Глава 43

     Лэнгдон неподвижно стоял у пуленепробиваемого окна папского кабинета и смотрел на скопище принадлежащих прессе транспортных средств. Жутковатая телефонная беседа вызвала у него странное ощущение. Братство "Иллюминати" казалось ему какой-то гигантской змеей, вырвавшейся из бездны истории, чтобы задушить в тисках своих колец древнего врага. Никаких условий. Никаких требований. Никаких переговоров. Всего лишь возмездие. Все очень просто. Смертельный захват становится все сильнее и сильнее. Месть, которая готовилась четыреста лет. Создавалось впечатление, что наука, несколько веков бывшая жертвой преследований, наносит наконец ответный удар.
     Камерарий стоял у своего стола, устремив невидящий взгляд на телефонный аппарат. Первым молчание нарушил Оливетти.
     - Карло... - сказал он, впервые обращаясь к камерарию по имени, и его голос звучал совсем не по-военному; так, как говорил коммандер, мог говорить только близкий друг. - Двадцать четыре года назад я поклялся защищать этот кабинет и его обитателей. И вот теперь я обесчещен.
     - Вы и я, - покачав головой, произнес камерарий, - служим Богу, пусть и по-разному. И если человек служит Ему верно, то никакие обстоятельства не могут его обесчестить.
     - Но как? Я не могу представить... как это могло случиться... Сложившееся положение... - Оливетти выглядел совершенно подавленным.
     - Вы понимаете, что у нас нет выбора?.. Я несу ответственность за безопасность коллегии кардиналов.
     - Боюсь, что ответственность за это лежит только на мне, синьор.
     - В таком случае поручите своим людям немедленно приступить к эвакуации.
     - Но, синьор...
     - План дальнейших действий мы продумаем позднее. Он должен включать поиск взрывного устройства и исчезнувших клириков. Следует также организовать облаву на того, кто их похитил. Но первым делом необходимо перевести в безопасное место кардиналов. Эти люди - фундамент нашей церкви.
     - Вы хотите немедленно отменить конклав?
     - Разве у меня есть выбор?
     - Но как быть с вашим священным долгом - обеспечить избрание нового папы?
     Молодой камерарий вздохнул, повернулся к окну и окинул взглядом открывшуюся перед ним панораму Рима.
     - Его святейшество как-то сказал мне, что папа - человек, вынужденный разрываться между двумя мирами... миром реальным и миром божественным. Он высказал парадоксальную мысль, заявив, что если церковь начнет игнорировать реальность, то не доживет до того момента, когда сможет насладиться божественным. - Голос камерария звучал не по годам мудро. - В данный момент мы имеем дело с реальным миром. И, игнорируя его, мы впадем в грех гордыни. Гордыня и традиции не должны возобладать над здравым смыслом.
     Слова молодого клирика, видимо, произвели впечатление на Оливетти. Коммандер кивнул и сказал:
     - Я понимаю вас, синьор.
     Казалось, что камерарий не слышал командира гвардейцев. Он стоял у окна, глядя куда-то за линию горизонта.
     - Позвольте мне быть откровенным, синьор. Реальный мир - это мой мир. Я ежедневно погружаюсь в его ужасы, в то время как другие имеют дело с чем-то возвышенным и чистым. Сейчас мы столкнулись с серьезным кризисом. Поскольку я постоянно готовился к возникновению подобной ситуации, разрешите мне дать вам совет. Ваши вполне достойные намерения... могут обернуться катастрофой.
     Камерарий вопросительно взглянул на Оливетти.
     - Эвакуация коллегии кардиналов из Сикстинской капеллы является, на мой взгляд, наихудшим из всех возможных в данный момент способов действия.
     Камерарий не выразил ни малейшего возмущения. Казалось, он пребывал в растерянности.
     - Так что же вы предлагаете?
     - Ничего не говорите кардиналам. Опечатайте Сикстинскую капеллу. Так мы выиграем время для проведения других мероприятий.
     - Вы хотите, чтобы я оставил всю коллегию кардиналов сидеть взаперти на бомбе замедленного действия? - не скрывая изумления, спросил камерарий.
     - Да, синьор. Но только временно. Если возникнет необходимость, мы проведем эвакуацию позже.
     - Отмена церемонии до того, как она началась, станет достаточным основанием для проведения расследования, - покачал головой камерарий. - Но после того как двери будут опечатаны, всякое вмешательство полностью исключается. Регламент проведения конклава четко...
     - Таковы требования реального мира, синьор. Сегодня мы живем в нем. Выслушайте меня... - Оливетти говорил теперь с четкостью боевого офицера. - Вывод в город ста шестидесяти ничего не подозревающих беззащитных кардиналов представляется мне весьма опрометчивым шагом. Среди весьма пожилых людей это вызовет замешательство и панику. И, честно говоря, одного инсульта со смертельным исходом для нас более чем достаточно.
     Инсульт со смертельным исходом. Эти слова снова напомнили Лэнгдону о заголовках газет, которые он увидел в клубе Гарварда, где ужинал со своими студентами: "У ПАПЫ СЛУЧИЛСЯ УДАР. ОН УМЕР ВО СНЕ".
     - Кроме того, - продолжал Оливетти, - Сикстинская капелла сама по себе является крепостью. Хотя мы никогда об этом не говорили, строение укреплено и способно выдержать ракетный удар. Готовясь к конклаву, мы в поисках "жучков" внимательно, дюйм за дюймом, осмотрели все помещения и ничего не обнаружили. Здание капеллы является надежным убежищем, поскольку я уверен, что внутри ее антивещества нет. Более безопасного места для кардиналов в данный момент не существует. Позже, если потребуется, мы сможем обсудить все связанные со срочной эвакуацией вопросы.
     Слова Оливетти произвели на Лэнгдона сильное впечатление. Холодной логикой своих рассуждений коммандер напоминал Колера.
     - Сэр, - вступила в разговор молчавшая до этого Виттория, - есть еще один весьма тревожный момент. Никому пока не удавалось создать такое количество антивещества, и радиус действия взрыва я могу оценить весьма приблизительно. Но у меня нет сомнения, что прилегающие к Ватикану кварталы Рима окажутся в опасности. Если ловушка находится в одном из ваших центральных зданий или под землей, действие на внешний мир может оказаться минимальным, но если антивещество спрятано ближе к периметру... в этом здании, например... - Девушка умолкла, бросив взгляд на площадь Святого Петра.
     - Я прекрасно осведомлен о своих обязанностях перед внешним миром, - ответил Оливетти, - но все-таки вы не правы. Никакой дополнительной опасности не возникает. Защита этой священной обители была моей главной обязанностью в течение последних двадцати лет. И я не намерен допустить взрыв.
     - Вы полагаете, что сможете найти взрывное устройство? - быстро взглянул на него камерарий.
     - Позвольте мне обсудить возможные варианты действий с моими специалистами по безопасности. Один из вариантов может предусматривать прекращение подачи электроэнергии в Ватикан. Таким образом мы сможем устранить наведенные поля и создать возможность для выявления магнитного поля взрывного устройства.
     - Вы хотите вырубить все освещение Ватикана? - изумленно спросила Виттория. Слова Оливетти ее поразили.
     - Я не знаю, возможно ли это, но испробовать такой вариант в любом случае необходимо.
     - Кардиналы наверняка попытаются узнать, что произошло, - заметила Виттория.
     - Конклав проходит при свечах, - ответил Оливетти. - Кардиналы об отключении электричества даже не узнают. Как только Сикстинская капелла будет опечатана, я брошу всех своих людей, за исключением тех, кто охраняет стены, на поиски антивещества. За оставшиеся пять часов сотня человек сможет сделать многое.
     - Четыре часа, - поправила его Виттория. - Я должна буду успеть доставить ловушку в ЦЕРН. Если мы не сумеем зарядить аккумуляторы, взрыва избежать не удастся.
     - Но почему не зарядить их здесь?
     - Штекер зарядного устройства имеет весьма сложную конфигурацию. Если бы я могла предвидеть ситуацию, то привезла бы его с собой.
     - Что же, четыре так четыре, - хмуро произнес Оливетти. - Времени у нас, так или иначе, достаточно. Синьор, в вашем распоряжении десять минут. Отправляйтесь в капеллу и опечатывайте двери. Дайте моим людям возможность спокойно работать. Когда приблизится критический час, тогда и будем принимать критические решения.
     "Интересно, насколько должен приблизиться этот "критический час", чтобы Оливетти приступил к эвакуации?" - подумал Лэнгдон.
     - Но кардиналы обязательно спросят меня о preferiti... - смущенно произнес камерарий, - особенно о Баджиа. Коллегия захочет узнать, где они.
     - В таком случае, синьор, вам придется придумать какое-нибудь объяснение. Скажите, например, что вы подали к чаю пирожные, которые не восприняли их желудки.
     Подобное предложение привело камерария в состояние, близкое к шоковому.
     - Вы хотите, чтобы я, стоя у алтаря Сикстинской капеллы, лгал коллегии кардиналов?!
     - Для их же блага. Una bugia veniale. Белая ложь. Ваша главная задача - сохранить их покой. А теперь позвольте мне удалиться, чтобы приступить к действиям, - закончил Оливетти, показывая на дверь.
     - Комманданте, - сказал камерарий, - мы не имеем права забывать об исчезнувших кардиналах.
     - Баджиа и остальные трое в данный момент находятся вне досягаемости, - сказал, задержавшись у порога, Оливетти. - Мы должны забыть о них... ради спасения всех остальных. Военные называют подобную ситуацию triage.
     - Что в переводе на обычный язык, видимо, означает "бросить на произвол судьбы"?
     - Если бы мы имели возможность установить местонахождение четырех кардиналов, синьор, - твердым голосом произнес Оливетти, - то ради их спасения я без колебания принес бы в жертву свою жизнь. Но... - Он указал на окно, за которым лучи предвечернего солнца освещали городские крыши. - Розыск в пятимиллионном городе выходит далеко за пределы моих возможностей. Я не могу тратить время на то, чтобы успокаивать свою совесть участием в бесполезных затеях. Извините.
     - Но если мы схватим убийцу, неужели мы не сможем заставить его заговорить? - неожиданно вмешалась Виттория.
     - Солдаты, мисс Ветра, не могут позволить себе быть святыми, - мрачно глядя на девушку, произнес коммандер. - Поверьте, я прекрасно понимаю ваше личное желание поймать этого человека.
     - Это не только мое личное желание, - возразила она. - Убийца знает, где спрятано антивещество и где находятся кардиналы. И если мы начнем его поиски, то...
     - Сыграем на руку врагам, - закончил за нее Оливетти. - Попытайтесь, мисс, объективно оценить ситуацию. Иллюминаты как раз рассчитывают на то, что мы начнем поиски в нескольких сотнях римских церквей, вместо того чтобы искать взрывное устройство в Ватикане. Кроме того... мы в этом случае оставим без охраны Банк Ватикана. Об остальных кардиналах я даже и не говорю. Нет, на все это у нас нет ни сил, ни времени.
     Аргументы коммандера, видимо, достигли цели. Во всяком случае, никаких возражений они не вызвали.
     - А как насчет римской полиции? - спросил камерарий. - Мы могли бы, объяснив ситуацию, обратиться к ней за помощью. В таком случае операцию можно было бы развернуть по всему городу. Попросите их начать поиски человека, захватившего кардиналов.
     - Это будет еще одна ошибка, - сказал Оливетти. - Вам прекрасно известно, как относятся к нам римские карабинеры. Они сделают вид, что ведут розыск, незамедлительно сообщив о разразившемся в Ватикане кризисе всем мировым средствам массовой информации. У нас слишком много важных дел для того, чтобы тратить время на возню с журналистами.
     "Я сделаю их звездами прессы и телевидения, - вспомнил Лэнгдон слова убийцы. - Первое тело появится в восемь часов. И так каждый час до полуночи. Прессе это понравится".
     Камерарий снова заговорил, и теперь в его словах звучал гнев:
     - Комманданте, мы окажемся людьми без чести и совести, если не попытаемся спасти похищенных кардиналов!
     Оливетти взглянул прямо в глаза клирика и произнес ледяным тоном:
     - Молитва святого Франциска... Припомните ее, синьор!
     - Боже, - с болью в голосе произнес камерарий, - дай мне силы выдержать все то, что я не в силах изменить.

Глава 45

     - Ничего из этого не выйдет, - расхаживая по папскому кабинету и глядя на камерария, говорила Виттория. - Даже если швейцарским гвардейцам и удастся отфильтровать все электронные помехи, им, для того чтобы обнаружить сигнал, надо быть над самой ловушкой. При этом ловушка должна быть доступной... Не укрытой сверху. А что, если она находится в металлической, зарытой в землю коробке? В таком случае обнаружить ее не удастся. А как быть, если в среду гвардейцев проник агент иллюминатов?! Разве мы можем быть уверены в том, что поиск будет вестись с максимальной тщательностью?
     - И что же вы предлагаете, мисс Ветра? - спросил камерарий. Молодой клирик выглядел совершенно опустошенным.
     Но это же совершенно очевидно, раздраженно подумала Виттория, а вслух произнесла:
     - Я предлагаю, синьор, чтобы вы незамедлительно приняли все меры предосторожности. Будем вопреки всему надеяться, что предпринятые коммандером поиски окажутся успешными. Но взгляните в окно. Вы видите этих людей? Эти здания за площадью? Автобусы прессы? Все они скорее всего окажутся в радиусе действия взрыва. Поэтому вы должны действовать немедленно.
     Камерарий кивнул с отрешенным видом.
     Собственная беспомощность приводила Витторию в отчаяние. Оливетти сумел убедить всех в том, что до взрыва остается масса времени. Но девушка знала: если известие об угрозе Ватикану просочится в средства массовой информации, то площадь Святого Петра уже через несколько минут будет забита зеваками. Виттория видела, как это происходило у здания швейцарского парламента, когда в нем были захвачены заложники, а террористы грозили взорвать мощную бомбу. Тогда на площади перед зданием собрались тысячи людей, чтобы своими глазами увидеть, как все произойдет. Несмотря на предупреждения полиции, толпа зевак только увеличивалась. Ничто не вызывает у людей большего интереса, чем человеческая трагедия.
     - Синьор, - продолжала Виттория, - человек, убивший моего отца, находится где-то в городе. Каждая клеточка моего тела требует, чтобы я немедленно бросилась на поиски негодяя. Но я остаюсь в вашем кабинете... поскольку чувствую свою ответственность перед вами. Перед вами и перед всеми остальными. В опасности жизнь многих людей. Вы слушаете меня, синьор?
     Камерарий ничего не ответил.
     Виттория чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Почему швейцарские гвардейцы не смогли установить место, откуда был звонок?! Этот убийца - ключевая фигура в решении всей проблемы! Ему известно, где спрятана ловушка... он, черт побери, знает местонахождение кардиналов! Схватите этого человека, и все проблемы будут решены!
     Виттория понимала, что находится на грани нервного срыва. Подобное чувство бессильного отчаяния она испытывала лишь в далеком детстве, еще в то время, когда была сиротой. Тогда у нее не было способа с ним справиться. Неужели и сейчас она не сумеет его преодолеть? У тебя есть возможности, убеждала она себя. Возможности имеются всегда, их надо лишь увидеть. Но все эти рассуждения оказывались бесполезными. Ее мысли продолжали путаться. Виттория была научным работником и умела решать сложные проблемы. Но на сей раз она, видимо, столкнулась с проблемой, не имеющей решения. "Какие данные тебе нужны? Какую цель ты себе ставишь?" - такие вопросы задавала она себе, и впервые за все время своей взрослой жизни не находила на них ответа.
     Дыхание ее стало каким-то прерывистым. Кажется, она начинала задыхаться.

***

     Голова Лэнгдона раскалывалась от боли, и ему казалось, что он находится на краю пропасти, отделяющей реальный мир от мира безумия. Американец смотрел на Витторию и камерария, но видел вовсе не их. Перед его мысленным взором проносились какие-то отвратительные картины: взрывы, толпящиеся газетчики, наезжающие камеры, четыре заклейменных человеческих тела...
     Шайтан... Люцифер... Носитель света... Сата...
     Усилием воли ему удалось прогнать эти дьявольские образы. Мы имеем дело с хорошо подготовленным террористическим актом, напомнил он себе, вернувшись к реальности. С запланированным хаосом. В его памяти неожиданно всплыла лекция курса, который он прослушал, занимаясь исследованием символики древнеримских преторов. После нее Лэнгдон стал видеть терроризм совсем в ином свете.
     - Терроризм... - говорил тогда профессор, - всегда ставит перед собой одну-единственную цель. В чем она заключается?
     - В убийстве невинных людей, - предположил один из студентов.
     - Неверно. Смерть является всего лишь побочным продуктом терроризма.
     - Чтобы продемонстрировать силу, - высказался другой слушатель.
     - Нет. Более яркого проявления слабости, чем террор, в мире не существует.
     - Чтобы вызвать страх, - произнес чей-то голос.
     - Именно. Это исчерпывающий ответ. Говоря простым языком, цель терроризма - вызвать страх и ужас. Эти чувства подтачивают силы врага изнутри... вызывают волнение в массах. А теперь запишите... "Терроризм не есть проявление ярости. Терроризм - политическое оружие. Когда люди видят, что их правительство бессильно, они утрачивают веру в своих лидеров".
     Утрачивают веру...
     Так вот, значит, для чего вся эта затея? Лэнгдона мучил вопрос, как отреагируют христиане всего мира, увидев, что их кардиналы валяются на улице, словно дохлые собаки. Если вера не смогла защитить высших священнослужителей от происков сатаны, то на что же надеяться им - простым смертным? Лэнгдону казалось, что в его голове стучит тяжелый молот... а какие-то негромкие голоса распевают военный гимн.
     "Вера тебя не спасет... Тебя спасут медицина и надувные мешки в автомобиле. Бог тебя не защитит... Тебя сможет защитить только разум. Только просвещение... Верь лишь в то, что приносит ощутимые результаты. Сколько лет прошло с тех пор, когда кто-то расхаживал по воде аки посуху? В наше время чудеса способна творить только наука... компьютеры, вакцины, космические станции... а теперь даже и божественное чудо творения. Вещество из ничего получено в лаборатории... Кому нужен этот Бог? Никому! Наука - вот наше божество!"
     В ушах Лэнгдона зазвучал голос убийцы. Полночь... Математическая прогрессия смерти... невинные агнцы, возложенные на алтарь науки.
     Затем навязчивые голоса вдруг исчезли. Призраки разбежались так, как разбегается толпа при звуках первого выстрела.
     Роберт Лэнгдон вскочил на ноги настолько резко, что его стул откинулся назад и со стуком свалился на пол.
     Виттория и камерарий едва не подпрыгнули от неожиданности.
     - Как я мог этого не увидеть? - прошептал Лэнгдон словно завороженный. - Ведь это было совершенно очевидно...
     - Не увидеть что? - спросила Виттория.
     Не ответив на вопрос девушки, Лэнгдон повернулся к священнику и сказал:
     - Святой отец, в течение трех лет я бомбардировал кабинет его преосвященства просьбами открыть для меня доступ к архивам Ватикана. И семь раз я получил отказ.
     - Простите, мистер Лэнгдон, но боюсь, что сейчас не время выступать с подобными жалобами.
     - Мне нужен немедленный доступ в архивы. Это касается четырех исчезнувших кардиналов. Не исключено, что я смогу узнать те места, где их собираются убить.
     Виттория бросила на него изумленный, непонимающий взгляд.
     Камерарий явно растерялся и выглядел так, словно стал мишенью какой-то грубой шутки.
     - Не могу поверить в то, что подобная информация содержится в наших архивах.
     - Не стану обещать, что добуду нужные сведения вовремя, но если вы допустите меня...
     - Мистер Лэнгдон, через четыре минуты я обязан появиться в Сикстинской капелле. А архив расположен в противоположном конце Ватикана.
     - Вы ведь не шутите? - спросила Виттория, заглядывая Лэнгдону в глаза. Казалось, в их глубине она хотела увидеть, насколько серьезны его намерения.
     - Сейчас не время для шуток! - бросил Лэнгдон.
     - Святой отец, - сказала Виттория, оборачиваясь к камерарию, - если имеется хотя бы малейший шанс... узнать, где намечены убийства, мы могли бы устроить там засады и...
     - Но при чем здесь архивы? - недоуменно спросил клирик. - Каким образом в них может оказаться подобная информация?
     - На объяснение уйдет гораздо больше времени, чем у нас есть. Но если я прав, эта информация поможет нам схватить ассасина.
     Камерарий, судя по его виду, очень хотел поверить словам американца и почему-то не мог.
     - Но в этих архивах хранятся величайшие тайны христианства. Сокровища, на которые даже я не имею права взглянуть.
     - Мне это известно.
     - Пользоваться архивами можно, лишь имея письменное разрешение главного хранителя или Библиотечного совета Ватикана.
     - Или прямое согласие папы, - добавил Лэнгдон. - Об этом сказано во всех отказах, которые направил мне ваш главный хранитель.
     Камерарий кивнул, подтверждая слова американца.
     - Не хочу показаться чрезмерно настойчивым, - продолжал Лэнгдон, - но если я не ошибаюсь, то папское разрешение исходит именно из этого кабинета. И, как нам всем известно, в настоящее время вы являетесь его хозяином. Учитывая обстоятельства...
     Камерарий извлек из кармана сутаны часы и посмотрел на циферблат.
     - Мистер Лэнгдон, для того чтобы спасти церковь, я в буквальном смысле слова готов пожертвовать своей жизнью.
     По выражению глаз прелата Лэнгдон понял, что тот говорит правду.
     - Вы действительно уверены, что этот документ хранится в наших архивах? И вы действительно верите в то, что он способен помочь нам установить, где расположены эти четыре церкви?
     - Если бы я не был в этом уверен, то не стал бы столько раз просить разрешения на доступ в архивы. Италия слишком далека от Соединенных Штатов, чтобы лететь туда без уверенности его получить. Подобные вещи чересчур обременительны для скромного профессорского жалованья. Документ этот является старинной...
     - Умоляю... - прервал его камерарий. - Простите меня, но мой мозг уже отказывается воспринимать какие-либо дополнительные сведения. Вам известно, где находится секретный архив?
     - Около ворот Святой Анны, - почему-то волнуясь, ответил Лэнгдон.
     - Впечатляюще! - заметил камерарий. - Большинство ученых полагают, что в архивы ведет потайная дверь за троном Святого Петра.
     - Весьма распространенное заблуждение в научных кругах. Та дверь ведет в Archivio della Reverenda di Fabbrica di S. Pietro <Архив строительной конгрегации - учреждения, созданного папой Юлием II в 1506 г. Для строительства новой ватиканской базилики.>, - ответил Лэнгдон.
     - Обычно всех посетителей архива сопровождает ассистент библиотекаря, но сейчас в архивах никого нет. Таким образом, вы получаете от меня карт-бланш. Учтите, что даже кардиналы не имеют права входить в архив без сопровождения.
     - Заверяю вас, что буду обращаться с вашими сокровищами предельно осторожно. Главный хранитель даже не заподозрит, что я побывал в его владениях.
     Где-то высоко над их головами зазвонили колокола собора Святого Петра. Камерарий еще раз взглянул на свои карманные часы.
     - Мне пора, - сказал он. А затем после недолгой паузы добавил, глядя в глаза Лэнгдона: - Я распоряжусь, чтобы у архива вас встретил один из швейцарских гвардейцев. Я верю вам, мистер Лэнгдон. Отправляйтесь.
     Лэнгдон был настолько взволнован, что некоторое время не мог говорить. А молодой служитель церкви, казалось, напротив, вновь обрел душевное равновесие. Камерарий был так спокоен, что это даже пугало. Протянув руку, он крепко сжал плечо Лэнгдона и произнес решительно:
     - Желаю вам обрести то, что вы ищете. И как можно скорее.

Глава 47

     Камерарий Карло Вентреска знал, что времени у него в обрез, но тем не менее шел очень медленно. Ему хотелось побыть одному, чтобы хоть немного собраться с мыслями перед молитвой открытия, которую ему предстояло произнести. За последние дни произошло столько событий... Заботы этих пятнадцати дней тяжким бременем легли на его плечи и теперь отдавались болью во всем теле.
     Он скрупулезно, до последней буквы, выполнял все возложенные на него священные обязанности.
     Согласно традиции, именно камерарий должен официально подтвердить смерть папы. Ближайший помощник покойного был обязан приложить пальцы к сонной артерии своего шефа и, убедившись, что пульса нет, трижды провозгласить имя усопшего. Закон запрещал проводить вскрытие. После этого камерарий опечатывал спальню папы, уничтожал папское "кольцо рыбака" <Согласно Писанию, святой Петр, который считается первым наместником Бога на земле, в своей дохристианской жизни был рыбаком.>, разбивал формы для изготовления свинцовых печатей и приступал к организации похорон. После завершения печального обряда камерарий начинал готовить конклав.
     Конклав, думал он, последнее испытание. Одна из древнейших традиций христианства. Правда, в дни, когда исход голосования известен заранее, этот ритуал часто критикуют, называя устаревшим и заявляя, что это скорее дешевое шоу, а не подлинные выборы. Однако камерарий знал, что подобные заявления - результат недостаточного понимания сути события. Конклав не сводился к выборам. Это был старинный, исполненный мистики ритуал передачи власти. Эта традиция уходила в глубь веков... соблюдение тайны, тщательно сложенные листки бумаги, сжигание бюллетеней, смешивание старинных химикалий, дымовые сигналы...
     Интересно, как себя чувствует кардинал Мортати, думал камерарий, подходя к лоджиям Григория XIII. Во всяком случае, он не мог не заметить отсутствия preferiti. Без них голосование затянется до утра. Назначение Мортати великим выборщиком было удачным шагом, убеждал себя камерарий. Кардинал славится широтой взглядов и всегда говорит то, что думает. В эту ночь конклав будет как никогда нуждаться в сильном лидере.
     Когда камерарий достиг верхней ступени Королевской лестницы, ему вдруг показалось, что он оказался на вершине своей жизни. Отзвуки происходящего в Сикстинской капелле доносились даже сюда. Служитель Бога слышал шелест голосов ста шестидесяти пяти кардиналов.
     Ста шестидесяти одного кардинала, поправил он себя.
     На какое-то мгновение ему вновь почудилось, что он, объятый пламенем, падает вниз, устремляясь в преисподнюю, а вокруг него неистово кричат люди, и с небес идет дождь из камней и крови.
     После этого воцарилась тишина.

***

     Проснувшись, ребенок увидел, что находится на небесах. Со всех сторон его окружала белизна. Свет был ослепительно ярким и каким-то бесконечно чистым. Скептики могли сказать, что десятилетний мальчуган не в силах понять, что такое небо. Однако юный Карло Вентреска прекрасно знал, где находится. Он оказался на небесах. А где еще он мог быть? Пробыв на земле всего одно десятилетие, он всей душой ощущал величие Бога, проявлявшееся в громовых звуках органа, гигантских куполах соборов, ангельских голосах церковных хоров, ярких витражах, в золоте и бронзе. Мама Мария ежедневно водила сына к мессе, и церковь стала его домом.
     - Почему мы ходим сюда каждый день? - спросил как-то Карло из любопытства, а не потому, что это ему не нравилось.
     - Потому, что я дала такой обет Богу, - ответила мама. - А обещание, данное Творцу, является самым важным из всех обещаний. Никогда не нарушай своих обетов Богу.
     Карло пообещал, что всегда останется верным данному Богу слову. Маму он любил больше всех на свете. Она была его ангелом. Иногда он даже называл ее Maria benedetta - Мария Благословенная, хотя ей это не нравилось. Мальчик стоял рядом с ней на коленях, вдыхая аромат ее волос, прислушиваясь к тихому шепоту и следя за тем, как она перебирает четки. "Святая Дева Мария, Матерь Божия... помолись за нас, грешных... как сегодня, так и в час нашей смерти..."
     - А где мой папа? - иногда спрашивал Карло, прекрасно зная, что отец умер еще до его рождения.
     - Теперь лишь Бог твой отец, - всегда отвечала мать. - Ты - дитя церкви.
     Карло этот ответ доставлял удовольствие.
     - Когда тебя что-то напугает, вспомни, что твой отец сам Бог. Он постоянно следит за своим сыном и защищает его. Бог уготовил для тебя блестящее будущее, Карло, - говорила мама, и мальчик знал, что она права. Юный Карло Вентреска постоянно чувствовал присутствие Бога в своей крови.
     Кровь...
     Кровавый дождь!
     Затем тишина. И после этого - небо.
     Оказалось, что его небеса были потолком реанимационного отделения лечебницы Святой Клары под Палермо. Об этом Карло узнал, когда погас ослепляющий свет хирургической лампы. Мальчик оказался единственным, кто выжил после того, как от взрыва бомбы террористов рухнула часовня, в которую они с мамой ходили молиться во время вакаций. Погибли тридцать семь человек, включая мать Карло. То, что мальчик выжил, газеты назвали чудом святого Франциска. За несколько секунд до взрыва Карло по каким-то даже ему не ясным причинам отошел от матери и уединился в глубокой нише, чтобы полюбоваться гобеленом, на котором были изображены подвиги этого святого.
     "Туда меня позвал Бог, - решил он. - Творец захотел меня спасти".
     От боли у мальчика начались галлюцинации. Он видел, как стоявшая на коленях мама посылает ему воздушный поцелуй и как через долю секунды после этого ее так чудно пахнущее тело разлетается на куски. Камерарий всем своим существом ощущал зло, которое совершили те люди. Именно тогда с неба и полил кровавый дождь. Кровь его матери. Кровь Марии Благословенной!
     Бог постоянно следит за своим сыном и защищает его, говорила мама.
     Но в таком случае где же Он сейчас?!
     А тогда, словно подтверждая истинность слов матери, в клинике появился священнослужитель. Навестить мальчика пришел не простой патер, а епископ. Он прочел над Карло молитву. Чудо святого Франциска! Когда больной поправился, его поселили в небольшом монастыре при соборе, в котором служил сам епископ. Карло жил и учился вместе с монахами, а одно время даже прислуживал в алтаре своему новому покровителю. Епископ советовал Карло поступить в светскую школу, но мальчик отказался. Он был счастлив в своей новой обители. Наконец-то он жил в Доме Божьем.
     Каждый вечер Карло молился за свою мать.
     "Бог сохранил меня с какой-то целью, - думал он. - Какова же Его цель?"
     Когда ему минуло шестнадцать, он, согласно итальянским законам, должен был пройти двухлетнюю военную службу. Епископ сказал, что если молодой человек поступит в семинарию, то его освободят от воинской обязанности. На это Карло ответил, что мечтает стать семинаристом, однако прежде хочет лично познать, что есть зло.
     Епископ его не понял.
     Тогда Карло объяснил ему, что, поскольку он намерен посвятить свою жизнь борьбе со злом, ему надо понять зло и лучшего места, нежели армия, для этого не найти. Армия использует пушки и бомбы. А его мать - Мария Благословенная - погибла именно от бомбы!
     Епископ пытался его переубедить, но Карло твердо стоял на своем.
     - Береги себя, сын мой, - наконец сказал прелат. - И помни, что церковь ждет твоего возвращения.
     Два года армейской службы оказались для Карло кошмаром. Его юность прошла в покое и глубоких раздумьях. Но в армии времени для размышлений не было. Постоянный шум, движение огромных машин. Ни секунды покоя. Хотя солдат раз в неделю водили к мессе, Карло совершенно не чувствовал присутствия Бога в душах своих товарищей. В их головах и сердцах царил хаос, который не позволял увидеть Творца.
     Карло ненавидел свою новую жизнь и мечтал о возвращении домой. Но в то же время он был полон решимости пройти через это испытание до самого конца. Ему еще предстояло узнать, что есть зло. Молодой человек отказался стрелять, и военные научили его управлять вертолетом медицинской службы. Карло терпеть не мог шума винтов и запаха топлива, и его утешало лишь то, что, поднимаясь в небо, он оказывался ближе к маме. Когда ему сообщили, что курс подготовки пилота включает прыжки с парашютом, он пришел в ужас. Но выбора у него не было.
     "Бог защитит меня", - сказал он себе.
     Первый прыжок оказался самым значительным событием во всей его жизни. Это было похоже на полет рядом с самим Богом. Карло хотел прыгать снова и снова... Тишина... парение... и лицо мамы в белых облаках.
     У Бога были грандиозные планы для Карло. Окончив военную службу, он поступил в семинарию.
     Это было двадцать три года назад.

***

     И вот теперь, спускаясь по Королевской лестнице, камерарий Карло Вентреска пытался осмыслить цепь событий, приведших его на этот перекресток истории.
     "Оставь все страхи, - сказал он себе, - и посвяти эту ночь Богу".
     Он уже видел бронзовые двери Сикстинской капеллы и охранявших их четырех швейцарских гвардейцев. Солдаты открыли замок и распахнули тяжелые створки. Все присутствующие повернули головы в сторону камерария. Тот, в свою очередь, обежал взором черные мантии и красные кардинальские кушаки. Он понял наконец, какие грандиозные планы строил для него Бог. Он возложил на него ответственность за судьбу церкви.
     Карло Вентреска осенил себя крестным знаменем и шагнул через порог.

Глава 49

     Лэнгдон и Виттория остались одни перед двустворчатой дубовой дверью, ведущей в святая святых секретных архивов Ватикана. Колоннада, в которой они находились, производила странное впечатление. Покрывающие мраморный пол роскошные ковры откровенно диссонировали с электронными камерами слежения, вмонтированными в потолок среди резных деревянных херувимов. Лэнгдон назвал про себя этот стиль стерильным ренессансом. На стене рядом с дверями висела небольшая бронзовая табличка, на которой было написано:

     АРХИВЫ ВАТИКАНА Смотритель падре Жаки Томазо

     Святой отец Жаки Томазо. Это имя Лэнгдон знал по письмам с отказом, которые копились на его рабочем столе. "Дорогой мистер Лэнгдон, с великим сожалением я вынужден вам отказать..."
     С сожалением. Полная чушь. После того как здесь появился этот Жаки Томазо, Лэнгдон не слышал ни об одном американце некатолического вероисповедания, получившем допуск к секретным ватиканским архивам. Историки называли его "жандармом". Жаки Томазо слыл самым непреклонным библиотекарем на земле.
     Лэнгдон не очень бы удивился, если бы, открыв дверь, вдруг увидел Томазо в камуфляже с каской на голове и с базукой в руках. Но подобное было все же из области фантастики. За дверью, естественно, никого не оказалось.
     Лишь тишина и мягкий свет.
     Archivio Vaticano. Мечта всей его жизни.
     Оглядевшись по сторонам, Лэнгдон вначале ощутил некоторое смущение. Ученый понял, каким безнадежным романтиком он в душе оставался. Оказалось, что его представление о том, как выглядит архив, было страшно далеко от реальности. Он не увидел здесь ни запыленных деревянных полок, уставленных потертыми томами, ни монахов, составляющих каталоги при свете свечей, ни витражей, ни прелатов со свитками в руках...
     Здесь не было ничего даже отдаленно напоминающего эту воображаемую картину.
     С первого взгляда помещение казалось затемненным авиационным ангаром, в котором кто-то соорудил десяток стоящих отдельно друг от друга кабинок для игры в ракетбол. Лэнгдон знал о существовании в архивах герметичных стеклянных кубов и не очень удивился, увидев их здесь. Влажность и смена температуры наносили непоправимый ущерб старинным книгам и рукописям. Для того чтобы обеспечить их сохранность, требовались специальные помещения, обеспечивающие оптимальную влажность и предохраняющие книги от воздействия содержащихся в воздухе природных кислот. Лэнгдону приходилось сиживать в таких хранилищах, и он всегда нервничал, входя в герметичный куб, подача кислорода в который зависела от дежурного библиотекаря.
     В стеклянных ячейках царила какая-то призрачная полутьма. Единственным источником света в них была небольшая скрытая под колпаком лампа в дальнем конце каждого стеллажа. Глаз Лэнгдона едва улавливал бесконечные ряды полок, каждая из которых была заполнена историей. Да, это был поистине бесценный кладезь сведений.
     Виттория, судя по ее виду, тоже была потрясена. Она стояла рядом с ним и молча смотрела на прозрачные стеклянные кабины.
     Поскольку времени у них не было, Лэнгдон решил не искать в полутемном помещении библиотечный каталог, представлявший собой огромный том, в котором были указаны все находящиеся в хранении материалы. В глаза ему бросились несколько компьютерных терминалов, установленных в разных концах зала.
     - Похоже, мы имеем дело с системой "Библион". Индекс архивов компьютеризован.
     - Это облегчит нашу задачу? - с надеждой спросила Виттория.
     Лэнгдон очень хотел бы разделить надежду девушки, но он чувствовал, что это плохая новость. Подойдя к терминалу, он нажал несколько клавиш, и его опасения тут же подтвердились.
     - Старый добрый метод, - сказал американец, - был бы для нас гораздо полезнее.
     - Почему?
     - Да потому, что обычный каталог не защищен паролем. Может быть, талантливые физики являются прирожденными хакерами? - спросил он с улыбкой.
     - Я могу вскрывать устрицы, и это, пожалуй, все, - улыбнулась она в ответ.
     Лэнгдон глубоко вздохнул и повернулся к прозрачным фантомам хранилищ. Подойдя к одному из стеклянных кубов, он вгляделся в его затемненное нутро. Ученый напряг зрение и увидел обычные уставленные книгами стеллажи, ячейки для хранения свитков и несколько столов для работы с архивными материалами. Поскольку его глаза несколько адаптировались к полумраку архива, он сумел, хотя и с трудом, прочитать светящиеся таблички, прикрепленные к торцу каждого из стеллажей. Как и в обычных библиотеках, на табличках указывалось содержимое каждого стеллажа. Медленно двигаясь вдоль прозрачной преграды, он читал:
     ПЕТР ОТШЕЛЬНИК...
     КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ...
     УРБАН II...
     ЛЕВАНТ...
     - Здесь все обозначено, но не по алфавиту, - сказал он, продолжая вглядываться в стеллажи.
     Подобный подход к каталогизации Лэнгдона нисколько не удивил. Древние архивисты почти никогда не составляли алфавитных каталогов, поскольку имена многих авторов не были известны. Упорядочить по названиям собрание книг тоже было нельзя, так как многие из них не имели заголовков, а некоторые представляли собой лишь отдельные фрагменты пергамента. Поэтому большая часть каталогов велась в хронологическом порядке. Однако библиографы Ватикана, похоже, не придерживались и хронологии.
     - Судя по всему, здесь разработали свою систему, - сказал Лэнгдон, всем своим существом ощущая, как бегут драгоценные минуты.
     - Неприятный сюрприз.
     Лэнгдон снова всмотрелся в таблички. Указанные на них документы охватывали столетия, но все они, как ему показалось, имели какую-то смысловую связь. Многие ключевые слова были общими.
     - Думаю, что мы имеем дело с тематическим каталогом.
     - Тематическим? - неодобрительно произнесла Виттория. - Но он очень неудобен...
     "Вообще-то, - подумал Лэнгдон, продолжая вглядываться в надписи, - это может быть самый толковый каталог из всех, с которыми мне приходилось иметь дело".
     Он сам всегда учил своих студентов понимать общие тенденции различных периодов истории искусств, не зацикливаясь на анализе отдельных произведений и запоминании дат. Систематизаторы ватиканских архивов, видимо, придерживались тех же принципов, что и он. Широкие мазки...
     - Находящиеся в этом хранилище документы охватывают несколько столетий, - сказал Лэнгдон, начиная ощущать некоторую уверенность, - и все они имеют отношение к крестовым походам.
     В этом стеклянном кубе, думал он, можно найти исторические отчеты, письма, произведения искусства, социально-политические данные, современный анализ последствий крестовых походов. Все в одном месте... Это позволяет лучше понять тему. Блестящий подход.
     - Но документ может иметь отношение ко многим темам, - не скрывая скептицизма, сказала Виттория.
     - Для этого существует система перекрестных отсылок и указателей. - Лэнгдон показал на цветные пластиковые разделители, размещенные между документами. - Они указывают местонахождение всех второстепенных материалов, имеющих какое-либо отношение к данной теме.
     - Ясно, - сказала Виттория и, окинув взглядом огромный ангар архива, спросила: - Итак, профессор, где могут храниться документы, имеющие отношение к Галилею? Где нам их искать?
     Это было произнесено столь воинственным тоном, что Лэнгдон позволил себе улыбнуться. Ученый до сих пор не мог до конца поверить, что оказался в архивах Ватикана. "Они где-то здесь, - подумал он. - Затаившись в темноте, они ждут нашего прихода".
     - Следуйте за мной, - сказал Лэнгдон и двинулся по первому проходу между кубами, вглядываясь в таблички рубрикатора. - Помните, что я вам говорил о Пути просвещения и о том, к какому сложному испытанию прибегали иллюминаты, принимая в общество новых членов?
     - Поиски клада, - ответила Виттория, шагая рядом с ученым.
     - После того как братство "Иллюминати" разместило в городе вехи и указатели, оно должно было изыскать способ доложить научному сообществу о том, что этот путь действительно существует.
     - Логично, - согласилась Виттория. - В противном случае никому не пришло бы в голову его искать.
     - Да. Но даже зная в принципе о существовании Пути, они не имели понятия о том, где он начинается. Рим - огромный город.
     - Согласна.
     Лэнгдон перешел в другой проход и, не переставая говорить, продолжил изучение табличек.
     - Примерно пятнадцать лет назад некоторые историки из Сорбонны, так же как и я, обнаружили несколько писем иллюминатов, в которых содержались упоминания о segno.
     - О знаке? О том, что Путь просвещения существует, и о месте, где он берет начало?
     - Именно. С тех пор некоторые из тех, кто изучает историю ордена, включая меня, нашли и другие ссылки на segno. Согласно некой теории, ключ к поиску начала Пути есть, и Галилей изыскал такой способ сообщить о нем коллегам-ученым, что Ватикан так ничего и не узнал.
     - Ну и где же находится этот ключ?
     - Мы до конца не уверены, но скорее всего указание на то, где его искать, появилось в одном из печатных изданий. Галилей за долгие годы опубликовал множество книг и научных бюллетеней.
     - И их, вне всякого сомнения, внимательно изучал Ватикан. Разве это не опасно?
     - Согласен, что опасно. Тем не менее информация о segno получила распространение.
     - И никто из врагов иллюминатов эту информацию так и не смог расшифровать?
     - Не смог. Любопытно, что, где бы ни упоминался знак, будь то в дневниках масонов, письмах иллюминатов или в старинных научных журналах, речь шла преимущественно о цифрах.
     - 666?
     - Нет, - улыбнулся Лэнгдон. - Там говорится о числе 503.
     - И что же оно должно означать?
     - Никто из исследователей так и не смог дать внятного объяснения. Я, зачарованный этими цифрами, крутил их так и сяк, пытаясь определить, что может означать число 503. Я примерял его к науке, именуемой "нумерология", сверял с географическими картами, широтой и долготой... - Лэнгдон, продолжая говорить, дошел до конца прохода и свернул за угол. - Единственным ключом к пониманию, как мне казалось, могло быть то, что число начиналось с цифры 5 - одной из священных цифр сообщества "Иллюминати".
     - Сдается мне, что недавно вы догадались о ее значении. Поэтому мы здесь?
     - Верно, - ответил Лэнгдон, испытывая редкое и на сей раз вполне законное чувство гордости за свое открытие. - Вы что-нибудь слышали о книге Галилея под названием "Диалог"?
     - Естественно. Ученые считают эту работу великолепным образчиком измены научным принципам. Тем она и знаменита.
     Сам Лэнгдон ни за что не стал бы употреблять слово "измена", но он прекрасно понимал, что хотела сказать Виттория. В самом начале 30-х годов XVII столетия Галилей хотел опубликовать труд о гелиоцентрической модели Солнечной системы, предложенной Коперником. Но Ватикан не разрешил выход книги, требуя, чтобы автор включил в нее столь же убедительные доказательства истинности принятой церковью геоцентрической модели. Эту модель Галилей считал абсолютно неверной, но выбора у него не было, и он выполнил требование церковников, написав книгу, в которой истинной и ложной моделям Солнечной системы было уделено одинаковое внимание.
     - Вам должно быть известно и то, что, несмотря на этот компромисс, "Диалог" был признан ересью и Ватикан поместил ученого под домашний арест.
     - Ни одно доброе дело, как известно, не остается безнаказанным.
     - Верно, - улыбнулся Лэнгдон. - Но Галилей был человеком упорным. Сидя дома под арестом, он тайно создал еще один, гораздо менее известный труд, который ученые частенько путают с "Диалогом". Эта книга называется "Discorsi", что в данном случае означает "Трактат".
     - Я слышала о ней, - кивнула Виттория. - Ее полное название - "Трактат о приливах".
     Лэнгдон даже остановился, настолько поразило его то, что девушка знакома с малоизвестной публикацией о движении планет и его влиянии на морские приливы.
     - Хочу сообщить вам, - увидев его изумление, сказала Виттория, - что вы, беседуя со мной, имеете дело с экспертом по физике моря. И кроме того, мой отец боготворил Галилея.
     Лэнгдон рассмеялся. Однако искали они вовсе не этот трактат. Лэнгдон сказал, что Галилей, находясь под домашним арестом, написал не только "Трактат". Историки считают, что за это время из-под его пера вышла и небольшая брошюра под названием "Диаграмма".
     - Полностью труд называется "Diagramma della Verita", - уточнил Лэнгдон. - "Диаграмма истины".
     - Никогда о ней не слышала.
     - И неудивительно. "Diagramma" была одним из самых секретных трудов Галилея - своего рода обзором научных фактов, которые он считал истинными, но о которых не мог писать открыто. Рукопись, как и некоторые другие до этого, была тайком вывезена из Рима друзьями ученого и без всякого шума опубликована в Голландии. Брошюра стала страшно популярной в тайных научных обществах Европы, а Ватикан, прослышав о ней, развернул кампанию по ее сожжению.
     - И вы полагаете, что эта книга содержит ключ к разгадке? - спросила Виттория, у которой рассказ ученого вызвал неподдельный интерес. - Ответ на то, где искать segno, информацию о Пути просвещения?
     - Думаю, что это именно так. Более того, я в этом практически уверен. - Лэнгдон зашагал вдоль стеклянной стены третьего хранилища, по-прежнему вглядываясь в таблички на полках. - Архивисты, - продолжал он, - искали книгу многие годы. Но, учитывая проведенную Ватиканом кампанию по ее уничтожению и низкий уровень сохранности, можно предположить, что труд Галилея исчез с лица земли.
     - Уровень сохранности? - переспросила девушка.
     - Говоря по-простому - прочности. Архивисты делят прочность и, таким образом, возможность сохранности всех документов на десять степеней. "Диаграмма" была напечатана на рыхлом папирусе, похожем по структуре на современную туалетную бумагу или бумажные салфетки, если хотите. Такой материал мог просуществовать максимум сто лет.
     - Но почему они не использовали более прочный материал?
     - Так велел Галилей. Он хотел таким образом защитить своих сторонников от возможной опасности. В случае обыска ученому достаточно было бросить брошюру в ведро с водой, чтобы она превратилась в бесформенную массу. Для уничтожения улик это была превосходная идея, но для архивистов она оказалась просто катастрофой. Считается, что только один экземпляр книги смог пережить XVIII век.
     - Всего один? - переспросила сраженная его словами Виттория. - И неужели этот единственный экземпляр где-то здесь?
     - Он был конфискован в Голландии вскоре после смерти Галилея. Я в течение многих лет умолял Ватикан разрешить мне на него взглянуть. Я начал слать сюда письма сразу, как только догадался, что в нем содержится.
     Виттория, словно прочитав мысли Лэнгдона, принялась изучать надписи на полках другого хранилища, что вдвое ускорило процесс поиска.
     - Спасибо, - сказал американец. - Ищите указатели с упоминанием о Галилее, ученых или науке. Вы поймете, что нам нужно, едва увидев соответствующие рубрики.
     - Хорошо, но вы мне так и не сказали, как вам удалось установить, что "Диаграмма" содержит ключ. Имеет ли ваше открытие какое-нибудь отношение к числу, которое вы постоянно встречали в письмах иллюминатов? Пятьсот три, кажется?
     - Да, - улыбнулся Лэнгдон. - Однако прошло довольно много времени, прежде чем я сообразил, что 503 есть не что иное, как простейший код, ясно указывающий на "Диаграмму".
     Он вспомнил, как на него снизошло озарение. Два года назад, шестнадцатого августа, он стоял на берегу озера. Это было на свадьбе сына одного из его коллег. Звуки волынок отражались от поверхности воды, а жених и невеста в сопровождении шафера, подруг и друзей плыли к берегу на барке. Судно было украшено яркими цветочными фестонами и венками. На борту баржи красовались цифры - DCII.
     - Что значит это 602? - спросил у отца невесты заинтригованный Лэнгдон.
     - Шестьсот два?
     - DCII римскими цифрами означает 602, - пояснил Лэнгдон, показывая на барку.
     - Это вовсе не римские цифры, - рассмеялся коллега. - Это название барки.
     - DCII?
     - Именно. "Dick and Connie II".
     Лэнгдон почувствовал себя полным ослом. Диком и Конни звали сочетающихся браком молодых людей. Барка получила название в их честь.
     - А что же случилось с DCI? - спросил Лэнгдон.
     - Затонула вчера во время репетиции, - простонал папаша невесты.
     - Примите мои соболезнования, - рассмеялся Лэнгдон. Он посмотрел на барку и подумал: DCII - как миниатюрный QEII <"Queen Elizabeth II" - "Королева Елизавета Вторая", трансатлантический лайнер.>. И в этот момент на него снизошло озарение.
     - Число 503, как я уже сказал, является кодом. Сообщество "Иллюминати" просто хотело скрыть за этим числом римские цифры, - пояснил Лэнгдон. - И это будет...
     - DIII, - подхватила девушка.
     - Быстро сообразили, - усмехнулся американец. - Только не говорите мне, что вы состоите в "Иллюминати".
     - Нет, я не иллюминатка, - рассмеялась Виттория. - А римские цифры я использую для кодификации различных уровней при составлении перечней.
     "Ну конечно, - подумал Лэнгдон. - Ведь мы все так поступаем".
     - Так что же означает это DIII? - спросила она.
     - DI, DII и DIII - очень старые сокращения, которыми ученые обозначали три труда Галилея - с ними довольно часто возникала путаница.
     - Dialogo... Discorsi... Diagramma... - прошептала девушка.
     - Д-1, Д-2, Д-3. Три научных труда. Все три вызвали ожесточенные споры. 503 - это DIII. Третья из работ Галилея.
     - Но я все же не понимаю одного, - сказала Виттория. - Если этот ключ, или segno, содержится в книге Галилея, то почему Ватикан не смог обнаружить Путь просвещения после того, как завладел всеми экземплярами?
     - Они наверняка видели указание, но не обратили на него внимания. Припомните, как иллюминаты разместили свои вехи? Они спрятали их на самом виду. Мимикрия. Segno, очевидно, скрыт точно таким же образом. Он невидим для тех, кто его не ищет. Равно как и для тех, кто не способен его понять.
     - Понять?
     - Галилей его хорошо спрятал. Если верить историкам, segno записан на языке, который иллюминаты называли "чистым". На lingua pura.
     - Чистый язык? - Да.
     - Язык математики?
     - Думаю, что именно так. Это достаточно очевидно. Галилей был ученым и писал для ученых. Математика была вполне логичным выбором для сокрытия ключа. Брошюра называется "Диаграмма", и математические диаграммы сами по себе могли быть частью кода.
     - Остается надеяться лишь на то, что Галилей создал такой математический код, расшифровать который оказалось не под силу клирикам. - Судя по тону, которым были произнесены эти слова, девушка все еще не до конца избавилась от своих сомнений.
     - Итак, насколько я понимаю, мне не удалось вас убедить? - сказал Лэнгдон.
     - Не удалось, - ответила она, - но только потому, что вы сами до конца не уверены в своей правоте. Вы наверняка опубликовали бы свое открытие, если бы были абсолютно уверены в правильности своих умозаключений. Если бы вы это сделали, люди, которые имеют доступ к архивам, смогли бы подтвердить или опровергнуть ваше открытие, обратившись к подлиннику.
     - Я не хотел публиковаться раньше времени, - сказал Лэнгдон. - Я изо всех сил пытался самостоятельно добыть подтверждение. Я не хотел... - начал было он, но тут же смущенно умолк.
     - Вы жаждали славы, - закончила она вместо него.
     - В некотором роде, - сказал Лэнгдон, заливаясь краской стыда. - Но это всего лишь...
     - Не смущайтесь. Ведь вы говорите с ученым. Опубликуй или погибни. В ЦЕРНе мы обычно говорим: "Докажи или сдохни".
     - Дело не только в моем желании быть первым. Я опасался, что если о segno узнают не те, кому следует, знак может навсегда исчезнуть вместе с брошюрой.
     - Говоря о не тех, кому следует, вы имеете в виду Ватикан?
     - Я не хочу сказать, что здешние обитатели как таковые являются плохими людьми. Но церковь в целом постоянно пыталась отрицать значение ордена "Иллюминати". В начале 1900-х годов Ватикан дошел до того, что объявил сообщество плодом больного воображения. Клир полагал и, видимо, не без основания, что простым христианам вовсе не следует знать о том, что существовала могущественная антихристианская организация, члены которой сумели проникнуть в банковскую систему, политические круги и университеты.
     "Употребляй настоящее время, Роберт, - сказал он себе. - Надо говорить: существует антихристианская организация, члены которой действуют в банковской системе, политических кругах и университетах".
     - Значит, вы считаете, что Ватикан мог навеки похоронить любое доказательство существования угрозы церкви со стороны иллюминатов?
     - Не исключено. При этом речь может идти о любой опасности - действительной или воображаемой. Если люди узнают о ней, это подорвет их веру в могущество церкви.
     - И последний вопрос, - глядя на него, как на марсианина, сказала Виттория, - вы действительно во все это верите?
     - Во что? - спросил Лэнгдон. От неожиданности он даже остановился.
     - Вы действительно верите, что вам все это удастся? Лэнгдон так и не понял, что прозвучало в ее словах - ирония, жалость или страх?
     - Вы сомневаетесь, что я найду "Диаграмму"? - в свою очередь, спросил он.
     - Нет, дело не только в "Диаграмме". Ведь речь идет о том, что нам следует найти книгу, обнаружить в ней segno, которому исполнилось четыре сотни лет, расшифровать какой-то математический код и пройти по древней тропе искусства, которую способен заметить лишь самый изощренный ум... И на все это нам отпущено лишь четыре часа.
     - Я готов выслушать любые альтернативные предложения, - пожал плечами Лэнгдон.