amore.4bb.ru

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » amore.4bb.ru » Книги по мотивам фильмов » Дэн Браун. Ангелы и демоны

Дэн Браун. Ангелы и демоны

Страница:   1 … 11 12 13 14  

Сообщений 121 страница 130 из 131

121

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 129

     Виттория Ветра по-прежнему сидела в одиночестве на каменной скамье у подножия Королевской лестницы неподалеку от Сикстинской капеллы. Когда через заднюю дверь в помещение проникла какая-то фигура, девушке показалось, что она снова видит призрак. Призрак был в бинтах, хромал на обе ноги, и на нем был костюм работника "скорой помощи".
     Не веря своим глазам, она поднялась на ноги и прошептала:
     - Ро... Роберт?
     Лэнгдон не ответил. Молча проковыляв к ней, он заключил ее в объятия и поцеловал в губы. В этом импульсивном действии девушка ощутила боль и благодарность.
     - Благодарю тебя, Боже, - прошептала она, не сдерживая слез. - Благодарю!..
     Он поцеловал ее еще раз, и девушка целиком растворилась в этом поцелуе. Их тела слились воедино так, словно они знали друг друга уже много лет. Забыв боль и страх, Виттория стояла, прижавшись к нему, и на какой-то миг ей показалось, что она стала невесомой.

***

     - Это Божья воля! - выкрикнул кто-то, и эхо его голоса прокатилось под сводами Сикстинской капеллы. - Кто, кроме избранника Божьего, мог пережить дьявольский взрыв?!
     - Я, - послышался голос от дверей капеллы.
     Все кардиналы повернулись и с изумлением уставились на плетущегося к ним человека.
     - Мистер... Лэнгдон? - не веря своим глазам, спросил Мортати.
     Не говоря ни слова, ученый прошел к алтарю. Следом за ним шла Виттория Ветра. Два швейцарских гвардейца вкатили в капеллу тележку с большим телевизором. Пока гвардейцы размещали телевизор экраном к кардиналам и включали его в сеть, Лэнгдон не двигался. Как только швейцарцы ушли, ученый вставил кабель камеры "Сони" в гнездо входа на телевизоре и нажал кнопку воспроизведения.
     Экран ожил.
     Перед глазами кардиналов возник папский кабинет. Картинка была не очень четкой. Создавалось впечатление, что снимали скрытой камерой. В правой части изображения находился камерарий. Он стоял рядом с камином, но его лицо оставалось в тени. Хотя клирик говорил прямо в камеру, было ясно, что он обращался к кому-то еще - очевидно, к человеку, который вел съемку. Лэнгдон пояснил, что фильм снимал директор ЦЕРНа Максимилиан Колер. Всего лишь час назад Колер записал свою беседу с камерарием при помощи крошечной видеокамеры, вмонтированной в подлокотник его инвалидного кресла.
     Мортати и остальные кардиналы в недоумении взирали на экран. Хотя беседа продолжалась уже некоторое время, Лэнгдон не стал отматывать пленку. Видимо, та часть фильма, которую, по мнению ученого, должны были увидеть высокопоставленные священнослужители, только начиналась...

***

     - Неужели Леонардо Ветра вел дневник? - говорил камерарий. - Если так, то это, я полагаю, прекрасная новость для ЦЕРНа. В том случае, если в дневнике изложена технология получения антивещества...
     - Там этого нет, - сказал Колер. - Вы, видимо, почувствуете облегчение, узнав, что способ получения антиматерии умер вместе с Леонардо. В его дневнике говорится о другом. А именно - о вас.
     - Не понимаю, - ответил камерарий. Было заметно, что слова директора его встревожили.
     - Там имеется запись о его встрече с вами, имевшей место месяц назад.
     Камерарий помолчал немного, а затем, взглянув на дверь, произнес:
     - Рошер не должен был пускать вас сюда, не заручившись моим согласием. Каким образом вам удалось проникнуть в кабинет?
     - Рошеру все известно. Я предварительно позвонил ему и рассказал о том, что вы сделали.
     - Что я сделал? Что бы вы ему ни наплели, Рошер - швейцарский гвардеец, который слишком предан этой церкви, чтобы поверить словам озлобленного ученого.
     - Вы правы, он действительно предан церкви. Предан настолько, что, несмотря на то что все улики указывали на одного из его швейцарцев, отказывался поверить, что его люди способны на предательство. Он весь день искал другие объяснения.
     - И вы ему подобное объяснение обеспечили?
     - Да. Я рассказал ему всю правду. Правду, прямо говоря, шокирующую.
     - Если Рошер вам поверил, он должен был немедленно арестовать меня...
     - Нет. Я этого не допустил, обещав свое молчание в обмен на встречу с вами.
     - Неужели вы намерены шантажировать церковь россказнями, в которые скорее всего никто не поверит? - с каким-то странным смешком сказал камерарий.
     - Я никого не собираюсь шантажировать. Я всего лишь хочу услышать правду из ваших уст. Леонардо Ветра был моим другом.
     Камерарий, не отвечая на эти слова, повернулся лицом к камину.
     - Что же, в таком случае скажу я, - продолжал Колер. - Примерно месяц назад Леонардо Ветра вступил с вами в контакт и попросил срочной аудиенции у папы. Вы организовали эту встречу, поскольку понтифик всегда восхищался научными успехами Леонардо. Кроме того, Ветра сказал вам, что возникла чрезвычайная ситуация и дело не терпит отлагательства.
     Камерарий молча смотрел в огонь.
     - Леонардо тайно прибыл в Ватикан. Моего друга очень огорчало то, что он тем самым нарушал данное дочери слово, но иного выбора у него не было. Последнее открытие породило в душе Леонардо серьезный конфликт, и он очень нуждался в духовном руководстве. Во время конфиденциальной встречи он сообщил папе и вам, что совершил открытие, которое может иметь самые серьезные религиозные последствия. Он доказал физическую возможность акта Творения. Опыты Ветра показали, что с помощью мощного источника энергии - который мой друг именовал Богом - можно воспроизвести момент Творения.
     Ответом директору было молчание.
     - Папа был потрясен, - продолжал Колер. - Он хотел, чтобы Леонардо публично сообщил о своем достижении. Его святейшество полагал, что это открытие сможет проложить мост через пропасть между наукой и религией. А об этом папа мечтал всю свою жизнь. Но затем Леонардо рассказал вам о другой стороне эксперимента. О том, что вынудило его обратиться за духовным наставлением. Дело в том, что в результате акта Творения все создавалось парами (так утверждает ваша Библия), причем парами противоположностей. Как свет и тьма, например. Ветра обнаружил, что это справедливо и в отношении его эксперимента. Создав вещество, он одновременно создал и его противоположность - антивещество. Это его беспокоило. Стоит ли мне продолжать?
     Камерарий вместо ответа наклонился к огню и пошевелил кочергой уголья.
     - Через некоторое время вы посетили ЦЕРН, чтобы лично ознакомиться с работой Леонардо. В дневниках доктора Ветра есть упоминание о том, что вы были в его лабораторий.
     Камерарий посмотрел на Колера, который сказал:
     - Поездка папы неизбежно привлекла бы внимание прессы, поэтому он направил в Женеву вас. Леонардо тайно провел вас по своей лаборатории. Он показал вам аннигиляцию. Модель Большого взрыва. Или, если хотите, энергию Творения. Более того, Леонардо Ветра провел вас в хранилище опасных материалов, где вы увидели большой образец антивещества. Образец, который был призван доказать, что антиматерию можно производить в значительных количествах. Вы выразили Леонардо свое восхищение и, вернувшись в Ватикан, доложили папе обо всем, что видели.
     - И что же, простите, вас так гложет? - со вздохом спросил камерарий. - Неужели то, что, уважая волю Леонардо Ветра, я этим вечером делал вид, что мне ничего не известно об антивеществе?
     - Нет! Меня гложет то, что вы организовали его убийство, хотя он практически доказал существование вашего Бога!
     Камерарий смотрел на Колера, и на его лице нельзя было увидеть никаких эмоций.
     А потрескивание горящих поленьев было единственным звуком, нарушавшим тишину кабинета.
     Неожиданно камера задрожала, и на экране возникла рука Колера. Было видно, что директор лихорадочно пытается извлечь из-под кресла какой-то предмет. Через несколько секунд в его руке появился пистолет. Картинка получилась очень выразительной: смотревшая сзади камера показывала во всю длину руку с зажатым в ней оружием. Ствол пистолета был направлен прямо в грудь камерария.
     - Признавайтесь в своих грехах, святой отец. Признавайтесь немедленно!
     - Вы понимаете, что живым вам отсюда не выбраться? - испуганно произнес камерарий.
     - Смерть явится долгожданным избавлением от страданий, которые я благодаря вашей религии вынужден терпеть с раннего детства. - Колер держал пистолет уже обеими руками. - Я даю вам возможность выбора. Признание в преступлениях или немедленная смерть!
     Камерарий покосился на дверь.
     - Рошер стоит снаружи, - сказал Колер. - Он тоже готов вас убить.
     - Капитан дал торжественную клятву защищать цер...
     - Он впустил меня сюда. С оружием. Ваша ложь ему отвратительна. У вас еще есть выбор. Признайтесь в преступлениях. Я хочу услышать это признание из ваших уст.
     Камерарий явно не знал, как поступить.
     Пистолет в руках Колера чуть приподнялся.
     - Неужели вы все еще сомневаетесь в том, что я вас пристрелю? - спросил директор ЦЕРНа.
     - Что бы я вам ни сказал, - ответил камерарий, - вы не тот человек, который способен понять мои слова.
     - А вы все же попытайтесь.
     Камерарий несколько секунд стоял неподвижно, его силуэт был четко виден на фоне огня. Когда он заговорил, его голос зазвучал с таким достоинством, словно речь шла не об убийстве, а об акте великого альтруизма.
     - С самого начала времен, - начал камерарий, - церковь вела сражение с врагами Бога. Иногда ее оружием было слово, а иногда - меч. И мы всегда побеждали в этой борьбе.
     Клирик говорил без тени сомнения, с полной убежденностью в правоте своих слов.
     - Но все демоны прошлого были демонами зла, и они вызывали всеобщий страх и отвращение... Бороться с ними нам было сравнительно легко. Но сатана хитер и умен. С течением времени его дьявольская личина обрела иную форму... форму чистого разума. Эта внешне прозрачная форма тем не менее коварна и опасна. Она, как и демоны прошлого, лишена души. - В голосе камерария неожиданно вспыхнул гнев, и он продолжил чуть ли не с маниакальным напором: - Подскажите мне, мистер Колер, каким образом церковь может выступить с осуждением того, что придает нашему уму способность логически мыслить? Как можем мы открыто осуждать то, что является фундаментом нашего общества? Стоит нам возвысить голос, чтобы выступить с предупреждением, как вы поднимаете крик, называя нас невеждами и параноиками. Вы возвещаете всему миру, что обскуранты пытаются положить конец прогрессу. И зло, которое вы сеете, постоянно разрастается. Это зло, завернувшееся в мантию самодовольного интеллектуализма, разрастается, как раковая опухоль. Зло обожествляет себя, являя миру все новые и новые чудеса. Чудеса техники и технологии. И вы делаете это постоянно, внушая всем, что вы есть подлинное Добро. Наука, говорите вы, пришла к вам, дабы избавить вас от болезней, голода и страдании! Преклоняйтесь перед наукой - новым божеством, божеством всемогущим и всемилостивейшим! Не обращайте внимания на порождаемые ею смертоносное оружие и хаос! Забудьте о своем хрупком одиночестве и о все новых и новых угрозах! Наука всегда с вами! - Камерарий сделал несколько шагов вперед к направленному на него пистолету. - Но я увидел за всем этим оскал сатаны... узрел скрытую угрозу...
     - О чем вы говорите? Ведь открытие Ветра практически доказало существование Бога! Леонардо был вашим союзником!
     - Союзником? Нет! Наука и религия не могут шагать рука об руку. Вы и я обращаемся к разным богам. Кто является вашим божеством? Протоны, масса и электрический заряд? Разве способен подобный бог внушить вдохновение? Разве может ваш бог, прикоснувшись к сердцу каждого человека, напомнить ему о его ответственности перед Высшей силой? Об ответственности перед другими людьми? Ветра заблуждался. Человек не имеет права засунуть Божий акт Творения в пробирку и размахивать ею перед всем миром! Это не прославляет Бога, это принимает Его!
     Камерарий скрюченными пальцами обеих рук вцепился в ткань сутаны на груди, и в его голосе зазвенели истерические ноты.
     - И поэтому вы его убили?
     - Ради блага церкви! Ради блага всего человечества! Его безумное открытие! Человек еще не созрел для того, чтобы обладать могуществом Творца. Бог в пробирке? Капля жидкости, способная превратить в пар целый город? Его надо было остановить!!!
     Выкрикнув последнюю фразу, камерарий вдруг умолк и взглянул на огонь. Создавалось впечатление, что он взвешивает в уме различные варианты своих дальнейших действий.
     - Вы признались в преступлении, - сказал Колер, поднимая пистолет. - Вам не спастись.
     - Разве вы не знаете, что признание греха уже есть путь к спасению? - печально рассмеялся камерарий. Он посмотрел на дверь и продолжил: - Когда Бог на вашей стороне, перед вами открываются такие возможности, которых вам, дорогой директор, не дано понять.
     Когда эти слова все еще звучали в воздухе, камерарий взялся обеими руками за ворот сутаны и рывком разорвал на себе одежду, обнажив грудь.
     - Что вы задумали?! - изумленно спросил Колер.
     Камерарий не ответил. Он отступил назад к камину и снял с янтарных углей какой-то предмет.
     - Прекратите! - закричал, не опуская пистолета, Колер. - Что вы делаете?
     Когда камерарий обернулся, в его руках было раскаленное докрасна клеймо. "Ромб иллюминати"!
     - Я собирался сделать это в одиночестве... - Голос его дрожал от напряжения, а взгляд стал абсолютно диким. - Но теперь... Я вижу, что вас сюда послал Бог. И вы - мое спасение.
     Прежде чем Колер успел что-то сделать, камерарий закрыл глаза, запрокинул голову и приложил раскаленное клеймо к самому центру груди. Плоть зашипела, а клирик закричал:
     - Мать Мария! Мария Благословенная!.. Помоги своему сыну!
     В кадре появился Колер. Он неуклюже стоял на ногах, размахивая рукой с пистолетом.
     Камерарий кричал, покачиваясь от невыносимой боли. Затем, бросив клеймо к ногам Колера, он рухнул на пол и забился в конвульсиях, не переставая вопить.
     Все остальное происходило словно в тумане.
     В комнату ворвались швейцарские гвардейцы. Звуковая дорожка взорвалась выстрелами. Колер схватился за грудь, сделал шаг назад и упал в кресло.
     - Нет! - закричал Рошер, пытаясь остановить стрелявших в Колера гвардейцев.
     Катающийся по полу камерарий яростно ткнул пальцем в сторону капитана и прохрипел:
     - Иллюминат!
     - Ублюдок! - закричал Рошер. - Лицемерный свято...
     Шартран срезал офицера тремя выстрелами.
     После этого гвардейцы столпились вокруг камерария. В кадре возникло полубезумное лицо Роберта Лэнгдона. Он стоял на коленях рядом с креслом Колера и разглядывал клеймо. Затем изображение задергалось. К Колеру вернулось сознание, и он попытался извлечь из подлокотника кресла крошечную видеокамеру. Когда ему это наконец удалось, он протянул аппарат Лэнгдону и хрипло прошептал:
     - Передайте... передайте... прессе.
     На этом запись заканчивалась. Через несколько секунд демонстрация началась сначала.

0

122

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 130

     Камерарий ощутил, что окутывающий его чудесный туман начинает постепенно рассеиваться, а количество адреналина в крови неуклонно снижаться. Швейцарские гвардейцы осторожно вели его по Королевской лестнице в сторону Сикстинской капеллы, а он прислушивался к доносящемуся с площади Святого Петра пению. Камерарий понял, что ему все же удалось сдвинуть гору.
     Grazie, Dio.
     "Благодарю тебя, Боже".
     Он молил Бога о том, чтобы Он даровал ему силы, и Творец услышал его молитву. А в те моменты, когда в его душе возникало сомнение, к нему обращался сам Творец. "На тебя возложена священная миссия, - сказал Господь. - Я дарую тебе силу". Но несмотря на поддержку самого Создателя, камерарий ощущал страх и часто спрашивал себя, правильный ли путь он избрал.
     Если не ты, говорил в ответ на эти сомнения Бог, то кто?
     Если не сейчас, то когда?
     Если не таким образом, то как?
     Иисус, напомнил ему Творец, спас всех людей... спас от их собственной апатии. Двумя своими деяниями Иисус открыл людям глаза. Эти два деяния породили у людей два чувства. Ужас и надежду. А деяния эти были: Распятие Его и Воскрешение. Этим Он изменил мир.
     Но случилось это две тысячи лет назад. Чудо покрылось патиной времени. Люди стали о нем забывать. Они обратились к ложным идолам - технике и чудесам разума. А где же чудеса сердца?
     Камерарий часто обращался к Богу с молитвой, чтобы Он подсказал ему, как можно заставить людей снова обратиться к вере. Но Бог хранил молчание. Однако в самый мрачный момент его жизни Господь все же посетил его.
     Карло Вентреска до сих пор помнил это во всех деталях. Он помнил, как катался по земле в разодранной в клочья ночной рубашке и царапал в кровь грудь, пытаясь очистить душу от той скверны, которую принесли ему только что услышанные слова. "Не может быть!" - выкрикивал он, зная, что все обстоит именно так. Ложь, о которой он узнал, терзала его, словно адское пламя. Епископ, который взял его к себе, человек, который стал ему отцом, клирик, рядом с которым находился камерарий все время, пока тот шагал к папскому престолу... оказался лжецом.
     Заурядным грешником. Он скрывал от людей такое чудовищное деяние, которое, как считал камерарий, ему не смог бы простить даже Бог.
     "Вы же давали обет! - кричал камерарий в лицо папе. - Вы нарушили слово, данное Богу! И это вы - первый человек на земле!"
     Понтифик пытался что-то объяснить, но Карло его не слушал. Он выбежал из комнаты и, ничего не видя перед собой, помчался по коридорам. Затем у него началась неудержимая рвота. В таком состоянии он находился до тех пор, пока не оказался у могилы святого Петра. "Мать Мария, как я должен поступить?" И в тот момент, когда, страдая от вызванной предательством душевной боли и раздирая в кровь грудь и лицо, он катался по земле Некрополя и молил Творца забрать его из этого безбожного мира, пред ним предстал сам Господь.
     Его мозг разорвал похожий на раскаты грома голос:
     - Ты давал обет служения Богу?
     - Да! - выкрикнул камерарий.
     - Ты готов умереть за Него?
     - Да! Забери меня к Себе!
     - Ты готов умереть за свою церковь?
     - Да! Молю Тебя, освободи меня от юдоли земной!
     - Но готов ли ты пожертвовать жизнью за... человечество?
     После этого воцарилась тишина, и камерарию показалось, что он падает в бездонную пропасть. Но ответ на последний вопрос он знал. Он знал его всегда.
     - Да! - крикнул он во тьму безумия. - Я готов умереть за людей! И я умру ради них так, как это сделал Твой сын!
     Несколько часов спустя, все еще лежа на земле Некрополя, камерарий увидел лицо матери. "У Бога для тебя грандиозные планы", - сказала тогда она. Камерарий все больше и больше погружался в безумие.
     И вот с ним снова заговорил Бог. На сей раз слов не было, но камерарий все понял. "Восстанови веру!"
     Если не я... то кто?
     Если не сейчас... то когда?
     Когда швейцарские гвардейцы начали открывать дверь Сикстинской капеллы, камерарий Карло Вентреска ощутил, как по его жилам стала разливаться новая сила... та самая сила, которую он почувствовал, будучи ребенком. Бог избрал его. Давным-давно.
     И он выполнит Его волю.
     Камерарию казалось, будто он родился заново. Швейцарские гвардейцы омыли его, перевязали рану на груди и одели в чистейшую белоснежную мантию. Чтобы снять боль, они сделали ему инъекцию морфина. Камерарий сожалел, что они накачали его болеутоляющим раствором. Иисус целых три дня, вплоть до своего вознесения, страдал от боли! Камерарий чувствовал, как лекарство начинает менять его ощущения... голова немного кружилась.
     Войдя в капеллу, он совсем не удивился тому, что кардиналы взирают на него с благоговейным восхищением. "Они благоговеют перед Богом, - напомнил он себе. - Они преклоняются не передо мной, а перед тем, что Творец ЧЕРЕЗ МЕНЯ явил людям".
     Шествуя по центральному проходу и вглядываясь в обращенные к нему лица, он уловил нечто странное. В чем дело? Камерарий до этого пытался угадать, как его встретят кардиналы. С восторгом? С почтением? Однако, заглядывая в глаза священнослужителей, Карло Вентреска видел в них какие угодно эмоции, но только не эти.
     В этот момент камерарий посмотрел на алтарь и увидел Роберта Лэнгдона.

0

123

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 131

     Карло Вентреска остановился в центральном проходе Сикстинской капеллы, а кардиналы, столпившись у алтаря, пожирали его глазами. Рядом с Робертом Лэнгдоном камерарий увидел большой работающий телевизор. Он сразу понял, что было изображено на экране, но не мог взять в толк, как была сделана запись. Это было просто невозможно. Совсем близко к клирику стояла Виттория. Ее лицо искажала гримаса отвращения.
     Камерарий закрыл глаза в надежде на то, что это морфин вызвал у него галлюцинации и что, когда он снова взглянет на мир, картина будет совершенно иной. Но когда он открыл глаза, ничто не изменилось.
     Они все знают.
     Как ни странно, но страха он не ощутил. Укажи мне путь, Отец. Подскажи мне слова, которые смогли бы заставить их увидеть события Твоими глазами.
     Однако ответа камерарий не услышал.
     Создатель, я вместе с Тобой проделал слишком большой путь, чтобы теперь отступить.
     Молчание.
     Они не понимают, что нам с Тобой удалось свершить.
     Камерарий не знал, чей голос прозвучал в его мозгу, но смысл сказанного был совершенно ясен.
     Только полная правда освободит тебя...

***

     Камерарий Карло Вентреска, гордо вскинув голову и выпрямившись во весь рост, направился к алтарю Сикстинской капеллы. Когда он проходил мимо кардиналов, даже теплый свет свечей не мог смягчить сверлившие его взгляды.
     "Объясни все, - говорили ему эти взгляды. - Придай смысл этому безумию. Скажи, что наши страхи напрасны!"
     Правда, сказал себе камерарий. Только правда. Эти стены скрывают слишком много тайн, и одна из них... настолько мрачна, что лишила его разума. Но это безумие привело к свету.
     - Вы готовы пожертвовать своей душой, - начал камерарий, подойдя к алтарю, - чтобы спасти миллионы?
     Эти слова не нашли никакого отклика у кардиналов. Они стояли неподвижно, продолжая сверлить его взглядами. Никто не проронил ни слова. С площади Святого Петра долетало радостное пение.
     - Какой грех более велик? - продолжил он, сделав шаг вперед. - Убийство врага? Или бездействие в тот момент, когда на ваших глазах душат того, кого вы любите?
     Люди на площади поют, радостно подумал он и возвел глаза к потолку Сикстинской капеллы. С темного свода на него взирал Бог, созданный кистью Микеланджело. Камерарию показалось, что Творец смотрит на него с одобрением.
     - Я не мог больше оставаться в стороне, - продолжил камерарий.
     Хотя Карло Вентреска стоял совсем рядом с кардиналами, он не заметил ни малейшей искорки понимания в их глазах. Неужели они не видят блистательной простоты его деяний?! Неужели не понимают, что эти деяния вызваны необходимостью?!
     Ведь его замысел был ясен!
     Иллюминаты. Наука и сатана суть одно и то же!
     Необходимо было возродить древние страхи, чтобы потом их сокрушить.
     Ужас и надежда. Два этих чувства заставят всех снова уверовать.
     Этим вечером былая мощь братства "Иллюминати" снова в полной мере проявила себя... и с великолепным результатом. Всеобщую апатию как рукой сняло. Ужас с быстротой молнии охватил весь земной шар, объединяя людей. А затем Бог во всем своем величии разогнал наступившую было тьму.
     "Я не мог оставаться в стороне!"
     Вдохновение пришло к камерарию в ночь страданий, и одарил его им сам Творец.
     О, этот безбожный мир! Кто-то должен был принести ему избавление. Это должен быть ты! Если не ты, то кто? Ты был спасен в детстве с высокой целью. Покажи людям древних демонов. Возроди в них старые страхи. Апатия равносильна смерти. Без тьмы не бывает света. Без зла не может быть добра. Вынуди их сделать выбор. Свет или тьма. Где страх? Где герои? Если не сейчас, то когда?
     Камерарий двинулся по центральному проходу прямо на толпу кардиналов. Он почувствовал себя Моисеем, когда красные пояса и шапки начали расступаться перед ним, освобождая ему путь. Роберт Лэнгдон выключил телевизор, взял Витторию за руку и отошел от алтаря. Камерарий не сомневался в том, что спасение Лэнгдона было делом рук Божьих. Правда, Карло Вентреска не совсем понимал, с какой целью Создатель так поступил.
     Нарушивший тишину голос принадлежал единственной находящейся в Сикстинской капелле женщине.
     - Вы убили моего отца, - сказала, выступая вперед, Виттория.
     Камерарий посмотрел на девушку, и его очень удивило выражение ее лица. Ее боль и страдание он мог понять. Но откуда такая озлобленность? Ведь она первой должна была понять, что гений ее отца таит в себе смерть. Его необходимо было остановить. Во имя блага человечества.
     - А ведь он занимался Божьим делом, - закончила Виттория.
     - Божьи дела не могут вершиться в лаборатории. Они вершатся в сердцах.
     - Отец был чист сердцем! И его исследования доказали...
     - Исследования вашего отца еще раз доказали, что человеческий ум развивается гораздо быстрее, чем его душа! - произнес камерарий несколько более резко, чем ему хотелось, поэтому он снизил тон и продолжил: - Если столь духовная личность, как ваш родитель, способна создать оружие, действие которого мы имели возможность наблюдать этой ночью, то представьте, как может использовать антивещество простой, приземленный человек.
     - Человек, подобный вам?
     Камерарий глубоко вздохнул. Неужели она по-прежнему ничего не понимает? Человеческая мораль совершенствуется медленнее, чем развивается наука. Человечество духовно не созрело для того могущества, которым оно уже обладает. Люди никогда не создавали оружия, которого затем не использовали! А антивещество есть не что иное, как новое оружие в и без того огромном арсенале. Человек способен уничтожить мир. Человек давным-давно научился убивать. И кровь его матери дождем лилась вниз. Однако гений Леонардо Ветра таил в себе иную, гораздо более страшную опасность.
     - В течение столетий церковь держалась, несмотря на то что наука отгрызала от нее кусок за куском, - сказал камерарий. - Наука развенчивала чудеса. Учила ум властвовать над сердцем. Осуждала религию как опиум для народа. Наука считала Бога галлюцинацией - иллюзорными костылями для тех, кто слишком слаб, чтобы признать якобы бессмысленность своего существования. Я не мог остаться в стороне, когда наука взяла на себя смелость поставить под вопрос могущество самого Творца. Доказательство, говорите вы? Да, бесспорно, - но доказательство не существования Господа, как вы утверждаете, а всего лишь невежественности самой науки! Что плохого видите вы в признании того, что имеются вещи, которые находятся за пределами нашего понимания? День, когда ученые воспроизведут сущность Бога в лаборатории, станет днем, после которого люди перестанут нуждаться в вере!
     - Вы, видимо, хотите сказать, что после этого люди перестанут нуждаться в церкви? - спросила Виттория, приближаясь к камерарию. - Сомнение есть ваш последний рычаг контроля над людьми. Только сомнение приводит к вам души человеческие. Мы все хотим познать смысл жизни. Людям свойственны неуверенность в будущем и тяга к свету познания, которое несет им освобождение. Но кто сказал, что церковь является единственным источником света на нашей планете?! Каждый из нас по-своему ищет Бога. Чего вы так страшитесь? Того, что Бог где-то явит себя не так, как являет здесь, за этими стенами? Вы боитесь того, что люди найдут его в своих собственных жизнях и отбросят прочь ваши замшелые ритуалы? Религии эволюционируют! Умы находят ответы, в сердцах укореняются новые истины. Мой отец был вместе с вами! Но шагал он по параллельной тропе! Как вы этого не видите? Бог - это не какая-то всемогущая сила, взирающая на нас сверху и угрожающая за неповиновение ввергнуть нас в геенну огненную. Бог - это та энергия, которая струится по синапсам <Синапс - область контакта нейронов друг с другом и с клетками исполнительных органов. Крупные нейроны головного мозга могут иметь несколько тысяч синапсов.> нашей нервной системы и которой полнятся наши сердца. Бог во всем!
     - Во всем, кроме науки! - бросил в ответ камерарий, и во взгляде его все увидели искреннюю жалость. - Наука по определению бездушна! К чудесам разума, подобным антивеществу, которые появляются в нашем мире, инструкции по этике их применения, увы, не прилагаются. И это само по себе вызывает опасения. Но становится по-настоящему страшно, когда безбожная наука объявляет свои потуги поиском пути к свету и обещает ответить на вопросы, красота которых состоит как раз в том, что ответа на них нет!
     Камерарий печально покачал головой.
     В Сикстинскую капеллу на время вернулась тишина.
     Заглянув в глаза Виттории и поймав ее суровый взгляд, камерарий вдруг ощутил безмерную усталость. Ведь она должна была все понять! Неужели Господь еще раз его испытывает?
     На сей раз молчание нарушил Мортати.
     - I preferiti... - произнес старый кардинал душераздирающим шепотом. - Баджиа и другие... Умоляю, скажите нам, что это не вы...
     Камерарий посмотрел на него, изумившись той боли, которую почувствовал в голосе старика. Кто-кто, а Мортати должен был все понять. Заголовки газет ежедневно кричали о чудесах науки. Сколько лет прошло со времени последнего религиозного чуда? Сотни! Религия нуждалась в чуде. Нуждалась в чем-то таком, что могло пробудить дремлющий мир, вернуть человечество на путь добродетели. Возродить веру. I preferiti не годились в лидеры. Эти кардиналы были реформатами, либералами, готовыми принять мир таким, каков он есть, отбросив священные традиции. Церковь нуждалась в новом вожде. Молодом. Сильном. Энергичном. Порожденном Божественным чудом. Своей смертью кардиналы принесут церкви гораздо больше пользы, чем если бы они продолжали служить ей живыми. Ужас и надежда. Жертва четырех душ во имя спасения миллионов. Мир будет вечно помнить их как мучеников за веру. Церковь прославит их имена. Сколько тысяч людей пожертвовали своими жизнями во славу Божию? А сегодня умерли лишь четыре человека.
     - I preferiti, - повторил Мортати.
     - Я разделил их страдания, - ответил камерарий, показывая на грудь. - И я готов умереть за веру, но мое дело только началось. Вы слышите пение на площади?
     Увидев, что лицо Мортати исказил ужас, камерарий снова ощутил некоторую растерянность. Может быть, это все же действует морфин? Мортати смотрел на него так, словно камерарий своими руками убил четверых кардиналов. "Я бы сделал это во имя Бога, - подумал он, - но до этого дело не дошло". Убийство совершил дикарь и язычник ассасин, уверенный в том, что выполняет волю иллюминатов. "Я - Янус, - сказал ему камерарий. - И я докажу свое могущество". И он доказал это. А ненависть ассасина к церкви сделала его пешкой в руках Божьих.
     - Прислушайтесь к пению, - с улыбкой произнес камерарий, сердце которого было исполнено радости. - Ничто не объединяет людей сильнее, чем присутствие зла. Сожгите церковь, и вся округа поднимется на ноги, возьмется за руки и, распевая гимны, будет требовать ее немедленного восстановления. Взгляните, как люди этой ночью стремятся держаться вместе. Это сделал страх. Новый человек нуждается в новых демонах. Апатия равносильна смерти. Пусть они увидят лицо зла - сатанистов, не только возглавляющих правительства, банки и школы, но и стремящихся с помощью своей безбожной науки стереть с лица земли сам Дом Божий. Порок проник во все поры общества, и люди должны постоянно быть начеку. Ищите добро! Станьте сами этим добром!
     Наступила тишина, и в душе камерария зажглась надежда, что они наконец все поняли. Иллюминаты покинули наш мир. Орден "Иллюминати" давно почил, остался лишь миф о нем. Камерарий вернул его к жизни как напоминание. Те, кто знал историю сообщества, вспомнили о когда-то творимом им зле. А те, кто ничего не слышал об иллюминатах, узнав о них, изумились своей собственной слепоте. Древние демоны вернулись, чтобы разбудить впавший в летаргию мир.
     - Но... но клейма?! - Голос Мортати дрожал от ярости.
     Камерарий не ответил. Старому кардиналу не дано было знать, что клейма были конфискованы Ватиканом более века назад. С тех пор они забытыми пылились в папском хранилище в палатах Борджиа. В этом реликварии находились предметы, которые, по мнению церкви, было опасно показывать кому-либо, кроме самих пап.
     Почему они скрывали от людских глаз то, что внушает страх? Ведь страх приводит людей к Богу!
     Ключ от хранилища переходил от одного папы к другому, однако камерарий Карло Вентреска похитил его и проник в реликварии. Содержимое его завораживало. Там находились рукописи четырнадцати неопубликованных книг Библии - так называемых апокрифов. Он увидел там третье пророчество Фатимы. Первые два пророчества сбылись, а третье было настолько ужасающим, что церковь не осмеливалась его обнародовать. Помимо этого, камерарий обнаружил в хранилище целую коллекцию предметов, имеющих отношение к братству "Иллюминати". В коллекции хранились ответы на все тайны сообщества. Эти ответы церковь получила, изгнав иллюминатов из Рима. Путь просвещения... Хитроумные уловки главного скульптора Ватикана Бернини... Запись издевательств в адрес церкви, которые допускали ведущие ученые Европы, собираясь в своем Храме Света в замке Святого ангела. В этом собрании находился и пятиугольный ларец с шестью железными клеймами. Одним из этих клейм и был мифический "Ромб иллюминати". Все это было частью древней истории Ватикана, о которой предпочитали забыть. Однако камерарий с этим не соглашался.
     - Но антивещество... - сказала Виттория. - Вы поставили под угрозу само существование Ватикана.
     - Когда Бог на вашей стороне, никакого риска нет, - ответил Карло Вентреска. - А это было Божье дело.
     - Вы - сумасшедший! - воскликнула девушка.
     - Миллионы получили спасение.
     - Погибли люди!
     - Но были спасены души!
     - Скажите это моему отцу и Максу Колеру!
     - Люди должны были увидеть высокомерное бездушие ЦЕРНа. Разве не вы создали каплю, способную превратить в пар несколько городских кварталов? И вы еще осмеливаетесь называть меня сумасшедшим! - Камерарий почувствовал, как в нем нарастает гнев. - Те, кто верит, проходят ради Создателя через великие испытания! Бог потребовал от Авраама принести в жертву свое дитя! Бог повелел Иисусу пройти через распятие! И теперь, когда мы смотрим на изображение распятого Христа - окровавленного и страдающего, - мы вспоминаем о могуществе сил зла. Это заставляет наши сердца быть бдительными! Раны на теле Христовом являются напоминанием о силах тьмы! Раны на моем теле вопиют о том, что зло живо. Но одновременно они возвещают и о том, что дело Божие восторжествует!
     Его крик замер, эхом отразившись от дальней стены Сикстинской капеллы, после чего под ее сводами воцарилась мертвая тишина. Казалось, что остановилось само время. За спиной камерария видна была картина Страшного суда, какой ее представлял себе Микеланджело... Иисус сбрасывал грешников в ад. На глаза Мортати навернулись слезы.
     - Что же ты натворил, Карло? - шепотом спросил он, закрыв глаза. По щекам старика катились слезы. - Неужели и его святейшество...
     Под сводами капеллы раздался вздох многих людей, и во вздохе этом слышалась невыразимая боль. Все находящиеся в Сикстинской капелле до этого момента старались не думать о смерти понтифика.
     Да, папа скончался от яда.
     - Гнусный лжец! - бросил камерарий.
     - О чем ты? - спросил потрясенный Мортати. - Он был человеком кристальной честности! И он... так тебя любил.
     - А я его!
     О, как я его любил! Но он предал мою любовь! Он нарушил обет, данный Богу!
     Камерарий знал, что сейчас они его не понимают, но, когда он им все расскажет, весь ужас содеянного покойным понтификом дойдет до их сознания. Они увидят, что его святейшество был одним из самых мерзких лжецов за всю историю церкви. Камерарий помнил все подробности той ужасной ночи. Он только что привез из ЦЕРНа новость об акте Творения, совершенном Леонардо Ветра, и об ужасающей мощи антивещества. Камерарий не сомневался, что понтифик увидит всю опасность, которую несет с собой это открытие, но святой отец не узрел в этом научном прорыве ничего, кроме надежды. Он даже сказал, что Ватикан мог бы финансировать работу Ветра. По мнению понтифика, это было бы жестом доброй воли по отношению к научным исследованиям, обещающим благие духовные последствия.
     Безумие! Неужели Ватикан будет оплачивать работу, которая превратит церковь в ненужный пережиток? Работу, которая приведет к распространению оружия массового уничтожения? Оружия, которое убило маму...
     - Нет... вы не смеете этого допустить! - выкрикнул камерарий.
     - Я в неоплатном долгу перед наукой, - ответил папа. - Есть нечто такое, что я скрывал всю свою жизнь. Когда я был молодым, наука преподнесла мне замечательный подарок. И об этом даре я никогда не забывал.
     - Не понимаю. Чем наука могла одарить человека, посвятившего свою жизнь Богу?
     - Все очень сложно, - ответил папа, - и для того, чтобы ты меня понял, потребуется время. Но есть один простой факт, который тебе следует знать. Я скрывал его все эти годы. Думаю, настало время поделиться с тобой моей тайной.
     После этого понтифик сообщил ему ужасную правду.

0

124

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 132

     Камерарий, сжавшись и подтянув колени к подбородку, лежал в пыли перед гробницей святого Петра. В Некрополе было прохладно, но холод ускорял свертывание крови, сочившейся из ран, которые он нанес себе сам. Его святейшество здесь его не найдет. Здесь его никто не сможет найти...
     "Все очень сложно, - продолжали звучать в его мозгу слова папы, - и для того, чтобы ты меня понял, потребуется время".
     Но камерарий знал, что никакое время не поможет ему понять.
     "Лжец! А я так верил в тебя! БОГ верил в тебя!"
     Понтифик единым словом разрушил тот мир, в котором он жил. Все то хорошее, что видел камерарий в своем наставнике, в один миг оказалось разбитым вдребезги. Страшная правда с такой силой пронзила сердце клирика, что, выбежав из папского кабинета, он едва не потерял сознание. В коридоре его стошнило.
     - Подожди! - кричал ему вслед понтифик. - Дай мне тебе все объяснить!
     Но камерарий убежал прочь. Да и как мог его святейшество рассчитывать на то, что камерарий как ни в чем не бывало сможет теперь выносить его общество?! А что, если еще кто-то узнает об этом ужасном грехе? Страшно подумать, какой удар это нанесет церкви! Ведь это означает, что данный папой священный обет ровным счетом ничего не стоит.
     Им овладело безумие. Оно гремело в его ушах вплоть до того момента, когда он очнулся у подножия гробницы святого Петра. Именно в этот момент к нему впервые явился разгневанный Господь. Гнев Творца был страшен.
     Я ТВОЙ БОГ, И Я ЖАЖДУ МЕСТИ!
     После этого они вдвоем принялись строить планы. Вместе им удастся спасти церковь и восстановить веру в этом безбожном мире. Зло проникло повсюду. А мир отказывается его замечать! Действуя вдвоем, они сумеют сорвать со зла все покровы, и люди прозреют... Бог восторжествует! Ужас и надежда! Испытав их, мир снова уверует!
     Первое испытание, предложенное ему Творцом, оказалось не столь страшным, как предполагал камерарий. Он должен будет всего-навсего проскользнуть в папскую спальню... наполнить шприц... и закрывать ладонью рот лжеца, пока тот будет биться в предсмертных конвульсиях. В лунном свете он увидит вылезающие из орбит глаза грешника, пытающегося ему что-то объяснить.
     Но эти объяснения никому не нужны.
     Папа уже сказал более чем достаточно.

0

125

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 133

     - У папы был ребенок, - обличительным тоном произнес камерарий, стоя рядом с алтарем Сикстинской капеллы.
     Эти три коротких слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Казалось, все кардиналы отреагировали на заявление клирика совершенно одинаково. В обращенных на камерария взглядах осуждение сменилось чувством глубокого отвращения. Но в глубине души они молили Бога представить доказательства того, что священник ошибается.
     У папы был ребенок...
     Лэнгдон испытал такое же потрясение, как и все остальные. Он почувствовал, как в его ладони дрогнула рука Виттории, и мозг ученого, уже отупевший от множества не имеющих ответов вопросов, принялся лихорадочно искать для себя точку опоры.
     Казалось, что слова камерария продолжали звучать под сводами Сикстинской капеллы. В горящих огнем глазах клирика Лэнгдон видел полную уверенность в истинности своего страшного обвинения. Ученый попытался убедить себя в том, что все это не более чем ночной кошмар и, проснувшись, он снова окажется в реальном мире.
     - Это грязная ложь! - выкрикнул один из кардиналов.
     - Никогда не поверю! - поддержал его другой. - Его святейшество был предан церкви, как ни один из живущих на земле людей!
     Затем заговорил Мортати, и в его голосе звучало страдание:
     - Друзья мои... То, что сказал камерарий, - сущая правда.
     Все кардиналы посмотрели на него с таким видом, словно "великий выборщик" только что произнес чудовищную непристойность.
     - У его святейшества действительно был ребенок, - сказал Мортати.
     Лица кардиналов побелели от ужаса. Камерарий был потрясен.
     - Вы знали? Но... каким образом вы смогли?..
     - Во время избрания его святейшества... - со вздохом произнес Мортати, - ...я выступал в роли адвоката дьявола.
     Все присутствующие онемели от изумления.
     Лэнгдон понял, что имел в виду старик, и это означало, что обвинение камерария было правдой. Не слишком почетная должность "адвоката дьявола" предполагала доскональное знание всякого рода скандальных сведений и слухов о кандидате на пост понтифика, распространявшихся в Ватикане. Скелеты в папском шкафу были угрозой церкви, поэтому перед выборами один из кардиналов должен был тайно проверить прошлое кандидата. Этого кардинала называли "адвокатом дьявола", и только он получал право копаться в грязном белье претендентов, чтобы не допустить к Святому престолу недостойного человека. Действующий папа, чувствуя приближение конца, лично выбирал "адвоката дьявола" из своего ближайшего окружения. Имя этого человека должно было навсегда остаться в тайне.
     - Я узнал об этом, потому что был адвокатом дьявола, - повторил Мортати.
     По Сикстинской капелле пронесся общий вздох. Это была ночь, когда все каноны отправлялись на свалку.
     В сердце камерария бушевала ярость.
     - И вы... ничего никому не сказали?
     - Я встретился с его святейшеством, - ответил Мортати. - И он во всем признался. Святой отец рассказал мне все от начала до конца и попросил об одном. Он попросил, чтобы я, принимая решение, открывать или не открывать его тайну, прислушался к голосу своего сердца.
     - И сердце повелело вам навеки похоронить эти сведения?
     - На предстоящих выборах он был безусловным фаворитом. Люди его любили, и скандал нанес бы церкви непоправимый ущерб.
     - Но ведь у него был ребенок! Он нарушил священный обет безбрачия! - закричал камерарий.
     Он снова услышал слова матери: "Обещание, данное Творцу, является самым важным из всех обещаний. Никогда не нарушай своих обетов Богу".
     - Папа нарушил клятву!
     - Карло, его любовь... - с тоской произнес Мортати, - его любовь была непорочной. Его святейшество не нарушал обета. Неужели он тебе этого не объяснил?
     - Не объяснил чего?!
     Камерарий вспомнил, как, выбегая из папского кабинета, он услышал: "Подожди! Дай мне тебе все объяснить!"
     Мортати неторопливо и печально поведал кардиналам о том, что произошло много лет назад. Папа, который был еще простым священником, полюбил молодую монахиню. Оба они дали обет безбрачия и даже не помышляли о том, чтобы нарушить свою клятву Богу. Их любовь крепла, и хотя молодым людям хватало сил противиться зову плоти, они все время мечтали о наивысшем чуде божественного творения - о ребенке. О своем ребенке. Эта жажда становилась непреодолимой. Но Творец по-прежнему оставался для них на первом месте. Через год, когда их страдания достигли предела, юная монахиня пришла к молодому священнику в большом возбуждении. Оказалось, что она только что прочитала статью об очередном чуде науки, позволяющем двум людям иметь ребенка, не вступая в сексуальные отношения. Монахиня решила, что этот знак ниспослан им Богом. Увидев ее лучащиеся счастьем глаза, священник с ней согласился. Еще через год благодаря чуду искусственного оплодотворения на свет появилось дитя...
     - Это... это неправда, - пролепетал камерарий, которому снова стало казаться, что он находится под действием морфина и что у него начались слуховые галлюцинации.
     - Именно поэтому, Карло, - со слезами продолжил Мортати, - его святейшество преклонялся перед наукой. Он чувствовал себя в долгу перед ней. Наука позволила ему испытать счастье отцовства, не нарушив обета безбрачия. Его святейшество сказал мне, что сожалеет лишь о том, что его восхождение по ступеням церковной иерархии не позволяет ему оставаться рядом с любимой и постоянно следить за тем, как растет его дитя.
     Камерарий Карло Вентреска снова ощутил, как им начинает овладевать безумие. Ему хотелось разодрать ногтями свою плоть.
     Откуда я мог это знать?!
     - Папа не согрешил, Карло. Он сохранил невинность.
     - Но... - Камерарий искал в своем воспаленном мозгу хоть какую-нибудь зацепку. - Подумайте о том, какую угрозу церкви мог представлять его поступок! Представьте, что могло случиться, если бы его шлюха проболталась? Или, не дай Бог, объявился бы его ребенок.
     - Его ребенок уже объявился, - произнес Мортати дрожащим голосом.
     Все замерли.
     - Карло... - прошептал старый кардинал, - ребенок его святейшества - это ты.
     И в этот миг камерарий вдруг ощутил, как в его сердце начало затухать пламя веры. Дрожа, он стоял у алтаря Сикстинской капеллы на фоне Страшного суда, изображенного Микеланджело. Он знал, что только что сам увидел ад. Камерарий открыл рот, чтобы что-то сказать, но губы его затряслись, и он не промолвил ни слова.
     - Неужели ты так ничего и не понял? - задыхаясь, спросил Мортати. - Именно поэтому его святейшество пришел к тебе в больницу в Палермо, когда ты был еще мальчиком. Именно поэтому он взял тебя к себе и растил тебя. А монахиню, которую он любил, звали Мария... это твоя мать. Мария оставила монастырь, чтобы целиком посвятить тебе свою жизнь, но она сохранила верность Создателю. Когда папа узнал, что его возлюбленная погибла во время взрыва, а ты чудесным образом спасся... он поклялся перед лицом Бога, что никогда более не оставит тебя одного. Твои родители, Карло, сохранили невинность. Они не нарушили обета, данного Богу. И все же им удалось принести тебя в этот мир. Ты - данное им чудом дитя.
     Камерарий закрыл уши руками, чтобы не слышать этих слов. Он неподвижно, словно разбитый параличом, стоял у алтаря, а затем резко, как будто из-под его ног выдернули опору, упал на колени и горестно завыл.

***

     Секунды. Минуты. Часы.
     Понятие времени в стенах капеллы, казалось, утратило всякий смысл. Виттория почувствовала, что постепенно начинает освобождаться от паралича, поразившего всех присутствующих. Она отпустила руку Лэнгдона и начала проталкиваться сквозь толпу кардиналов. Ей казалось, что от дверей капеллы ее отделяет несколько миль и что она двигается под водой... медленно и с трудом.
     Ее движение, видимо, вывело из транса всех остальных. Один из кардиналов начал молиться. Некоторые рыдали. Часть священников следили за ее движениями, и по мере того, как девушка приближалась к дверям, отрешенные взгляды кардиналов начали приобретать осмысленное и отнюдь не дружелюбное выражение. Она почти пробилась сквозь толпу, когда кто-то схватил ее за руку. Виттория обернулась и оказалась лицом к лицу с одним из служителей церкви. Его морщинистое, похожее на печеное яблоко лицо было искажено страхом.
     - Нет, - прошептал старец. - Вы не должны уходить.
     Виттория замерла, не поверив своим ушам.
     - Прежде чем перейти к действиям, нам необходимо все продумать, - сказал второй кардинал, преграждая ей путь.
     - Это может иметь весьма болезненные последствия для... - вступил третий.
     Виттория оказалась в окружении. Недоуменно оглядывая кардиналов, она сказала:
     - Но все, что сегодня произошло... Мир должен узнать правду.
     - Сердцем я с вами, - произнес, не отпуская ее руки, морщинистый старец, - однако мы вступили на путь, с которого нет возврата. Нам необходимо подумать о разбитых надеждах. Я понимаю, что это цинизм. Но ведь люди после всего этого никогда нам не поверят.
     Девушке стало казаться, что число преградивших ей путь кардиналов постоянно растет. Вскоре перед ней образовалась стена из черных сутан.
     - Прислушайтесь к людям на площади, - сказал один из священнослужителей. - Ведь это может разбить их сердца. Необходимо вести себя с максимальным благоразумием.
     - Нам нужно время, чтобы все обдумать и помолиться, - произнес другой. - Кроме того, следует думать о будущем. Последствия этого печального...
     - Но он убил моего отца! - воскликнула Виттория. - Он убил своего отца!
     - Я уверен, что он заплатит за все свои грехи, - произнес державший ее за руку кардинал.
     Виттория в этом тоже не сомневалась, но ей хотелось обеспечить неотвратимость расплаты. Девушка возобновила попытки протолкнуться к дверям, но кардиналы с испуганным видом лишь теснее сомкнули ряды.
     - Что вы собираетесь сделать? - спросила она. - Убить меня?
     Лица кардиналов побелели, и Виттория тут же пожалела о произнесенных сгоряча словах. Она видела, что у всех этих стариков доброе сердце и никакой угрозы ей они не представляют. В эту ночь кардиналы уже насмотрелись на насилие. Члены конклава просто оказались в ловушке и смертельно испугались. Им было необходимо собраться с мыслями.
     - Я не хочу, - сказал морщинистый кардинал, - чтобы мы совершили ошибку...
     - В таком случае дайте ей уйти, - произнес чей-то глубокий голос. Слова прозвучали спокойно, но абсолютно уверенно. К Виттории подошел Роберт Лэнгдон и взял ее руку в свою. - Мисс Ветра и я немедленно покидаем капеллу.
     Кардиналы начали неохотно расступаться.
     - Постойте!
     Мортати шел к ним по центральному проходу, оставив камерария в одиночестве у алтаря. Кардинал, казалось, постарел еще на несколько лет. Он выглядел значительно старше своего и так уже очень преклонного возраста. Священник шел медленно, сгорбившись под тяжким бременем позора. Подойдя к ним, он положил одну руку на плечо Лэнгдона, а другую - Виттории. Девушка сразу ощутила искренность этого прикосновения. Глаза старика были наполнены слезами.
     - Конечно, вы можете уйти, - сказал Мортати. - Конечно... - повторил он и после короткой паузы произнес: - Я прошу лишь об одном... - Кардинал долго смотрел в пол, а затем, снова подняв глаза на Лэнгдона и Витторию, продолжил: - Позвольте мне сделать это. Я сейчас выйду на площадь и найду способ все им сказать. Пока не знаю как... но я все им скажу. Церковь должна сама покаяться в своих прегрешениях. Мы сами должны изобличить свои пороки.
     Поворачиваясь к алтарю, Мортати печально сказал:
     - Карло, ты поставил нашу церковь в критическое положение... - Он выдержал паузу, но продолжения не последовало.
     В боковом проходе Сикстинской капеллы послышался шорох, а затем раздался звук захлопнувшейся двери.
     Камерарий исчез.

0

126

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 134

     Карло Вентреска шагал по коридору, и его белая мантия колыхалась в такт шагам. Швейцарские гвардейцы были безмерно удивлены, когда он, выйдя из Сикстинской капеллы без всякого сопровождения, сказал, что хочет некоторое время побыть в одиночестве. Гвардейцы повиновались и позволили ему удалиться.
     Свернув за угол и оказавшись вне поля зрения швейцарцев, камерарий дал волю чувствам. Вряд ли кому-нибудь из живущих на земле людей довелось испытать то, что испытал он. Он отравил человека, которого называл "святой отец", человека, который обращался к нему со словами "сын мой". Карло всегда считал, что обращения "отец" и "сын" были всего лишь данью религиозной традиции, но теперь он узнал чудовищную правду. Слова эти имели буквальный смысл.
     И сейчас, как и в ту роковую ночь две недели назад, камерарию казалось, что он в безумном бреду мчится сквозь тьму.
     В то утро шел дождь. Кто-то из прислуги барабанил в дверь камерария, забывшегося прерывистым, неспокойным сном. "Папа, - сказал слуга, - не отвечает ни на стук в дверь, ни на телефонные звонки". Молодой служка явно был испуган. Камерарий был единственным человеком, которому дозволялось входить в покои папы без предварительного уведомления.
     Камерарий вошел в спальню и нашел понтифика в том виде, в каком оставил его прошлым вечером. Святой отец лежал в постели, и его лицо, искаженное предсмертной судорогой, напоминало личину сатаны, а язык был черен, как сама смерть. Одним словом, в папской постели покоился сам дьявол.
     Камерарий не испытывал никакого раскаяния. Он исполнил волю Творца.
     Никто не заметит измены... пока. Истину все должны узнать позже.
     Камерарий объявил страшную новость: его святейшество скончался от кровоизлияния в мозг. После этого Карло Вентреска стал готовиться к проведению конклава.

***

     Мать Мария прошептала ему на ухо: "Никогда не нарушай данного Богу обета".
     - Я слышу тебя, мама, - ответил он. - Наш мир погряз в безбожии. Человечество надо вернуть на путь веры. Ужас и надежда - наш единственный выход.
     - Да, - сказала мама. - Если не ты... то кто? Кто выведет церковь из тьмы?
     Ни один из preferiti на это не способен. Все они старцы... ходячие покойники... либералы, которые пойдут по стопам покойного папы. Они, подобно ему, обратятся лицом к науке и будут привлекать к себе новых сторонников, отказываясь от древних традиций. Эти старцы безнадежно отстали от жизни, но тем не менее делают вид, что шагают в ногу со временем. Эти их потуги вызывали только жалость. Они потерпят крах. Сила церкви не в ее трансформации, а в ее традициях. Весь мир меняется, но церковь ни в каких изменениях не нуждается. Ее задача - напоминать миру, что перемены не имеют никакого значения. Зло по-прежнему существует! Бог обязательно восторжествует!
     Церкви нужен вождь! Старцы не способны зажечь в сердцах пламень веры! Это был способен сделать Иисус - молодой, полный энергии, сильный и... способный творить ЧУДЕСА.

***

     - Спокойно пейте чай, - сказал камерарий четырем кардиналам, выходя из личной библиотеки папы. - Я скоро пришлю за вами проводника.
     Preferiti рассыпались в благодарностях. Они были в восторге от того, что им выпала редкая честь вступить в знаменитый Passetto. Прежде чем удалиться, камерарий открыл замки двери, и точно в назначенное время появился восточного вида священнослужитель с факелом в руках. Этот священнослужитель пригласил радостно возбужденных кардиналов войти в тоннель.
     Из тоннеля они так и не вышли.
     "Они будут ужасом. А я стану надеждой".
     Нет... Ужас - это я.

***

     Камерарий, пошатываясь, брел через погруженный в темноту собор Святого Петра. Каким-то непостижимым образом, прорвавшись сквозь безумие, сквозь чувство вины и отодвинув в сторону образ мертвого отца, к нему пришло ощущение необыкновенного просветления. Голова, несмотря на действие морфина, была совершенно ясной. Это было ощущение собственного высокого предназначения. "Я знаю свою судьбу", - думал он, восторгаясь открывшимся ему видением.
     Этим вечером все с самого начала шло не так, как он задумал. На его пути возникали непредвиденные препятствия, камерарий успешно их преодолевал, внося необходимые поправки в первоначальные планы. Вначале он не мог и предположить, что все так закончится. И лишь теперь узрел величие этого предначертанного для него Богом конца.
     По-иному закончить свое земное существование он просто не мог.
     Невозможно представить, какой ужас испытал он в Сикстинской капелле, задавая себе вопрос, не покинул ли его БОГ. Для каких же деяний он его предназначил?! Камерарий упал на колени. Его одолевали сомнения. Клирик напрягал слух, чтобы услышать глас Божий, но слышал только молчание. Он молил Бога ниспослать ему знак. Молил о наставлении на путь истинный. Чего желает Господь? Неужели скандала и гибели церкви? Нет! Ведь не кто иной, как сам Создатель, приказал камерарию действовать. Разве не так?
     И затем он увидел его. Прямо на алтаре. Знак. Божественное указание. Нечто совершенно обыденное, но представшее теперь в ином свете. Распятие. Убогое, сделанное из дерева. Иисус на кресте. В этот момент для него все стало ясно... он был не одинок. Теперь он никогда не будет одиноким.
     Это была Его воля... Именно этого Он от него хотел.
     Создатель всегда требовал наибольших жертв от самых любимых своих чад. Почему камерарию потребовалось столько времени, чтобы это понять? Может быть, он слишком боялся? Или чувствовал себя недостойным? Впрочем, теперь это не имело значения. Господь нашел выход. Камерарий теперь знал, с какой целью был спасен Роберт Лэнгдон. Для того, чтобы открыть правду. Чтобы неизбежно подвести дело к нужному концу.
     Это был единственный путь спасения церкви! Когда камерарий спускался в нишу паллиума, ему казалось, что он плывет по воздуху. Действие морфина все более усиливалось, но камерарий знал, что его ведет Бог.
     Он слышал где-то вдали голоса выбежавших из Сикстинской капеллы и пребывающих в растерянности кардиналов. Кто-то отдавал громкие приказы швейцарским гвардейцам.
     Они его не найдут. Просто не успеют.
     Камерарий чувствовал, как какая-то сила все быстрее и быстрее увлекает его вниз, туда, в углубление, где вечно сияют девяносто девять наполненных благовониями лампад. Господь возвращает его на Святое место. Камерарий направился к дверям, закрывающим вход вниз, в Некрополь. Именно в Некрополе должна закончиться для него эта ночь. В священной тьме под землей. Он взял одну из лампад и приготовился к спуску.
     Но, подойдя к дверям, камерарий замер. Нет, здесь что-то не так. Каким образом его избавление поможет Богу? Одинокий и тихий конец? Иисус страдал перед глазами всего мира. И сейчас Творец должен был желать именно этого. Такова должна быть Его воля! Камерарий хотел услышать голос Бога, но в ушах был лишь шум, вызванный действием морфина.
     "Карло, - вдруг раздался голос матери, - у Бога для тебя грандиозные планы".
     Камерарий был потрясен.
     Затем, безо всякого предупреждения, к нему снизошел Господь.
     Карло Вентреска стоял и смотрел. На мраморной стене рядом с ним двигалась его собственная тень. Огромная и устрашающая. Туманный силуэт, казалось, плыл в золотом сиянии. Вокруг него мерцало пламя лампад, и камерарий был похож на возносящегося в небо ангела. Он постоял некоторое время, раскинув руки, а затем повернулся и начал подниматься по ступеням.

***

     Суматоха в коридоре у Сикстинской капеллы длилась уже добрых три минуты, но никто так и не смог обнаружить камерария. Можно было подумать, что этот человек растворился в ночи. Мортати был готов приказать начать поиски по всему Ватикану, но в этот момент площадь Святого Петра взорвалась восторженным ревом. Ликование толпы достигло высшей точки. Кардиналы обменялись взглядами. Мортати закрыл глаза и прошептал:
     - Да поможет нам Бог.
     Второй раз за ночь вся коллегия кардиналов высыпала на площадь Святого Петра. Поток священников увлек за собой Лэнгдона и Витторию, и те тоже оказались под ночным небом. Все прожектора прессы были обращены на базилику. А там, на священном папском балконе в самом центре фасада, стоял, воздев к небесам руки, камерарий Карло Вентреска. Даже издали он казался воплощением чистоты. Статуя в белоснежном одеянии, залитая светом.
     Атмосфера на площади продолжала накаляться, и через несколько секунд барьеры, возведенные швейцарскими гвардейцами, рухнули. Поток восторженных людей устремился к базилике. Кто-то кричал, кто-то плакал или пел. Сияли прожектора, сверкали вспышки фотокамер. Одним словом, на площади перед собором творился кромешный ад. Хаос усиливался по мере того, как разрасталась толпа у подножия собора. Казалось, никто и ничто не сможет это остановить.
     Но все же нашелся человек, которому это удалось. Стоящий на балконе камерарий распростер над беснующейся толпой руки и склонил голову в молчаливой молитве. Вначале по одному, потом десятками, а затем сотнями и тысячами люди последовали его примеру.
     Над площадью повисла тишина... словно толпу околдовали.

***

     В душе камерария бушевал ураган. В его помутившемся сознании, сменяя одна другую, вихрем проносились молитвы. Мольбы надежды сменялись воплями раскаяния...
     Простите меня... Отец... Мама... вы преисполнены милости... вы - церковь... умоляю вас понять смысл жертвы, которую приносит рожденный вами сын.
     О, Иисус... избавь нас от геенны огненной... Прими все души в небесах, и прежде всего души тех, кто более всего нуждается в Твоей милости...
     Камерарию не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть толпу внизу и телевизионные камеры, показывающие его всему миру. Он душой ощущал их присутствие. Даже испытывая мучения, он чувствовал необыкновенное единство людей, и это его опьяняло. Казалось, что от него по всему миру раскинулась объединяющая человечество невидимая сеть. Перед экранами телевизоров дома и у радиоприемников в автомобилях весь мир молился Богу. Словно повинуясь велению одного огромного сердца, говорящие на сотнях языков жители множества стран одновременно обратились к Творцу. Слова, которые они шептали, были для них новыми. Но они знали их всегда. Эти древние слова истины хранились в их душах.
     Казалось, эта гармония будет продолжаться вечно.
     Царившая на площади тишина вскоре снова сменилась радостным пением.
     Камерарий понял, что настал нужный момент.
     Святая Троица, я отдаю Тебе все самое дорогое - тело, кровь, душу... как плату за насилие, беззаконие, святотатство и невежество.
     Камерарий вновь начал ощущать физическую боль. Она растекалась по его телу, и ему захотелось сорвать одежду и в кровь ногтями разодрать плоть, как он разодрал ее две недели назад в ту ночь, когда Бог впервые явился к нему. Не забывай, какие страдания перенес Христос. Грудь камерария горела огнем. Даже морфин был не в силах приглушить боль.
     Моя миссия на земле завершена.
     Весь ужас достался ему. Им оставалась надежда. В нише паллиума, следуя воле Бога, камерарий совершил миропомазание. Там он обильно смочил волосы, тело, одежду, лицо и руки и теперь весь был пропитан священными благовонными маслами из лампад. Масла благоухали так же сладко, как когда-то благоухала мама, и очень хорошо горели. Это будет благостное вознесение. Чудесное и почти мгновенное. И он оставит после себя не постыдный скандал... а новую силу и возрожденную веру в чудеса.
     Сунув руку в карман мантии, он нащупал крохотную золотую зажигалку, которую прихватил в нише паллиума.
     Затем камерарий прочел стих из Библии: "И когда огонь поднялся к небесам, ангел Божий вознесся в этом пламени".
     И вот кнопка зажигалки оказалась под его большим пальцем.
     На площади Святого Петра звучали гимны.

***

     Мир никогда не забудет того, что увидел в тот миг.
     Из груди стоящего на балконе камерария высоко в небо взметнулся столб пламени. Казалось, что душа священнослужителя освобождалась от своей земной оболочки. Пламя рванулось вверх, мгновенно охватив все тело клирика. Камерарий даже не вскрикнул. Он поднял руки над головой и обратил лицо к небесам. Огонь превратил его тело в огненный столп. Чудо, как казалось затаившему дыхание миру, продолжалось вечно. Пламя полыхало все ярче и ярче, а затем постепенно стало спадать. Камерарий исчез. Никто не мог точно сказать, упал ли он за балюстраду или вознесся на небо. Толпа теперь видела только облако дыма, спиралью уходящее в небо над Ватиканом.

0

127

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 135

     Рассвет пришел в Рим поздно.
     Утренний ливень с грозой смыл толпу с площади Святого Петра. Журналисты остались. Спрятавшись под зонтами или укрывшись в своих машинах, они продолжали комментировать ночные события. В церквях по всему миру яблоку было негде упасть. Настало время для раздумий и дискуссий представителей всех религий. Вопросов было много, а ответы на них вызывали лишь недоумение. Ватикан же хранил молчание. Никаких официальных заявлений пока сделано не было.

***

     Глубоко в гротах Ватикана кардинал Мортати стоял на коленях перед открытым саркофагом. Поднявшись на ноги, он опустил руку в гроб и закрыл почерневший рот умершего две недели назад папы. Его святейшеству теперь предстояло вечно покоиться в мире.
     У ног Мортати стояла небольшая золотая урна, до краев наполненная пеплом. Мортати лично собрал его и принес сюда.
     - Даю тебе возможность прощения, - сказал он покойному понтифику, помещая урну в саркофаг рядом с телом. - Ибо нет любви сильнее, чем любовь отца к своему сыну.
     С этими словами он прикрыл урну полами папской мантии. Он знал, что эти священные гроты предназначены только для останков пап, но ему почему-то казалось, что он поступает правильно.
     - Синьор, - произнес кто-то, входя в гроты, - вас ждут на конклаве.
     Это был лейтенант Шартран. Лейтенанта сопровождали три гвардейца.
     - Еще одну минуту, - ответил кардинал, в последний раз взглянув в лицо покойного. - Его святейшество наконец получит покой, который он заслужил.
     Гвардейцы навалились на крышку саркофага. Тяжелый камень вначале не хотел сдвигаться, но потом с глухим стуком, в котором прозвучала вечность, встал на свое место.

***

     Мортати направился в Сикстинскую капеллу. По дворику Борджиа он проследовал в полном одиночестве. Влажный ветер играл полами его мантии. Из Апостольского дворца появился его коллега кардинал, и дальше они пошли вместе.
     - Будет ли мне оказана честь сопровождать вас на конклав, синьор? - спросил кардинал.
     - Это вы окажете мне честь, сопроводив меня в капеллу, - ответил Мортати.
     - Синьор, - смущенно продолжил кардинал, - коллегия просит у вас прощения за свои действия прошлым вечером. Мы были ослеплены...
     - Не надо... - сказал Мортати. - Наш разум иногда ведет себя так, как того хочет сердце. А наши сердца вчера желали, чтобы это оказалось правдой.
     Кардинал некоторое время шел молча, а затем произнес:
     - Вы уже знаете, что перестали быть "великим выборщиком"?
     - Да, - улыбнулся Мортати. - И я благодарю Создателя за эту небольшую милость.
     - Коллегия кардиналов решила, что вы подлежите выборам.
     - Это говорит о том, что способность сострадать в нашей церкви умерла не до конца.
     - Вы мудрый человек и будете хорошо руководить нами.
     - Я старый человек, и мое руководство долго не продлится. Это меня несколько утешает.
     Оба рассмеялись.
     Когда они почти миновали дворик Борджиа, кардинал повернулся к Мортати. То, что он сказал, было произнесено довольно странным тоном, так, словно удивительные события прошлой ночи не давали кардиналу покоя.
     - Вы знаете, - с таинственным видом прошептал он, - что на балконе мы не обнаружили никаких останков?
     - Видимо, их смыл ливень, - улыбнулся Мортати.
     - Да, возможно... - протянул кардинал, взглянув в грозовое небо.

0

128

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 136

     Ближе к полудню, когда небо над Римом все еще было затянуто тяжелыми тучами, над дымовой трубой Сикстинской капеллы появилось белое облачко. Жемчужные клубы устремились к небу, медленно рассеиваясь по пути.
     А далеко внизу, на площади Святого Петра, репортер Би-би-си Гюнтер Глик задумчиво следил за движением клубов белого дыма. Последняя глава...
     Сзади к нему подошла Чинита Макри и, водрузив камеру на плечо, сказала:
     - Время.
     Глик скорбно кивнул, повернулся к ней лицом, пригладил ладонью волосы и глубоко вздохнул. "Моя последняя передача", - подумал он.
     - Эфир через пятьдесят секунд, - объявила Макри.
     Глик посмотрел через плечо на крышу Сикстинской капеллы и спросил:
     - А дым ты сможешь взять?
     - Я умею строить кадр, - спокойно ответила Макри.
     Глик ощущал себя полным тупицей. Скорее всего он им и был. Операторская работа Макри прошлой ночью может принести ей Пулитцеровскую премию. Его же работа... ему даже не хотелось об этом думать. Он не сомневался, что Би-би-си отправит его на все четыре стороны и начнет разбираться с судебными исками весьма могущественных лиц и организаций... среди которых могут оказаться Джордж Буш и ЦЕРН.
     - Ты выглядишь отлично, - покровительственно заметила Макри, глядя на него из-за камеры. Однако в ее голосе можно было уловить и некоторую озабоченность. - Ты не рассердишься, если я дам тебе... - не зная, как закончить, она замолчала.
     - Совет? - закончил за нее Глик.
     - Я просто хотела сказать, что не стоит уходить с большим шумом, - вздохнула Макри.
     - Знаю. Я хочу простой и элегантной концовки.
     - Самой простой за всю историю журналистики.
     Простая концовка? У нее, наверное, поехала крыша. То, что случилось прошлой ночью, заслуживало более яркого завершения. Нужен неожиданный ход. Еще одна бомба. Финальный факт. Нечто такое, чего никто не ждет.
     И по счастью, подобный факт уже был припрятан в его рукаве.

***

     - Ты в эфире через... пять... четыре... три...
     Лишь взглянув в визир камеры, Чинита заметила хитрый блеск в глазах Глика. "Я сошла с ума, позволив ему вести репортаж! Каким местом я думала?"
     Но времени на то, чтобы принять меры, не оставалось. Они уже были в эфире.
     - Прямая передача из Ватикана, на ваших экранах Гюнтер Глик, - произнес журналист и посмотрел в камеру, дав зрителям возможность полюбоваться тем, как к небу за его спиной поднимаются клубы белого дыма. - Дамы и господа, позвольте начать с официального сообщения. Семидесятидевятилетний кардинал Саверио Мортати был только что избран очередным папой. Выборы оказались беспрецедентными. Самый неожиданный кандидат на пост понтифика был избран коллегией кардиналов единогласно!
     Макри почувствовала некоторое облегчение. Глик сегодня работал на редкость профессионально. Даже с излишней сухостью. Первый раз в жизни Глик выглядел и говорил так, как подобало выглядеть и говорить настоящему репортеру, подавая новости.
     - Как мы упоминали ранее, - сказал Глик, - Ватикану еще предстоит выступить с сообщением о чудесных событиях, имевших место прошлым вечером и ночью.
     Отлично. Напряжение, которое испытывала Макри, еще немного уменьшилось. Пока все хорошо.
     По лицу Глика разлилась печаль, и он продолжил:
     - И хотя прошлая ночь была ночью чудес, она оказалась в то же время ночью трагедий. Во вчерашнем конфликте погибли четыре кардинала, а также коммандер Оливетти и капитан Рошер из швейцарской гвардии. Оба офицера отдали свои жизни при исполнении служебных обязанностей. Человеческие потери включают Леонардо Ветра - известного физика из ЦЕРНа и пионера новых технологий по получению антивещества, а также его коллегу, директора ЦЕРНа Максимилиана Колера, который прибыл в Ватикан, чтобы помочь разрешить кризис. В процессе этой деятельности доктор Колер скончался. Ватикан пока еще не сделал официального заявления о причине смерти известного ученого, однако специалисты высказывают предположение, что мистер Колер ушел из жизни в результате обострения хронического заболевания органов дыхания.
     Макри одобрительно кивнула. Сообщение пока шло точно по разработанной ими схеме.
     - В свете взрыва, прогремевшего вчера в небе над Ватиканом, проблема антивещества стала темой самых горячих дискуссий в научной среде. Из заявления, зачитанного личной помощницей доктора Колера госпожой Сильвией Боделок, следует, что совет директоров ЦЕРНа приостановил все исследования, связанные с антивеществом, хотя и высказался о потенциальных возможностях последнего с энтузиазмом. Исследования могут быть возобновлены после того, как будут изучены все проблемы, связанные с безопасностью их проведения.
     "Отлично! - подумала Макри. - Последний рывок, и мы дома".
     - Не может остаться незамеченным отсутствие сегодня на наших экранах Роберта Лэнгдона, профессора из Гарварда, прибывшего вчера в Ватикан, чтобы оказать помощь в разрешении кризиса, связанного с сообществом "Иллюминати". Высказывались обоснованные предположения, что он погиб при взрыве, однако, как утверждают, его видели на площади Святого Петра после него. О том, как профессор мог там оказаться, высказываются различные предположения, хотя представитель больницы Сан-Джованни ди Дио утверждает, что вскоре после полуночи мистер Лэнгдон упал с неба в реку Тибр и был выписан из лечебницы после оказания ему первой медицинской помощи. - Глик вскинул брови и, глядя в камеру, закончил: - Если это действительно так... то прошедшая ночь оказалась воистину ночью чудес.
     Отличное завершение! Макри почувствовала, как ее губы против воли растянулись в широкой улыбке. Безупречная концовка. Пора прощаться!
     Но Глик прощаться не стал. Вместо этого он выдержал паузу и, шагнув в направлении камеры, объявил с таинственной улыбкой на устах:
     - Однако прежде чем попрощаться...
     Нет!
     - ...я хотел бы, чтобы перед вами выступил мой гость.
     Чинита судорожно сжала камеру. Какой еще гость? Что, дьявол его побери, он вытворяет?! Он должен убраться из эфира! Но она знала, что опоздала. Глик уже сделал объявление.
     - Человек, которого я хочу вам представить... - продолжал репортер, - американец... известный ученый.
     Чинита не знала, как поступить. Она затаила дыхание, когда Глик, повернувшись к собравшейся вокруг них небольшой толпе, пригласил своего гостя выйти вперед. Макри взмолилась про себя: "Боже, сделай так, чтобы это оказался внезапно обнаружившийся Роберт Лэнгдон... а не очередной псих, свихнувшийся на почве теории заговоров!"
     Когда Макри увидела гостя, ее сердце провалилось в желудок. Это был вовсе не Роберт Лэнгдон, а какой-то лысый тип в джинсах и ковбойке. При ходьбе он опирался на палку, а его глаз не было видно за толстенными стеклами очков. "Псих!" - с ужасом подумала Макри.
     - Позвольте вам представить, - провозгласил Глик, - известного ученого из университета Де Пола в Чикаго доктора Джозефа Ванека, специалиста по истории Ватикана.
     Чинита немного успокоилась. По крайней мере этот парень не был психом, зациклившимся на теории заговоров. Впрочем, нельзя и исключать, что он был психом, зациклившимся на других столь же жгучих вопросах.
     - Доктор Ванек, - продолжал Глик, - насколько мне известно, вы располагаете потрясающей информацией и готовы поделиться ею с нашей аудиторией. Эта информация имеет прямое отношение к вчерашнему конклаву.
     - Да, конечно, - вступил в дело Ванек. - После ночи сюрпризов трудно предположить, что остались еще какие-то вызывающие изумление факты... и тем не менее... - Он замолчал, не закончив фразы.
     - И тем не менее есть нечто такое, что позволяет увидеть эти события в несколько ином свете? - улыбнулся Глик.
     - Да, - кивнул Ванек. - Хотя это звучит неправдоподобно, но коллегия кардиналов, сама не ведая того, избрала за этот краткий срок двух пап.
     Макри едва не уронила камеру.
     - Двух пап, вы говорите? - спросил Глик с тонкой улыбкой.
     - Именно, - снова кивнул ученый. - Но прежде я должен сказать, что всю жизнь занимался правилами избрания пап. Юридические каноны избрания отличаются чрезвычайной сложностью и многие из них в наше время не принимаются во внимание как устаревшие или просто забыты. Даже "великому выборщику" скорее всего не известно то, о чем я хочу сейчас сказать. Тем не менее, согласно старинному и благополучно забытому закону, стоящему под номером 63 в редком издании "Romano Pontifici Eligendo", или, проще, "Выборы папы римского", голосование с помощью бюллетеней не единственный способ избрания понтифика. Имеется еще один способ, именуемый "одобрение, выраженное общим восторгом". - Доктор Ванек выдержал паузу и закончил: - Именно это и произошло прошлой ночью.
     - Прошу вас, продолжайте, - сказал Глик, не сводя взгляда с собеседника.
     - Как вы, наверное, помните, - произнес ученый, - прошлой ночью, когда камерарий Карло Вентреска стоял на крыше базилики, все находящиеся внизу кардиналы принялись в унисон выкрикивать его имя.
     - Да, я это прекрасно помню.
     - Так вот, держите в уме эту картину, а я тем временем зачитаю вам отрывок из старинного уложения о выборах. - Доктор Ванек вынул из кармана какие-то листки, откашлялся и начал читать: - Избрание методом одобрения, выраженного общим восторгом, имеет место в том случае, если все кардиналы... как бы вдохновленные Духом Святым, спонтанно, без чьего-либо нажима, единодушно и громко провозглашают имя одной-единственной личности.
     - Итак, - с улыбкой сказал Глик, - вы утверждаете, что вчера, когда кардиналы хором выкрикивали имя Карло Вентреска, они на самом деле избрали его папой?
     - Именно это они и сделали. Более того, закон гласит, что подобные выборы имеют преимущество перед выборами с помощью голосования и избранным может быть не только кардинал, но и любой рукоположенный клирик, будь он простым священником, епископом или кардиналом. Поэтому, как вы можете видеть, камерарий был избран на пост папы посредством этой древней процедуры. - Глядя прямо в объектив камеры, доктор Ванек продолжил: - То, что Карло Вентреска был вчера вечером избран папой, является непреложным фактом. И его понтификат длился всего семнадцать минут. Если бы он чудесным образом не вознесся в небо в столбе пламени, то сейчас был бы похоронен в священных гротах Ватикана наравне со всеми своими предшественниками.
     - Благодарю вас, доктор, - сказал Глик, хитро подмигнув Макри. - Ваша информация оказалась чрезвычайно интересной...

0

129

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Глава 137

     Стоя на верхних ступенях римского Колизея, Виттория громко крикнула ему с обворожительной улыбкой:
     - Пошевеливайся, Роберт! Так и знала, что мне следовало искать мужа помоложе!
     Он заторопился, но его ноги будто налились свинцом.
     - Подожди меня, - окликнул он ее. - Прошу, пожалуйста...
     Роберт Лэнгдон резко, словно от толчка, проснулся.
     Темнота.
     Он лежал в незнакомой мягкой постели, не в силах сообразить, где находится. Огромные и удивительно удобные подушки были набиты гусиным пухом. Воздух являл собой коктейль из приятных запахов. На противоположной стороне комнаты находилась двустворчатая стеклянная дверь. Обе створки ее были распахнуты, и с роскошного балкона тянуло легким теплым ветерком. В небе в разрывах облаков виднелась луна. Лэнгдон попытался вспомнить, как попал сюда, и сообразить, где находится.
     В его сознании начали возникать какие-то сюрреалистические картины...
     Столб таинственного огня... возникший из толпы ангел... теплые руки обнимают его и уводят в ночь... ангел ведет его лишенное сил побитое тело через незнакомые улицы... приводит сюда... заталкивает его, полусонного, под обжигающе горячие струи душа... ведет в постель и охраняет его после того, как он заснул мертвецким сном.
     Теперь он видел и вторую кровать. Постель была разобрана, но в ней никого не было. Откуда-то из-за стены до него слабо доносился шум льющейся воды.
     Разглядывая постель Виттории, он заметил вышитую на наволочке подушки эмблему со словами "Отель Бернини". Лэнгдон улыбнулся. Виттория сделала прекрасный выбор. Роскошная гостиница старушки Европы над фонтаном "Тритон" работы Бернини... Более подходящего для них отеля в Риме не было. Нежась в постели, ученый услышал стук в дверь и понял, что его разбудило. Стук становился все сильнее.
     Лэнгдон неохотно выбрался из кровати. Он испытывал легкое недоумение. "Никто не знает, что мы здесь", - подумал он и недоумение переросло в беспокойство. Он накинул роскошный фирменный гостиничный халат и вышел из спальни в прихожую. Постояв несколько секунд в раздумье, он распахнул тяжелую дубовую дверь.
     На пороге стоял здоровенный детина в ослепительном сине-золотом наряде.
     - Лейтенант Шартран из швейцарской гвардии, - представился посетитель.
     В этом не было никакой необходимости, так как Лэнгдон сразу узнал офицера.
     - Как... как вы нас нашли?
     - Я увидел, как вы уходили ночью с площади, и последовал за вами. Очень рад, что вы еще здесь.
     Лэнгдон ощутил некоторую тревогу. Неужели кардиналы послали лейтенанта для того, чтобы он эскортировал их в Ватикан? Ведь Виттория и он были единственными людьми вне коллегии, которые знали всю правду. Они таили в себе потенциальную угрозу церкви.
     - Его святейшество попросил меня передать вам это, - сказал Шартран и вручил ему пакет с папской печатью.
     Лэнгдон открыл пакет и прочитал написанное от руки послание:
     "Мистер Лэнгдон и мисс Ветра!
     Несмотря на то что мне очень хочется попросить вас хранить в тайне то, что произошло за последние 24 часа, я чувствую, что не имею права требовать от вас чего-либо после того, что вы уже сделали для нас. Поэтому я скромно отступаю в тень, в надежде, что ваши сердца подскажут вам правильный путь. Мне кажется, что мир сегодня стал немного лучше... не исключено, что вопросы обладают большей силой, нежели ответы на них.
     Мои двери всегда для вас открыты.
     Его святейшество Саверио Мортати".

***

     Лэнгдон перечитал письмо дважды. Коллегия кардиналов определенно избрала благородного и достойного лидера.
     Прежде чем Лэнгдон успел что-либо сказать, Шартран достал небольшой сверток и, передавая его ученому, сказал:
     - В знак благодарности от его святейшества.
     Лэнгдон взял сверток, который оказался на удивление тяжелым.
     - По указу его святейшества данный артефакт, хранившийся в личном реликварии папы, передается вам в бессрочное пользование. Его святейшество просит вас только о том, чтобы вы, выражая свою последнюю волю в завещании, обеспечили возвращение этого предмета в место его первоначального нахождения.
     Лэнгдон снял со свертка оберточную бумагу и... потерял дар речи. Это было шестое клеймо. "Ромб иллюминати".
     - Желаю вам мира и благополучия, - с улыбкой произнес Шартран и повернулся, чтобы уйти.
     - Благодарю... вас, - едва сумел выдавить Лэнгдон.
     Он так разволновался, что никак не мог унять дрожь в судорожно сжимавших бесценный дар руках.
     Швейцарский гвардеец, задержавшись в коридоре, спросил:
     - Мистер Лэнгдон, вы позволите задать вам один вопрос?
     - Конечно.
     - Моих товарищей гвардейцев и меня мучает любопытство. Что произошло в последние минуты... там, в вертолете?
     Лэнгдон знал, что момент истины обязательно наступит. Они с Витторией говорили об этом, когда тайком уходили с площади Святого Петра. Уже тогда они приняли решение. Задолго до того, как принесли папское послание.
     Отец девушки верил, что открытие антивещества приведет к духовному возрождению. События прошлой ночи оказались совсем не тем, на что он рассчитывал, но случилось невероятное... в тот момент люди во всем мире стали смотреть на Бога так, как никогда не смотрели раньше. Лэнгдон и Виттория не представляли, сколько времени продлится эта магия, но они твердо решили не губить восхищенное изумление скандалом или сомнениями. "Неисповедимы пути Господни, - говорил себе Лэнгдон и неуверенно спрашивал сам себя: - А что, если... а что, если все, что вчера случилось, было все же проявлением Божьей воли?"
     - Мистер Лэнгдон, - напомнил Шартран, - я спросил вас о вертолете.
     - Да, знаю, - улыбнулся Лэнгдон... ему казалось, что его слова не слетают с губ, а исходят из сердца. - Возможно, это вызвано шоком от падения... но что-то случилось с моей памятью... все события как будто в тумане...
     - Неужели вы так ничего и не помните? - упавшим голосом спросил Шартран.
     - Боюсь, что это навсегда будет скрыто завесой тайны, - со вздохом ответил ученый.

***

     Когда Роберт Лэнгдон вновь переступил порог спальни, открывшаяся ему картина заставила его замереть на месте. Виттория стояла на балконе спиной к ограде, и взгляд девушки был обращен на него. Она показалась ему небесным видением... четкий силуэт на фоне лунного диска. В белоснежном махровом халате она вполне могла сойти за древнеримскую богиню. Туго затянутый пояс подчеркивал ее прекрасные формы. А за ней, создавая светящийся нимб, клубился туман, сотканный из мельчайших брызг фонтана "Тритон".
     Лэнгдон вдруг ощутил такое неодолимое влечение, которого никогда до этого не испытывал ни к одной женщине. Он тихонько положил "Ромб иллюминати" и письмо папы на прикроватную тумбочку. У него еще будет время для объяснений. После этого он вышел к ней на балкон. Виттория обрадовалась его появлению.
     - Ты проснулся, - застенчиво прошептала она. - Наконец-то!..
     - Выдался трудный денек, - улыбнулся он.
     Она провела ладонью по своим пышным волосам, и ее халат от движения руки слегка распахнулся.
     - А теперь... как я полагаю, ты ждешь своей награды?
     Это замечание застигло Лэнгдона врасплох.
     - Прости... я не совсем тебя понял.
     - Мы взрослые люди, Роберт. Ты должен это признать. И я вижу в твоих глазах страсть. Первобытное желание. Физический голод. - Она улыбнулась и продолжила: - Я испытываю те же чувства. И наше обоюдное желание сейчас получит удовлетворение.
     - Неужели? - спросил он, делая шаг по направлению к ней.
     - Полное удовлетворение, - сказала она, протягивая ему меню. - Я позвонила в ресторан и попросила принести в номер все, что у них есть.

***

     Это было поистине королевское пиршество. Они ужинали на балконе под луной, жадно поглощая савойскую капусту, трюфели и ризотто, запивая все это первоклассным "Дольчетто". Ужин затянулся глубоко за полночь.
     Лэнгдону не нужно было быть специалистом по символам, чтобы понять, какие сигналы посылала ему Виттория. Во время десерта, состоявшего из бойзеновых ягод <Гибрид ежевики и малины, выведенный американским ботаником XX в. Р. Бойзеном.> со взбитыми сливками, нескольких сортов сыра и дымящегося кофе с ромом, Виттория то и дело прижимала под столом свои обнаженные ноги к нижним конечностям Лэнгдона и бросала на него пылкие взгляды. Казалось, она ждала, когда он отложит вилку и возьмет ее на руки.
     Но Лэнгдон ничего не предпринимал, оставаясь безукоризненным джентльменом. В эту игру могут играть и двое, думал он, пряча хитрую улыбку.
     Когда все было съедено, Лэнгдон ушел с балкона, присел в одиночестве на край кровати и принялся вертеть в руках "Ромб иллюминати". Он внимательно рассматривал его со всех сторон, не переставая восхищаться чудом симметрии. Виттория не сводила с него глаз, и ее замешательство начинало перерастать в сердитое разочарование.
     - Ты находишь эту амбиграмму ужасно увлекательной, не так ли? - спросила она, когда ее терпение окончательно лопнуло.
     Лэнгдон поскреб в затылке, сделав вид, что задумался, и сказал:
     - Вообще-то есть одна вещь, которая интересует меня даже больше, чем это клеймо.
     - И что же именно? - спросила Виттория, делая шаг по направлению к нему.
     - Меня давно занимает вопрос... каким образом тебе удалось опровергнуть теорию Эйнштейна с помощью тунца?
     - Dio mio! - всплеснула руками Виттория. - Я тебя серьезно предупреждаю - кончай эти игры!
     - В следующем эксперименте для доказательства того, что Земля плоская, ты могла бы использовать камбалу. Отличная идея, правда?
     Хотя Виттория кипела от негодования, на ее губах впервые промелькнуло нечто похожее на улыбку.
     - К вашему сведению, дорогой профессор, мой следующий эксперимент будет иметь историческое значение. Я намерена доказать, что у нейтрино есть масса.
     - У нейтрино бывают мессы? - продолжал валять дурака Лэнгдон. - А я и понятия не имел, что они католики!
     Одним неуловимо быстрым движением она опрокинула его на спину и прижала к кровати.
     - Надеюсь, ты веришь в жизнь после смерти, Роберт Лэнгдон? - со смехом сказала Виттория, садясь на него верхом.
     Она старалась удержать его в горизонтальном положении, а ее глаза озорно блестели.
     - Вообще-то, - ответил он, давясь от смеха, - мне всегда было трудно представить нечто такое, что может существовать за пределами нашего грешного мира.
     - Неужели? Выходит, ты никогда не испытывал религиозного экстаза? Не изведал момента восхитительного откровения?
     - Нет, - покачал головой Лэнгдон. - Боюсь, что я вовсе не тот человек, который может вообще испытать какой-либо экстаз.
     - Это означает, - выскальзывая из халата, сказала Виттория, - что тебе еще не приходилось бывать в постели со специалистом по йоге. Не так ли?

0

130

  • Автор: Alicia
  • Местный
  • Alicia
  • Зарегистрирован: 2010-10-20
  • Сообщений: 309
  • Уважение: +34
  • Провел на форуме:
    2 дня 13 часов
  • Последний визит:
    2012-01-25 21:26:03

Слова признательности

     Выражаю искреннюю признательность Мили Бест Лер, Джейсону Кауфману, Бенуа Калану и всем сотрудникам издательства "Покет букс", поверившим в этот проект.
     Благодарю своего друга и агента Джека Элвелла за проявленный им энтузиазм и постоянную поддержку.
     Я безмерно признателен легендарному Джорджу Визеру, убедившему меня начать писать романы.
     Хочу сказать спасибо моему дорогому другу Ирву Ситтлеру, обеспечившему мне аудиенцию у папы римского, показавшему мне Ватикан таким, каким его видят очень немногие, и сделавшему мое пребывание в Риме незабываемым.
     Я не могу не поблагодарить одного из наиболее одаренных художников современности - Джона Лэнгдона, который решил практически невыполнимую задачу - создал амбиграммы для этого романа.
     Я благодарю Стэна Плантона, директора библиотеки Университета Огайо, служившего для меня главным источником информации по самым разным вопросам.
     Я очень обязан Сильвии Каваззини за то, что она провела меня по тайному переходу Passetto.
     Я безмерно признателен Дику и Конни Браун - лучшим родителям в мире, о которых только может мечтать ребенок. За все, все, все...
     Выражаю благодарность ЦЕРНу, Генри Бекетту, Бретту Троттеру, Папской академии наук, Брукхевенскому институту, библиотеке лаборатории Ферми, Ольге Визер, Дону Ульшу из Института национальной безопасности, Каролине X. Томпсон из Университета Уэльса, Кэтрин Герхард, Омару аль-Кинди, Джону Пайку и Федерации американских ученых, Хаймлиху Визерхолдеру, Кориен и Денису Хаммондам, Азазу Али, проекту "Галилей" Университета Раиса, Джулии Линн и Чарли Пайану из "Мокингберд пикчерс", Гэри Гольдштейну, Дейву Арнольду и Эндре Крауфорду из компании "Всемирная братская сеть", Филлипу Экстеру из Академической библиотеки, Джиму Баррингтону, Джону Майеру и Марджи Уотчел - членам альтернативного общества масонов.
     Я благодарю Алана Вуда из Библиотеки конгресса, Лайзу Калламаро и все агентство "Калламаро", Иона Стоуэлла, сотрудников музея Ватикана, Альдо Баджиа, Ноа Алиреза, Хэрриет Уолкер, Чарльза Терри, "Майкрон электронике", Минди Ренсилер, Нэнси и Дика Кертен, Томаса Д. Надо, "НувоМедиа", "Рокет Е-Букс", Фрэнка и Сильвию Кеннеди, "Римское бюро туризма", маэстро Джорджа Брауна, Вэла Брауна, Вернера Брандеса и Поля Крупина из "Прямого контакта", Пола Старка, Тома Кинга из сети "Компутолк", Сэнди и Джерри Нолан, гуру Интернета Линду Джордж, Национальную академию искусств в Риме, физика и коллегу писателя Стива Хоува, Роберта Вестона, книжный магазин на Уотер-стрит в Экзетере, штат Нью-Гэмпшир, и Ватиканскую обсерваторию.

0

Страница:   1 … 11 12 13 14  

Вы здесь » amore.4bb.ru » Книги по мотивам фильмов » Дэн Браун. Ангелы и демоны