Глава 32

     Лэнгдон затаил дыхание, когда "Х-33" широкой спиралью пошел на снижение в международном аэропорту Рима, носящем имя Леонардо да Винчи. Виттория сидела с закрытыми глазами. Создавалось впечатление, что она усилием воли пытается держать себя в руках. Летательный аппарат коснулся посадочной полосы и покатил к какому-то частному ангару.
     - Прошу извинить за долгое путешествие, - сказал появившийся из кабины пилот. - Мне пришлось сдерживать бедняжку, чтобы снизить шум двигателя при полете над населенными районами.
     Лэнгдон взглянул на часы. Оказалось, что полет продолжался тридцать семь минут.
     Открыв внешний люк, пилот спросил:
     - Кто-нибудь может мне сказать, что происходит? Виттория и Лэнгдон предпочли промолчать.
     - Ну и ладно, - безо всякой обиды произнес пилот. - В таком случае я останусь в кабине и буду в одиночестве наслаждаться музыкой.
     При выходе из ангара им в глаза брызнули яркие лучи предвечернего солнца, и Лэнгдон перебросил свой твидовый пиджак через плечо. Виттория подняла лицо к небу и глубоко вздохнула, словно солнечные лучи заряжали ее какой-то таинственной телепатической энергией.
     Средиземноморье, подумал уже начинающий потеть Лэнгдон.
     - Не кажется ли вам, что для комиксов вы немного староваты? - не поворачиваясь, неожиданно спросила Виттория.
     - Простите, не понимаю...
     - Ваши часы. Я обратила на них внимание еще в самолете.
     Лэнгдон слегка покраснел. Ему уже не раз приходилось вставать на защиту своих ручных часов. Эти коллекционные часы с изображением Микки-Мауса на циферблате еще в детстве подарили ему родители. Несмотря на глупый вид мышонка, ручонки которого служили стрелками, Лэнгдон никогда не расставался с этими часами. Часы были водонепроницаемыми, а цифры светились в темноте, что было очень удобно при плавании в бассейне и во время поздних прогулок по неосвещенным дорожкам университетского кампуса. Когда студенты говорили о некоторой экстравагантности эстетических пристрастий своего профессора, тот неизменно отвечал, что носит Микки как символ своей душевной молодости.
     - Шесть часов вечера, - сказал он.
     - Думаю, что экипаж для нас уже подан, - продолжая смотреть в небо, заметила Виттория.
     Лэнгдон услышал в отдалении шум двигателя. Когда он поднял глаза, сердце у него упало. С севера на небольшой высоте, почти над самой взлетной полосой, к ним приближался вертолет. Во время экспедиции в Андах, когда он занимался поисками линий Наска <Линии Наска - огромные изображения геометрических фигур, животных и растений на столовых холмах в горных долинах южного Перу. Полностью видны лишь с воздуха.> в южном Перу, ему пришлось летать на вертолете, и никакого удовольствия от этих полетов он, надо сказать, не получил. Летающая обувная коробка. Пресытившись впечатлениями от двух полетов в стратоплане, Лэнгдон очень надеялся на то, что Ватикан пришлет за ними автомобиль.
     Но его надежды не сбылись.
     Вертушка снизила скорость, повисела несколько мгновений над их головами и начала спуск на посадочную полосу. Машина была окрашена в белый цвет, а на ее борту был изображен герб: два скрещенных ключа на фоне папской тиары. Лэнгдон прекрасно знал этот священный символ святого престола. Сейчас это была правительственная печать, а престолом в буквальном смысле слова являлся древний трон Святого Петра.
     "Святая вертушка", - подумал Лэнгдон, наблюдая за приземляющимся вертолетом. Он совсем забыл, что Ватикан имеет в своем распоряжении несколько подобных аппаратов: для доставки папы в аэропорт, на встречи с паствой и для полетов в летнюю резиденцию святейшего в Гандольфо. Окажись он на месте папы, Лэнгдон определенно предпочел бы путешествовать на автомобиле.
     Пилот выпрыгнул из кабины и быстрым шагом направился к ним по бетону аэродрома.
     Пришло время волноваться Виттории.
     - Неужели нам придется с ним лететь? - тревожно спросила она.
     - Лететь иль не лететь - вот в чем вопрос, - продекламировал Лэнгдон, целиком разделяя тревогу девушки.
     Пилот выглядел так, словно готовился выйти на сцену в одной из шекспировских пьес. Его камзол с пышными рукавами был разрисован широкими вертикальными ярко-синими и золотыми полосами. Цвета панталон и гетр полностью повторяли раскраску верхней части одеяния. На ногах у него были черные туфли, чем-то напоминающие домашние тапочки. На голове пилота красовался черный фетровый берет.
     - Традиционная униформа швейцарских гвардейцев, - пояснил Лэнгдон. - Этот фасон придумал сам Микеланджело. - Когда пилот приблизился, американец поморщился и добавил: - Не самое лучшее из его творений, надо сказать.
     Несмотря на столь ослепительный наряд, пилот всем своим видом демонстрировал, что дело знает. Он двигался к ним решительным шагом и имел выправку американского морского пехотинца. Лэнгдон читал о том, насколько строго проходит отбор в швейцарскую гвардию. Гвардейцы набирались в четырех католических кантонах Швейцарии. Каждый из претендентов должен был быть холостяком 19-30 лет, ростом не менее 180 см, уже отслужившим в швейцарской армии. Папская гвардия считалась самой верной и надежной охраной в мире и вызывала зависть у глав многих правительств.
     - Вы из ЦЕРНа? - стальным голосом спросил, застыв в шаге от них, швейцарец.
     - Так точно, сэр, - ответил Лэнгдон.
     - Вам удалось долететь на удивление быстро, - заметил гвардеец и бросил на "Х-33" удивленный взгляд. - Мадам, - продолжил он, обращаясь к Виттории, - у вас имеется какая-нибудь иная одежда?
     - Простите, но... боюсь, я не совсем вас понимаю...
     - Лица в шортах в Ватикан не допускаются, - сказал швейцарец, показав на нижние конечности девушки.
     Лэнгдон бросил взгляд на обнаженные ноги Виттории и вконец расстроился. Как он мог забыть, что в Ватикане нельзя обнажать ноги выше колена? Ни мужчинам, ни женщинам. Этот запрет был призван демонстрировать уважение посетителей к Городу Бога.
     - Это все, что у меня есть, - ответила Виттория. - Мы очень спешили.
     Гвардеец понимающе кивнул, хотя и был явно недоволен. Обратившись к Лэнгдону, он спросил:
     - Есть ли у вас какое-нибудь оружие, сэр?
     "Какое оружие? У меня с собой нет даже смены чистого белья", - подумал Лэнгдон и отрицательно покачал головой.
     Швейцарец присел у ног американца и принялся его досматривать, начиная с носков. Не очень доверчивый парень, подумал Лэнгдон и недовольно поморщился, когда крепкие руки гвардейца подобрались слишком близко к промежности. Обследовав грудь, плечи и спину Лэнгдона и, видимо, убедившись, что у того ничего нет, гвардеец обратил свой взор на Витторию.
     - Не смейте даже и думать! - бросила она.
     Гвардеец вперился в девушку суровым взглядом, видимо, рассчитывая ее запугать. Но Виттория не дрогнула.
     - Что это? - спросил страж Ватикана, показывая на небольшую выпуклость на кармане ее шортов.
     Виттория достала сверхплоский сотовый телефон. Гвардеец открыл его, дождался гудка и, удостоверившись, что это действительно всего лишь переговорное устройство, вернул аппарат девушке. Виттория сунула мобильник в карман.
     - А теперь повернитесь, пожалуйста, - сказал гвардеец.
     Виттория широко расставила руки и совершила поворот на 360 градусов.
     Пока швейцарец внимательно разглядывал девушку, Лэнгдон успел заметить, что ни топик, ни облегающие шорты совсем не выпячиваются там, где им выпячиваться не положено. Гвардеец, видимо, пришел к такому же заключению.
     - Благодарю вас, - сказал он. - Сюда, пожалуйста.
     Лопасти вертолета швейцарской гвардии лениво крутились на холостом ходу. Виттория поднялась на борт первой. С видом профессионала, лишь чуть-чуть пригнувшись, она прошла под лопастями винта. Лэнгдон же чувствовал себя гораздо менее уверенно.
     - А на машине никак было нельзя? - полушутливо прокричал он на ухо поднимающемуся на свое место пилоту.
     Швейцарец не удостоил его ответом.
     Лэнгдон слышал о римских водителях-маньяках и понимал, что полет в этом городе был, видимо, наиболее безопасным способом передвижения. Он глубоко вздохнул, низко пригнулся, чтобы избежать удара вращающихся лопастей, и забрался в кабину.
     Гвардеец прибавил газа, и Виттория, пытаясь перекричать шум двигателя, спросила:
     - Вам удалось обнаружить сосуд?!
     Пилот обернулся и недоуменно посмотрел на девушку.
     - Что?
     - Я говорю о сосуде. Разве вы не звонили в ЦЕРН в связи с этим?
     - Не понимаю, о чем вы, - пожал плечами гвардеец. - Я получил приказ забрать вас на аэродроме. Это все, что мне известно.
     Виттория бросила на Лэнгдона тревожный взгляд.
     - Пристегните, пожалуйста, ремни, - напомнил пилот.
     Лэнгдон вытянул ремень безопасности и застегнул на животе пряжку. Ему показалось, что стены крошечного фюзеляжа сдвинулись еще сильнее, не оставляя возможности дышать. Летательный аппарат с ревом взмыл в воздух и резво взял курс на север в направлении Рима.
     Рим... столица мира. Город, в котором когда-то правил Цезарь и где был распят святой Петр. Колыбель современной цивилизации. И сейчас в его сердце... тикает механизм бомбы замедленного действия.

Глава 34

     Кардинал Мортати, безуспешно пытаясь сосредоточиться, смотрел в роскошный потолок Сикстинской капеллы. Покрытые фресками стены отражали голоса собравшихся в капелле кардиналов. Съехавшиеся со всего мира священнослужители толпились в освещаемой свечами часовне, оживленно обмениваясь впечатлениями и задавая вопросы. Разговаривали взволнованным шепотом на многих языках, универсальными же средствами общения оставались английский, итальянский и испанский.
     Традиционный способ освещения Сикстинской капеллы был весьма эффектным. Солнечный свет попадал в помещение через цветные стекла под потолком, создавая впечатление, что эти яркие, рассекающие тьму лучи нисходят прямо с небес. Так было всегда, но только не сегодня. Согласно традиции, все окна капеллы были затянуты черным бархатом. Это делалось для сохранения тайны. Для того, чтобы никто из находящихся в помещении людей никак не мог связаться с внешним миром. Глубокую тьму Сикстинской капеллы слегка разгонял лишь свет от горящих свечей... Создавалось впечатление, что это мерцающее сияние очищало каждого, кто с ним соприкасался. Кардиналы в этом свете казались бестелесными духами... становились похожими на святых.
     Какая честь, думал Мортати, наблюдать за этим священнодействием. Кардиналы старше восьмидесяти лет папой быть избраны не могли и на конклав не приглашались. В свои семьдесят девять лет Мортати оказался старшим по возрасту, и ему доверили следить за процедурой выборов.
     Следуя древней традиции, кардиналы собрались в капелле за два часа до открытия конклава, чтобы поговорить со старыми друзьями и провести последние консультации. Ровно в семь часов вечера в капелле должен был появиться камерарий <Камерарий - личный помощник и, как правило, доверенное лицо папы.> покойного папы, чтобы прочитать молитву и тут же удалиться.
     Затем швейцарские гвардейцы опечатают двери, заперев кардиналов в капелле. Лишь после этого можно будет приступить к древнейшему и самому таинственному политическому ритуалу. Кардиналов не выпустят на свободу до тех пор, пока они не решат между собой, кому быть новым папой.
     Конклав. Даже само это слово подразумевало тайну. "Con clave" - в буквальном переводе "закрытый на ключ". Кардиналам категорически запрещалось в это время вступать в какие-либо контакты с внешним миром. Никаких телефонных звонков. Никаких посланий. Никаких перешептываний через замочную скважину. Конклав являл собой вакуум, не подверженный воздействию внешней среды. Ничто не должно было повлиять на решение кардиналов, поскольку "solum Dum prae okulis" - "лишь Бог был перед их глазами".
     За стенами капеллы, или, вернее, Ватикана, томились в ожидании представители прессы, строя различные предположения о том, кто станет будущим главой целого миллиарда населяющих земной шар католиков.
     Атмосфера на конклавах иногда накалялась до предела, и истории были известны случаи, когда возникающее на них политическое противостояние приводило к человеческим жертвам. Священные стены капеллы были свидетелями жестоких драк, загадочных отравлений и даже явных убийств. Все это - древняя история, думал Мортати. Сегодня все кардиналы выступят единым фронтом, конклав пройдет в благостной атмосфере и... даст Бог, окажется коротким.
     Во всяком случае, он так предполагал.
     Но случилось то, чего никто не ожидал. По какой-то таинственной причине в капелле отсутствовали четыре кардинала. Мортати знал, что все входы и выходы в Ватикане тщательно охраняются и кардиналы не могли уйти далеко. Но тем не менее старик начал беспокоиться, поскольку до молитвы открытия оставалось чуть менее часа. Ведь четыре пропавших священнослужителя не были обычными кардиналами. Они были теми самыми кардиналами. Четырьмя избранниками.
     Как лицо, ответственное за проведение выборов, Мортати по соответствующим каналам известил командование швейцарской гвардии об исчезновении кардиналов. Ответа от гвардейцев пока не поступило. Другие кардиналы, заметив необъяснимое отсутствие своих коллег, начали тревожно перешептываться. Эти четверо просто обязаны были находиться в Сикстинской капелле! Кардинал Мортати начал подумывать, что конклав может оказаться продолжительнее, чем он рассчитывал.
     Если бы он знал, чем закончится этот вечер!

Глава 36

     Штаб швейцарской гвардии.
     Лэнгдон стоял в дверях и смотрел на смешение разных эпох, открывшееся перед его глазами. Встреча времен, думал он. Помещение являло собой великолепно декорированную библиотеку эпохи Ренессанса. Книжные полки, роскошные восточные ковры и яркие гобелены... и в то же время блоки новейших компьютеров и факсов, электронные карты Ватикана и телевизоры, настроенные на прием Си-эн-эн. Мужчины в живописных панталонах и футуристического вида наушниках яростно стучали по клавишам, внимательно вглядываясь в экраны мониторов.
     - Подождите здесь, - сказал их провожатый и направился через весь зал к необычайно высокому жилистому человеку, облаченному в темно-синий мундир.
     Человек разговаривал по сотовому телефону и держался так прямо, что создавалось впечатление, будто он даже прогибался назад. Швейцарец что-то ему сказал, человек в синем бросил быстрый взгляд в сторону Лэнгдона и Виттории, кивнул и вернулся к телефонной беседе.
     - Коммандер Оливетти примет вас через минуту, - сказал гвардеец, вернувшись.
     - Благодарю.
     Гвардеец кивнул и направился назад, к лестнице.
     Лэнгдон внимательно посмотрел на коммандера Оливетти, понимая, что перед ним Верховный главнокомандующий армией суверенной державы. Виттория и Лэнгдон ждали, наблюдая за происходящим. Гвардейцы в ярких униформах проявляли поистине бурную деятельность. Со всех сторон доносились команды на итальянском языке.
     - Continua cercando! <Продолжайте поиск!> - кричал в микрофон один из них.
     - Probasti il museo! <Проверьте музей! (ит.).> - вторил ему другой.
     Лэнгдону не надо было хорошо знать итальянский язык, чтобы понять - служба безопасности Ватикана ведет интенсивные поиски. Это, безусловно, была хорошая новость. Плохая же новость заключалась в том, что антивещество они пока не обнаружили.
     - С вами все в порядке? - спросил он Витторию. Девушка в ответ лишь устало улыбнулась и пожала плечами. Коммандер тем временем закончил разговор, решительным движением захлопнул мобильник и направился к ним. С каждым шагом офицер, казалось, становился все выше и выше. Лэнгдон и сам был достаточно высок, и ему редко доводилось смотреть на кого-нибудь снизу вверх, но в данном случае избежать этого было просто невозможно. Весь вид коммандера требовал подчинения, и Лэнгдон сразу понял, что этот человек прошел через многое. Его моложавое не по возрасту лицо было словно выковано из закаленной стали. Темные волосы были острижены коротким ежиком на военный манер, а глаза исполнены той непреклонной решимости, которая достигается лишь годами упорной муштры. Он надвигался на них неумолимо, как танк. За ухом у него был крошечный наушник, и это делало его похожим на агента американской секретной службы из плохого фильма.
     Офицер обратился к ним на английском языке с довольно сильным итальянским акцентом. Его голос для столь внушительной фигуры оказался на редкость тихим, но, несмотря на это, звучал по-военному уверенно и напористо.
     - Добрый день, - сказал он. - Я - коммандер Оливетти, главнокомандующий швейцарской гвардией, и это я звонил вашему директору.
     - Примите нашу благодарность, сэр, за то, что согласились нас принять, - подняла на него глаза Виттория.
     Коммандер, ничего не ответив, жестом пригласил их следовать за ним. Лавируя в лабиринте электронных приборов, они добрались до двери в боковой стене зала.
     - Входите, - пригласил офицер, придерживая дверь.
     Переступив через порог, Лэнгдон и Виттория оказались в затемненной комнате, одна из стен которой светилась экранами множества мониторов. На этих экранах, сменяя друг друга, лениво двигались изображения различных уголков Ватикана. За картинками внимательно следил молодой гвардеец.
     - Fuori <Выйди (ит.).>, - сказал Оливетти.
     Солдат поднялся со стула и вышел из комнаты. Оливетти подошел к одному из мониторов и произнес, указывая на экран:
     - Это изображение идет с одной из камер дистанционного контроля, спрятанной где-то в недрах Ватикана. Не могли бы вы объяснить, что это такое?
     Лэнгдон и Виттория бросили взгляд на дисплей и не удержались от вздоха. Места для сомнений не осталось. Это была ловушка антиматерии, доставленная сюда из ЦЕРНа. Внутри прозрачной сферы мерцала парившая в воздухе металлическая капля. Единственным источником света в том месте, где находился сосуд, служил дисплей электронного секундомера с ритмично меняющимися на нем цифрами. Вокруг ловушки царила полная темнота, словно ее поместили куда-то под землю или в полностью закрытое помещение. В верхнем левом углу монитора виднелась надпись: "Прямая передача - камера наблюдения №86".
     Виттория взглянула на меняющиеся цифры электронного счетчика времени и прошептала Лэнгдону:
     - Менее шести часов...
     - Итак, мы располагаем временем до... - произнес Лэнгдон, поднося к глазам руку с часами. Закончить фразу ему помешал сильный спазм где-то в районе желудка.
     - ...до полуночи, - с безнадежным видом сказала вместо него Виттория.
     "Полночь, - подумал Лэнгдон. - Очередное проявление театральности". Тот, кто прошлой ночью похитил ловушку, очевидно, точно рассчитал время. Мощнейший, грозящий катастрофой заряд уже был установлен на месте будущего взрыва, или в "точке зеро", как говорят специалисты.
     - Вы подтверждаете, что данный объект принадлежит вашему учреждению? - Шепот Оливетти теперь больше походил на шипение.
     - Да, сэр, - кивнула Виттория. - Этот сосуд был похищен из нашей лаборатории, и он содержит чрезвычайно взрывоопасную субстанцию, называемую антивеществом.
     Слова Виттории ничуть не встревожили Оливетти.
     - Я очень хорошо знаком со взрывным делом, мисс Ветра, но о взрывчатке, именуемой "антивещество", ничего не слышал.
     - Это продукт новых технологий. Сосуд надо найти немедленно. В противном случае придется эвакуировать весь Ватикан.
     Оливетти закрыл глаза, а затем медленно открыл их, словно надеясь на то, что это способно изменить смысл слов, произнесенных девушкой.
     - Эвакуировать? - переспросил он. - Вам, надеюсь, известно, что в данный момент происходит в Ватикане?
     - Да, сэр. И жизнь ваших кардиналов находится в опасности. В нашем распоряжении примерно шесть часов. Вам удалось хоть сколько-нибудь продвинуться в поисках ловушки?
     - Так вы называете эту штуку "ловушкой"? - спросил он и, величественно наклонив голову, добавил: - Мы даже и не приступали к ее поискам.
     - Что? - спросила, едва не задохнувшись от изумления, Виттория. - Но мы своими ушами слышали, как ваши подчиненные говорили о поисках...
     - Поисках, да... - сказал Оливетти. - Но мы ищем вовсе не эту игрушку. Мои люди заняты поисками, которые не имеют никакого отношения к вашему делу.
     - Следовательно, вы не начали искать ловушку? - срывающимся от волнения голосом повторила Виттория. - Я вас правильно поняла?
     Зрачки Оливетти сузились так сильно, что создавалось впечатление, будто они просто втянулись в глазные яблоки, и это сделало его похожим на насекомого.
     - Послушайте, как вас там? Мисс Ветра, кажется? - спросил он с бесстрастностью все того же насекомого. - Позвольте мне высказаться откровенно. Директор вашего заведения отказался поделиться со мной подробностями относительно характера объекта, заявив лишь, что я должен немедленно его найти. В данный момент мы чрезвычайно заняты, и я не могу позволить себе роскоши задействовать людские ресурсы, пока мне не станут известны все обстоятельства.
     - В данный момент, сэр, лишь одно обстоятельство имеет значение, - жестким тоном произнесла Виттория. - Если вы не найдете прибора, то не позже чем через шесть часов ваш Ватикан взлетит на воздух. Или испарится, если вас это больше устраивает.
     На лице Оливетти не дрогнул ни один мускул.
     - Мисс Ветра, - начал он, и теперь в его голосе можно было уловить снисходительные нотки. - Несмотря на несколько архаичный внешний вид Ватикана, каждая его дверь, как служебная, так и предназначенная для публики, снабжена новейшими, самыми чувствительными приборами защиты из всех известных человечеству. Если кто-то вдруг пожелает проникнуть к нам с взрывчатым веществом, оно немедленно будет обнаружено. В нашем распоряжении имеются сканеры радиоактивных изотопов, приборы, которые по тончайшему запаху могут мгновенно расшифровывать химический состав любых веществ, включая токсины. Повсюду установлены новейшие металлодетекторы и рентгеновские аппараты...
     - Весьма впечатляюще, - прервала его речь Виттория. Слова девушки звучали столь же холодно, как и слова коммандера. - К моему величайшему сожалению, антивещество не обладает радиоактивностью. Оно не имеет запаха, а по своему химическому составу является чистейшим водородом. Сам сосуд изготовлен из нейтрального пластика. Боюсь, что все ваши новейшие приборы окажутся в данном случае бессильны.
     - Но ваша ловушка имеет источник питания, - сказал Оливетти, показывая на мелькающие цифры хронометра. - Даже малейший след никель-кадмиевого...
     - Аккумулятор тоже изготовлен из пластика.
     - Пластмассовый аккумулятор?! - Судя по тону, каким был задан этот вопрос, терпение Оливетти подходило к концу.
     - Да. Электролит из полимерного геля и тефлона. Оливетти наклонился вперед, словно подчеркивая свое превосходство в росте, и раздельно произнес:
     - Синьорина, в Ватикан каждый месяц поступают десятки сообщений с угрозой взрыва. Я персонально инструктирую свой персонал по всем новейшим проблемам взрывной техники. И мне прекрасно известно, что в мире не существует взрывчатого вещества, способного, по вашим словам, уничтожить Ватикан. Если вы, конечно, не имеете в виду ядерное устройство. Если вы все-таки говорите о ядерном оружии, то оно должно иметь боеголовку размером как минимум с бейсбольный мяч.
     - Природа таит в себе массу пока еще не раскрытых тайн, - ответила Виттория, испепеляя офицера взглядом.
     - Могу я поинтересоваться, - сказал Оливетти, наклоняясь еще ниже, - какой пост вы занимаете в ЦЕРНе?
     - Я старший исследователь, и на период данного кризиса мне поручено осуществлять связь между моей организацией и Ватиканом.
     - Прошу прощения за грубость, но если мы действительно имеем дело с кризисом, почему я имею дело с вами, а не с вашим директором? И почему вы позволяете себе проявлять неуважение к Ватикану, являясь в это святое место в шортах?
     Лэнгдон издал тихий стон. Ученый не мог поверить, что в подобных обстоятельствах Верховный главнокомандующий будет думать о стиле одежды. Однако он вспомнил о каменных пенисах, которые, по мнению здешнего начальства, могли пробудить похоть у подчиненных, и решил, что появление девицы в обтягивающих шортах вполне способно произвести в Ватикане сексуальную революцию. Так что поведение коммандера было отчасти оправданно. Виттория Ветра являла собой угрозу безопасности Ватикана.
     - Коммандер Оливетти, - сказал Лэнгдон, выступая вперед (ему не хотелось, чтобы на его глазах взорвалась еще одна бомба), - позвольте представиться. Меня зовут Роберт Лэнгдон. Я преподаю историю религии в Гарвардском университете и к ЦЕРНу не имею ни малейшего отношения. Я видел, на что способно антивещество, и целиком разделяю точку зрения мисс Ветра о его чрезвычайной опасности. У нас есть все основания полагать, что антивещество доставлено в ваш комплекс членами антирелигиозного сообщества с целью сорвать конклав.
     - Итак, - начал офицер, сверля глазами Лэнгдона, - теперь, помимо женщины в шортах, уверяющей, что капля какого-то таинственного антивещества способна взорвать Ватикан, я имею американского профессора, заявляющего, что нам угрожает некое антирелигиозное сообщество. Чего же именно вы от меня хотите?
     - Найдите ловушку, - сказала Виттория. - И немедленно.
     - Это невозможно. Прибор может находиться где угодно. Ватикан достаточно велик.
     - Неужели ваши камеры слежения не снабжены сигнализаторами, указывающими их местонахождение?
     - Как правило, их у нас не воруют. Чтобы найти пропавшую камеру, потребуется несколько дней.
     - О днях не может быть и речи, - с вызовом бросила Виттория. - В нашем распоряжении лишь шесть часов.
     - Шесть часов до чего, мисс Ветра? - спросил Оливетти, и голос его на сей раз прозвучал неожиданно громко. Махнув рукой в сторону экрана, коммандер продолжил: - До тех пор, пока эта штука не закончит счет? До тех пор, пока не испарится Ватикан? Поверьте, я терпеть не могу людей, которые наносят ущерб моей системе безопасности, воруя камеры. Точно так же я не люблю и механических приспособлений, которые таинственным образом появляются в стенах города. Моя работа требует постоянной подозрительности, но то, что говорите вы, мисс Ветра, лежит за пределами возможного.
     - Вам когда-нибудь приходилось слышать о братстве "Иллюминати"? - вдруг выпалил Лэнгдон.
     Ледяная маска вдруг дала трещину. Глаза коммандера побелели, как у готовящейся напасть акулы, и он прогремел:
     - Я вас предупреждал, что у меня нет времени выслушивать всякие глупости!
     - Следовательно, о сообществе "Иллюминати" вы слышали?
     - Я дал клятву охранять католическую церковь, - ответил Оливетти; теперь его взгляд стал походить на острие штыка. - И об этом сообществе, естественно, слышал. Мне также известно, что это, с позволения сказать, братство не существует вот уже несколько десятков лет.
     Лэнгдон запустил руку в карман, извлек листок с изображением заклейменного тела Леонардо Ветра и вручил его Оливетти.
     - Я давно занимаюсь изучением истории братства "Иллюминати", и признать его существование в наши дни мне труднее, чем вам. Однако появление клейма и понимание того, что это сообщество давно предъявило счет Ватикану, вынудили меня изменить свою точку зрения.
     - Компьютерная фальшивка, - небрежно бросил Оливетти, возвращая факс Лэнгдону.
     Лэнгдон не верил своим ушам.
     - Фальшивка?! Да вы только взгляните на симметрию! Из всех людей вы первый должны понять, что это аутентичное...
     - Если на то пошло, то именно вам в первую очередь не хватает аутентичного понимания характера событий. Мисс Ветра, видимо, не удосужилась проинформировать вас о том, что ученые ЦЕРНа в течение нескольких десятилетий жестоко критикуют Ватикан. Они регулярно клеймят нас за возрождение идей креационизма, требуют формальных извинений за Галилея и Коперника, настаивают на том, чтобы мы прекратили осуждение аморальных или опасных исследований. Какой из двух сценариев для вас более приемлем, мистер Лэнгдон? Неужели вы предпочтете вариант, согласно которому из небытия вдруг возникнет вооруженный ядерной бомбой орден сатанистов с многовековой историей, чтобы уничтожить Ватикан? Если так, то для меня более приемлем второй. По моему мнению, какой-то идиот-шутник из ЦЕРНа решил сорвать важное для Ватикана событие с помощью тонко задуманной и отлично исполненной фальшивки.
     - На этом снимке изображен мой отец, - сказала Виттория, и в ее голосе можно было услышать клокот кипящей лавы. - Он был убит. Неужели вы хотите сказать, что я способна на подобные шутки?
     - Не знаю, мисс Ветра. Но до тех пор, пока я не получу от вас ответов, в которых будет хоть какой-то смысл, тревоги я поднимать не стану. Моя служба требует как бдительности, так и сдержанности... для того чтобы все духовные отправления вершились в Ватикане при просветленном сознании их участников. И в первую очередь сегодня.
     - Но тогда по крайней мере отложите мероприятие, - сказал Лэнгдон.
     - Отложить?! - опешил от столь еретической идеи Оливетти. - Какая наглость! Конклав, к вашему сведению, - это не бейсбольный матч в Америке, начало которого переносится из-за дождя. Это священнодействие со строгими правилами и процедурой. Вам, конечно, безразлично, что миллиард католиков по всему земному шару, затаив дыхание, ждут избрания своего нового лидера. Вам плевать на многочисленных представителей прессы, собравшихся у стен Ватикана. Протокол, согласно которому проходят выборы папы, священен. Начиная с 1179 года конклавы проводились, невзирая на землетрясения, голод и даже эпидемии чумы. И он не будет отменен из-за убийства какого-то ученого и появления одной капли Бог знает какого вещества.
     - Отведите меня к вашему главному начальнику, - потребовала Виттория.
     - Он перед вами! - сверкнул глазами Оливетти.
     - Нет. Мне нужен кто-нибудь из клира.
     От возмущения на лбу офицера вздулись жилы, но, сумев сдержаться, он ответил почти спокойно:
     - Все лица, имеющие отношение к клиру, ушли. Во всем Ватикане остались лишь швейцарские гвардейцы и члены коллегии кардиналов. Кардиналы собрались в Сикстинской капелле.
     - А как насчет камерария? - небрежно бросил Лэнгдон.
     - Кого?
     - Камерария покойного папы, - повторил Лэнгдон, надеясь на то, что память его не подвела.
     Он припомнил, что читал где-то об одном довольно забавном обычае Ватикана, связанном с передачей власти после кончины папы. Если память его не обманывает, то на период между смертью прежнего святого отца и выборами нового понтифика вся власть временно переходила в руки личного помощника покойного папы - так называемого камерария. Именно он должен был заниматься организацией и проведением конклава вплоть до того момента, как кардиналы назовут имя нового хозяина Святого престола.
     - Насколько я понимаю, в данный момент всеми делами Ватикана заправляет камерарий, - закончил американец.
     - И camerlengo? - недовольно скривившись, переспросил Оливетти. - Но наш камерарий - простой священнослужитель. Он не был рукоположен в кардиналы. Всего лишь личный слуга папы.
     - Тем не менее он здесь. И вы подчиняетесь ему.
     - Мистер Лэнгдон, - произнес Оливетти, скрестив на груди руки, - да, это так. Согласно существующим правилам, камерарий на время проведения конклава является высшей исполнительной властью Ватикана. Но это сделано только потому, что камерарий, сам не имея права стать папой, может обеспечить независимость выборов. Это примерно то же самое, как если бы один из помощников вашего президента временно занял Овальный кабинет после смерти своего босса. Камерарий молод, и его понимание проблем безопасности, так же как и иных важных вопросов, весьма ограниченно. И по существу, в данный момент я являюсь первым лицом Ватикана.
     - Отведите нас к нему, - сказала Виттория.
     - Это невозможно. Конклав открывается через сорок минут. Камерарий готовится к этому событию в кабинете папы, и я не намерен беспокоить его проблемами, связанными с безопасностью. Все эти вопросы входят в сферу моей компетенции.
     Виттория приготовилась дать достойный ответ, но в этот момент раздался стук в дверь, и на пороге возник швейцарский гвардеец при всех регалиях.
     - Е l'ora, comandante <Здесь: Время, начальник (ит.).>, - произнес он, постукивая пальцем по циферблату наручных часов.
     Оливетти взглянул на свои часы и кивнул. Затем он посмотрел на Лэнгдона и Витторию с видом судьи, определяющего их судьбу.
     - Следуйте за мной, - сказал он и, выйдя из комнаты наблюдения, направился к крошечному кабинетику со стеклянными стенами в дальнем конце зала.
     - Мой кабинет, - сказал Оливетти, приглашая их войти. Помещение было обставлено более чем скромно. Стол, беспорядочно заваленный бумагами, складные стулья, несколько канцелярских шкафов и прибор для охлаждения воды. Ничего лишнего. - Я вернусь через десять минут, - сказал хозяин кабинета. - А вы пока подумайте о том, как нам быть дальше.
     - Вы не можете просто взять и уйти! - взвилась Виттория. - Ловушка...
     - У меня нет времени на пустые разговоры! - ощетинился Оливетти. - Видимо, мне придется задержать вас до завершения конклава, после чего, как я полагаю, время у меня появится.
     - Синьор, - сказал гвардеец, снова показывая на часы, - Spazzare di Capella <Подметать капеллу (ит.).>.
     Оливетти кивнул и направился к двери.
     - Spazzare di Capella? - переспросила Виттория. - Неужели вы намерены заняться уборкой Сикстинской капеллы?
     Оливетти обернулся и, сверля девушку взглядом, ответил:
     - Мы намерены провести поиск разного рода электронных "жучков", мисс Ветра, дабы нескромные уши не прослушивали ход дебатов. Впрочем, вопросы скромности вам, по-видимому, чужды, - закончил он, взглянув на обнаженные ноги девушки.
     С этими словами коммандер захлопнул дверь с такой силой, что толстое стекло панели задребезжало. Затем одним неуловимым движением он извлек из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и повернул. Тяжелая щеколда со стуком встала на место.
     - Idiota! - завопила Виттория. - Ты не имеешь права нас здесь задерживать!
     Через стекло Лэнгдон увидел, как Оливетти что-то сказал одному из гвардейцев. Швейцарец понимающе кивнул. Главнокомандующий армией города-государства Ватикан направился к выходу, а подчиненный, с которым он только что говорил, развернулся и, скрестив руки на груди, стал за стеклом прямо напротив пленников. У его бедра висел довольно больших размеров револьвер.
     "Замечательно, - подумал Лэнгдон. - Лучше, дьявол бы их побрал, просто быть не может".

Глава 38

     Телефонный узел Ватикана расположен в Бюро ди коммуникационе, прямо за почтой. В сравнительно небольшом помещении стоит коммутатор "Корелко-141", и телефонисту приходится иметь дело примерно с двумя тысячами вызовов в день. Большая часть звонков автоматически направляется для записи в информационную систему.
     Единственный оставшийся на службе оператор лениво потягивал крепкий чай. Он был страшно горд тем, что из всех служащих лишь ему одному доверили сегодня остаться в Ватикане. Его радость несколько омрачало присутствие расхаживающего за дверями швейцарского гвардейца. Для эскорта в туалет, думал телефонист. На какие только унижения не приходится идти ради Святого конклава!
     Звонков в этот вечер, по счастью, было очень мало. А может быть, наоборот, к несчастью. Похоже, за последние годы интерес к Ватикану в мире сошел на нет. Поток звонков от прессы превратился в тоненький ручеек, и даже психи стали звонить не так часто, как раньше. Пресс-офис Ватикана надеялся на то, что сегодняшнее событие вызовет гораздо больше радостной шумихи. Печально, что на площадь Святого Петра прибыли в основном самые заурядные представители итальянских и европейских средств массовой информации. Из множества стоящих на площади телевизионных автобусов лишь малая горстка принадлежала глобальным сетям... да и те, видимо, направили сюда не самых лучших своих журналистов.
     Оператор, держа кружку в обеих руках, думал, как долго продлится конклав. Скорее всего до полуночи. Большинство близких к Ватикану наблюдателей еще до начала великого события знали, кто лидирует в гонке за Святой престол. Так что собрание, видимо, сведется к трех-четырехчасовому ритуалу. Нельзя, конечно, исключать и того, что возникшие в последний момент разногласия затянут церемонию до рассвета... а может быть, даже и более того. В 1831 году конклав продолжался пятьдесят четыре дня. Сегодня подобного не случится, сказал себе телефонист. Ходили слухи, что это собрание сведется всего-навсего к наблюдению за дымом.
     Размышления телефониста прервал сигнал на внутренней линии связи. Он взглянул на мигающий красный огонек и поскреб в затылке. Странно, подумал телефонист. Нулевая линия. Кто мог обращаться к дежурному телефонисту за информацией? Более того, кто вообще мог находиться сейчас в стенах Ватикана?
     - Citta del Vaticana? Prego? <Это Ватикан? Ответьте, пожалуйста (ит.).> - сказал он, подняв трубку. Человек на другом конце провода говорил по-итальянски очень быстро, но с легким акцентом. Телефонисту этот акцент был знаком - с таким налетом швейцарского французского говорили по-итальянски гвардейцы из службы охраны. Но звонил совершенно определенно не гвардеец...
     Услышав женский голос, телефонист вскочил со стула, расплескав свой чай. Он бросил взгляд на красный огонек коммутатора и убедился, что не ошибся. Внутренняя связь. Звонившая была в Ватикане. Нет, это, видимо, какая-то ошибка, подумал он. Женщина в этих стенах? Да еще в такой вечер?
     Дама говорила быстро и напористо. Телефонист достаточно много лет провел за пультом, чтобы сразу распознать pazzo <Сумасшедший (ит.).>. Нет, эта женщина не была сумасшедшей. Она была взволнована, но говорила вполне логично.
     - Il camerlengo? <Камерарий? (ит.).> - изумленно переспросил телефонист, лихорадочно размышляя о том, откуда, черт побери, мог поступить этот странный звонок. - Боюсь, что я не могу вас с ним соединить... Да, я знаю, что он в кабинете папы... Вас не затруднит назвать себя еще раз? И вы хотите предупредить его о том, что... - Он выслушал пояснение и повторил услышанное: - Мы все в опасности? Каким образом? Откуда вы звоните? Может быть, мне стоит связаться со службой... Что? - снова изумился телефонист. - Не может быть! Вы утверждаете, что звоните из...
     Выслушав ответ, он принял решение.
     - Не вешайте трубку, - сказал оператор и перевел женщину в режим ожидания, прежде чем та успела сказать что-то еще.
     Затем он позвонил по прямому номеру коммандера Оливетти. Но может быть, эта женщина оказалась... Ответ последовал мгновенно.
     - Per l'amore di Dio! <Ради Бога! (ит.).> - прозвучал уже знакомый женский голос. - Вы меня соедините наконец, дьявол вас побери, или нет?!

***

     Дверь в помещение штаба швейцарской гвардии с шипением уползла в стену, и гвардейцы поспешно расступились, освобождая путь мчащемуся словно ракета Оливетти. Свернув за угол к своему кабинету, он убедился в том, что часовой его не обманул. Виттория Ветра стояла у его стола и что-то говорила по его личному телефону.
     "Che coglione che ha questa! - подумал он. - Чтоб ты сдохла, паршивая дрянь!"
     Коммандер подбежал к двери и сунул ключ в замочную скважину. Едва распахнув дверь, он крикнул:
     - Что вы делаете?
     - Да, - продолжала Виттория в трубку, не обращая внимания на Оливетти. - Должна предупредить, что...
     Коммандер вырвал трубку из рук девушки и поднес к уху.
     - Кто, дьявол вас побери, на проводе?
     Через мгновение прямая как столб фигура офицера как-то обмякла, а голос зазвучал по-иному.
     - Да, камерарий... - сказал он. - Совершенно верно, синьор... Требования безопасности... конечно, нет... Да, я ее задержал здесь, но... Нет, нет... - повторил он и добавил: - Я немедленно доставлю их к вам.