра метнулась к отметке 170 километров в час. Это же больше 100 миль, вдруг осознал он. Господи, да этот парень просто помешан на скорости, мелькнуло у него в голове.
     - До лаборатории пять километров, - обронил пилот. - Доедем за две минуты.
     "Давай доедем за три, но живыми", - мысленно взмолился Лэнгдон, тщетно пытаясь нащупать ремень безопасности.
     - Любите Рибу? - спросил пилот, придерживая руль одним пальцем левой руки, а правой вставляя кассету в магнитолу.
     "Как страшно остаться одной..." - печально запел женский голос.
     Да чего там страшного, рассеянно возразил про себя Лэнгдон. Его сотрудницы частенько упрекали его в том, что собранная им коллекция диковинных вещей, достойная любого музея, есть не что иное, как откровенная попытка заполнить унылую пустоту, царящую в его доме. В доме, который только выиграет от присутствия женщины. Лэнгдон же всегда отшучивался, напоминая им, что в его жизни уже есть три предмета самозабвенной любви - наука о символах, водное поло и холостяцкое существование. Последнее означало свободу, которая позволяла по утрам валяться в постели, сколько душа пожелает, а вечера проводить в блаженном уюте за бокалом бренди и умной книгой.
     - Вообще-то у нас не просто лаборатория, - отвлек пилот Лэнгдона от его размышлений, - а целый городок. Есть супермаркет, больница и даже своя собственная киношка.
     Лэнгдон безучастно кивнул и посмотрел на стремительно надвигающиеся на них здания.
     - К тому же у нас самая большая в мире Машина, - добавил пилот.
     - Вот как? - Лэнгдон осмотрел окрестности.
     - Так вам ее не увидеть, сэр, - усмехнулся пилот. - Она спрятана под землей на глубине шести этажей.
     Времени на то, чтобы выяснить подробности, у Лэнгдона не оказалось. Без всяких предупреждений пилот ударил по тормозам, и автомобиль под протестующий визг покрышек замер у будки контрольно-пропускного пункта.
     Лэнгдон в панике принялся шарить по карманам.
     - О Господи! Я же не взял паспорт!
     - А на кой он вам? - небрежно бросил пилот. - У нас есть постоянная договоренность с правительством Швейцарии.
     Ошеломленный Лэнгдон в полном недоумении наблюдал, как пилот протянул охраннику свое удостоверение личности. Тот вставил пластиковую карточку в щель электронного идентификатора, и тут же мигнул зеленый огонек.
     - Имя вашего пассажира?
     - Роберт Лэнгдон, - ответил пилот.
     - К кому?
     - К директору.
     Охранник приподнял брови. Отвернулся к компьютеру, несколько секунд вглядывался в экран монитора. Затем вновь высунулся в окошко.
     - Желаю вам всего наилучшего, мистер Лэнгдон, - почти ласково проговорил он.
     Машина вновь рванулась вперед, набирая сумасшедшую скорость на 200-ярдовой дорожке, круто сворачивающей к главному входу лаборатории. Перед ними возвышалось прямоугольное ультрасовременное сооружение из стекла и стали. Дизайн, придававший такой громаде поразительную легкость и прозрачность, привел Лэнгдона в восхищение. Он всегда питал слабость к архитектуре.
     - Стеклянный собор, - пояснил пилот.
     - Церковь? - решил уточнить Лэнгдон.
     - Отнюдь. Вот как раз церкви у нас нет. Единственная религия здесь - это физика. Так что можете сколько угодно поминать имя Божье всуе, но если вы обидите какой-нибудь кварк <Гипотетическая элементарная частица.> или мезон <Нестабильная элементарная частица.> - тогда вам уж точно несдобровать.
     Лэнгдон в полном смятении заерзал на пассажирском сиденье, когда автомобиль, завершив, как ему показалось, вираж на двух колесах, остановился перед стеклянным зданием. Кварки и мезоны? Никакого пограничного контроля? Самолет, развивающий скорость 15 М? Да кто же они такие, черт побери, эти ребята? Полированная гранитная плита, установленная у входа, дала ему ответ на этот вопрос.

     Conseil Europeen pour la Recherche Nucleaire

     - Ядерных исследований? - на всякий случай переспросил Лэнгдон, абсолютно уверенный в правильности своего перевода названия с французского.
     Водитель не ответил: склонившись чуть ли не до пола, он увлеченно крутил ручки автомагнитолы.
     - Вот мы и приехали, - покряхтывая, распрямил он спину. - Здесь вас должен встречать директор.
     Лэнгдон увидел, как из дверей здания выкатывается инвалидное кресло-коляска. Сидящему в ней человеку на вид можно было дать лет шестьдесят. Костлявый, ни единого волоска на поблескивающем черепе, вызывающе выпяченный подбородок. Человек был одет в белый халат, а на подножке кресла неподвижно покоились ноги в сверкающих лаком вечерних туфлях. Даже на расстоянии его глаза казались совершенно безжизненными - точь-в-точь два тускло-серых камешка.
     - Это он? - спросил Лэнгдон.
     Пилот вскинул голову.
     - Ох, чтоб тебя... - Он с мрачной ухмылкой обернулся к Лэнгдону. - Легок на помине!
     Не имея никакого представления о том, что его ждет, Лэнгдон нерешительно вылез из автомобиля.
     Приблизившись, человек в кресле-коляске протянул ему холодную влажную ладонь.
     - Мистер Лэнгдон? Мы с вами говорили по телефону. Я - Максимилиан Колер.

Глава 8

     Когда Колер и Лэнгдон, покинув главное здание ЦЕРНа, оказались под яркими лучами щедрого швейцарского солнца, Лэнгдона охватило ощущение, что он перенесся на родную землю. Во всяком случае, окрестности ничем не отличались от университетского городка где-нибудь в Новой Англии.
     Поросший пышной травой склон сбегал к просторной равнине, где среди кленов располагались правильные кирпичные прямоугольники студенческих общежитий. По мощеным дорожкам сновали ученого вида индивиды, прижимающие к груди стопки книг. И словно для того, чтобы подчеркнуть привычность атмосферы, двое заросших грязными волосами хиппи под льющиеся из открытого окна общежития звуки Четвертой симфонии Малера <Густав Малер (1860-1911) - австрийский композитор и дирижер.> азартно перебрасывали друг другу пластиковое кольцо.
     - Это наш жилой блок, - сообщил Колер, направляя кресло-коляску к зданиям. - Здесь у нас работают свыше трех тысяч физиков. ЦЕРН собрал более половины специалистов по элементарным частицам со всего мира - лучшие умы планеты. Немцы, японцы, итальянцы, голландцы - всех не перечислить. Наши физики представляют пятьсот университетов и шестьдесят национальностей.
     - Как же они общаются друг с другом? - потрясенно спросил Лэнгдон.
     - На английском, естественно. Универсальный язык науки.
     Лэнгдон всегда полагал, что универсальным средством общения в науке служит язык математики, однако затевать диспут на эту тему у него уже не было сил. Он молча плелся вслед за Колером по дорожке. Где-то на полпути им навстречу трусцой пробежал озабоченного вида юноша. На груди его футболки красовалась надпись "ВСУНТЕ - ВОТ ПУТЬ К ПОБЕДЕ!".
     - Всуньте? - со всем сарказмом, на который был способен, хмыкнул Лэнгдон.
     - Решили, что он малограмотный озорник? - вроде бы даже оживился Колер. - ВСУНТЕ расшифровывается как всеобщая унифицированная теория. Теория всего.
     - Понятно, - смутился Лэнгдон, абсолютно ничего не понимая.
     - Вы вообще-то знакомы с физикой элементарных частиц, мистер Лэнгдон? - поинтересовался Колер.
     - Я знаком с общей физикой... падение тел и все такое... - Занятия прыжками в воду внушили Лэнгдону глубочайшее уважение к могучей силе гравитационного ускорения. - Физика элементарных частиц изучает атомы, если не ошибаюсь...
     - Ошибаетесь, - сокрушенно покачал головой Колер и снова закашлялся, а лицо его болезненно сморщилось. - По сравнению с тем, чем мы занимаемся, атомы выглядят настоящими планетами. Нас интересует ядро атома, которое в десять тысяч раз меньше его самого. Сотрудники ЦЕРНа собрались здесь, чтобы найти ответы на извечные вопросы, которыми задается человечество с самых первых своих дней. Откуда мы появились? Из чего созданы?
     - И ответы на них вы ищете в научных лабораториях?
     - Вы, кажется, удивлены?
     - Удивлен. Эти вопросы, по-моему, относятся к духовной, даже религиозной, а не материальной сфере.
     - Мистер Лэнгдон, все вопросы когда-то относились к духовной, или, как вы выражаетесь, религиозной сфере. С самого начала религия призывалась на выручку в тех случаях, когда наука оказывалась неспособной объяснить те или иные явления. Восход и заход солнца некогда приписывали передвижениям Гелиоса и его пылающей колесницы. Землетрясения и приливные волны считали проявлениями гнева Посейдона. Наука доказала, что эти божества были ложными идолами. И скоро докажет, что таковыми являются все боги. Сейчас наука дала ответы почти на все вопросы, которые могут прийти человеку в голову. Осталось, правда, несколько самых сложных... Откуда мы появились? С какой целью? В чем смысл жизни? Что есть вселенная?
     - И на такие вопросы ЦЕРН пытается искать ответы? - недоверчиво взглянул на него Лэнгдон.
     - Вынужден вас поправить. Мы отвечаем на такие вопросы.
     Лэнгдон вновь замолчал в некотором смятении. Над их головами пролетело пластиковое кольцо и, попрыгав по дорожке, замерло прямо перед ними. Колер, будто не заметив этого, продолжал катить дальше.
     - S'il vous plait! <Будьте любезны! (фр.).> - раздался у них за спиной голос.
     Лэнгдон оглянулся. Седовласый старичок в свитере с надписью "ПАРИЖСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ" призывно махал руками. Лэнгдон подобрал кольцо и искусно метнул его обратно. Старичок поймал снаряд на палец, крутнул несколько раз и, не глядя, столь же ловко перебросил его через плечо своему партнеру.
     - Merci! - крикнул он Лэнгдону.
     - Поздравляю, - усмехнулся Колер, когда Лэнгдон вприпрыжку нагнал его. - Вот и поиграли с нобелевским лауреатом Жоржем Шарпаком - знаменитым изобретателем.
     Лэнгдон согласно кивнул. Действительно, вот счастье-то привалило.
     Через три минуты Лэнгдон и Колер достигли цели. Это было просторное ухоженное жилое здание, уютно расположенное в осиновой роще. По сравнению с общежитиями выглядело оно просто роскошно. На установленной перед фасадом каменной плите было высечено весьма прозаическое название - "Корпус Си".
     Какой полет фантазии, издевательски ухмыльнулся про себя Лэнгдон.
     Тем не менее архитектурное решение корпуса "Си" полностью соответствовало утонченному вкусу Лэнгдона - оно несло на себе печать консервативности, солидной прочности и надежности. Фасад из красного кирпича, нарядная балюстрада, состоящая из симметрично расположенных изваяний. Направляясь по дорожке ко входу, они прошли через ворота, образованные двумя мраморными колоннами. Одну из них кто-то украсил жирной надписью "ДА ЗДРАВСТВУЮТ ИОНИКИ!".
     Граффити в Центре ядерных исследований? Лэнгдон оглядел колонну и не смог сдержать иронического смешка.
     - Вижу, даже самые блестящие физики иногда ошибаются, - не без удовольствия констатировал он.
     - Что вы имеете в виду? - вскинул голову Колер.
     - Автор этой здравицы допустил ошибку. Данная колонна к ионической архитектуре не имеет никакого отношения <Лэнгдон имеет в виду, что ионики, или овы (лат.), - яйцеобразные орнаментальные мотивы - являются принадлежностью ионического и коринфского архитектурных ордеров.>. Диаметр ионических колонн одинаков по всей длине. Эта же кверху сужается. Это дорический ордер <Наряду с упомянутыми выше представляет собой один из трех основных архитектурных ордеров.>, вот что я вам скажу. Впрочем, подобное заблуждение весьма типично, к сожалению.
     - Автор не хотел демонстрировать свои познания в архитектуре, мистер Лэнгдон, - с сожалением посмотрел на него Колер. - Он подразумевал ионы, электрически заряженные частицы, к которым, как видите, он испытывает самые нежные чувства. Ионы обнаруживаются в подавляющем большинстве предметов.
     Лэнгдон еще раз обвел взглядом колонну, и с его губ непроизвольно сорвался тягостный стон.
     Все еще досадуя на себя за глупый промах, Лэнгдон вышел из лифта на верхнем этаже корпуса "Си" и двинулся вслед за Колером по тщательно прибранному коридору. К его удивлению, интерьер был выдержан в традиционном французском колониальном стиле: диван красного дерева, фарфоровая напольная ваза, стены обшиты украшенными искусной резьбой деревянными панелями.
     - Мы стараемся сделать пребывание наших ученых в центре максимально комфортабельным, - заметил Колер.
     Оно и видно, подумал Лэнгдон.
     - Так, значит, тот человек с фотографии как раз здесь и жил? Один из ваших высокопоставленных сотрудников?
     - Совершенно верно, - ответил Колер. - Сегодня утром он не явился ко мне на совещание, на вызовы по пейджеру не отвечал. Я отправился к нему сам и обнаружил его мертвым в гостиной.
     Лэнгдон поежился от внезапно охватившего его озноба, только в эту минуту осознав, что сейчас увидит покойника. Он не отличался крепким желудком, каковую слабость открыл в себе еще студентом на лекциях по искусствоведению. Это обнаружилось, когда профессор рассказал им, что Леонардо да Винчи достиг совершенства в изображении человеческого тела, выкапывая трупы из могил и препарируя их мускулы.
     Колер покатил в дальний конец коридора. Там оказалась единственная дверь.
     - Пентхаус, как говорят у вас в Америке. - Он промокнул платком покрытый капельками пота лоб.
     Табличка на дубовой створке гласила: "Леонардо Ветра".
     - Леонардо Ветра, - прочитал вслух Колер. - На следующей неделе ему бы исполнилось пятьдесят восемь. Один из талантливейших ученых нашего времени. Его смерть стала тяжелой утратой для науки.
     На какое-то мгновение Лэнгдону почудилось, что на жесткое лицо Колера легла тень присущих нормальным людям эмоций, однако она исчезла столь же молниеносно, как и появилась. Колер достал из кармана внушительную связку ключей и принялся перебирать их в поисках нужного.
     В голову Лэнгдону пришла неожиданная мысль. Здание казалось абсолютно безлюдным. Это обстоятельство представлялось тем более странным, что через какую-то секунду они окажутся на месте убийства.
     - А где же все? - спросил он.
     - В лабораториях, конечно, - объяснил Колер.
     - Да нет, а полиция где? Они что, уже здесь закончили?
     - Полиция? - Протянутая к замочной скважине рука Колера с зажатым в ней ключом повисла в воздухе, их взгляды встретились.
     - Да, полиция. Вы сообщили мне по факсу, что у вас произошло убийство. Вы, безусловно, обязаны были вызвать полицию!
     - Отнюдь. - Что?
     - Мы оказались в крайне сложной и запутанной ситуации, мистер Лэнгдон. - Взгляд безжизненных серых глаз Колера ожесточился.
     - Но... ведь наверняка об этом уже еще кто-нибудь знает! - Лэнгдона охватила безотчетная тревога.
     - Да, вы правы. Приемная дочь Леонардо. Она тоже физик, работает у нас в центре. В одной лаборатории с отцом. Они, если можно так сказать, компаньоны. Всю эту неделю мисс Ветра отсутствовала по своим служебным делам. Я уведомил ее о гибели отца, и в данный момент, думаю, она спешит в Женеву.
     - Но ведь совершено убий...
     - Формальное расследование, несомненно, будет проведено, - резко перебил его Колер. - Однако в ходе его придется проводить обыск в лаборатории мистера Ветра, а они с дочерью посторонних туда не допускали. Поэтому с расследованием придется подождать до возвращения мисс Ветра. Я убежден, что она заслуживает хотя бы такого ничтожного проявления уважения к их привычкам.
     Колер повернул ключ в замке.
     Дверь распахнулась, лицо Лэнгдона обжег поток ледяного воздуха, стремительно рванувшегося из нее в коридор. Он испуганно отпрянул. За порогом его ждал чужой неведомый мир. Комната была окутана густым белым туманом. Его тугие завитки носились среди мебели, застилая гостиную плотной тусклой пеленой.
     - Что... это? - запинаясь спросил Лэнгдон.
     - Фреон, - ответил Колер. - Я включил систему охлаждения, чтобы сохранить тело.
     Лэнгдон машинально поднял воротник пиджака. "Я попал в страну Оз, - вновь подумал он. - И как назло забыл свои волшебные шлепанцы".