Глава 25

Шику вышел из зала суда свободным человеком. Его бракоразводный процесс закончился, и, можно сказать, малой кровью. Лусия Элена вела себя в высшей степени достойно, и Шику, который не ждал от нее такого, был ей благодарен.
— У мамы сейчас будет трудный период, — сказал он Констансинье, — ты уж помоги ей, на тебя одна надежда.
Констансинья кивнула. Она чувствовала себя взрослой, умудренной жизненным опытом и вполне была готова стать опорой матери.
— Ты ведь не против, чтобы мы поженились с Жулией? – спросил он дочь.
— Конечно, нет, — улыбнулась девочка. — Я тебя понимаю, папа. Она мне тоже очень нравится.
Получив дочернее благословение, Шику стал дозваниваться Жулии.
— Жулия, а что, если тебе выйти замуж в один день с Бетти? — спросил он, – не положено младшей выходить раньше старшей, так что не будем нарушать обычай!
— Я не Бетти, — отрезала Жулия, — и никогда не мечтала о замужестве, а ты, Шику Мота, по моему глубочайшему убеждению, приносишь моей семье одни несчастья.
— Но я все-таки закажу кольца, — сказал Шику.
— Мне не до колец, лучше бы помог мне с отцом, ты ведь его друг!
Шику обрадовался, что Жулия сменила гнев на милость, но, очевидно, состояние Отавиу настолько ухудшилось, что она нуждалась в помощи.
А Жулию страшно нервировала навязчивая идея Отавиу о постоянно следящей за ними Евы. Он то и дело проверял двери и окна, словно она могла не только войти в дом, но и влететь в него.
— Она все испортит, вот увидишь, все испортит, стоит ей только проникнуть к нам, — бормотал Отавиу.
Сердце у Жулии при этих словах замирало, а потом начинало сумасшедше биться: видеть, как отец сходит с ума, было для нее нестерпимой мукой.
— Мне кажется, пора прибегнуть к радикальному средству, — сказала она как-то вечером Алексу, который только что вернулся с тележкой после трудного рабочего дня. — Я хочу показать ему фотографии похорон матери.
— Ты забыла, что уже показывала эти фотографии? — устало спросил Алекс. — Ты помнишь, что он не обратил на них никакого внимания?
– Я подобрала еще и вырезки об автокатастрофе — словом, сделала небольшую подборку, и на этот раз она, безусловно, должна подействовать. Я так расположила материал, что отец не сможет равнодушно отложить его в сторону!
Жулия была, в самом деле, талантливой журналисткой, недаром Сан-Марино постоянно звал ее к себе в газету. А уж как он хвалил ее за статью о контрабандистах, которую она все-таки написала после того сомнительного празднества, на котором она побывала вместе с Раулом и Шику…
В общем, Жулия не ошиблась, Отавиу, в самом деле, не отложил в сторону то, что дочь положила ему на стол, наоборот, в голове у Отавиу забрезжила необыкновенная идея, и он заторопился к своему другу щитку.
Он застал его в редакции. Отвел в сторону и зашептал:
— Срочно бери командировку или отпуск на пару дней, мы поедем с тобой за город! Ты отвезешь меня на своей машине.
Шику, помня просьбу Жулии, согласно кивнул: за город так за город, отвезет хоть на край света!
Узнав, в какое место они поедут, Шику сказал, что и отпуска просить не надо, они обернутся туда и обратно мигом.
— Тем лучше, — согласился Отавиу, — после этого все убедятся, что я не сумасшедший.
Когда они садились в машину, Отавиу протянул Шику довольно объемистый и тяжелый мешок я попросил положить его в багажник. До места они добрались уже в сумерках.
— Ничего, я прихватил фонарь, — сообщил Отавиу недоумевающему Шику.
Дорогой он несколько раз пытался выяснить, куда и зачем они едут, но его спутник упорно молчал.
Когда они остановились у ворот кладбища, странная и неприятная мысль шевельнулась у Шику, но он не стал ее высказывать вслух, до того она показалась ему чудовищной.
С каждой минутой становилось все темнее, поэтому Отавиу довольно долго блуждал по дорожкам в поисках нужной ему могилы.
Наконец они остановились у изящной ограды, за которой виднелся красивый памятник.
Шику не ошибся, это была могила Евы. Несколько минут оба постояли молча, отдавая дань уважения покойной, но тут Отавиу развязал мешок, достал заступ и лопату.
— В могиле никого нет, — прошептал он, сверкал глазами, — я докажу это, ты и сам в этом убедишься!
Именно этого и опасался Шику, но он все же надеялся, что до святотатства не дойдет.
— Погоди, не делай этого! — стал просить он. — Что скажут, если узнают, твои дочери?
— Убедятся, что мать жива, а отец не сумасшедший, – ответил Отавиу.
Он был уже за оградой и пытался открыть могилу, сдвинув плиту.
— Я докажу всем, что Ева обманула всех, но только не меня. Не мешай мне!
Шику нервничал, не зная, что предпринять. В этот миг он окончательно убедился, что Отавиу сошел с ума, но что с ним делать, как ему помешать, еще больше не навредив ему, он не знал и проклинал тот день и час, когда согласился ехать.
И вдруг мощный удар свалил его с ног, после второго он потерял сознание…
Очнулся он в полицейском участке, Отавиу, очевидно, пришел в себя несколько раньше и понуро сидел с ним рядом на грубой скамье. Чуть поодаль от них сидела с каменным лицом Жулия, и это ее каменное лицо больше всего напугало Шику.
Жулия начала звонить в полицию и разыскивать отца после полуночи. Он никогда не возвращался домой так поздно, зато на улице уже не раз с ним случались всевозможные неожиданности. Жулия была уверена, что что-то непредсказуемое произошло и на этот раз.
— Мне кажется, что сегодняшнее папино исчезновение как-то связано с маминой смертью, — проницательно заметила Бетти.
— Очень может быть! — Жулия схватилась за голову. — И я сама в этом виновата! После того, что он начитался, он вполне мог поехать на кладбище и там заблудиться или…
Или его хватил удар? Или он снова потерял память?
Жулия проклинала себя за неосторожность, снова позвонила в полицию и указала как возможное местонахождение загородное кладбище. Там на рассвете и нашли обоих без сознания, причем полицейским стало понятно, что Отавиу пытался вскрыть могилу. Всем сделалось не по себе оттого, что тут творилось ночью, но комиссар решил не привлекать особого внимания к действиям старика, про которого известно, что он сильно не в себе.
Видя, что Шику очнулся, Жулия обрушила на него град упреков, виня в случившемся его, и только его.
— Отец давно уже неадекватен, — говорила она, — а ты допустил, чтобы он…
— Но откуда я мог знать, что он задумал? — оправдывался Шику. — А когда догадался, было уже поздно, и я ничего, ровно ничего не мог сделать. Так что нужно только поблагодарить негодяев, которые на нас напали, за то, что они нас вырубили.
На этот раз Жулия даже не стала говорить Шику, что она думает по поводу его роли в семье Монтана вообще, и для ее отца в частности, она забрала Отавиу и, не глядя на Шику, уехала.
Шику понял, что на этот раз разрыв окончателен и бесповоротен.
Дома Жулия уложила Отавиу в постель и позвонила Лидии в Лондон.
Та посоветовала обследовать своего бывшего пациента и, если понадобится, снова положить в больницу.
Лежа в кровати, Отавиу уже раскаивался в содеянном, при свете дня он видел всю нелепость своего поступка. Для него-то он был естественным, закономерным, он не сомневался, что могила Евы пуста, и хотел, чтобы все убедились в этом. Но сейчас он видел содеянное глазами дочерей и понимал их испуг и ужас.
— Простите меня, — говорил он Бетти и Жулии, которые сидели у его постели и с нескрываемой тревогой смотрели на него. — Зря я очнулся после этих несчастных восемнадцати лет, я только создаю вам проблемы…
— А мы тебе, — попыталась пошутить Жулия. — Не волнуйся, со следующей недели мы начнем обследование.
— На следующей неделе ты увидишь, как я буду, счастлива, выходя замуж, и сразу поправишься. — Подхватила Бетти. — Я ведь выхожу замуж через неделю!
Отавиу поцеловал дочь.
– Я рад за тебя, голубка, — сказал он. — Это будет не только твой самый счастливый день в жизни, но и мой, хотя я предпочел бы видеть рядом с тобой Раула, — не мог удержаться Отавиу. — Ну а ты когда выйдешь замуж за Шику? — обратился он к Жулии.
— Похоже, что никогда, — ответила она, — от него только и жди неприятностей.
— А по мне, он благородный и очень надежный молодой человек, — не согласился Отавиу. — И я был бы рад, если бы вы поженились.
На следующий день Отавиу отправился в редакцию. Время от времени он приносил и показывал Вагнеру очередную статью, которую тот немедленно относил Сан-Марино, а Сан-Марино, в свою очередь, внимательно изучал ее, пытаясь, всякий раз понять, какие изменения произошли в мозгу Отавиу.
Отдав статью Вагнеру, Отавиу отправился к Сан-Марино, ему хотелось обсудить с ним вопрос о покушениях. Каждый из них пережил бандитское нападение, и Отавиу хотел знать мнение Сан-Марино по этому поводу.
В кабинете Антониу тихонько играла музыка, и Отавиу вместо того, чтобы заговорить, стал вслушиваться в нее. Он даже сел и прикрыл глаза, чтобы полнее насладиться ею.
— Странная вещь, — сказал он, наконец, — почему-то у меня перед глазами вертятся какие-то цифры, и он стал перечислять: 19682001.
Погрузившись в музыку, Отавиу позабыл о покушениях, позабыл, о чем хотел поговорить с Сан-Марино.
— Я тебе мешаю работать, — сказал он. — Больше не буду. Всего хорошего! Я пошел.
Как только за ним закрылась дверь, Антониу нажал кнопку и вызвал секретаршу.
— Билет до Женевы. Срочно, — распорядился он.
Все семейство — и младшие, и старшие — было изумлено скоропалительным отъездом Антониу, не удивлялся только Алвару. Все гадали, вернется ли он к свадьбе и не выражение ли это скрытого порицания?
Но Антониу вернулся буквально на следующий день к вечеру, и Алвару, который с нетерпением ждал результатов поездки, тут же поехал к нему.
— И сколько же было на этом подкожном счету? — осведомился он, потирая руки. — Двадцать миллионов? Тридцать?
— Ноль, — устало ответил Антониу. — Нас опередили. Трудно поверить, что старик Григориу перед смертью потратил все свои деньги, значит, у нас есть конкурент…
– И это Отавиу, с которым теперь уже просто необходимо разобраться, — заключил Алвару. — Он ведь нам больше не нужен, я прав?
– Пока не выясним, где эти деньги, нужен, – буркнул Сан-Марино, — я должен выяснить, что произошло!

Глава 27

Все последнее время получалось так, что в самые трудные минуты своей жизни Жулия обращалась к Сан-Марино, и он всегда помогал ей. Позвонила она ему и на этот раз.
— Папа в очень плохом состоянии, — сказала она. — Он считает себя убийцей и хочет обратиться в полицию.
Я приеду, дорогая, приеду немедленно, и мы посмотрим, что можно сделать, — пообещал он.
Сан-Марино совсем не улыбались намерения Отавиу, он вовсе не хотел, чтобы из-за этого дурака полиция вновь переворошила прошлое. Разумеется, за давностью лет ничего наказуемого извлечь она не могла, но репутация! Репутация!
Одним словом, Сан-Марино приехал очень быстро, увидел, что Отавиу находится в состоянии глубокой депрессии, и сказал:
— Я думаю, Жулия, что у вас нет сомнений в необходимости врачебной помощи.
— Лидия тоже считает, что врачи могут помочь отцу, — отозвалась она.
— Значит, необходимо подобрать клинику. Я готов заплатить любые деньги ради того, чтобы Отавиу был здоров.
Жулия взглянула на него с благодарностью: что бы она делала без этого человека? Можно сказать, что он в критические минуты заменяет ей отца.
— Я могу порекомендовать одно лечебное заведение, — продолжал Сан-Марино, — оно скорее санаторного типа с очень мягкой, щадящей лечебной программой. Полагаю, что это именно то, что нужно твоему отцу.
– Я бы хотела сама поехать туда, познакомиться с условиями, с врачами.
— Ну, разумеется, — кивнул Сан-Марино. — А как смотрит на больницу Отавиу? Вы же знаете, что для лечения необходимо его согласие?
Жулия не могла не рассказать о досье Шику, которое наделало столько бед.
– Сначала отец был страшно против лечения, — призналась она, — но теперь твердит, что его нужно изолировать от общества, и поэтому согласен на все.
Сан-Марино улыбнулся:
– Ну и хорошо! Не важно, с какой мотивировкой он туда поедет, главное, что его там вылечат. Так я позвоню, договорюсь о встрече?
Жулия кивнула. В бездне отчаяния, в которую она погрузилась, мелькнул лучик света.
По дороге, пока они ехали в клинику, Сан-Марино вновь предложил Жулии пойти работать к нему в газету.
— Мне жаль, что такой талантливый журналист работает не со мной, — сказал он.
— А мне не очень нравится направление вашей газеты, — не стала скрывать Жулия. — не люблю дешевых сенсаций и шумихи, не люблю игры на низменных вкусах публики.
— Мне нужна талантливая рука, которая бы сумела изменить традиционное направление. Мне кажется, было бы знаменательно, что внучка Григориу Монтана поведет созданную им газету по новому руслу.
— Даже так? — Жулия задумалась.
— А почему бы и нет? — улыбнулся Сан-Марино — Я возьму тебя заведующей редакцией, ты подберешь себе нужные кадры — и вперед! Создавай новое лицо!
Жулия с интересом взглянула на своего спутника. Если говорить честно, то она всегда мечтала о независимой прессе. Неужели ее мечта исполнится благодаря деспоту Сан-Марино? О его деспотизме она наслышалась от Шику. Да-а, вот еще проблема — Шику.
— Спасибо, перспектива необыкновенно соблазнительная, но… Всегда есть «но». Я бы не хотела, чтобы мои интересы столкнулись с интересами такого талантливого журналиста, как Шику Мота.
— А почему они должны столкнуться? — удивился Сан-Марино. — Мне кажется, вы единомышленники, разве нет?
Он пристально смотрел на Жулию, ожидая, как она ответит на его вопрос.
– Да, мы единомышленники, но мы из тех людей, которым тесно в одной лодке, и на одной полосе тоже, — резко сказала Жулия.
— Бывает, — спокойно согласился Сан-Марино. — Но этот вопрос мы обсудим с Вагнером. Пусть это тебя не смущает. Главное, чтобы ты согласилась в принципе, а частности мы устроим. Ну, как, согласна?
— Согласна, — неожиданно для самой себя произнесла Жулия.
— Ну и отлично. — Сан-Марино даже потер руки от удовольствия. — А что касается Шику, то зря, очень зря он завел досье на Отавиу. У вас ведь с ним был уговор. Дело чести, так сказать. Ну да ладно, давай теперь осматривать клинику.
Жулия не поняла, о чем говорил Сан-Марино, но ей уже было не до расспросов: машина остановилась перед аккуратным домиком, стоявшим в небольшом парке.
— Внешний вид мне нравится, — сразу сказала Жулия, вылезая из машины.
— Надеюсь, что внутренний понравится еще больше, — отозвался Сан-4аричо, вылезая следом.
Осмотрев внимательно помещение и поговорив с врачами, Жулия сделала вывод:
— Мне кажется, что это не больница, а что-то вроде отеля, здесь вполне можно жить, заниматься своим делом.
– Я рад, что ты оценила это место по достоинству. — Согласился с ней Сан-Марино. — Ты же понимаешь, что ради своего брата я готов на все!
Домой Жулия вернулась успокоенная, в ней ожила надежда на лучшее — отца подлечат в стационаре, он избавится от своих подозрений и страхов и снова вернется домой.
У вечеру позвонила Бетти из Сан-Тропеза, сказала, что счастлива, поинтересовалась самочувствием отца. Жулия поделилась с ней хорошими новостями.
— Арналду будет приятно узнать, как заботлив к нам ко всем Сан-Марино, — сказала сестре Жулия.
Еще приятнее было бы ‚узнать Арналду, что, вернувшись, он не увидит в редакции Шику. Наверное, он предпочел бы не видеть и Раула, но и отсутствие Шику было уже подарком.
Шику обладал удивительной способностью наживать себе врагов. А почему? Да потому, что у него по всем вопросам было собственное мнение, он был упрям, неуступчив и всегда настаивал на своем. Словом, как подчиненный он был очень неудобен, хотя был надежным другом и отзывчивым коллегой.
Сан-Марино отдал приказ о его увольнении, и Вагнер, несмотря на повышение, ходил мрачнее тучи, а об увольнении он сообщил Шику, чуть ли не со слезами на глазах.
Когда журналисты узнали, что начальницей у них будет Жулия Монтана, они недовольно засвистели.
— Не валяйте дурака! — возмущенно одернул их Шику. — Жулия — великолепный журналист, профессионал высокого класса, работать с ней — одно удовольствие, а что касается моего ухода, то я сам виноват, у нас был уговор с Сан-Марино, но я его нарушил. Ладно, ребята, пока! Я пошел!
Шику ушел, легкомысленно насвистывая, но на душе у него скребли кошки: он прекрасно знал, что журналистская работа ему в ближайшее время не светит, потому что где он только ни работал, в каких только газетах ни сотрудничал, нигде не прижился. Он уходил отовсюду, высказав начальству все, что он о нем думает, так удивительно ли, что все
пути ему были заказаны? Мысленно он перебирал одну за другой газеты и понимал, что отношения безнадежно испорчены.
Но все же он попытался устроиться, как-никак, он был блестящим репортером и умел делать проблемный материал. И вот тут-то он понял могущество Сан-Марино: он получал отказ за отказом, ему словно бы выписали «волчий билет».
Шику разозлился, настаивал на своем, пытался пробить глухую стену. Потом сник, впал в депрессию.
— Я бы уехал, к черту, из Бразилии, — твердил он Раулу, — если бы не Констансинья. С ней я расстаться не могу. И мне нужно как-то зарабатывать на жизнь!
— Не дрейфь! Что-нибудь придумаем! — с нарочитой бодростью отвечал Раул. — Мы с тобой не из тех, кто помирает с голоду!
– Главное, не давай в обиду Жулию, — просил Шику. — Я наш народ знаю, перекусят пополам и не подавятся, одно слово — журналисты!
— Жулия и сама кого хочешь, перекусит, — отвечал Раул, — так что ты за нее не бойся.
– Нет, ты зря говоришь, она очень нежная, трепетная, — отвечал Шику с такой тоской, что у Раула щемило сердце. Он и сам тосковал и готов был взвыть, вспоминая Бетти.
— Не везет нам с женщинами Монтана, — вздыхал он.
— Лишь бы им без нас везло! – вздыхал Шику.
Предложение Сан-Марино Жулия внезапно расценила как необыкновенное везение, планы зароились у нее в голове, ожили надежды, и она снова стала энергичной, целеустремленной Жулией, которой по плечу задачи любой трудности.
С той же энергией она принялась готовить отца к отъезду. Она собирала его вещи, расхаживая по комнате, и рисовала самые радужные перспективы.
Отавиу отрешенно сидел в кресле и повторял время от времени только одну фразу:
— Я убийца. Меня нужно изолировать.
Жулия продолжала говорить, не слушая его, а он, не слушая дочь, твердил рефреном все ту же фразу.
Сели, заглянув в комнату, пожалела обоих. Она тоже уезжала, но вещей у нее почти не было, как почти не было и привязанностей в мире, который она оставляла. О Тьягу она запретила себе вспоминать, за домашних каждый день горячо молилась и хотела молиться еще больше, еще горячее.
«Только бы папа поправился, — твердила она про себя, — только бы поправился!»
Ни на секунду она не усомнилась в нем.
— Что бы ни писали, что бы ни говорили, ты не мог никого убить, — каждый день твердила ему Сели, но Отавиу и ее не слышал.
Расставание было грустным. Отец жалел дочь.
— В монастыре у тебя будет трудная жизнь, — с вздохом говорил он.
— Я к ней готова, — с кроткой улыбкой отвечала Сели
А дочь жалела отца.
— Я буду молиться за тебя, чтобы ты как можно скорее поправился!
В клинику Отавиу повезли Жулия, Алекс и Сан-Марино.
— На больницу не похоже, — сказал Отавиу, войди и оглядевшись.
— А я что тебе говорила? — обрадовалась Жулия. — Это прекрасная клиника, ты тут будешь гулять в саду, загорать по утрам…
— Восемнадцать лет я не отходил от тебя ни на шаг, — подхватил Алекс, — и тут тоже не брошу. Сделаю все, что только возможно, лишь бы ты поправился!
– А мне кажется, я здесь умру, – внезапно произнес Отавиу.
«Какая потрясающая интуиция! – отметил про себя Сан-Марино. – Не знаю еще, что из этого получится, но я тебе желаю именно этого!»
Отавиу достал из кармана запечатанный конверт и протянул Жулии:
– Если я буду еще здесь, а Бетти родит, передашь ей это.
– Боже! Какая таинственность, – не могла обойтись без иронии Жулия, но, видя грустные глаза отца, поспешила успокоить его искренне и сердечно: – Не волнуйся! Я все передам! Спасибо тебе за заботу!
– Ну, все, я пошел, – сказал он и как-то беспомощно огляделся.
Санитары повели Отавиу по коридору, и он все оглядывался, оглядывался…
Внезапно у Жулии сжалось сердце, и будто пелена спала с глаз. «Сели права, я напрасно привезла сюда отца. Здесь что-то не так, тут таится какой-то подвох», – подумала она.
Подумала. Но не бросилась вслед за отцом, не увезла обратно домой, а только в машине разрыдалась: пустой дом – ни Сели, ни отца, ни Бетти! Пустая жизнь – без Шику!
Сан-Марино ласково утешал ее.
– Отца ты сможешь навещать, когда захочешь, – говорил он.
– А у меня такое чувство, будто я никогда больше его не увижу! – рыдала Жулия.
– О чем ты говоришь? Да хоть завтра! Ты молодая, умная, красивая! У тебя вся жизнь впереди!
Сан-Марино впервые дал волю своим чувствам, у него изменились голос, взгляд, но Жулия, оплакивая свою судьбу, ничего не заметила.
Одиночество Жулии давало Сан-Марино потрясающий шанс.
– И я не премину им воспользоваться, — сказал он себе. — Я одинок, свободен и имею право любить.
Он отвез Жулию домой, посоветовав ей хорошенько выспаться и отдохнуть.
— Завтра я представлю тебя в редакции, и у тебя начнется новая жизнь! — пообещал он, обещая и себе то же самое.
А пока он поехал к Гонсале, потому что и для нее у него была новость — удивительная, потрясающая, которая необыкновенно его радовала.
Увидев на пороге Сан-Марино, Гонсала гордо вскинула голову: что здесь нужно этому человеку? Она не желала иметь с ним ничего общего.
— Ты и не имеешь ничего, Гонсала, — со змеиной улыбкой сказал он. — Общего у нас больше нет ничего. Все мое!
— Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась бывшая жена. – Я ничего не понимаю!
— Это я тоже заметил. — С той же издевательской змеиной улыбкой сообщил Сан-Марино. — Нужно быть полной идиоткой, чтобы передоверить все свом дела адвокату. Короче, если ты еще живешь в этом ломе, то только из милости У тебя нет ни гроша! Дом, верфи, все имущество принадлежит мне, как оно и должно быть!
Гонсала не поверила собственным ушам. Но Алфонсу же честный человек, его порекомендовала ей Патрисия. Да, она подписывала бумаги не глядя, потому что доверяла ему. А он… Что же он?..
— Ты вернула мне все, что у тебя было, а твой Алфонсу получил хорошую мзду, — подвел итог, Сан-Марино, рассеяв вес недоумения, если только они еще оставались.
— Ты обворовал и меня? — ахнула Гонсала. — Обворовал, как когда-то старого Григориу? Но я выведу тебя на чистую воду! Я докажу, что ты — вор, чего бы мне это ни стоило!
— Выбирай выражения, — прошипел Сан-Марино, — ты ведешь себя как базарная торговка! И на твоем месте я был бы поосторожнее, не ровен час, все может случиться! — С этими словами он повернулся и вышел. Потом обернулся и добавил: — Алвару, мой адвокат, сообщит тебе мое решение относительно твоего местожительства и содержания.
Гонсала приоткрыла от изумления рот, а потом расхохоталась. Она всегда ценила присущий жизни юмор.
После ухода Сан-Марино она обзвонила своих подружек и пригласила их к себе.
— Устраиваю отвальную, — сообщила она.
— А куда отваливаешь? — поинтересовалась Патрисия.
— В новую жизнь! — гордо ответила Гонсала.
Она вызвала Ирасему, попросила ее накрыть в столовой стол и сварить покрепче кофе. Потом поднялась к себе, чтобы переодеться.
— Праздновать так, праздновать, — сказала она, глядя на свое отражение в зеркале.
А если ей и было грустно, то только потому, что уезжал Тьягу, но еще и потому, что Онейди сказала ей по телефону, что Отавиу увезли в клинику.
— На деньги наплевать, — сказала она своему отражению. — У меня есть кое-какие сбережения и драгоценности!

Глава 29

Всю беременность Бетти чувствовала себя прекрасно, но в последний месяц ей стало тяжеловато ходить и особенно спать. Она никак не могла удобно пристроить свой круглый живот, в котором порой так активно брыкался малыш, собираясь выбраться на свет Божий.
Она стала чувствительнее, раздражительнее. Арналду тоже.
Но в целом Бетти была довольна первыми месяцами своей замужней жизни. Ей нравился большой дом, в котором она теперь жила на правах молодой хозяйки. Нравилось то особое положение, в котором она находилась. Все баловали ее, заботились о ней, и она, всегда помнящая о своей нищей и одинокой юности, наслаждалась комфортом и вниманием окружающих. Арналду, правда, довольно быстро наскучили заботы, он снова стал поздно возвращаться, ссылаясь на неотложные деловые встречи, но Бетти на него не сердилась.
Она слишком была занята устройством своего гнезда, магазинами, покупками. Она то меняла шторы в спальне, то покупала колыбельку, находясь в эйфории всемогущества и возвращаясь с полными руками пакетов и свертков. Арналду она была благодарна за то, что он не ограничивал ее аппетитов, и прощала ему поздние возвращения.
Но Гонсала, видя, как Бетти примеряет перед зеркалом только что купленное очень дорогое ожерелье, не могла удержаться, чтобы не спустить свою дорогую невестку с неба на землю. Она это сделала потому, что и вправду любила Бетти, всегда стояла за нее горой и хотела избавить ее от неприятностей с Сан-Марино, который только прикрывал фальшивой улыбкой свою неприязнь к снохе.
— Ты знаешь, дорогая, но Арналду пока не получает ни одного процента с прибыли, — сообщила она. — У него оклад, он немаленький, но больше того, что ему положено в месяц, он не получит.
— Вот как? — удивилась Бетти. — А я и не знала!
— Пройдет еще много лет, прежде чем Сан-Марино старший допустит Сан-Марино младшего к дивидендам, — прибавила Гонсала. — Так что лучше с самого начала укладываться в отведенную вам сумму, иначе у Арналду будут большие неприятности с отцом.
Подобное положение дел было новостью для Бетти, она-то думала, что загруженность Арналду на работе приносит им дополнительные деньги, и была благодарна мужу за то, что он берет на себя лишнее, обеспечивая ей беззаботное существование. Но если это не так, то… Об этом стоило подумать!
Бетти видела, как хлопочет Гонсала, занимаясь организацией собственного дела, и сообразила, что самое лучшее — это независимость, а значит, и Арналду должен будет сформировать свой собственный, независимый от отца проект, а может быть, и она, Бетти…
Но это было делом будущего, а сейчас ей было не до проектов, она готовилась стать самой любящей и заботливой мамочкой.
Когда Бетти отвезли в больницу, Арналду, как обычно, не было дома. Его искали по сотовому, но не нашли: он отключил его, чтобы хорошенько повеселиться в ресторане. И вместо Бетти, которая так мечтала, чтобы во время родов ее держал за руку Арналдинью, он держал за руку хорошенькую Софи.
Но хотя бы об этом Бетти не знала и думала, что муж, не щадя себя, зарабатывает деньги для нее и малыша.
Роды были трудными, потому что родившийся мальчишка весил почти четыре килограмма, вес для первых родов почти рекордный! Но зато, какой он был уже плотненький!
Усталая Бетти ощущала неземное блаженство, глядя на важного смешного крошку, который с закрытыми глазками потихоньку сопел рядом с ней.
Первой с поздравлениями прибежала Гонсала, потом Жулия.
Арналду все никак не могли найти…
Цветы, подарки, сыну, мамочке, но Жулия протянула сестре еще и письмо от отца, поразившись его прозорливости: он словно бы предчувствовал, что с ним должно случиться, и заранее сказал дочери все, что хотел бы сказать в этот торжественный момент.
Сейчас Отавиу был погружен в глубокий мрак и до него не доходили никакие известия из внешнего мира. Жулия уже сообщила в больницу по телефону о рождении внука, но Отавиу никак не прореагировал на известие.
Бетти читала письмо отца со слезами на глазах. Сколько в нем было мудрости, нежности, любви к ней и к маленькому! Он благословлял обоих и просил: «Мальчика назови Жоаким Франсиску — в честь твоего второго дедушки. Ты не знала его, но это был человек во всех отношениях удивительный».
— Я думаю, так и нужно поступить, — сказала Гонсала, подумав про себя, что по обычаю положено, чтобы имя мальчику давал отец, но отец, который не присутствовал при родах, не достоин этого права.
Но Арналду все-таки нашелся, он приехал с огромным букетом цветов, счастливый, что у него родился наследник
Бетти не могла не высказать ему все, что она пережила, перечувствовала.
— Как ты мог? Как мог оставить меня в такую минуту?
Но легкое чувство вины и приятно проведенная ночь делали Арналду необыкновенно сговорчивым и покладистым.
— Ты не можешь себе представить, как я переживал, – говорил он. — Я словно бы чувствовал все на расстоянии, но сотовый не работал, и у меня было такое ответственное совещание с такими важными людьми!.. Бетти, родная, как же я счастлив! Ты родила мне сына! Ты самая замечательная женщина на свете! Я обожаю тебя! Обожаю!
Какая женщина устоит перед потоком любви? Сдалась и Бетти, и счастливые родители, обнявшись, залюбовались своим первенцем.
Но и дома Арналду ждала головомойка. Гонсала подозревала правду и не могла простить сыну его безответственности, распущенности, эгоизма. Много горьких слов высказала она сыну. Упреки матери показались Арналду больнее, чем упреки жены.
— Мой сынок должен был появиться неделей позже, — огрызнулся он, напирая на слово «мой».
Гонсала задохнулась от возмущения и чуть ли не с кулаками набросилась на сына.
— Только посмей! Только посмей сказать еще и такое! Кто и когда мог приказать ребенку, в какой час появиться ему на свет?!
Арналду стало стыдно, он и в самом деле воспользовался запрещенным приемом и совсем по-детски попросил прощения:
— Я больше не буду, мам, ладно тебе! Честное слово больше не буду!
И в последующие дни у Бетти не было оснований жаловаться на мужа, каждую свободную минуту он проводил с ней.
— Если бы ты видела, как он ласков с малышом, — радостно рассказывала она Жулии, — а у меня очень много молока, так что я буду примерной мамочкой!
— Звонила Сели, поздравляет тебя, но приехать не может, ухаживает за матерью-настоятельницей, дни ее, похоже, сочтены, она стала кашлять кровью… Да и наш папочка…
Жулия не стала расстраивать сестру последними вестями из больницы. А они были крайне неблагоприятными. Первым принес ей эти вести Шику, усомнившись в правильности методов лечения в этой больнице. Жулия не стала его слушать и прогнала. Она так и не избавилась от ощущения, что именно из-за Шику отец и загремел в клинику. Но его слова все-таки врезались ей в память. При посещениях она стала замечать то, что прежде не бросалась ей в глаза. Главное, что она увидела, и что ее поразило: все до одного пациенты были совершенно в том же состоянии, что и ее отец. Вялые, с мутными глазами, они как тени появлялись в коридоре, держась за стенку. И при виде этих теней Жулии становилось жутко.
Молодая женщина тяжело вздохнула, увидев перед собой тяжкую картину больницы… Но тут малыш закряхтел, запищал, вновь обращая ее мысли к совсем иным заботам и к совсем иному будущему.
Жулия привстала и крепко поцеловала сестру.
— Какая ты умница, что родила нам этого малыша! Почему-то я надеюсь, что он поможет выздороветь и папе!
Бетти в ответ счастливо и горделиво улыбнулась.
— Да, папа очень ждал его и будет очень любить, — сказала она.
Через неделю Бетти отпустили из роддома домой, она полюбовалась красивой спаленкой, которую приготовили маленькому Шику бабушка и папа, но сказала твердо:
– Сын будет спать в нашей спальне! Он еще слишком маленький! Колыбельку поставим рядом с нашей постелью.
— Да ты что? — тут же принялся возражать Арналду.
Он же будет орать всю ночь напролет, и с какой головой я буду отправляться на работу?
— Если он будет рядом с мамочкой, он не будет плакать, — проворковала Бетти, прижимая к себе запеленатого крошку.
— Завтра же наймем няньку, и она будет им заниматься, — решил Арналду. — Не собираешься же ты с утра до ночи слушать его писк?
— Что ты такое говоришь. Арналду? Я тебя не понимаю, — рассерженно сказала Бетти. — Мне не нужны никакие няньки, я сама буду за ним смотреть! Это же человек! Мы с тобой растим мужчину! Нас теперь трое, запомни это раз и навсегда!
— Да, сынок, запомни это, — присоединилась к Бетти Гонсала, — Нелегкое дело — вырастить настоящего мужчину. Это я тебе говорю как мать двух сыновей.
Арналду не захотел ссориться с матерью, в ее словах он уловил скрытый упрек и недовольство собой. Недавняя ссора была еще жива в его памяти, и он покорился.
— Делайте, как считаете нужным, — сказал он. — Если понадобится, я тоже могу менять ему подгузники.
Женщины переглянулись со счастливой улыбкой.
— Малыши, они такие, кого хочешь, к рукам приберут, — пропела Бетти, глядя, как Арналду берется за колыбельку, чтобы собственноручно водворить ее в спальню.
— Рядом с кроватью, рядом с кроватью, — руководила Бетти.
— А не лучше ли к окну, дорогая, там ему будет светлее, — предложил Арналду, представляя себе, сколько неприятностей его ждет.
— Нет-нет. Ребенок должен быть рядом с матерью, — присоединила Гонсала свой голос к голосу Бетти.
— Да я смотрю, вы всегда заодно, — недовольно пробурчал Арналду, придвигая колыбель вплотную к кровати.
— Именно, и тебе придется потерпеть это и еще многое другое, — улыбнувшись, сказала Гонсала, принимая от Бетти сверточек в кружевах и давая возможность невестке застелить постельку.
Женщины, казалось, понимали друг друга с полуслова, и Арналду чувствовал себя лишним в этом женском царстве.
Малыш ему нравился, как может нравиться милое беззащитное существо, котенок или щенок. Он охотно готов был позабавиться с ним и так же охотно оставить, как только почувствует, что тот ему поднадоел. Этому безответственному чувству приязни было еще очень далеко до подлинной любви взрослого человека к человеку маленькому, отца к сыну.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что, тяготясь ежедневной кропотливой заботой, Арналду исчезал по вечерам из лома, возвращаясь, порой только к утру.
Бетти, ослабленная после родов, изнемогала под гнетом невыносимой ответственности, которую неизбежно ощущает каждая мать, как только берет на руки ребенка. Нервы молодой матери всегда напряжены до крайности многочисленными страхами и опасениями за жизнь ребенка, Бетти не была исключением, она часто плакала и упрекала Арналду в нелюбви к ней и малышу.
Слезы только еще больше раздражали Арналду.
– Ты ревешь даже чаще, чем Шикинью, – недовольно говорил он ей, а про себя добавлял: не случайно я не хотел жениться! Я предчувствовал, что моя жизнь превратится в ад!

Глава 31

Отавиу давно замыслил побег и тщательно проработал все детали с таким же вполне нормальным человеком по имени Жувенал. Но дальнейший план его действий был не столь четким. Отавиу знал одно: надо где-то отсидеться до наступления темноты и затем уже пробраться в дом, к Алексу. Пусть тот отвезет его куда-нибудь под покровом ночи и спрячет ото всех — от дочерей, от Сана, и — самое главное — от этих чудовищ, которые именуют себя врачами и санитарами. Правда, Отавиу теперь не был полностью уверен даже в Алексе. Так же, впрочем, как и в Шику. Опасности можно ждать отовсюду, она подстерегает Отавиу на каждом шагу. Скоро очнутся санитары, устремятся по следу беглецов…
У Отавиу пересохло в горле, и он, увидев перед собой вывеску бара, зашел туда. Денег у него не было, но неужели же в этом баре не найдется туалетной комнаты, где можно просто попить воды из-под крана!
В баре, куда зашел Отавиу, обычно собирались рокеры — съезжались сюда на мотоциклах со всего города. Но это было по вечерам, а сейчас бар выглядел безлюдным. Ступив на порог, Отавиу сразу же привлек к себе внимание бармена и одинокой рокерши, сидевшей за столиком со скучающим видом.
— Ты что такой растерянный? — обратилась она к Отавиу без церемоний — Иди сюда, посидим, поболтаем.
Отавиу послушно присел за столик рядом с ней.
— Хочешь выпить? — спросила рокерша.
— Да. Воды.
Какой-то ты все же странный, — сказала она. — Хотя и очень симпатичный. У тебя что-то стряслось?
Сам не зная почему, Отавиу ей доверился и выложил все, что с ним произошло накануне.
– Понимаешь, я не псих, — говорил он. — Но из меня точно сделали бы психа, если бы я оттуда не убежал.
– Ну конечно, какой же ты псих? Я не врач, и то вижу, что ты – нормальный человек. Симпатяга! Не волнуйся, я тебе помогу. Перекантуешься, какое-то время у меня, а потом что-нибудь придумаем.
Между тем весть о побеге Отавиу распространилась по всему Рио с молниеносной скоростью.
Сан-Марино был вне себя от гнева и сказал доктору Вантуиру:
— Как только его поймают и привезут обратно, всади ему такую дозу, чтобы он вообще разучился ходить, а не то, что бегать!
Алекс, так же как и Шику, отправился на поиски Отавиу в окрестностях больницы, предполагая, что беглец мог спрятаться где-нибудь там до наступления темноты.
Тревожный звонок раздался и в баре Тиао. Взяв трубку, он ответил коротко:
— Да, я только что услышал об этом по радио. Больше ничего не знаю.
Дочь Тиао, поймав на себе его опасливый взгляд, проворчала недовольно:
— У тебя просто мания какая-то секретничать по телефону!
Тем временем Тиао сказал в трубку:
— Хорошо, я попробую. Можете на меня рассчитывать.
Попросив дочь занять его место у стойки бара, он тоже поспешил в тот район, где находилась психиатрическая клиника, из которой бежал Отавиу.
Спустя час Тиао вернулся в бар и, отправив дочь на кухню, сообщил своему прежнему абоненту:
— Алло, вы меня слышите? Я видел, как увезли сеньора Отавиу. Не знаю, он уже, должно быть, в клинике. Его везла на мотоцикле какая-то певица, их остановил полицейский. Я попытался вмешаться, но тут подоспели еще двое полицейских. Я ничего не смог сделать.
Когда санитары вновь затолкали Отавиу в палату, он был тихим, послушным, но при этом не был похож на человека затравленного, обреченного, какой-то новый план уже зрел в его голове, и опытный санитар, почувствовав это, пригрозил Отавиу:
— Не надейся еще раз бежать, умник! Тебя уже сегодня тут сделают полным придурком!
Отавиу принял к сведению эту угрозу и решил разыграть из себя придурка, не дожидаясь, когда в него станут вливать мощные психотропные препараты.
Тем временем в палату вошли доктор Вантуир, Сан-Марино и Алвару.
— Ох, Отавиу! Ну и напугал же ты нас! — сокрушенно покачал головой Сан-Марино. — Что за идея тебе пришла в голову — сбежать, да еще и других подбить! Мы за тебя так беспокоились…
— Сан? — произнес Отавиу с наигранной неуверенностью.
— Да, это я. Как хорошо, что ты узнаешь меня, мой братик! Правда, доктор?
— Разумеется, — подтвердил Вантуир. — Отавиу был уже близок к выздоровлению, у него для этого есть все шансы. Но сегодняшний побег следует рассматривать как рецидив. Мы должны произвести дополнительное обследование и назначить ему новое, более эффективное, лечение.
— Да, уж вы, пожалуйста, постарайтесь, — строго произнес Сан-Марино — Я думаю, вам надо более четко отладить систему охраны. Отавиу, я не позволю, чтобы с тобой случилось какое-то несчастье! Ты не должен оставаться без надзора.
— А кто этот тип? — ткнул в него пальцем Отавиу.
Сан-Марино невольно отпрянул.
— Бог с тобой, Отавиу! Ты же только что признал меня, я твой брат Сан!
Отавиу посмотрел на него с явным недоверием:
— Нет, ты не похож на того Сана, которого я знаю. Хм, нет, ты — не мой брат! Доктор, этот тип лжет!
— Ом однозначно нездоров, — заключил Сан-Марино. – Переведите его в другую, более комфортабельную, палату. А то я уже не знаю, что говорить его дочерям. Сейчас они сюда приедут.
— Оле, Оле! — запел вдруг Отавиу, как болельщик на футбольном матче, и тут же переменил музыкальную тему: — Тореадор, смелее в бой! Тореадор, тореадор…
— Везите его в другую палату! — скомандовал Вантуир. Но прежде чем санитары подошли к Отавиу, он успел схватить Сан-Марино за лацкан пиджака, тряхнув его с силой.
— И ждет тебя любовь, тореадор!..
— Отпусти меня! — вскрикнул Сан-Марино.
– Да-да, конечно, — расплылся в благодушной улыбке Отавиу. — Это же ты, Сан! Я узнал тебя! Надо же — Сан-Марино, здесь, собственной персоной! Спасибо, брат, что печешься обо мне…
— Отавиу, ты напугал меня. Тебе необходимо лечение.
— Сан, я не хотел… Клянусь, у меня даже и в мыслях не было напугать тебя.
— Ладно, забудем. Сейчас тебя отведут в другую, более удобную палату.
Санитары увели Отавиу, подталкивая его в спину, а Сан-Марино, уединившись с Вантуиром, отдал ему распоряжение
— Сейчас сюда придут родственники Отавиу. Вы примите их, как подобает, но не позволяйте ни задерживаться тут долго. А когда они уйдут — сразу же отправьте его на электрошок. И увеличьте мощность вдвое!
— Но он не выдержит такой нагрузки! — воспротивился Вантуир.
Сан-Марино разгневался:
— Делай, что я тебе говорю, недоумок! Или… В общем, ты знаешь, какие для тебя могут быть последствия.
— Да, я выполню все ваши требования, — с подобострастием произнес Вантуир.
Алвару, молчавший все это время, одобрительно потер ладони.
Отавиу лежал в светлой просторной палате и ангельским взором оглядывал своих многочисленных посетителей — Жулию, Бетти, Алекса, Онейди, Гонсалу.
Жулия пыталась выяснить, что побудило Отавиу бежать из этой клиники:
– Тебе тут плохо, папа? Почему ты бежал? Вспомни!
— Я? Бежал? — удивленно округлил глаза Отавиу. — Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты вообще не помнишь, что с тобой произошло?.. Ты сбежал из клиники, тебя остановили на дороге… Ты ехал на мотоцикле с какой-то рокершей!
— Рокершей? Да я никогда не ездил на мотоцикле! У меня еще все в порядке с головой.
— Отавиу, это стресс, ты переживаешь, — вступила Гонсала, — но я уверена, что ты отдохнешь и все вспомнишь.
— Кто эта… Кто эта девушка, такая красивая, с дивным мягким голосом? — спросил Отавиу у Алекса, указывал взглядом на Гонсалу.
— Отавиу, ты не помнишь? Это дона Гонсала, — глухим от волнения голосом ответил тот.
Онейди, видя, что слова мужа не произвели должного воздействия на Отавиу, добавила от себя:
— Наша подруга, бывшая жена сеньора Сан-Марино, дона Гонсала.
— Дона Гонсала, — эхом отозвался Отавиу.
– Да, это я, Отавиу!
— Дона Гонсала, — на все лады стал повторять он, пока, наконец, не воскликнул: — А, ну да! Как я рад вас видеть! Как ваши дела? Что вы делаете в таком странном месте?
— Мы пришли навестить тебя, Отавиу.
— Мы все о тебе очень беспокоимся, папочка, — сказала Бетти. — Даже твой внук. Ему передалась моя тревога, и он тоже начал плакать.
— Внук? Чей внук? — продолжил в том же духе Отавиу.
— Твой внук, папа! Ты же теперь дедушка!
— Глупости! Как я могу быть дедушкой, если я даже не женат?
— Но у тебя есть дочери. Одна из них, то есть я, Бетти, недавно родила сына. Его зовут Жоаким Франсиску. Это твой первый внук.
— Вы же сами выбрали для него имя, — напомнила Онейди.
— Когда он немного подрастет, я принесу его, чтобы ты познакомился с ним поближе, — пообещала Бетти.
Отавиу по-прежнему смотрел на них с недоумением, и тогда Гонсала решила внести дополнительную ясность:
— Ты вспомни, Отавиу! Вспомни нашего внука! Мы с тобой были так счастливы, когда узнали, что станем бабушкой и дедушкой. Ну же, помнишь?
Отавиу хитровато усмехнулся:
— Эй, тогда я ваш муж, дона Гонсала?
— Нет, папа. Гонсала — мама Арналду, мужа Бетти, — попыталась объяснить Жулия, на что Отавиу сказал:
— Ой, как сложно! Вы меня совсем запутали, лучше я подумаю об этом завтра. А сейчас мне хочется спать.
— Хорошо, папа, Мы не будем тебя утомлять. Ты только скажи, они не обижали тебя, когда нашли? — спросила Жулия.
— Не знаю, о чем ты говоришь, детка, — устало махнул рукой Отавиу.
Оставив его в покое, посетители гурьбой направились в кабинет доктора Вантуира. Возглавляла эту команду Жулия, и она же первой высказала Вантуиру свои претензии:
— То, что по вашей вине произошло с моим отцом, просто возмутительно! Почему он бежал? С ним плохо здесь обращались?
— Это он вам рассказал такую чушь? — также возмутился Вантуир, предпочтя атаку обороне.
— Папа еще не пришел в себя после этого чудовищного набега. Как вы могли допустить такое небрежное отношение к пациентам? Оставили без присмотра, а вам платят большие деньги за то, чтобы вы лечили моего отца и не подвергали его опасности.
– Он мог попасть в какую-нибудь неприятность, его могла сбить машина, — вставила Онейди.
Вантуир ответил согласно избранной им тактике:
– Нам всем очень повезло, что ваш отец и друг сам ни на кого не напал! Вы даже не представляете, на что он способен!
— Извините, но это неправда! — выступил вперед Алекс. — Отавиу может бессвязно говорить, у него бывают провалы в памяти, но он не агрессивен.
— Любезный вы мой, я общаюсь с ним каждый день и смею утверждать, что за внешностью божьего одуванчика скрывается агрессивная сущность, — ответил ему Вантуир, — что же касается охраны, то здесь действительно была допущена халатность. Но сейчас уже все под контролем.
– А кто может дать гарантию, что подобная халатность не повторится? — высказала неудовлетворение Бетти.
— Я могу дать гарантии! — с вызовом произнес Вантуир.
— Все необходимые меры приняты, вы можете не беспокоиться. Тем более что сеньор Сан-Марино, оплачивающий счета за содержание пациента, уже высказал нам свои претензии, а мы их учли.
— Могу себе представить! — язвительно заметила Гонсала, и Вантуир не оставил без внимания ее реплику:
— Нет, вы вряд ли представляете. Сеньор Сан-Марино был очень строг и даже угрожал закрыть клинику.
— Правильно! – подхватила Жулия. — Я тоже хочу вас предупредить: если моему отцу не станет лучше, я не пожалею сил для того, чтобы вашу клинику закрыли!
— Ты абсолютно права, — поддержала ее Гонсала. С тем они и ушли от доктора. А потом еще долго обсуждали, не забрать ли им Отавиу домой, если он сам пытался вырваться отсюда. Может, ему тут плохо? Может, надо подыскать другую клинику? То, что ему необходимо лечение, очевидно. Ведь даже сегодня он не сразу узнал своих близких. Они взвесили все «за» и «против», но конструктивного решения не нашли, а потому не стали ничего менять в судьбе Отавиу.
Вантуир не сразу отважился выполнить указание Сан-Марино. Решив, что утро вечера мудренее, он перенес сеанс электрошока на следующий день.
Сан-Марино же, позвонивший ему с утра, чтобы справиться о состоянии Отавиу после этой убийственной процедуры, остался недоволен:
— Приступайте к сеансу немедленно! И не вздумайте хитрить. Я сейчас сам приеду в клинику и все проверю!
– Что, какие-то проблемы? – спросил присутствовавший здесь же Алвару. – Доктор вышел из повиновения?
— Пусть только попробует! — угрожающе произнес Сан-Марино. — Едем в клинику! Исход может быть любым, поэтому надо контролировать ситуацию.
Они направились к выходу, и тут Ирасема вручила хозяину конверт.
– Возьмите, только что принесли.
— Кто? – взволнованно спросил Сан-Марино, интуитивно почувствовав неладное.
– Почтальон, — пожала плечами Ирасема, удивившись такой реакции хозяина.
— Извини, — сказал Сан-Марино своему сообщнику. — Я должен посмотреть сейчас, что там, в этом конверте.
Там оказалось письмо, прочитав которое, Сан-Марино переменился в лице.
— От кого это послание? — спросил Алвару.
Сан-Марино ему не ответил, и они молча вышло из дома.
А тем временем в клинике доктор Вантуир проводил сеанс электрошока, наблюдая за стрелкой прибора, которая неуклонно перемещалась по шкале от меньшего значения к большему.
Отавиу корчился от боли, кричал:
– Изверги, убийцы, остановитесь!
Ассистент Вантуира не выдержал — отказался и далее увеличивать нагрузку:
— Дальше нельзя! Мы и в самом деле убьем его! Уже прибор зашкаливает!
— Ну-ка, дай я посмотрю, — отстранил его Вантуир и сам слегка подвинул рукоятку прибора.
В тот же момент от электроустановки посыпались искры, пламя стремительно помчалось по проводам к металлической кушетке, на которой лежал Отавиу.
– Проклятие! Короткое замыкание! Пожар! — крикнул Вантуир. — Бегом отсюда! На помощь! На помощь!
Отавиу остался в помещении один, привязанный проводами к кушетке. Пламя стремительно подбиралось к нему, но он не замечал ничего вокруг, потрясенный внезапным прозрением.
— Сан-Марино… убил моего отца! И пытался убить меня!.. — повторил он несколько раз, прежде чем в процедурную вбежал санитар с огнетушителем и погасил пожар.
Отавиу отвезли на каталке в палату, где его и увидели прибывшие вскоре Сан-Марино и Алвару. Глаза его были закрыты, на лбу выступила испарина.
Медперсонала в палате не было, и Алвару, полагая, что Отавиу находится без сознания и не слышит его, сказал, обращаясь к Сан-Марино:
— Он уже почти мертвец. Еще бы чуть-чуть помочь ему!.. Как ты считаешь? По-моему, у нас есть сейчас прекрасная возможность для этого!
— Нет, оставим все как есть, — хмуро произнес Сан-Марино. — Пойдем отсюда! Зрелище, прямо скажем, не из приятных.
Алвару остался недоволен таким ответом и спросил:
— Скажи, что было в том конверте? Ведь это он повлиял на твое решение, не так ли?
— Нет, — отмахнулся от него Сан-Марино, упорно не желая говорить на эту тему,