Глава 17
Вот уж кто знал, чего он хочет, так это Ралф. Лейя, похоже, стала богатой наследницей, и он хотел во что бы то ни стало быть с ней рядом. После досадной встречи Сузаны и Лейи Лейя не отвечала на его телефонные звонки. Но он продолжал звонить, торопясь сказать что-то нежное, проникновенное. Ему важно было добиться согласия на свидание, а там уж он не сомневался в успехе. Наконец он сообразил, каким ключиком откроет так громко захлопнувшуюся дверь.
- Я приготовил для тебя чек, - торопливо сказал он в трубку. – Приезжай и получи его. У тебя наверняка большие расходы. Деньги тебе понадобятся.
- Непременно, - ответила Лейя сухо.
И они договорились о встрече, но, положив трубку, Лейя почувствовала, что растрогана. Ралф впервые проявил заботу, и она была ей небезразлична.
А деньги были действительно нужны. Надо платить жалование работникам, но ни Маркус, ни Лия не знали, какие суммы Бруну предназначал для этого, с какого счета снимал деньги. Маркус боялся притронутся к колонкам цифр, за которым скрывалась могучая империя, состоявшая из людей, быков, кормов, пастбищ, помещений, покупателей, кредитов, аренду и еще многого, чему он не знал и названия и что обычно, по-житейски, называлось «богатством».
Как он клял себя за то, что в свое время не помогал отцу, не вникал в его дело.
«Отец жив! Жив! Он не может погибнуть, - твердил себе Маркус. – И как только он вернется, я буду ходить за ним как собачонка, буду повсюду ездить с ним. Научусь покупать и продавать бычков. Научусь всему и рано или поздно тоже смогу управлять этой таинственной империей».
Однако срок кое-каких финансовых обязательств Мясного Короля истекал, и Маркус решил, что проще всего будет продать какое-то количество бычков, чтобы погасить задолженность. Но ему не хотелось вставать на этот путь, поэтому он нервничал.
- Давай смиримся, не будем себя больше обманывать и постараемся разобраться в его делах, - предложила сыну Лейя, желая его успокоить.
Резким движением Маркус сбросил материнскую руку с плеча.
- Торопишь смерть отца, чтобы получить свою часть поголовья на прокорм любовника-дармоеда? – злобно спросил он. – Не дождешься!
И не слыша уже слов матери, которая что-то говорила ему вслед, выбежал из комнаты.
Мариета ждала вестей от Маркуса, но их не было. Она нервничала и тосковала.
Отавинью всерьез заинтересовался отчетом, составленным его отцом, после того как поговорил с инспектором Валдиром. Слова Валдира: «Отец твой умер, потому что считал племянницу старого Жеремиаса самозванкой» - не выходило у него из головы. Валдир сказал ему и о том, что отчет находится у Жеремиаса.
- Твоему отцу было поручено выяснить, где находится Джакомо со своей семьей.
Жеремиас не слишком охотно, но дал Отавинью отчет, и, изучив его, молодой человек согласился с выводом покойного отца: ему тоже показалось, что Мариета – самозванка. Однако, когда он заговорил об этом со своим патроном, тот довольно грубо ему посоветовал:
- Не лезь не в свое дело!
Старому Жеремиасу отрадно было думать, что Отавинью с Мариетой поженятся, а он им оставит все свое состояние и таким образом хоть как-то загладить свою вину перед родней.
«Красивая получится парочка!» - думал он, глядя на молодых людей, и то и дело говорил Мариете:
- А тебе не кажется, что парень от тебя без ума?
При этом старик был недалек от истины. Отавинью было в конце концов наплевать, кем доводится Мариета старику, в ней было что-то необыкновенно влекущее, и он чувствовал, что не сможет устоять перед ней.
Вместе с тем в его сердце была еще слишком свежа рана от потери отца. А эта обольстительная девушка была причиной, хотя, возможно, невольной, его гибели, и Отавинью, как-то подсознательно старался держаться подальше от опасной красавицы.
- Вы что, хотите меня выдать замуж? – спросила напрямую Мариета, всерьез рассердившись наконец на подмигивание старика.
- Конечно, не завтра, но хотел бы, - ответил старик.
- Я люблю Маркуса Медзенгу, - внезапно выпалила Мариета, - и хочу быть только с ним.
Старика будто подменили. Глаза его налились злобой. Глаза его налились злобой, рот искривился.
- Только не Медзенга! – угрожающе проговорил он. – Кто угодно, только не Медзенга! - И, наступая на племянницу, заорал: - Ты что, думаешь, я ...? Думаешь, я не видел, что он вскружил тебе голову и ты бегала к нему в гостиницу? А он на своей машине так и кружил возле нашего имения! Но я забрал его проклятую таратайку, поняла? И чтобы духу его здесь не было! Можешь крутить любовь с кем угодно, но только не с Медзенгой, Мариета Бердинацци!
- Я не Мариета Бердинацци, - вдруг с той же злобой выкрикнула Мариета. – И я не позволю вам распоряжаться своей жизнью, сколько бы у вас не было денег! Я не собираюсь спать с Маркусом под кустом, как спала бабушка Джованна!
- Ну-ка повтори, повтори, что ты сказала? – наступал Жеремиас.
- И повторю: я не Мариета, я не дочь вашего брата Джакомо! Я никогда не выпадала из грузовика! Никогда не работала на плантациях!.. – не отступая ни на шаг, так же громко орала бывшая Мариета.
- Господи Боже мой! А кто же ты тогда? – старик растерялся.
- Рафаэла Бердинацци, внучка вашего брата Бруну, погибшего на войне! И немедленно уезжаю к Маркусу на его машине. Извольте мне ее вернуть, и немедленно!
И уже ничего не боясь, с головокружительным чувством счастья Рафаэла набрала номер Медзенги и сказала:
- Маркус, сейчас я к тебе приеду!
А проходя мимо Жудити, обронила:
- Так устала от бесконечного вранья!
Потом Рафаэла поднялась к себе в комнату, собрала вещи. С собой она взяла только необходимое, оставив на самом видном месте чековую книжку.
- Я все сделала неправильно, - тяжело вздохнула Рафаэла. – А главное, совершенно напрасно поддалась на уговоры подонка Фаусту. Состояние нужно было ему, а не мне. И он с моей помощью хотел прибрать его к рукам. Но потом все так запуталось, что не врать уже было невозможно. Зато теперь все пойдет по-другому, хоть мне никто уже не поверить, что я все таки Бердинацци. Но пусть дядюшка-дедушка знает, что мне не нужны его паршивые деньги!
Высоко подняв голову, Мариета-Рафаэла спустилась по лестнице и уселась в машину, которая уже стояла у крыльца. Ей было жаль дядюшку, она успела к нему искренне привязаться, но что было делать? Маркус ей был дороже…
Мариета-Рафаэла уехала, и имение опустело. Старый Бердинацци вечером набрался до бесчувствия. Он пил и дальше, если бы Жудити не отобрала у него бутылку.
- Будет вам! Ничего вино не лечит. Никого оно до добра не довело.
- Медзенги! Проклятые Медзенги! – бормотал Жеремиас. – Ну погодите! Я скуплю все, что вы станете продавать. А вы продадите все - бычков, землю… Все! Видел я этого слюнтяя Маркуса, он подковы ломаной не стоит! Бруну тоже не был королем, но хватка у него была, а сынок его тряпка! Бруну? Она сказала Бруну? Тоже соврала, наверное? Он ушел на войну мальчиком, и там ему было не до романов…
На следующий день Жеремиас все рассказал Отавинью. И того тоже охватила тоска. Все разрешилось само собой, без него. А он-то, чтобы выяснить правду, собирался отправиться на поиски Луаны…
- И что же вы теперь будете делать? – спросил он.
- Ничего, - ответил старик, - больше я ничего не буду делать. Я буду ждать, когда объявится кто-то из семейства Джакомо.
Но старик тосковал, ему не хватало славной девушки, которая наполнила его существование дуновением жизни, обещанием счастья.
«Черт побери, может, она и в самом деле Бердинацци? – думал он, вдруг вспомнив ее голос, говорящий: «Домашние макароны делаются из муки, яиц, воды и любви». Он еще тогда удивился, откуда она могла узнать этот рецепт. Так говорил только Бруну, глядя, как мама ставит на стол миску с домашними макаронами. И потом, она так великолепно готовила подливу к этим макаронам. Нет, его брат Джакомо ничего в таких вещах не смыслил…»
И еще Жеремиас вспомнил, что не раз вместо тети Джованны она говорила «бабушка»… Может, она и впрям Бердинацци? А может, только хитрая и ловкая авантюристка, которая все продумала? Но тогда почему бы ей было не прихватить с собой чековую книжку? Он отвалил ей не так уж мало денег! Или она предпочла старому дураку молодого и надеется на денежки Бруну, которые вот-вот начнет транжирить Маркус?
Вопросы, многочисленные вопросы теснились в голове Жеремиаса, и отвечала ему на них вечером бутылка вина…
В другое время, услышав, что Мариета, которую он желал похитить, едет к нему, Маркус был бы на седьмом небе, но сейчас ее приезд не порадовал его.
Узнав о приезде еще одной Мариеты Бердинацци к ним в дом, Лия с интересом спросила:
- И что ты будешь делать, Маркус?
- Пока не знаю, - честно ответил он.
- А в какой комнате она остановится? – поинтересовалась Жулия.
- Я хотел бы, чтобы в моей, - так же откровенно ответил Маркус.
Но в душе он по-прежнему чувствовал отчаяние – еще день-два, и ему придется приступить к продаже бычков, что явится первым шагом к разорению, он прекрасно понимал это.
В вечерних новостях радио сообщило: «В районе Арагвайя найден разбитый самолет. Среди обломков один обгоревший труп. Судя по всему, помощник летчика».
- Отец жив! Жив! – закричал Маркус. – Я не сомневался! Я верил!
Теперь он мог встретить Мариету! Теперь он был рад ей!
Глава 18
Зе ду Арагвайя верил, что найдет хозяина.
- Эта земля и наша река знают, что он мне как брат, - твердил он жене, - вот увидишь, я найду его, река с ним дурного не сделает.
И теперь он пропадал днями и ночами, ища Бруну Медзенгу.
Между тем работникам было задержано жалование, и, недовольные, они стали приходить к жене управляющего. Донана только руками разводила.
- Продай хоть немного бычков, - уговаривала она мужа, - не голодать же людям.
- А распоряжение продавать их кто мне отдаст? – интересовался усталый Зе.
Он уже всю округу исходил и на лошади изъездил, но все без толку. И потихоньку стал впадать в отчаяние.
- Знаешь, а ведь нам придется оставить насиженное место, - сказал он как-то жене. – Вряд ли мы с тобой уживемся с кем-нибудь из наследников.
- Я сама об этом думала, - покорно кивнула Донана, - и тоже так решила.
И они грустно посмотрели друг на друга. Даже у них оставалось все меньше и меньше надежды отыскать пропавших в сельве.
В семье Медзенга верил в то, что Бруну жив, один только Маркус. Рафаэла, глядя, как он изводится, от души жалела его.
Приехав, она рассказала свою историю, рассказала всем за обеденным столом, так что выслушали ее и Лейя, и Лия.
Лия потом спросила брата:
- Ты веришь, что она внучка Бруну Бердинацци?
- Когда я смотрю в ее глаза, то верю абсолютно всему, - со смехом ответил Маркус.
- А мне кажется, что она продолжает надеяться, что ей что-то перепадет от Жеремиаса, - задумчиво сказала Лия.
«Хотя, впрочем, кто знает, - продолжала размышлять она. – Ведь прабабушка Мариета просила похоронить ее с письмом из Италии в руках и коробкой из-под мебели, которую прислали за дядю Бруну. Рафаэла сказала, что она постоянно ходила с бабушкой Джемой на могилу Бруну и та там плакала. А пока не нашла могилы, писала письма в Бразилию, думая, что Бруну ее бросил… Жаль, впрочем, что некому подтвердить все это…»
Лейя тоже не слишком доверчиво отнеслась к рассказу Рафаэлы, но по большому счету ей сейчас было не до нее. Речь шла о ее собственном счастье – о наследстве, которое должно было достаться ей. Она могла унаследовать половину того, что принадлежало Бруну, могла стать полноправной хозяйкой!
Повидавшись с Ралфом и получив от него чек, она вновь стала надеяться на счастливую жизнь с ним. А почему бы нет! Да, Ралф любит жить широко, ему нужны деньги, но когда у нее их будет достаточно, то они и заживут счастливо, ведь все ее проблемы – и ее и Ралфа – будут решены!
Лейя прекрасно знала, что и Лия и особенно Маркус не одобряют ее связи с Ралфом, но она была еще и законной наследницей Бруну. Они успели только подписать у судьи соглашение на развод, но еще не развелись официально, поэтому она вполне может чувствовать себя полновластной хозяйкой. И все-таки Лейе хотелось действовать заодно с детьми. Неуютно чувствовать себя узурпаторшей. Все финансовые и правовые проблемы Лейе хотелось разрешить полюбовно. Видя, как мучается Маркус, отвечая на звонки с требованием денег, очень довольная, она подошла к нему.
- Я могу помочь тебе, сынок, - сказала она.
- Каким образом? – спросил Маркус.
- Возьми деньги и расплатись, - небрежно бросила Лейя. – Я продала яхту, зная, что нам понадобятся деньги.
- Отцу не понравились бы эти деньги, - сухо сказал Маркус. – На этой яхте ты развлекалась со своим проходимцем!
- Не смей так разговаривать с матерью! – вспылила Лейя. – Я же хочу помочь тебе!
- А мне не нужна твоя помощь! – резко ответил сын. – Пусть на эти деньги живет твой приживала!
- Ну что ж, придется мне запретить тебе совать нос в дела твоего покойного отца. По закону я становлюсь во главе всех дел, - заявила Лейя.
- Ты? Ты? – Маркус не мог найти слов от возмущения.
- Да, я, Лейя Медзенга, законная супруга твоего покойного отца! Поскольку тело не найдено, понадобится еще какое-то время, чтобы его гибель была официально признана, а затем я вступлю в права наследства.
- Успела все узнать, с ненавистью и горечью проговорил Маркус. – И что, хочешь забрать свою половину быков?
- И быков, и всего, что после него осталось, с улыбкой сказала Лейя.
- Только через мой труп, - крикнул Маркус и выбежал из комнаты.
На вопрос Лии, что произошло с Маркусом и отчего он вылетел из отцовского кабинета как сумасшедший, Лейя торжественно ответила:
- С сегодняшнего дня я взяла бразды правления в свои руки, Лия!
- Забудь об этом и думать, - с усмешкой ответила дочь.
- Но юридически в этом доме хозяйка я, - начала возмущенно Лейя.
- Только если отец мертв, а если он жив, двери этого дома закроются для тебя навсегда.
- Но он погиб! Погиб! Он должен был погибнуть! – взорвалась Лейя.
Лия не стала слушать материнскую истерику. Ей было и без нее и горько, и противно.
- А я все-таки верю, что ты жив, папочка, - горячо прошептала она.
Маркус забрал с собой Рафаэлу и отправился покататься с ней по городу. Он был так мрачен, что Рафаэла испугалась, уж не сердится ли он на нее?
- Нет, но я должен отстоять отцовское состояние, - объяснил ей Маркус. – И так жалею, что мы с отцом столько ссорились!..
- Не вовремя я приехала, - грустно вздохнула Рафаэла.
- Нет, что ты! – горячо сказал Маркус. – Просто я дал себе слово измениться и, если отец вернется, стану ему настоящим помощником. А пока… - он горестно махнул рукой, и потом вдруг с усмешкой сказал: - А ведь теперь выходит, что Луана и впрямь Мариета Бердинацци.
- Вполне возможно, - серьезно ответила Рафаэла и спросила: - А кем была Луана для твоего отца?
- Самой большой любовью и самым большим горем. Потому что ушла, - коротко ответил Маркус.
- Я хотела бы с ней познакомиться, - задумчиво сказала Рафаэла.
Перед тем как окончательно распроститься с политикой, сенатор Кашиас хотел хоть что-то сделать для обездоленных. Хотя бы в память о своем погибшем друге Бруну Медзенге.
Он приехал в лагерь безземельных, который организовал Режину, и был поражен царящим там порядком. Люди сделали все, что могли, для того чтобы жить по-человечески. В лагере работала даже школа для детей и взрослых.
Да, эти люди были достойны лучшей участи. Но пообещать им пока было нечего, и вместо выступления сенатор сказал:
- Я приехал к вам не для того, чтобы произносить речи, я хотел бы выслушать вас.
И люди, все как один, принялись скандировать:
- Зем-ли! Зем-ли! Хо-тим зем-ли!
Режину успокаивающе поднял руки:
- Я расскажу сеньору сенатору все, что мы с вами хотели бы иметь, а потом мы посмотрим, что из этого получится.
Среди толпы, просившей земли, стояла Луана. Бия сумела переубедить ее, и она осталась в лагере.
Домой сенатор вернулся под впечатлением виденного, а там его ждала еще одна потрясающая новость.
- Я беременна! – заявила Лилиана.
- Как? Опять? – спросил сенатор, и сердце у него покатилось куда-то в низ. А Роза даже привстала от недоумения и негодования.
- Нет, не опять. Просто я наврала про выкидыш. И когда говорила, что не беременна, тоже врала. Теперь я готова пойти к врачу, я решила родить своего ребенка, и родить благополучно.
На этот раз Лилиана говорила правду. Период метаний и сомнений, по крайней мере относительно малыша, которого она ждала, кончился.
- Подожди, Лилиана, подожди, - заговорил сенатор, у которого голова пошла кругом, - что же получается? Сначала ты заявила Маркусу Медзенге, что ты не беременна, теперь объявишь, что беременна. Кто тебе поверит? И что подумают о нас?
- Как что? Что мы сумасшедшие! – возмущенно вступила в разговор Роза.
- Или, что еще хуже, что мы претендуем на часть состояния Бруну.
Про себя Роза подумала, что это было бы совсем неплохо. А главное - справедливо, потому что Лейя, которая доброго слова не стоила, уж точно не имела никакого права на это состояние. Но в слух она ничего говорить не стала, понимая, что мужу ее мнение опять не понравится.
- А Маркус ничего и не узнает о ребенке, - сказала Лилиана. – Я воспитаю его сама.
Она не стала говорить, что уже побывала в доме Медзенга с тем, чтобы выразить соболезнования Маркусу и, конечно, чтобы повидать его. Она надеялась, что за это время что-то изменилось, что он обрадуется ей и тогда… тогда все уладится само собой… Но Маркус встретил ее все так же холодно и отчужденно.
- Отец жив, и я вообще не понимаю, о чем ты, - недоброжелательно заявил он.
Но главное… Главное, она увидела, какими глазами Маркус смотрит на какую-то Рафаэлу, которая поселилась у них в доме. Посмотрев на эту парочку, она окончательно поняла, что ей в этом доме действительно делать нечего… В прежнее время она пришла бы отчаяние, но теперь, как ни странно, поддержкой ей оказался будущий ребенок. Многое стало казаться Лилиане куда менее важным, чем та жизнь, которую она носила в себе. И теперь она все чаще вспоминала Луану, которая говорила ей:
- Когда у тебя родится ребенок, все для тебя изменится.
Тогда она еще ничего такого не чувствовала. Головокружение, тошнота, нелюбовь Маркуса – нет, тогда она была самым несчастным существом на свете. Зато теперь! Лилиана с любовью и нежностью посмотрела на свой округлившейся живот.
Кашиас проследил за ее взглядом и в самом деле вдруг почувствовал нежность к дочери. В конце концов, она имеет право жить так, как считает нужным. Но все-таки он сказал:
- Погоди, Лилиана, не спиши! Давай мы еще подумаем.
Но Лилиана перебила его:
- Я не хочу думать, папа! Как только я начинаю думать, я придумываю глупость!
Кашиас не мог не отдать должного самокритичности дочери и расхохотался.
- Так что пусть уж лучше Маркус ничего не знает, - продолжала она.
- Но, наверное, Маркус все же имеет право знать, что у него будет ребенок, - нерешительно продолжал сенатор.
- Ты же сам сказал, что он не поверит. Или ты хочешь еще раз постоять со мной у дверей церкви? Или предложить нам с ним дружить? Или еще пострадать? – гневно задавала вопросы Лилиана. – Нет уж, спасибо! У моего ребенка просто-напросто нет отца. И больше никогда не будем возвращаться к этому вопросу. Иначе я сбегу из дома.
Роза хотела что-то сказать, но не сказала, а сенатор обнял свою не слишком счастливую, но такую любимую девочку.
Доктор Аморин, к которому пошла Лилиана, определил трехмесячный срок беременности.